Бандиты

18

— У меня было только одно на уме: поскорее выбраться оттуда. Хватит с меня этого дерьма. Удирать надо. Я глянул через перила — ты все еще сидела там.

— Еще бы, эти ребята меня не отпускали. Тот недоносок все расспрашивал насчет Майами. Бывала ли я в «Мьютини», бывала ли в «Неон Леон»? Он, видите ли, хотел знать, в какие бары я хожу. А ездила ли я в Ки-Бискейн? Где, черт побери, этот Ки-Бискейн? Я в Майами и была-то всего один раз, лет в восемнадцать.

Они сидели вдвоем в машине Джека. Он припарковал свой автомобиль в конце улицы Тулузы, недалеко от дока. В темноте вздыхала река, на фоне ночного неба четко вырисовывался силуэт экскаватора.

— Это был последний раз. Самый что ни на есть последний, — заявил Джек. — Может, я теперь даже останавливаться в гостиницах не смогу. — Он завел мотор. — Поехали лучше к тебе.

— Нет. Все чересчур запутано. Мне совсем хреново.

— Повтори, что сказал тот парень, когда вернулся?

— Ничего он не сказал. Я подумала — слава богу, он тебя не застукал. Подумала, либо ты успел уйти, либо спрятался где-нибудь под кроватью или в туалете…

— Ты не видела, как я уходил?

— Я головы не могла повернуть. Они оба сидели передо мной и глаз с меня не сводили.

— Он же должен был что-то сказать. Индеец, я имею в виду. Он настоящий индеец, из племени мискито.

— Он отдал Берти его письмо, а тот разорался. По-испански. Мне так показалось — ругал его, почему он так долго копался.

— Какое письмо?

— Письмо от президента Рейгана. Берти прочел его вслух, а потом сунул мне под нос, чтобы я сама прочла… А что там в последней строчке? Я не поняла.

— Когда тот парень вернулся, он был мокрый?

— Мокрый? С чего бы это?

— Он так-таки ничего и не сказал?

— Ничего не сказал. Слова не вымолвил. Сперва Берти орал на него, а потом и тот второй парень.

— Криспин?

— Криспин. Этим заносчивым коротышкам только дай поорать. Пока они вопили, я как раз попыталась рассмотреть, что там делается этажом выше. Думаю, ясное дело, у Джека все в порядке, только куда он подевался? А тут полковник давай меня лапать, гладит меня по руке, по локотку и повыше, и заливается, дескать, вот славно мы вместе времечко проведем. Я просто не могла там больше оставаться. «Берти, — говорю я ему, — ты уж извини, но я с тобой крутить не стану». «Почему?» — говорит он. «Ростом не вышел», — отвечаю и пошла себе.

Сворачивая на Кэнэл-стрит, Джек спросил:

— Волосы-то у индейца были влажные?

Они зашли выпить в бар «Мандина», и там Джек рассказал Хелен, что произошло, когда Фрэнклин де Диос вошел в комнату. Ему пришлось заодно рассказать и про то, что полковник собирает в Штатах деньги. На этом он пока остановился. Остальное он расскажет ей в местечке поспокойнее. Машину они оставили у бара и пошли пешком. Хелен поинтересовалась, куда, собственно, они идут.

— Увидишь, — ответил он ей.

Увидев вывеску «Муллен и сыновья», Хелен заупрямилась.

— Нет, нет, ни за что. Здесь я ночевать не стану. Ты в своем уме? — Потом присмотрелась при свете фонаря к серому зданию с башенками и спросила: — Тут что, когда-то жили люди?

В освещенном холле она остановилась, а Джек пошел проверить гостевую. Вернулся, покачивая головой, взял Хелен за руку и, мягко подталкивая, повел к лестнице на второй этаж. Она все еще сопротивлялась.

— Когда меня нет под рукой, Лео вызывает специальную службу. В смысле, чтобы они доставили покойника.

— Джек, я не хочу смотреть на покойников!

Они уже поднялись наверх.

— Нет тут никаких покойников. Вот, смотри. — Не заходя в комнату, он протянул руку и включил свет. — Это бальзамировочная. Когда тело привозят, его кладут сюда, на стол.

— Господи! — выдохнула Хелен, не двигаясь с места. — Что это за штука?

— Специальный аппарат для бальзамирования.

— Для бальзамирования? Господи ты боже мой… А как он действует?

— Ладно, пошли. — Джек выключил свет, и они прошли по коридору в его комнату.

— А тут что?

— А тут я жил последние три года.

— Слушай, да тут у тебя славно, Джек! Дизайнера приглашал?

— Хелен, — сказал он, надеясь, что она наконец поймет. — Хелен, я стоял там, в ванной, рядом с парнем, который думал, что я его пристрелю. Ты только представь себе: он не плакал, не пытался умолять. Тот самый парень, что вчера в ресторане… Ты же была там.

— Я вовремя ушла.

— Ну, тот самый парень. Он стоял передо мной в ванной, думал, я собираюсь его убить, и спросил меня, заберу ли я себе его ботинки. Ты мне скажи, как же это так, что это за человек такой?

Хелен ничего не ответила. Она молча следила, как Джек достает бутылку водки из холодильника — кроме холодильника и старого дивана, который Джек перетащил сюда снизу, из холла, в комнате почти ничего не было. Хелен так и не проронила ни слова, пока Джек, усевшись рядом с ней на старый диван, не рассказал ей все по порядку, начиная со своей воскресной поездки в Карвиль и заканчивая событиями, произошедшими вечером того дня в отеле «Сент-Луис».

— По-моему, ты кое-что пропустил, — заметила она.

— Не знаю, может быть, — откликнулся он. Хелен поудобнее устроилась на диване, внимательно глядя на Джека.

— Вчера ты ночевал у нее?

— Мы все трое там ночевали.

— Ну да.

— Я же говорю: тот парень видел нас в ресторане. Он знает, где живет Люси. Мы боялись, как бы он не явился ее навестить.

— Но он не пришел.

— Не пришел. А сегодня я снова столкнулся с ним. Он меня знает. Знает, кто я. Мы с ним встречаемся уже в третий или четвертый раз. Можно сказать, старые знакомые. Но он ничего не сказал ни полковнику, ни тому, Криспину. Может, он потом им рассказал? Да нет, он же застукал меня в комнате. Он должен был сразу же позвать их. Странно как-то. Почему он им ничего не сказал?

— Где ты спал?

— Чего?

— Вчера ночью, в ее доме. Где ты спал?

— В кровати, разумеется. У них не то девять, не то десять спален.

— С кем ты спал?

— У меня была своя комната. У Роя с Калленом тоже… Или ты думаешь, ночью я прокрался к ней в спальню?

— Либо она к тебе.

Джек выждал минутку и признался:

— Собственно, так оно и было. Ей хотелось поговорить со мной.

— Она забралась к тебе в постель?

— Она сидела сбоку. В смысле, на краешке.

— Да что ты? Ври больше.

— Тебе все мерещится. Она же монахиня.

— Будто монахини этим не занимаются.

— Я не знаю. Ты пойми, я впервые в жизни вижу человека, который думает не только о себе. У нее есть цель в жизни.

— И ради этого она на все готова, верно?

— Хелен, она не из тех монахинь, что преподают в школе. Она провела девять лет в больнице для прокаженных. Она принесла показать мне свой револьвер. Я спросил, неужто она пустит его в ход? Она сказала, заранее такие вещи не планируешь, но будь у нее при себе оружие, когда люди полковника резали ее больных, она бы постаралась убить Берти, не задумываясь ни на минуту, хоть и знала, что его подручные тут же ее прикончат.

— Должно быть, она метит в мученицы, — рассудила Хелен. — Хочет прямиком попасть на небеса.

— Ты смеешься, а она, может, и впрямь туда попадет.

— Я вовсе не смеюсь.

— Ты не думай, она не фанатичка какая-нибудь. Бывает, скажет что-нибудь странное, не как все, но, что в мире делается, она прекрасно знает, очень даже во всем разбирается. Говорит, нужно решить, на чьей ты стороне, нужно сделать свой выбор, и тогда, типа, будь что будет. И тот парень, индеец, он такой же. Он на их стороне, он готов убивать, но он и умереть не побоится за то, во что верит. Он думал, я убью его, и принял это с готовностью. Без крика, без сопротивления.

Хелен протянула Джеку пустую рюмку.

— К чему ты мне все это рассказываешь? Позвонил бы Люси или своим приятелям.

— Я увижусь с ними завтра.

— Похоже, тебе просто нужно выговориться, — решила она. — Ты вроде как хочешь посмотреть на себя со стороны.

— Ну да.

— Ты рассказываешь не затем, чтобы произвести на меня впечатление. В тот раз, когда мы с тобой познакомились, тебя просто распирало, так ты спешил выложить все свои секреты. Теперь все по-другому.

— Еще бы. Эти ребята — не те, что спали в номере.

— Но ты влез в эту историю не только ради денег и не для того, чтобы пощекотать нервы.

— Сам не знаю… — Джек вернулся с пустыми рюмками к холодильнику, налил еще по глотку ледяной водки, да так и остался стоять, держа рюмки на весу. — Сегодня вечером в новостях Том Брокоу брал интервью у Ричарда Никсона, — у Никсона, прости господи! — что, дескать, он думает по поводу того, стоит ли давать «контрас» сотню мильонов? Это он Никсона спрашивает, на которого шайка гангстеров работала, которого из президентов поперли! Конечно-конечно, говорит Никсон, надо дать, ребятам нужна наша помощь. «А это не повлечет за собой военное вмешательство?» — Брокоу его спрашивает. Нет, говорит Никсон, напротив, благодаря этому нам не придется посылать туда наших ребят. «Спасибо, господин президент», — говорит ему Брокоу. Это вместо того, чтобы спросить его: «Из ума выжил, старый пень? С какой стати нам посылать туда наших ребят? Отправляйтесь-ка туда сами и всех этих сраных советников из Белого дома с собой прихватите». Нет, Брокоу ему любезно так: «Спасибо, господин президент».

— Ну, так ведь полагается, разве нет?

— Знаю, знаю, наверное, я схожу с ума. С какой стати им понадобилось брать интервью у этого прохвоста? Его даже в тюрьму не посадили за его делишки.

И тут Хелен сказала:

— Знаешь, что я тебе скажу?

— Что?

— По-моему, ты уже выбрал, на чьей ты стороне.

Да, приснись кому-нибудь в тюряге такое, ему бы на целый день хватило. Джек раскрыл глаза пошире: Хелен вышла из ванной в крошечных белых трусиках.

— Ложись скорее в постель, а то замерзнешь до смерти, — посоветовал он ей.

— Вроде ты собирался за кем-то заехать к десяти часам?

— За Калленом. Мы с ним едем в Галфпорт.

— Я так поняла, вы уже ездили вчера?

— Ездили, но того парня не застали. Лезь сюда? — и он приподнял край одеяла.

— Осталось двадцать минут. — Хелен принялась делать зарядку: уперлась руками в бедра, расставила ноги, изогнувшись так, что груди легли ей чуть ли не на плечи. — Ты заметил, что мы не занимались любовью? Просто легли и уснули. Не могу поверить, Джек. Похоже, ты вышел в тираж.

— Отчего же, хоть сейчас. Это ты зачем-то встала.

— Такое у нас впервые — чтобы мы легли вместе в постель и не занялись любовью.

— Верно.

— Прямо как если б мы были женаты.

— Кстати, кухня внизу, сразу за бальзамировочной.

— Не напоминай мне про бальзамировочную!

— Я думал, ты мне кофе сваришь.

Постояв под душем, Джек натянул джинсы и рабочую рубашку, прихватил жилетку и спустился вниз. В кухне было темно. Дверь в бальзамировочную была открыта, оттуда доносился голос Лео. Джек заглянул туда.

— Нет, першагло — это раствор, которым мы заполняем артерии вместо крови. А это другая жидкость, ее мы через троакар впрыскиваем во все полости. Специальный состав, чтобы внутренности оставались упругими.

На бальзамировочном столе перед Лео лежал труп, кажется, мужской. Хелен в черном платье стояла у покойника в головах и внимательно наблюдала за действиями Лео.

— В рот тоже надо впрыснуть малость, а то губы западут.

— Потрясающе, — сказала Хелен.

— Вот, видите? Это такая пуговица, от троакара.

— Чтобы заткнуть отверстие?

— Ага, тогда нет надобности накладывать швы, как на надрезы. Пуговица, а сверху специальный воск.

— Кофе никто не приготовил? — вмешался Джек.

— А, вот и ты, — приветствовал его Лео. — Я показываю твоей приятельнице, как мы обряжаем покойничков.

— Ее зовут Хелен.

— Да мы знакомы.

— Ну, раз кофе нету, мне пора ехать, — вздохнул Джек.

— Погоди, — попросила Хелен. — Я еще хотела посмотреть, как приводят в порядок лицо.

— Оставайтесь, — предложил ей Лео. — Я вас потом отвезу. Правда, оставайтесь.

— Я еду в Галфгюрт, — известил их Джек и побрел прочь. Позади него Хелен продолжала свои расспросы.

— А это что?

— А это прокладки для глаз, — отвечал ей Лео, — нужно засунуть их под веки покойничка.

Люди стали какие-то странные, подумал Джек. Все, как один, посходили с ума.

Или дело в нем самом? В том, как он смотрит на других людей, как воспринимает их?

Фрэнклин де Диос наблюдал за домом Люси Николс. Он видел, как подкатила старая тачка, светлая, смахивающая на «фольксваген». Ее бы подремонтировать, чтобы не тарахтела. Знакомая тачка.

Машина остановилась у дома. Прошло тридцать пять минут. С подъездной дорожки вырулил синий «мерс» и повернул на Сен-Чарльз. В машине сидели двое. Фрэнклин де Диос наблюдал за ними из-за угла, с того места, где красивая улица под названием Притания сходится с улицей Одубон. Он дал «мерсу» время отъехать на квартал и поехал за ним, сперва по Клеборн-авеню, затем по Десятому шоссе на восток. Они покинули город, переехали по мосту через озеро (красивый, однако, выдался денек!), а взятый напрокат черный «крайслер» все не отставал от синего «мерседеса». Вот бы купить такую тачку! Или кадиллак, как тот, что был у Криспина Рейна во Флориде. Фрэнклин еще ни разу в жизни не садился за руль «мерседеса». Он и водить-то научился в восемьдесят первом, водил сначала грузовик, потом военный транспортер. Водить его научил тот парень в Гондурасе, работавший на мистера Скейлса. Он так и сказал мистеру Скейлсу в присутствии самого Фрэнклина: дескать, Фрэнклин — прирожденный водитель, он уважает машину, не то что те придурки, которые шалеют, едва оказавшись за рулем, и вдребезги разбивают машину.

Мистер Скейлс велел ему оставить в покое Люси Николс, но полковник настаивал на своем: следи за ее домом, если увидишь, как отъезжает машина, следуй за ней.

Они пересекли границу между штатами. Теперь они уже в Миссисипи.

Фрэнклин уже не преклонялся перед мистером Скейлсом, как прежде. Он понял, что тот не слишком-то разбирается в людях. Однако он ему доверял по-прежнему и любил поговорить с ним. С полковником и с Криспином он не мог разговаривать на равных. Они бы его и слушать не стали. Кто он для них? Дерьмо под ногами. Индеец, да еще с примесью негритянской крови. Другое дело — мистер Скейлс, человек из ЦРУ, который привез Фрэнклина в Майами. Они, можно сказать, друзья — или что-то в этом роде. Мистер Скейлс прислушивается к тому, что говорит ему Фрэнклин. Вот и сегодня Фрэнклин сказал ему, что больше не доверяет полковнику и Криспину. Скейлс спросил его, почему он перестал им доверять.

— Потому что у них только и разговоров что про Майами и Флориду. Они больше не думают о войне.

— В самом деле? — Мистер Скейлс даже приподнял брови, чтобы показать, как он этим озабочен. — Ну, ты присматривай за ними.

Такие вот дела. Хороший человек, и выслушать тебя не откажется, но чутья ему не хватает — не разбирается он в людях. Или ему на все наплевать.

Фрэнклин спросил его насчет Люси Николс, и человек из ЦРУ ответил так:

— А, она из этих, из борцов за мир. Добренькая, всех-то ей жалко. На полковника у нее зуб, вот она и вывезла его подружку из города, спрятала где-нибудь. Это все пустяки.

Тогда он спросил насчет того парня из погребальной конторы, и мистер Скейлс опять сказал:

— Джек Делани? Она втянула его в это, уговорила как-нибудь. Безмозглый тип, бывший заключенный. Пустое место.

В этот момент Фрэнклин де Диос окончательно понял, что хоть цэрэушнику и можно доверять, но полагаться на его знание людей никак нельзя. Он перестал задавать вопросы и не предупредил Уолли Скейлса о том, что с этим «пустым местом» он встречается уже пятый раз за три дня.

А сейчас, того и гляди, произойдет шестая встреча.

В той синей машине, за которой ехал Фрэнклин, сидел Джек Делани и еще какой-то парень. «Мерседес» свернул с шоссе в Галфпорт.

Если Фрэнклин хочет знать больше, придется поговорить с этим парнем из погребальной конторы.

Нужно спросить Джека, почему он не пристрелил его в ванной. Что он задумал. На чьей он стороне.

Фрэнклин проехал еще пять миль за синим «мерседесом». Шоссе перешло в главный проспект Галфпорта, Двадцать пятую авеню шириной в четыре полосы. Впереди высился какой-то небоскреб. Фрэнклин де Диос задумался, сколько же сторон в этом деле. Две или больше? И сам он на той ли стороне, на какой хотел бы быть? Ему показалось, что он совсем одинок.