Прислонившись спиной к березе, Амадей сидел и смотрел на прозрачные струи ручья, пробившего себе путь на поверхность земли из-под корней мощного дуба и убегающего, весело журча, в сторону леса. Острые макушки темных елей, как пиками пронзали лазурную ткань неба. Солнце своими золотыми лучами заливало зелень травы и терялось в серых тенях деревьев.
На эту поляну он попал не так давно и совсем для себя неожиданно. Вернее, выпал. Это знаменательное и удивительное событие произошло после очередного потрясения, которое ему устроила малышка. Хранитель уже не в первый раз пытался разобраться в своих мыслях, эмоциях и чувствах. И окружающее его место, как нельзя лучше, способствовали этому желанию. Умиротворяющее спокойствие вековых деревьев, плавно покачивающих своими зелеными кронами над головой, разгоняло тревожность мыслей. Тихое журчание ручейка успокаивало и дарило свежесть. Тревоги незаметно растворялись в небесной синеве, и постепенно прояснялось сознание. Вот и сегодня после разговора с Вережинкой он переместился на эту поляну, чтобы потренироваться и успокоиться.
Как так случилось, что эта девочка, которую он ждал больше года и уже боялся не дождаться совсем, смогла так быстро перевернуть весь его мир, для него так и осталось загадкой.
Она вихрем ворвалась в его сонное царство и в короткий срок умудрилась влюбить в себя всех духов этого места. Целый месяц Амадей старался не поддаваться солнечному обаянию Ники, наблюдал за ней, и даже запрещал домовым вступать с ней в контакт. Надо было посмотреть, как поведет себя малышка в стрессовой ситуации. Но девочка, на удивление быстро, после перемещения смогла взять себя в руки и ни на мгновение не позволила себе расслабляться и терять время зря. А уж когда она приступила к занятиям, не давая себе ни малейших поблажек, то вызвала не только удивление, но и честно заслуженное уважение.
И очень скоро Амадей вынужден был признать, что потерпел поражение, и что пришла пора сдаваться… Воспользовавшись ее днем рождения, он наконец-то смог показаться и представиться. И начать открыто общаться со своей пра-пра-пра — внучкой, обсуждать разные темы, учить, радоваться ее успехам, поражаться и огорчаться ее выходкам. И как-то незаметно это общение стало для него очень важным и необходимым.
В какой уже раз хранитель вспоминал, как ждал и радовался предстоящей возможности что-нибудь обсудить или просто посидеть с Вережинкой молча перед закатом, наблюдая, как огненный шар медленно скатывается к горизонту и теряется за невидимой чертой, а его последние лучи растворяются в неизбежно наступающей темноте ночного неба. Малышка молча сидела рядом и всегда замирала перед этим вечным зрелищем. Иногда они обсуждали какую-нибудь тему, а иногда сидели в тишине некоторое время и, пожелав спокойной ночи, расходились по своим местам. Эти минуты и воспоминания стали очень дороги Хранителю.
Потом добавились тренировки с Вережникой, после которых Амадей неожиданно для себя стал замечать прилив сил, появились желания что-то свершать и куда-то двигаться. С того памятного случая, когда он неожиданно пробил защиту поместья и его выкинуло на эту поляну, Хранитель стал часто заглядывать сюда, подумать, потренироваться. И даже помечтать. С некоторых пор он стал замечать за собой и такую, ранее не свойственную ему, странность.
Ему стали интересны все события, происходящие в их маленьком поместье. Он даже стал общаться и обсуждать их с низшей нечистью! И, вообще, стал воспринимать их как своих домочадцев и даже почувствовал ответственность за этих существ, на которых раньше просто не обращал внимания. И все, происходящее вокруг, стало его не просто интересовать, но и волновать.
А выходки Вережинки так легко выводили его из такого привычного состояния ледяного спокойствия, что он сам себя перестал узнавать. После истории бурного воссоединения девочки с водной стихией, такого дикого страха за другого человека Амадей не переживал никогда раннее. Он так метался по двору, что и сам не заметил, как пробил купол охранного контура, и его вынесло куда-то в лес, как пушечное ядро. Такого просто быть не могло! Но это случилось. Благодаря этому ребенку с ним стали происходить странные и необъяснимые пока вещи.
Неугомонная энергия и жизнелюбие малышки, как часто про себя Хранитель называл Вережнику, пробились сквозь вековой панцирь одиночества, в который он был заключен. И как так произошло, что дух стал уплотняться, а потом вдруг почувствовал эмоции, которые давно были похоронены? А после, вырвавшегося у малышки нечаянного «дядюшки» в его адрес, вдруг проснулись и чувства. И Амадей вдруг вспомнил, где раньше у него было сердце. И даже услышал на мгновение, как оно застучало. Но эта порывистость его девочки, легкость и часто поспешность в принятии решений пугала его неимоверно.
Хотя чего можно было ожидать еще, если проснувшейся стихией оказался воздух? Причем такой сильный? Раньше никогда Амадей не видел, чтобы стихия не просто слушалась или подчинялась, а так трогательно заботилась о своем маге. А эти вихри из цветов? Никогда раньше такого не видел и не слышал, чтобы сильф так трепетно относился к своему подопечному!
Хранитель сидел под березой слушал шелест зеленых листьев, смотрел на проплывающие в синеве облака и вспоминал:
«Ну, вот, что сделала бы благовоспитанная девица, очнись она утром непонятно где? Порыдала бы, покричала, возможно. Потом позвала бы на помощь слуг. Ведь в их понимании слуги есть всегда. И девица эта, не дождавшись, первым делом пошла бы искать одежду для выхода в общество. Первое же, что сделала моя девочка, так это схватила подсвечник и кинулась искать выход из ловушки в своей невозможно смешной одежке. Облазила все кусты, проверила все сараи и умудрилась чуть не забраться даже на крышу. И если бы у нее тогда проснулась связь с воздухом, не думая полетела бы в неизвестность из неволи.
Домовые замерли в растерянности от такого зрелища. Никифор стоял и лишь качал головой, а Малуша же только всплескивала руками и потихоньку ахала и охала, когда девочка как с горки слетала с деревьев и выталкивалась ветками изгороди обратно во двор, или смело лезла на крышу! Меня просто поразила эта настойчивость. Неудавшаяся попытка выбраться, малышку огорчила, но не вызвала панику. Она, наконец-то, вспомнила про одежду и отправилась искать еду. А я думал, что минимум неделя уйдет на первичную адаптацию.
Домашняя нечисть была сразу покорена самостоятельностью и аккуратностью «их девочки» и души не чаяла в своей юной хозяйке, и я устал уже выслушивать от них укоры, что слишком строг с «их девочкой» и совсем заморил ее голодом. А как быть не строгим, если она умудряется между делом со своим любимым словечком «просто» нарушать все возможные каноны, правила и прямые запреты. И ругать ее за это как? Просто захотела! И ведь получается же! То, на что у других уходят дни, месяцы, а иногда и годы тренировок у некоторых. А когда она смотрела прямо в сердце своими невозможными удивленными глазищами? Или задорно улыбалась? И вместо того, чтобы строго отчитать и даже наказать, хотелось защитить, спрятать и никуда ее не пускать?»
Амадей тяжело вздохнул: «После ее последней выходки с водой хочется просто все отменить! И походы, и академию. Но не пускать нельзя. Потому что, если малышка не привяжется к своему родному миру и дому, не найдет здесь друзей и дело по душе, то рано или поздно она улетит вместе со своим ветром обратно на Землю, и вернуть ее больше не получится. Если только погостить согласится. Да, вероятность того, что при следующем открытии перехода, девочка просто уйдет обратно в земной мир, который она постоянно называет своей первой родиной и по которому сильно тоскует, не смотря на то, что сладко и легко ей там не жилось, очень велика». — И это Амадей не просто понимал, а чувствовал всеми фибрами своей оживающей души.
И чем больше Хранитель узнавал подробности ее там проживания, тем больше начинал понимать, почему детдомовская няня и друзья по несчастью стали для нее такими близкими.
«А эта отчаянная смелость, когда двенадцатилетняя девочка бросилась на трех двуногих подонков с одной палкой в руке? Ведь могло случиться страшное! Надо срочно усилить подготовку по самообороне,» — при этом воспоминании у Амадея снова ярость затопила сознание. Он вспомнил, с каким трудом они с Эдвардом принимали это сложное решение:
«И то решение оставить ее в детдоме в чужом мире, было принято нами нелегко. Вережника осталась последней каплей и надеждой рода. И мы не нашли тогда лучшего варианта для ее безопасности, и тем самым лишили малышку родного мира, дома, соответствующих ее происхождению условий жизни и воспитания. Она проверяла чердаки и подвалы! Местные элеры чулок без помощи горничной одеть не смогут и не захотят!
Но останься она тогда в родовом имении, как могла бы повернуться ее судьба? Эдвард погиб. А что мог сделать я, бестелесный призрак, хранитель родовой памяти, привязанный к одному месту? Скорее всего, опекуном был бы назначен Ивас. И в этом случае земной детский дом мог оказаться раем по сравнению с родственной заботой,» — насчет намерений высокородных родственников Хранитель иллюзий не питал. Он вспомнил, как долго Эдвард выбирал детский дом, как придирчиво проверял директрис и персонал. И в конце — концов остановился на этом маленьком приюте в глухой провинции.
Тяжелые тревожные мысли не покидали его сознание:
«Ну, вот как могло так произойти, что в таком хрупком тельце может уместиться столько силы? Вдруг проснулись еще две стихии? Упаси, Дева, от четвертой! С воздухом-то пока осваивалась, думал, что с ума сойду! А тут еще вода и огнь. И причем в такой короткий срок! Все нормальные, одаренные магией, дети начинают ее осваивать с шести — семи лет. В пятнадцать считается уже опасно. А этой невозможной девчонке досталось целых три (!), три стихии, да все не в срок. И откладывать обучение в академии никак нельзя. Иначе вся легенда полетит к чертям собачьим».
Хранитель пытался найти выход из сложившейся ситуации и не находил. Он никак не мог повлиять на сложившиеся обстоятельства и что-то изменить. Оставалось только положиться на Вышнее, на благоразумие Вережники, в котором он сильно сомневался, и усиливать свое, как оказалось, возможное к его великой радости, уплотнение. И учиться перемещаться в пространстве без привязки к месту силы. «Другого выхода нет,» — принял наконец решение Амадей и отправился обратно в поместье в свою тайную лабораторию работать над артефактом для своего перемещения, который так и не успел завершить Эдвард.