Люда внезапно проснулась в семь утра.
За окном была кромешная темень, все домочадцы, конечно, еще спали, как и остальные нормальные люди во всей округе. Выпив немного воды на кухне, женщина поняла, чем вызвано столь раннее пробуждение: болел живот. К счастью, это была, скорее, ноющая боль. Не такая сильная, что ее нельзя терпеть, однако спать все же не давала.
Люда выпила таблетку, помогающую при таких состояниях, затем вернулась в спальню, легла и постаралась уснуть, но ничего не получалось. Полежав еще немного, она так устала от Вовиного храпа, что пришлось возвращаться на кухню. Там она включила свет и села за стол со стаканом воды.
«Наверное, просто переела или же перенервничала. Скорее, второе, ведь съела я всего ничего…» — подумалось ей. Каждое торжество сильно било по ее нервной системе, ведь нужно было все успеть, сделать в лучшем виде, чтобы гости остались довольны.
Тут ее телефон беззвучно завибрировал.
— Мама? Ты чего? Что-то случилось??
— Да что может случиться утром первого января? Скажешь тоже. А вот у тебя что-то явно стряслось.
— Почему?
— Потому что ты сразу взяла трубку. А еще я вижу свет из окна твоей кухни. В общем, сейчас поднимусь к тебе, тут какие-то люди как раз выходят.
Тяжело вздохнув, Люда поплелась в ванную, наскоро замоталась в халат и не удержалась от соблазна заколоть волосы своей новой заколкой. Затем по привычке заглянула в приоткрытую детскую. Олег и Арина мирно спали и женщина уже хотела было закрыть дверь, как приметила возле кровати дочери белую продолговатую коробочку. Та была раскрыта, а новый телефон из нее лежал на подлокотнике возле подушки Арины.
«Господи! Откуда у нее такие подарки?» — внутри Людмилы что-то заклокотало и запрыгало как заяц-русак, а живот опять скрутило долгим ноющим спазмом.
— Люд? — раздался шепот из коридора.
— Иду, мам…
Пришлось выйти из детской, так до конца и не поняв, стоит ли волноваться за Арину или же это норма и всем в ее возрасте дарят телефоны стоимостью больше ста тысяч рублей.
— Так, ну рассказывай, — Тамара Яковлевна окинула дочь требовательным взглядом и скинула ей в руки свое пальто.
— Да нечего рассказывать, живот у меня болит. Несильно, но спать не дает. Вот и сижу на кухне.
— Я уж думала, у тебя проснулся утренний новогодний жор.
— Нет, аппетита как раз нет вообще.
— А вот у меня что-то снова разыгрался. Наверное, слишком много гуляла, вот и нагуляла, получается…
Оказалось, Тамара Яковлевна не могла уснуть и решила прошвырнуться по району, посмотреть салюты, да так увлеклась, что дошла аж до дома дочери.
— У меня целый холодильник еды. Сейчас накормлю.
Люда начала доставать салаты и нарезку, разогревать картошку и остатки утки.
— Холодец-то остался? — поинтересовалась мать. — Или эти дармоеды все умяли?
— Какие дармоеды?
— Гости твои.
— Мам, не говори так. Я много наготовила, еще целых два судочка осталось. Сейчас положу тебе. — Люда достала металлический контейнер с холодцом, а еще горчицу с хреном и поставила все это на стол перед матерью. — Угощайся, сейчас еще горячее подогреется.
Тамара Яковлевна всплеснула руками:
— Люд, ну это что такое-то??
— Что опять не так?
— Ну ты погляди, какой слой жира у тебя вышел! Это не холодец, а какое-то желе. Где жир?
Люда мысленно заставила себя сохранять самообладание. Мать предпочитала холодец с плотной коркой белого жира. Да так, чтобы тот еще и хрустел под вилкой. А Люда, напротив, старалась делать блюдо практически прозрачным, без жирной шапки сверху.
— Я всегда такой готовлю, мам.
— Холодец должен быть холодцом.
— Могу убрать?
— Оставь. Я не привередливая, потерплю, — сказала мать, щедро намазывая горчицу на свою порцию. — Так, а это что?
— Салат Оливье. Не узнала?
— Нет, Люда, это не салат. Это свиньям мазня! Я тебе сколько раз говорила, не режь ты так мелко… Все ж теперь перекурочено, перемешано, ничего не понятно, побольше нужно кусочки резать! Чтоб салат был салатом, чтобы видно было и морковку, и колбаску.
Люда тихонько вздохнула. Каждый год Тамара Яковлевна стабильно хаяла ее стряпню.
— А почему ты мне это раньше не сказала? Сидела, нахваливала. Я уж думала, хоть на этот раз угодила.
— Так ты спасибо скажи, что не стала говорить правду при гостях. Зачем мне родную дочь позорить при всех? Скажешь тоже.
«Значит, если не при всех, то можно?»
— Это стандарты нарезки, мам. Все ингредиенты должны быть по размеру горошка.
— Вздор! — возмутилась мать. — Чушь собачья! Кто такое сказал? Наслушалась ахинеи из своих кулинарных шоу и теперь везде ходит, повторяет. Своя голова на плечах должна быть. Салат — на то он и салат, что каждый ингредиент должен хорошо чувствоваться. Чтобы ясно было, где картошка, где огурчик. А у тебя паштет какой-то из требухи вечно…
— Мам, салат — это не то блюдо, в котором составные части должны ощущаться отдельно. Здесь все должно играть вместе. Арина вот вообще не ест ничего, если крупно нарезано.
Тамара Яковлевна возмущенно цыкнула и вытерла тыльной стороной ладони губы, которые немного перемазались в горчице:
— Много она понимает. Тоже мне, авторитет! Не доросла еще, чтобы знать толк в готовке. А я жизнь прожила! Все всегда резали крупно и никто никогда не жаловался. Одна Арина, видите ли, не ест. Она у тебя вообще ничего не жрет, если уж на то пошло. Худая как жердь, одни кости да кожа. Надо чтоб было за что подержаться, иначе никто и не позарится, а ей уже с года на год замуж будет пора.
Людмила сразу вспомнила дорогущий телефон, который дочери явно подарил один из поклонников, и фыркнула:
— Она не худая, а стройная. Это немного разные вещи. И замуж ей будет пора еще не скоро. Да и вообще, вряд ли существует такой возраст, когда «пора». Это же не порука какая, а личное желание.
Тем временем мать взяла ложку и навалила себе в тарелку Оливье, да прямо с горкой.
— Так, ладно, — проговорила она, отмахиваясь левой рукой, — ерунду не городи, дай поесть спокойно. Надеюсь, ты хоть Вовку нормально кормишь, а то ведь свихнуться можно с вашими диетами. Дурдом!
К счастью, на этом Тамара Яковлевна угомонилась и действительно сосредоточилась на еде. А, уходя, захватила с собой еще четыре лоточка с салатами, холодцом и десертом.
Люду так распирало любопытство по поводу нового телефона Арины, что, проводив родительницу восвояси, она решила дождаться, когда все проснутся. Это было несложно — беспокойный живот все равно не дал бы прикорнуть и часа.
К удивлению Людмилы, дочь проснулась самая первая. Сонная зашла на кухню, достала из холодильника бутылочку йогурта без сахара и села рядом с матерью.
— Ариш, прости, что сразу с расспросами, но я заходила к вам в комнату и увидела там коробку с телефоном.
Дочь лениво отмахнулась:
— Мам, мне ничего не пришлось за него делать, если ты об этом. И не придется. Это Коля Марков подарил, у него отец в угольной компании работает каким-то там начальником.
— Мы говорим о телефоне стоимостью больше ста тысяч рублей! — шепотом возмутилась Людмила. — Никогда не поверю, что этому Коле отец спокойно дал такую сумму на подарок девочке. Вдруг он просто украл эти деньги?..
— Даже если украл, то я-то тут при чем? Его проблемы. Я не просила, это чисто его инициатива. Он просто вкрашился в меня, я виновата что ли?
— Вкрашился? Это еще что такое? Влюбился что ли?
— Ну типа того.
— А ты его, получается, не любишь?
— Нет, конечно. Мне вообще Матвей нравится. Он мне, кстати, колечко подарил. — Арина вытянула руку и продемонстрировала простенькое украшение с сердечком посередине. — Две тыщи грош цена. Я ему вообще запретила что-либо мне дарить, но он все равно купил. И мне этот подарок даже больше нравится, чем телефон.
Людмила сразу смягчилась. Ей сразу вспомнился Егор и их милые подарки друг другу.
— Ты только отцу ничего не показывай, особенно телефон, хорошо? Ему не понравится, что мальчики уже вовсю дарят тебе подарки.
Арина пожала плечами:
— Да я и не собиралась, я чего, совсем ку-ку?
— А ты этому Матвею что подарила? — женщина с подозрением покосилась на дочь. — Денег ты у нас не просила.
— Я еще с лета копила вообще-то. Купила ему футболку с классным принтом и кулон в виде пули. Все это упаковала в черную коробочку с черной ленточкой. Очень стильно вышло, ему все пацаны обзавидовались.
Люда лишь улыбнулась, ее переполняло чувство нежности по отношению к дочери. Даже живот, казалось, перестал беспокоить. Совсем уже взрослая стала, такая ответственная, сознательная, настоящая мамина гордость. Тут, врезавшись в дверной косяк, на кухню вломился Владимир, и больной живот тут же вновь напомнил о себе.
— Люд, представляешь, пиво приснилось. Холодненькое, в стекле. Есть у нас, а? Вроде ж я не все выпил. Просто, чую, если сейчас бутылочку не приговорю, весь день как вареный буду. А ты, Аринка, уши прикрой. Не учись у отца плохому.
С этими словами Владимир похлопал себя по объемному животу и расхохотался.