Белый обелиск

XIV

- Господин комендант велел тебя позвать, - сообщил Альку сержант Лодеш. - Сказал, чтобы ты зашел к нему сразу после завтрака.

Альк торопливо доел свою порцию и поспешил наверх. Он знал, что Ольгер вызовет его к себе. И даже более того - заранее предвидел все, что "комендант" намеревается ему сказать. Поэтому, шагая через две ступеньки, всячески накручивал себя, раздувая тлевшее внутри негодование на Ольгера. Ройт не привык отступать от собственных решений, и вдобавок он, как и любой военный, почему-то был уверен в том, что может принимать решения не только за себя, но и за окружающих его людей. Поскольку Ольгер, видите ли, лучше знает, в чем их благо.

Но сегодня этот номер не пройдет.

Ройт Ольгер сидел за столом. В кабинете полковника Ториса он смотрелся на редкость органично, но при этом выглядел как человек, готовящийся к скорому отъезду. Даже в кресле коменданта он сидел не так, как в своем доме в Лотаре, а на самом краешке сиденья, как человек, который уже собирался уезжать, но в самую последнюю минуту решил написать несколько писем. Когда вошел Свиридов, ройт как раз подписывал какие-то бумаги. Мельком посмотрел на Алька, коротко кивнул:

- Садись.

Альк сел в другое кресло, сцепил руки на коленях. Ольгер посыпал лежавший перед ним лист мелким речным песком, привычно сдул его и пододвинул лист Свиридову.

- Держи.

- Что это, ройт? - осведомился Альк, хотя на самом деле уже знал ответ. Хенрик ответил:

- Твоя вольная. С этой минуты ты - свободный человек. Разыщешь полкового кузнеца, он поможет тебе снять браслет, - ройт говорил коротко и сухо, словно он просто давал Свиридову очередное поручение. Мужчина вытащил из ящика стола знакомый Альку кошелек и положил его на стол. В ответ на вопросительный взгляд Алька так же деловито пояснил. - Здесь двадцать синклеров. Немного, но на путешествие до Лотара должно хватить. Возьмешь в конюшне Шелковинку, она к тебе привыкла, так что будет тебя слушаться. В Лотаре найдешь Вика Хорфа, это мой банкир, живет в Масличном переулке, за две улицы от ратуши. Пусть передаст тебе бумаги, которые он хранил на мое имя. Вот письмо для Хорфа, - рядом с кошельком лег узкий конверт с сургучной печатью. - Никаких вопросов он задавать не будет. Дальше можешь поступать, как посчитаешь нужным.

- Это все, что вы хотите мне сказать?.. - спросил Свиридов.

Ольгер поднял голову и в первый раз с начала разговора посмотрел на Алька.

- Ты прав, я начал не с того конца, - сказал он после паузы. - Мне следовало поблагодарить тебя за помощь в деле с Эйвартом. Без этой помощи мы до сих пор разгадывали бы этот проклятый белгский шифр. Я уже не говорю о том, что ты достал снотворное для "Дриера" с Дергунчиком... Так что свою свободу ты, бесспорно, заслужил. Но, начиная с нынешнего дня, наши пути расходятся. Надеюсь, ты найдешь себе какое-то занятие и будешь счастлив. Только постарайся не наделать глупостей... и непременно съезди в Лотар. Даже если тебе кажется, что у тебя есть дела поважнее, чем разыскивать какого-то банкира.

- Эти бумаги, которые он должен мне передать - это ведь что-то вроде завещания? - спросил Свиридов почти грубо. - Правда, ройт?..

Ольгер нахмурился.

- С чего ты это взял?

- Я слышал ваш вчерашний разговор с Маркусом Кедешем, - ответил Альк, свирепо глядя на Хенрика Ольгера.

- А, вот оно что... - пробормотал ройт Ольгер. И устало потер лоб.

Свиридову очень хотелось бы услышать от Хенрика Ольгера что-нибудь более определенное. Тогда бы он тоже сказал Ольгеру что-нибудь такое, что имеет право говорить только свободный человек. Ну, например, что ройт - изрядная скотина. Если бы Альк не подслушал этот чертов разговор Ольгера с Кедешем, то он бы точно посчитал, что Хенрик отсылает его из-за той неловкой сцены в спальне. Вчера Альк полдня мучался мыслями о том, как теперь смотреть Хенрику в глаза. Если бы после этого ройт Ольгер вызвал бы его к себе и сообщил, что дает ему вольную и отсылает из Вороньей крепости - то Альк убрался бы из Браэннворна без малейших колебаний. Разумеется, потом он обязательно узнал бы правду - только было бы уже непоправимо поздно.

Однако судьба распорядилась иначе. Вместо того, чтобы дать себе отлежаться после раны, Хенрик вызвал к себе Маркуса и заперся с ним в кабинете ройта Годвина, разложив на столе какие-то карты. Сержант Лодеш совершал вечерний обход Браэннворна в одиночку и рычал на всех, кому хватило храбрости осведомиться о здоровье коменданта. Но количество любопытных все равно не уменьшалось. Дуэль ройта с белгом обсуждала вся Воронья крепость, даже те, кто не присутствовал при злополучном поединке. Альк заметил, что после казни Дергунчика все, включая Лодеша, единодушно стали называть Ольгера "комендантом", хотя даже самому тупому из солдат было известно, что ройт Ольгер был всего лишь капитаном, взятым в крепость по протекции Годвина Ториса.

Сам Свиридов прямо-таки изводился от желания узнать, о чем советуются Хенрик с Маркусом. Хотя ройт Ольгер не оставил никаких распоряжений насчет ужина, Альк решил принести его наверх, и через полчаса уже стучался в кабинет Годвина Ториса, прижав к груди уставленный тарелками поднос.

Ответа не было довольно долго, но потом дверь все-таки открылась.

- В чем дело?.. - сухо спросил Ольгер. Все волнения Свиридова насчет того, как ему теперь следует себя вести, внезапно показались Альку страшной глупостью - ройт Ольгер выглядел, как человек, который едва помнил о его существовании, не говоря уже о том, что произошло между ними после поединка.

- Я принес вам ужин, - сказал Альк.

- Я не голоден.

- Зато я голоден, - вмешался Маркус из глубины комнаты. - Нет ничего хуже, чем вести важные разговоры на пустой желудок. Пропустите его, ройт.

Ольгер поморщился, однако посторонился.

Альк поставил поднос на стол, снял накрывавшую тарелки полотняную салфетку.

Ольгер тут же оценил количество приборов.

- Ну ты и нахал, - устало сказал он, покачав головой. И приказал - Забирай свою порцию и выметайся. У нас с мейстером Кедешем серьезный разговор.

Альк расставлял тарелки как можно неспешнее, надеясь, что писарь первым вернется к прерванной беседе. Расчет оказался верным. Маркус покосился на Ольгера и спросил:

- Значит, вы думаете, что ваш гонец прибудет в Фергану слишком поздно?..

- Безусловно, - мрачно согласился Ольгер, отщипнув кусочек от лежавшей на подносе булки. - Даже если маршал Лей немедленно двинет войска к границе, белги будут здесь гораздо раньше.

Альк остановился, не успев наполнить чашку ройта каффрой.

- Почему?.. Ведь заговор уже раскрыт.

Ройт Ольгер иронически прищурился.

- А ты не спрашивал себя, почему я так долго присматривался к обстановке в Браэннворне, прежде чем что-нибудь предпринять?.. - должно быть, по лицу Свиридова было понятно, что он ни о чем подобном не задумывался. Ольгер тяжело вздохнул и пояснил - Да потому, что я никак не мог поверить, что мы имеем дело исключительно с Дергунчиком и "Дриером". Я тщательно присматривался к каждому из рядовых солдат, подозревал сержанта Лодеша и еще больше - Флоренс, ведь в ее распоряжении находятся такие снадобья, которыми при случае можно было бы запросто перетравить весь гарнизон. Однако постепенно стало ясно, что они тут ни при чем. А значит, вся эта возня с Дергунчиком понадобилась белгам вовсе не затем, чтобы он сдал Воронью крепость. Отдай Жеванный рукав такой приказ - ему бы не помог никакой "Дриер"... Значит, белгов интересовал вовсе не Браэннворн. Потом я вспомнил, что полковник Торис был убит после того, как он решил объехать всю линию приграничных укреплений. Я как следует прижал Дергунчика, и он сказал, что в Инис Вальде перекуплены все офицеры и по меньшей мере половина гарнизона. Их задача - пропустить белгскую армию в долину. А от Жеванного рукава в качестве коменданта Браэннворна требовалась исключительно бездействие. Дергунчик явно думал, что я сохраню ему жизнь, чтобы иметь свидетеля против офицеров Инис Вальда, поэтому был довольно откровенен. В любом случае, теперь мы знаем, что белги войдут в долину через Ледяной клинок, а этого уже немало. Теперь мы должны решить, что делать с этим знанием. И я буду тебе очень признателен, если ты не станешь нам мешать.

Альк вышел, однако позаботился о том, чтобы закрыть дверь в кабинет не слишком плотно. Поставив пустой поднос на стол в гостиной, он потихоньку возвратился к кабинету и остановился у порога, напрягая слух. При этом Александр саркастически подумал, что, наверное, за всю прежнюю жизнь он не подслушивал под дверью столько, сколько за эти два месяца в Инсаре. И не то чтобы Свиридова так сильно волновали местные интриги, но, в конце концов, сейчас от них зависела их общая судьба.

После публичной казни "Дриера" с Дергунчиком Свиридов был уверен, что самое худшее уже осталось позади, однако теперь становилось ясно, что он был до ужаса наивен. Судя по тому, что Хенрик Ольгер даже не хотел обсуждать положение дел при Альке, ситуация была действительно паршивой.

- ...ждать прихода Лея мы не можем, - доносился из-за двери приглушенный и серьезный голос Ольгера. - Лезть в Ледяной клинок тоже бессмысленно, сейчас их голыми руками не возьмешь. Значит, нужно остановить белгов до того, как они доберутся до Инис Вальда. Вы со мной согласны?

- Как сказать... В теории - согласен. Но не думаю, что вам удастся это сделать, Ольгер. У вас недостаточно солдат.

- Для боя на равнине - безусловно. Но для гор...

- Даже для гор, - невежливо перебил Маркус. - Если занять хорошую позицию, то на какое-то время вы их, разумеется, задержите. Но сотня человек не может удержать целую армию. В конце концов, вы все погибнете, а белги все равно дойдут до Инис Вальда и войдут в долину.

- Ничего подобного, - парировал ройт Ольгер хладнокровно. - Посмотрите вот на эту карту. Видите, самый короткий путь на Ледяной клинок идет по Зимнему каньону, а обойти его возможно здесь, вот тут и... да, пожалуй, здесь. Не так уж много, правда?.. А в горах в такое время года, как теперь, часто случаются обвалы, - со значением добавил Ольгер. - Местные крестьяне говорят, что иногда обвалы происходят даже от громкого крика или от случайно рухнувшего камня... Нам осталось только обернуть это себе на пользу. Для того, чтобы устраивать обычную засаду, людей в Браэннворне недостаточно, но для того, о чем я говорю, много людей не требуется. Три или четыре взрыва - и подходы к Инис Вальду станут крайне труднопроходимыми. Да и потери белгов будут совершенно несоизмеримы с нашими. Ну, а теперь самое главное. Как думаете, у нас хватит пороха?

- Должно хватить, - помедлив, отозвался Маркус. - Извините за такой вопрос, господин капитан, насколько вы хороший инженер?

- Весьма паршивый, - отозвался Ольгер. Альку показалось, что он улыбается. - Но ведь любое дело когда-нибудь приходится делать в первый раз.

- Конкретно в вашем случае первый раз будет и последним. Вас попросту похоронит вместе с белгами.

- Не беспокойтесь. Поскольку много людей мне не потребуется, я возьму только добровольцев.

- И оставите Воронью крепость?.. Это нарушение устава.

- Разумеется; для коменданта. Но ведь я не комендант.

- Вы правы. Впрочем, есть еще одна загвоздка... Эти горы - территория Белгмара. Если вы осуществите ваши планы, белги будут утверждать, что инсарцы первыми начали боевые действия на их земле, - заметил Маркус. - Думаю, вы понимаете, что Белгмар не упустит шанса выставить нас нарушителями мира и агрессорами. Это может создать Их Величествам серьезные проблемы. Не лучше ли будет подождать?.. Может быть, Лей все же успеет подвести войска.

Голос Ольгера снова стал серьезным.

- Их Величества, конечно, предпочли бы, чтобы позиция Инсара в предстоящем конфликте выглядела совершенно безупречной. Я их понимаю, но... давайте говорить начистоту! Для Их Величеств главное - серебряный рудник в Эстелии, он пополняет королевскую казну. Я очень надеюсь ошибиться, но, признаться, я не удивлюсь, если маршалу Лею поручено выдвинуться к границе с Белгмаром не раньше, чем серебро будет вывезено с рудника и отправлено в столицу. А в долине Ста озер - десятки мирных деревень. Там живут люди, которые в случае вторжения окажутся на пути у белгской армии. Не бойтесь, я не стану прибегать к обычной в таких случаях риторике о женщинах и детях - это пошло... Но, если касаться наиболее банальной стороны вопроса, то все .эти люди много лет платят налоги на содержание защитных крепостей вместе со всеми гарнизонами. Мне кажется, что они вправе ожидать от нас, что мы сделаем все, чтобы белги не вошли в долину. Эти люди честно выполнили свою долю обязательств перед армией. Теперь настала наша очередь исполнить наши обязательства. Мне кажется, что это будет только справедливо.

Альк не верил собственным ушам. Ройт Ольгер что, действительно рассчитывает устроить для белгской армии "сражение при Фермопилах"? Даже если это будет стоить жизни ему самому и всем, кто пойдет с ним?..

Судя по звукам, Маркус встал и пару раз прошелся взад-вперед по кабинету.

- Значит, вы считаете, что никакого другого пути нет? - спросил он, наконец. Свиридов ужаснулся, осознав, что Маркус уже внутренне смирился с планом Ольгера.

- Да, я считаю, что другого пути нет.

- Ну что ж... тогда я пойду с вами.

В кабинете наступила тишина. Казалось, Ольгер так же сильно удивлен этим внезапным заявлением, как и Свиридов.

- Нет, Маркус, вы меня не поняли, - мягко сказал он, наконец. - Я для того и рассказал вам о своих планах, чтобы попросить вас заменить меня до приезда нового коменданта Браэннворна.

- Я всего лишь писарь.

- Да, а Лодеш - всего лишь сержант. Ни одного из вас поодиночке невозможно было бы оставить здесь за командира. Ему не хватило бы ума и такта, вам - умения командовать. Зато вдвоем вы точно справитесь с этой задачей. Он будет командовать солдатами, а вы - следить за обстановкой и подсказывать ему разумные решения.

- Я вижу, вы неплохо все обдумали.

- У меня было время поразмыслить.

- А что будет с Альком?

Свиридов и раньше ловил каждое слово, долетавшее из кабинета, а теперь и вовсе превратился в слух.

- Я дам ему вольную и денег, чтобы он уехал из Вороньей крепости, - очень спокойно сказал ройт, ничуть не удивившись этому вопросу. - В приграничье ему сейчас делать нечего. В конце концов, он не инсарец, и наши конфликты с белгами его совершенно не касаются.

Свиридов стиснул кулаки. Ну до чего же ловко Ольгер все это решил! Естественно, мнение самого Свиридова Хенрик при этом спрашивать не собирался...

Остаток вечера и большую часть ночи Александр во всех красках представлял, как выскажет Ольгеру все, что думает о его манере поступать с людьми. Однако сейчас, когда момент решительного объяснения настал, Свиридов как-то позабыл придуманные загодя слова - слишком уж утомленный вид был у Хенрика Ольгера.

- Ну, раз ты слышал весь наш разговор с мейстером Кедешем - значит, ты должен понимать, что тебе следует уехать, - сказал ройт.

- Никуда я не поеду.

Ольгер нахмурился.

- Что значит "не поеду"?.. Я велел тебе ехать в Лотар - вот и отправляйся.

Альк взял со стола подписанную Ольгером бумагу и нахально помахал ей перед носом ройта.

- Я теперь свободный человек, и могу делать все, что захочу. И я останусь с вами - нравится вам это или нет.

Пару секунд Ольгер почти растерянно смотрел на Алька. Потом тяжело вздохнул и сообщил:

- Альк, ты уж меня прости, но ты действительно болван. Само собой, я не могу заставить тебя ехать в Лотар. Но уж выставить тебя из Браэннворна мне определенно ничего не стоит. Прикажу солдатам - через пять минут будешь стоять с этой бумагой за воротами. А дальше поступай, как знаешь.

- Ну так прикажите, - предложил Свиридов, скрестив руки на груди.

Больше всего Альк боялся, что Ольгер действительно распорядится вышвырнуть его из Браэннворна силой. Но, по счастью, ройт был слишком сильно удивлен внезапным и необъяснимым поведением Свиридова.

- Черт знает что, - вполголоса заметил он. И предпринял еще одну попытку апеллировать к здравому смыслу. - Ну скажи, зачем тебе понадобилось оставаться в Браэннворне? Тебя же здесь убьют, дурак!

- Вас тоже, - не остался в долгу Альк.

Ольгер насмешливо прищурился.

- А тебе что, не терпится составить мне компанию?..

Маркус говорил, затея ройта - верное самоубийство, вспомнил Альк, и по спине прошел противный холодок. Сказать по правде, Альк отнюдь не рвался умереть героем. И в особенности - если умирать придется за чужую и ненужную страну, за совершенно посторонних для Свиридова людей и за нелепые для современного цивилизованного человека представления о чести. С другой стороны, он совершенно точно знал, что не оставит ройта одного. Кто знает, может быть, все еще как-то обойдется... Ольгер далеко не в первый раз рискует своей жизнью, но при этом до сих пор остался жив. Так что совсем не обязательно все кончится так плохо, как считает Маркус.

- Я пойду с вами, - упрямо сказал Свиридов. - Вы ведь сами говорили, что возьмете в горы только добровольцев. Значит, лишний человек не помешает.

Ольгер смерил Алька долгим взглядом, хмыкнул - и смахнул в ящик стола лежавший перед Альком кошелек.

* * *

Костер развели совсем маленький, хотя гора удачно закрывала их от посторонних взглядов. Растапливали снег и по очереди запивали скудный ужин кипятком из оловянной кружки. Та в одну минуту раскалилась чуть не докрасна - если забыться и взять ее без рукавицы, на руке точно останется волдырь. Ели медленно, почти не разговаривая, целиком уйдя в процесс еды. Порции были маленькими, если будешь отвлекаться на что-то постороннее - вообще не заметишь, что поужинал. Да и сил на разговоры у людей в отряде Ольгера не оставалось никаких. Когда целый день тащишься по горам с неподъемным заплечным мешком, то под конец дня ноги кажутся свинцовыми, а плечи попросту выламывает.

Ольгер размочил в воде последнюю галету из пайка, стараясь не смотреть на сидевшего напротив Алька. Поначалу Хенрик был уверен, что иномирянин неминуемо расклеится в самые первые часы после их выхода из крепости. Хотя Свиридов больше не напоминал того изнеженного белоручку, о котором стражник в Лотаре сказал, что он в жизни не поднимал ничего тяжелее ложки, Ольгер опасался, что марш-бросок до Зимнего каньона будет юноше не по зубам. По правде говоря, Хенрик почти не сомневался в том, что Альк довольно быстро сдастся и запросится обратно в Браэннворн.

Однако вышло по-другому. К концу первого дня иномирянин был бледен, как поганка, под глазами у него темнели синяки, но жаловаться Альк так и не начал. Ольгер понял, что и не начнет - будет тащиться вместе с остальными, пока не свалится в глубоком обмороке. Ночью Ольгер потихоньку встал и, мысленно ругая последними словами Алька, белгов и самого себя, ополовинил заплечный мешок Алька, переложив большую часть поклажи в свой. Среди других вещей он вытащил из сумки парня и тяжелый сверток с порохом, завернутым в вощеную коровью кожу, позволяющую уберечь его от сырости. Иномирянин до того отупел от усталости, что поначалу ничего даже не заметил - механическим, бездумным жестом вскинул мешок на спину, поморщился, когда лямки врезались в натертые накануне плечи, и занял свое место среди остальных солдат. Но уже к середине следующего дня на лице Алька появилось выражение недоумения - наверное, почувствовал, что идти стало куда легче, чем вчера.

Причину этой перемены юноша искал недолго - при всех недостатках Алька, недогадливым иномирянин не был. Он даже попытался возмущаться, но Хенрик кратко - и довольно резко - сообщил, что он предпочитает нести лишнюю поклажу, чем задерживать отряд из-за отставшего или упавшего в какую-нибудь расселину Свиридова. Иномирянин поджал губы и остаток дня избегал даже смотреть в сторону Ольгера. Ройт еще в Браэннворне дал понять, что, если Альк желает присоединиться к добровольцам, отправляющимся в горы, то он должен будет беспрекословно подчиняться Ольгеру или тому, кого Ольгер назначит командиром. По-видимому, парень помнил этот разговор и не считал возможным пререкаться с Ольгером, но всячески старался дать понять, что возмущен его непрошенной -и унизительной, как Альку, видимо, казалось - помощью. Правда, за ночь до Свиридова дошло, что, пока он изображал оскорбленное достоинство, ройт молча нес бОльшую часть его поклажи, так что утром от его подчеркнутого недовольства не осталось и следа - наоборот, вид у иномирянина был почти виноватым. Ольгеру хотелось объяснить Свиридову, что дело тут не персонально в Альке - Хенрик, не задумываясь, сделал бы то же самое для любого новобранца, если бы увидел, что тот не способен выдержать общего темпа. Но Ольгер решительно отверг эту идею, посчитав, что подобный разговор поставит его в дурацкое положение. Начать что-либо объяснять - значит, признать, что ситуация нуждается в каких-то объяснениях. А эта ситуация, по мнению Хенрика Ольгера, не стоила выеденного яйца.

К концу третьего дня Свиридов так освоился, что даже стал смотреть по сторонам. И не только по сторонам... во всяком случае, теперь ройт Ольгер то и дело ловил на себе его взгляд - совсем такой же, как и в Браэннворне. Обмануться в выражении этого взгляда мог бы разве что слепой, но Альк наверняка считал, что он ведет себя предельно осторожно.

Ужин был доеден, костер предусмотрительно потушен, и все члены маленького отряда начали готовиться ко сну. Над расчищенной для ночлега площадке натянули низкий тент, и люди стали забиваться под него, плотно прижимаясь друг к другу, чтобы хотя бы так спастись от холода. Обычно на таких ночлегах Альк всегда старался найти себе место где-то с краю, как можно дальше от Хенрика Ольгера. Причина, вероятно, была той же самой, по которой Альк, словно ошпаренный, вылетел вон из его комнаты, когда Ольгер взъерошил ему волосы. Ройт только усмехался про себя - это же надо, они все вот-вот умрут, а Альк еще умудряется переживать из-за подобных глупостей.

Но на сей раз Свиридов, напротив, замешкался, пока все остальные возились с тентом и устраивались на ночлег. Первая вахта была у Гриса с Томашем, однако Альк задерживался вместе с ними у костра, жертвуя драгоценным отдыхом, как будто впереди были не жалкие четыре часа сна, а вся ночь. Ольгер отдал пустую кружку Грису, встал и забрался под навес, устроив заплечный мешок под головой и завернувшись в плащ. В спину немилосердно дуло, твердая, промерзшая земля казалась еще жестче, чем обычно, но все это были хорошо знакомые и, в общем, незначительные мелочи, к которым он привык еще во время своей службы в приграничье.

Несмотря на холод, Ольгер вытянулся во весь рост, давая отдых натруженным за день мышцам. Утром тело будет совершенно деревянным, непослушным от усталости и холода... плевать. Ройт вспомнил Квентина с его извечным ревматизмом и придурковатого, но исполнительного Лесли. Мысль была ненужной, лишней - о судьбе слуг он позаботился уже давно, если в то время, когда был простым разведчиком. В случае его смерти Квентин с Лесли получали вольную и ежемесячное содержание. Особняк в Лотаре по завещанию отходил брату и его наследникам, но обязательным условием продажи дома в завещании было обозначена выплата суммы, на которую Квентин сумел бы найти для себя и своего племянника приличное жилье. Словом, причины беспокоиться о своих домочадцах у Хенрика Ольгера как будто не было. Но сейчас он вспомнил их и свой лотарский дом с какой-то странной ностальгией, чего с ним никогда прежде не случалось. Раньше его редкие приезды в этот пустой и, в общем, совершенно безразличный ему дом не вызывали у Ольгера никаких эмоций, а сейчас он с удивлением почувствовал, что был бы рад когда-нибудь вернуться туда снова, еще раз увидеть Квентина с его суетливыми движениями и метелочкой из птичьих перьев, потом выпить кафры на веранде и пройтись по шумной старой гавани.

Ройт вспомнил предсказание эшшари, встретившейся ему на базаре в самый первый день после приезда в Лотар. Синеглазая эшшари утверждала, что способна читать будущее по линиям руки, и предсказала ему смерть, немало позабавив Ольгера. А еще она говорила, что жизнь похожа на женщину эшшари - она, мол, не любит тех, кто не отвечает ей взаимностью. Если бы это в самом деле было так, то было бы совсем не плохо, но Ольгер успел увериться, что дела обстоят как раз наоборот. Он рисковал собственной жизнью много лет, и большую часть этого времени ни дал бы за нее ломаного гроша, однако оставался жив. Гибли другие люди - счастливые мужья, удачливые офицеры, просто жизнерадостные и открытые ребята вроде ройта Годвина - ну, словом, те, кто дорожил собственной жизнью куда больше Ольгера, и кому в самом деле было, что терять.

Пожалуй, в том, что он опять начал испытывать вкус к жизни, следовало видеть не приятный, а тревожный знак. Как раз теперь, когда он в первый раз за много лет почувствовал себя вполне счастливым, и - что в некотором смысле еще хуже - стал чего-то ожидать от будущего, удача могла отвернуться от него, как отворачивалась от его товарищей, ценивших свою жизнь больше него.

Что ж, если так - он ни о чем не собирается жалеть. Последний месяц стоил вереницы тусклых лет, прожитых в Лотаре и в Приграничье... и хватит об этом.

Хенрик закрыл глаза и приказал себе заснуть. Прошло несколько минут, и Ольгер уже начал забываться - кажется, ему даже снился какой-то сон - когда он ощутил, что кто-то осторожно устраивается рядом с ним. "Альк" - сообразил ройт Ольгер, разом очнувшись ото сна. Нельзя сказать, что в этом был виноват Свиридов - совсем наоборот, парень укладывался очень осторожно, стараясь лишний раз не задеть Ольгера. Но сама эта осторожность резко отличалась от поведения любого другого человека, вынужденного устраиваться на ночлег в таких условиях. Некоторое время Альк вообще не шевелился и, кажется, даже не дышал. Потом, удостоверившись, что он не разбудил соседа, Альк придвинулся поближе - кажется, даже уткнулся носом ему в спину. После чего, наконец, затих по-настоящему - как человек, который собирается спать, а не боится быть застигнутым на месте преступления. Хенрику Ольгеру стало смешно. Устроить настоящие маневры, нарочно засидеться у костра, дождаться, пока Хенрик не "уснет" - и все это ради такой нехитрой, в общем, вещи, как возможность оказаться рядом с ройтом на ночлеге. Разумеется, чисто случайно.

После появления Свиридова лежать стало значительно теплее - теперь в спину дуло Альку. "Чем ни доказательство того, что жизнь несправедлива?.." - усмехнулся Ольгер про себя. И в первый раз за много месяцев заснул с улыбкой на губах.

Проснувшись - как ни странно, еще до подъема - Ольгер с удивлением почувствовал, что выспался. Во всяком случае, спать ему больше не хотелось. Может, дело было в том, что где-то в глубине сознания сидела мысль о близкой смерти, и было как-то обидно тратить слишком много времени на сон. Его - этого времени - и так осталось слишком мало.

Осторожно отодвинувшись от Алька, Ольгер встал и выбрался из-под навеса, полной грудью вдыхая холодный предрассветный воздух. Махнул рукой встрепенувшемуся часовому - все в порядке, пусть ребята еще несколько минут поспят.

Обычно Ольгер редко помнил свои сны, а если даже помнил - то в виде каких-то смутных и обрывочных видений. Но на этот раз он точно помнил, что ему снились Торис и Джулиан Лай - его ближайшие друзья из корпуса. Видеть во сне людей, которых уже нет в живых, считается дурной приметой, но Ольгер точно знал, что этот сон имел совершенно иной смысл. И сейчас, подставив лицо ветру, он с задумчивой улыбкой вспоминал последний день, когда они встретились все втроем.

Случилось это много лет назад, в Кронморе.

- Говорят, ты собираешься взять отпуск и жениться? - спросил Джулиан, приехавший к друзьям в самый канун Зимнего праздника.

Ольгер чуть поколебался, но потом решил, что Джулиану Лаю можно сказать правду, которую он пока скрывал от остальных.

- Скорее всего, я совсем уйду в отставку. Буду управлять поместьем или, может, поступлю на государственную службу. Не хочу, чтобы моя жена видела меня дважды в год.

- Так что же, ты больше не хочешь служить в армии?

Хенрик пожал плечами.

- Белый обелиск можно заслужить где угодно. Кто сказал, что в качестве землевладельца я принесу Инсару меньше пользы, чем в качестве офицера?.. И потом, я тоже человек. Я неожиданно для себя обнаружил, что хочу чуть-чуть пожить спокойной жизнью. С любимой женщиной, с нашими общими детьми... Вот, посмотри!

Хенрик порывисто снял с шеи медальон, раскрыл его и показал Лаю миниатюрный портрет и локон пепельных волос. Тот осторожно взял раскрытый медальон с ладони Ольгера и положил на стол перед собой.

- Это моя невеста. Этот портрет рисовали примерно год назад, с тех пор она стала еще красивее, а главное - взрослее. Меня, знаешь ли, немного смущал ее возраст. Я всегда испытывал отвращение к мужчинам, которые специально женятся на совсем юных девочках, чтобы потом вылепить из них таких женщин, которых им заблагорассудится. Как будто серва покупают... - Ольгер перебил сам себя и требовательно спросил Джулиана, продолжавшего рассматривать портрет - Как она тебе?

- Очень красивая. В особенности эти серые глаза.

- Ты прав, глаза у нее совершенно потрясающие. Но, по правде говоря, дело даже не в красоте. Красивых девушек на свете много... ими можно любоваться, можно их желать, но это не меняет ничего в тебе самом. А тут совсем другое. Понимаешь, она словно из другого мира. Мы не так уж много времени провели вместе, но я до сих пор не понимаю, как к семнадцати годам ей удалось сохранить такую веру в лучшее в себе и в других людях. Может быть, это прозвучит смешно, но мне хочется сделать так, чтобы ее никогда в жизни не коснулось бы ничто плохое. Чтобы она даже не узнала, что на свете существует зло, которое способно быть сильнее всех наших усилий и надежд. Она смотрит на меня так, как будто в мире не существует ничего, с чем я не мог бы справиться. Это было бы стыдно, если бы я знал, что она ошибается - но когда она рядом, то я словно в самом деле становлюсь тем человеком, которого она во мне видит. Это - словно магия.

- Так значит, ты влюблен?

- Клянусь Всевышним оком, да! - с жаром подтвердил Ольгер.

Лай радостно рассмеялся. Хенрик, давно подметил в глазах друга тот особый лихорадочно-счастливый блеск, который не позволял усомниться - Джулиан находится в точно таком же положении. Точнее, не совсем в таком же. Хенрик жил мечтами о своем будущем счастье, тогда как Джулиан Лай имел вид человека, уже достигшего предела всех своих желаний.

- Скажи-ка, Лай - ты радуешься за меня просто по дружбе, или потому, что ты и сам влюблен? - с улыбкой спросил Хенрик, ни минуты не сомневаясь в ответе.

Лицо Джулиана на мгновение застыло, с него пропало то беззаботно-счастливое выражение, которое заметил Ольгер.

- Да, влюблен, - ответил он после короткой паузы.

- В кого? - поинтересовался Хенрик, удивленный этой неожиданной заминкой.

Джулиан, несколько последних секунд смотревший куда-то в сторону, как будто ему не хотелось лишний раз встречаться с Ольгером глазами, внезапно посмотрел на него в упор.

- В Донелла Лонжди, - тихо, но спокойно сказал он.

Хенрик едва не вздрогнул. Донелл Лонджи учился в том же кадетском корпусе, что они с Торисом и Лаем, только на один курс младше. С Джулианом Донелл познакомился за год до выпуска, и они быстро стали близкими друзьями. Настолько близкими, что Торис с Ольгером даже, бывало, возмущались, что их старый друг предпочитает их компании мальчишку на год младше. Ради Джулиана они, вероятно, приняли бы Лонджи в их сплоченную компанию, но Донелл с Джулианом предпочитали проводить время вдвоем. Хотя в кадетском корпусе в принципе часто приходилось слышать про "такие" отношения, но до сегодняшнего дня Хенрику Ольгеру и в голову не приходило, что между Лаем и Донеллом могло быть что-то кроме простой дружбы.

Как будто прочитав эти мысли по лицу Хенрика Ольгера, Джулиан криво усмехнулся.

- Знаешь, я, наверное, действительно влюбился в него еще в корпусе. Но тогда я думал, что мы просто лучшие друзья. Ну, может быть, какие-то особенные, Настоящие Друзья - каждое слово с большой буквы - которые могут доверить друг другу что угодно. Это уж потом я понял, что друзьями для меня как раз были вы с Торисом, а Донелл успел стать чем-то большим. После выпуска мне его очень не хватало. Мы писали друг другу письма - с каждой почтой, то почти есть каждую неделю. Но я говорил себе, что мне просто нравиться писать, и что здорово иметь человека, который настолько меня понимает. Так прошло целых три года - сперва год до его выпуска, а потом еще два, пока он служил в столичной гвардии. А потом Донелл просто бросил все и добился перевода лейтенантом в мой корпус. Причем со мной он этого не обсуждал - просто однажды объявился здесь, в Кронморе, и поставил меня перед фактом, что теперь будет служить под моим началом. И в первый же месяц мы стали любовниками. Если честно, у меня такое ощущение, как будто бы мы оба с самого начала знали, что это должно произойти.

Хенрик молчал, не зная, что ответить на подобную тираду.

- Осуждаешь?.. - прямо спросил Джулиан, поняв, что Ольгер не намерен первым нарушать повисшую в комнате паузу.

- Нет, - деревянным голосом ответил Ольгер. Он не лгал, он действительно не осуждал старого друга. Просто - не понимал, не мог понять, и - в некотором смысле - ощущал себя загнанным в угол. Неловкость повисла в воздухе, вязкая и густая, как кисель. Словно желая вырваться из этой липкой паутины, Лай внезапно резко сменил тему и заговорил о своих постоянных стычках с интендантом их отряда, не желающим вникать в нужды простых солдат.

Ройт Ольгер с облегчением смеялся над его рассказами, ответно вспоминал какие-то истории о войсковых чиновниках в Кронморе. Через несколько минут такой беседы их первоначальное и несколько наигранное оживление сменилось той особой, вдумчивой серьезностью, которой всегда отличались разговоры с Джулианом Лаем. Если Годвин лучше всего чувствовал себя в большой компании, веселой, легкомысленной и шумной, то с Лаем лучше всего было разговаривать наедине, в спокойной обстановке, как бы размышляя вслух. Если ройт Годвин перебивал собеседника в тот же момент, когда ему покажется, что он уловил суть его мысли, и тут же принимался развивать его идею, то Джулиан всегда дослушивал другого до конца. С Годвином было важно только то, _что_ ты хотел сказать. Лай обращал внимание на то, _как_ это сказано. Хенрик эгоистично радовался, что Торис сейчас в дозоре и не может превратить их первую беседу с Лаем в шумную попойку с участием половины гарнизонных офицеров.

- По правде говоря, все начальники, с которыми я сталкивался в своей жизни, вели себя настолько одинаково, что иногда мне кажется, что это - какой-то особый вид людей, - негромко сказал Хенрик. - Их главное свойство - ничего не знать о настоящем положении вещей. Только за счет этого и можно следовать полученным инструкциям или самим писать подобные бумаги. Если человек каждый день видит, как его солдаты тащат на себе такие тяжести, которые я лично постыдился бы взвалить даже на мула - он не решится подписать приказ о прикреплении к каждому корпусу _одной_ обозной лошади вместо необходимых четырех. Но беда в том, что они этого не видят. Зато они видят, что увеличение количества обозных лошадей резко повысит расходы на армию. Бумаги с этими расчетами у них под носом, а те люди, которые сгибаются под непосильным грузом - где-то очень далеко. Клянусь Всевышним оком!.. Я бы отдал что угодно за возможность заставить чиновников из столицы месяц или два пожить в Кронморе, чтобы у них была возможность на собственной шкуре испытать всю прелесть введенных ими же правил.

- Да ты рехнулся, Хенрик! Месяц или два!.. Готов поспорить, эти неженки издохнут еще до конца первой недели, - улыбнулся Джулиан. - Но в принципе идея хороша... Жаль только, совершенно неосуществима. К сожалению, мы ничего не можем сделать.

- Ну почему же, что-то можем. Убедившись, что армейские чиновники не станут меня слушать, я стал писать письма. Старшему войсковому интенданту, главе королевской канцелярии и маршалу Бриссаку. Поначалу меня старались выставить смутьяном и доносчиком, так что на меня стали смотреть довольно косо, но потом, когда в результате этих писем устранили кое-какие особо досаждавшие всем нарушения, младшие офицеры целиком и полностью перешли на мою сторону. Гарнизонное начальство бесится, но терпит - что им остается?.. В моих действиях нет никакого нарушения устава, да и ко мне самому придраться трудно. Все, что они могут - это усложнять мне жизнь, надеясь, что я попрошу отставки или перевода в другой корпус. Но - не сочти за бахвальство - я им пока нужен.

- Может быть, и мне стоит попробовать писать такие письма? - задумчиво произнес Лай. - Сказать по правде, я однажды уже хотел сделать что-нибудь подобное, но Дон... В общем, меня отговорили.

Хенрик почувствовал стыд. Пока они беседовали о его помолвке, Лай был так же деликатен и внимателен, как и всегда. Почему же потом, когда речь зашла о чем-то важном для самого Джулиана, Ольгер всем видом дал понять, что не желает углубляться в эту тему?.. Лай полчаса расспрашивал старого друга о его невесте, а Хенрик - в ответ на его признание - просто неловко замолчал. И теперь Джулиан, по доброте душевной, еще и старается избавить его от лишних неудобств!

Ольгер понял, что ситуацию следует исправлять, причем - немедленно. Годвин, не признававший полумер и компромиссов, вероятно, попросту сказал бы Лаю "Извини, старик, я растерялся и повел себя, как полный идиот". Хенрик решил пойти другим путем.

- Донелл боится, что у тебя будут неприятности?.. - как ни в чем ни бывало, спросил он.

Лицо Джулиана просветлело.

- Да, - с готовностью ответил он. - Видишь ли, его дядюшка, старый полковник Лонджи, когда-то пострадал именно из-за этого. Я пытался сказать ему, что там было другое время и другой король, но Донелл убежден, что в этом отношении ничего не меняется. Он говорит, что, стоит мне открыто выступить против существующих порядков, как вышестоящие сделают все возможное, чтобы любым путем заткнуть мне глотку.

- Ну, вообще - он в чем-то прав. Наверху не желают слышать, что у нас какие-то проблемы, особенно если для их устранения необходимы деньги. Больше всего им нравится решать вопросы, в которых вину можно свалить на низшее звено чиновников, а потом учинить начальственный разнос. Очень удобно: не несешь никаких убытков, наслаждаешься собственной властью, да еще и демонстрируешь, как ты заботишься о благе подчиненных. Тут-то они все - борцы за справедливость. Но как только речь заходит о деньгах, они становятся слепыми и глухими. И очень не любят тех, кто требует от них прозреть, - мрачно сказал ройт Ольгер. - Значит, Донелл уговорил тебя не связываться?

- Ну, не совсем так. Он долго злился и твердил, что я дурак, но я старался обратить все в шутку и доказывал ему, что он переоценивает риск и путает меня со своим дядюшкой. На это он только пожимал плечами, а потом сказал, что, если мне все-таки хватит глупости заняться этим делом, то он будет участвовать в нем наравне со мной. Если уж пропадать - то вместе. И вот тут мне стало страшно. Потому что я вдруг подумал - что, если он прав и все закончится именно так, как он предсказывал?.. Одно дело - рисковать собой, и совсем другое - втягивать в такие игры человека, который считает всю эту затею никому не нужным сумасбродством, но при этом все равно пойдет на это - исключительно ради меня. Хенрик, я не то чтобы считаю себя храбрецом, но мне всегда хватало хладнокровия и выдержки, чтобы поступать так, как я считаю правильным, и не теряться даже в самых сложных обстоятельствах. И, тем не менее, тогда я струсил, причем самым жалким образом.

В голосе Джулиана явственно звучала горечь - сдержанная, глубоко запрятанная, но при этом очевидная, как терпкий привкус в северных сортах вина. Хенрик покачал головой.

- Ты не струсил, Лай. Тревожиться за человека, которого любишь - это что угодно, но не трусость! Не трудись, я знаю, что ты сейчас скажешь... Что любой может использовать подобный аргумент, как отговорку или оправдание - я, мол, не за себя боюсь, поэтому я прав. Но мы ведь говорим не о словах, а о том, как они соотносятся с действительностью.

- А помнишь, в корпусе мы осуждали тех, кто ничего не делал, пока слуги Теодора высылали и казнили неугодных? - мрачно усмехнулся Джулиан. - А ведь они тоже заботились о своих близких. Потому что, стоило им выступить против творящегося беззакония - все эти близкие попали бы в застенки вместе с ними. Разве этот факт мешал нам называть их трусами?..

- Нет, не мешал, - признался Хенрик. - Но, в конце концов, нам было по пятнадцать лет, и мы судили в меру своего непонимания. Сейчас я думаю, что мы были не правы, когда мерили всех выживших одной и той же меркой. Это, может быть, и справедливо - в самом общем смысле слова - но как-то бесчеловечно. Кто-то промолчал, поскольку не видел смысла погибать из-за чужих людей. И прожил жизнь в самодовольной убежденности, что он все сделал правильно. А кто-то не пожалел бы самого себя, но был по рукам и ногам связан страхом за своих близких. И такой человек тоже молчал, только при этом мучался, винил себя и всячески старался как-то помочь тем, кто пострадал от Тео. Мы ставили этих людей на одну доску, а на самом деле между ними пролегает пропасть. Ты меня прости, но я сейчас скорее склонен осуждать себя тогдашнего, со своей возмутительной категоричностью, чем тебя с твоим страхом за Лонджи.

Договаривая эту фразу, Хенрик поймал себя на том, что внутренне принял отношения Лая и Донелла, как нечто естественное и не требующее никаких обоснований. Собственная недавняя растерянность теперь казалась непонятной, будто бы принадлежавшей не ему, а постороннему для него человеку. В сущности, что люди подразумевают, когда речь заходит о любви?.. Ну да, во многом - страсть, но кроме этого - ответственность за другого человека, нежность и самоотверженность. Кто вправе называть "неправильной" любовь, включающую в себя все эти чувства?

Дверь гулко хлопнула, и в комнату ворвался порыв ледяного ветра. Остановившийся на пороге Годвин - все еще покрытый мелкой снежной пылью после путешествия верхом - патетически-обвинительным жестом указал на Ольгера.

- Анри, я тебе уже говорил, что ты свинья?.. Я приезжаю в лагерь, и мне первым делом сообщают о приезде Лая. Я бросаюсь искать его по всем караулкам, битый час ношусь туда-сюда, свесив язык, как гончая, а потом выясняется, что ты попросту уволок его к себе! Спасибо, что хоть дверь не запер!.. Мог бы, вообще-то говоря, и обо мне подумать.

- Прости, но я никак не мог предположить, что ты будешь целый час носиться по Кронмору, прежде чем додумаешься зайти в мою комнату, - невозмутимо возразил ройт Ольгер.

Торис смешался.

- Ну, про час я, разумеется, преувеличил... В действительности-то я искал вас минут двадцать, - сказал он, как бы оправдываясь. Но, заметив на лицах друзей едва заметные улыбки, тут же снова рассердился. - Хватит заговаривать мне зубы! Час или там полчаса - это неважно. Я о том, что вам бы следовало меня подождать.

Джулиан, как обычно, выполнил роль миротворца.

- Признаю, мы с Хенриком были неправы. Но, на самом деле, это я увел его из караулки. Мне бы не хотелось проводить праздничный вечер в большой компании. Я ехал сюда с надеждой увидеть вас двоих, и не желаю тратить времени ни на кого другого. Я по вам слишком соскучился.

Судя по лицу Годвина, тот был слегка обескуражен тем, что кто-то может сторониться праздничного застолья, но, при всем при том, речь Джулиана его явно тронула. Он вошел в комнату, закрыв за собой дверь, и крепко обнял вставшего ему навстречу Лая, не преминув, однако, бросить на Хенрика Ольгера испепеляющий взгляд.

Да, кажется, в тот день они - все трое - были счастливы. И каждый полагал, что знает свое собственное будущее... тогда как на самом деле ни один ни мог даже представить, что их ждет. Джулиан Лай впоследствии погиб в приграничье, и его похоронили в одной братской могиле с Лонжди и тремя десятками других солдат. Годвин стал жертвой заговора "пентальеров". А сам Ольгер... что же, Ольгер куда лучше понял чувства Лая, и теперь мог только радоваться, что тогда, двенадцать лет назад, ему хватило ума и такта принять друга и его жизнь такими, какие они есть. Иначе теперь Хенрику пришлось бы со стыда сгореть, припоминая этот разговор и ощущение смутного протеста, которое - из песни слов не выкинешь - все-таки овладело им в первый момент.

От воспоминаний о беседе с Лаем мысли Ольгера как-то на редкость органично вернулись к настоящему. За самого себя Ольгер почти не беспокоился, но с каждым днем все больше сожалел о том, что поддался на уговоры Алька и позволил ему идти в горы вместе с добровольцами. Парню всего-то девятнадцать лет, и умирать ему определенно рановато.

Хенрик уже далеко не в первый раз пообещал себе, что сделает все возможное, чтобы сохранить Альку жизнь. И хмуро усмехнулся. Если кто-то мог свести на нет все его усилия, то, пожалуй, даже не белги, а сам же Свиридов - достаточно вспомнить то, как Альк повел себя, когда Хенрик пытался отослать бывшего серва в Лотар.

Александр - легок на помине - встал и судорожно кутался в свой плащ, пытаясь согреться. Вид у него был сонный, ошалевший и слегка разочарованный - Хенрик подозревал, что последнее обстоятельство вызвано тем, что ройт проснулся раньше.

Ольгер насмешливо и ласково взглянул на Алька и велел дежурившему у навеса Томашу:

- Буди всех. Пора идти.