II

Ольгер не любил этот причал. То есть сама по себе пристань Святой Люсии могла быть довольно живописной, но смотреть на сбившихся в голодную и грязную толпу приговоренных к каторжным работам, что ни говорите - удовольствие весьма сомнительное. А этих приговоренных пригоняли сюда каждый день.

Когда ройт Ольгер осознал, что накануне, в день своего приезда, он не зашел в магистрат - узнать, не ожидает ли его еще одно письмо от брата, Хенрик скрепя сердце выбрался из дома. Было еще рано, и Ольгер рассчитывал вернуться прежде, чем на город упадет обычная для августа жара. Поэтому он выбрал самую короткую дорогу к магистрату, рассудив, что обойдет причал Святой Люсии стороной, и постарается не замечать закованное в кандалы ворье и остальную шваль. Сказать по правде, еще лучше было бы идти мимо причала, зажав нос, чтобы не ощущать дурного запаха от нескольких десятков скученных, немытых тел.

Но, разумеется, стоило Хенрику сказать себе, что он и не подумает смотреть на будущих галерников, как его взгляд помимо воли потянулся к их толпе. И сразу выделил из всех стоявших на причале юношу лет восемнадцати.

Взгляд парня выражал полнейшую растерянность. Мешковатая и грубая одежда на нем была в точности такой же, как на остальных приговоренных, но в остальном он разительно выделялся на общем фоне. Особенно странно смотрелась нетронутая загаром кожа (это в середине августа!), и чистые, хоть и растрепанные волосы. Тут светловолосый парень в очередной раз споткнулся, наступив на какой-то камешек, и Ольгер окончательно решил, что босиком ходить он не привык. Хенрик подумал бы, что перед ним богатый сын какого-нибудь иноземца, прибывшего в метрополию совсем недавно, но резонно было бы предположить, что тогда его давно, сбиваясь с ног, искала бы его богатая родня. А прежде того - его никогда не отпустили бы бродить по улицам Лотара без сопровождения слуги. Прибрежный город отличался чем угодно - своей трехсотлетней гаванью, большим базаром, примечательной архитектурой, дикой смесью из обычаев и языков... но уж никак не безопасностью. Мальчишка, судя по всему, не очень понимал, что его ждет. Что было даже странно, потому что, когда тебя уже обрядили в серое, а на ноги набили кандалы, легко понять, что речь идет о каторге. Особенно когда вокруг тебя - такие вот небритые разбойничьи рожи.

Нет, будь этот недотепа с островов - он не вертел бы головой по сторонам с таким наивно-изумленным видом. Говоря по правде, выглядел юноша так, как будто он свалился с неба и еще не до конца привык к тому, что происходит на земле.

Ройт Ольгер был заинтригован. Он подозвал стражника, кинул ему монетку и спросил, кивнув на парня:

- Этого - за что?

Дозорный ответил, не сверяясь со своей табличкой - видно, необычный парень успел примелькаться и ему.

- За кражу, ройт. А также за рукоприкладство по отношению к блюстителю порядка.

Ольгер приподнял брови.

- И кого он... рукоприложил?

Стражник довольно ухмыльнулся.

- Это целая история. Решил он, значит, утащить лепешку у торговца выпечкой... По мне, чем воровать с такими неуклюжими руками, лучше уж повеситься. Только вообразите: схватил он одну лепешку, а другие - целая гора - падают с блюда прямо в грязь. Этот дурак, вместо того, чтобы бежать, вытаращил глаза, схватился за поднос - и что вы думаете? - опрокинул сам лоток. Торговец, натурально, верещит, как резанный. Ну, подбегает стража, их десятник, Петер Доэрс, хватает парня за шиворот - а тот, не будь дурак, со всего маху бьет его по голове подносом. Петеру-то полагалось одевать в дозоре шлем, но сейчас уж очень жарко, почти вся дневная стража так и ходит с непокрытой головой. Доэрс тоже. Вот и получил по голове подносом. Звон стоял, как будто в медную кастрюлю черпаком колотят. В общем, у Петера - во-от такая шишка, а этому идиоту, вместо штрафа за мелкое воровство - три года на галерах.

- Поздравляю королевский флот с приобретением, - хладнокровно отозвался Хенрик. - Судя по внешнему виду, за веслом он не протянет и двух месяцев.

Стражник принял слова Ольгера за шутку и с готовностью заухмылялся, покосившись на светловолосого парнишку. Тот таращил на шпиль ратуши дымчато-серые глаза, как будто в жизни не видал ничего интереснее облупленных от времени и непогоды стен Лотарского магистрата.

Юродивый какой-то, - мысленно вздохнул ройт Ольгер.

- Сколько за него назначено? - осведомился он.

- Пятнадцать синклеров.

- Распорядитесь, чтобы принесли бумагу и чернила, - сказал ройт, подумав. - Напишу расписку. Я надеюсь, ваш начальник не рассчитывает, что кто-нибудь носит при себе такую сумму серебром?..

- Вы это серьезно что ли, ройт?.. - от удивления дозорный даже позабыл о вежливости. - Вы посмотрели бы сперва на его руки. Вот чесслово, этот парень ничего тяжелее ложки за всю свою жизнь не поднимал. Зачем он вам? Такой даже лопату на удержит.

- А зачем ему держать лопату? - холодно осведомился ройт. - Я что, похож на фермера?..

- Ну, если так... оно конечно, - пробормотал стражник озадаченно. Спасибо хоть на том, что досаждать ему советами больше не стал и сам доставил все необходимое - и пузырек с чернилами, и перья, и бумагу.

Ольгер быстро написал расписку на имя Вика Хорфа, старого ибрисского менялы, бывшего его банкиром в Лотаре, и зло, витиевато расчеркнулся на предложенном листе. Злился Хенрик на себя, поскольку его неожиданный порыв был бы еще понятен и простителен двадцать лет назад, когда он только что выпустился из корпуса, но для тридцатишестилетнего мужчины такие бессмысленные жесты уже просто неприличны. Это раз. А два - пятнадцать синклеров составляли почти половину его месячного содержания, так что внезапная покупка парня означала, что придется либо затянуть потуже пояс, либо, наступив на горло своей гордости, писать младшему брату и просить у него денег.

Люди, к которым его приковали после инцидента с пирожком, повергли Алька в настоящий шок. Что за лица! Что за разговоры!! По сравнению с местным "люмпен-пролетариатом" любой питерский щипач-карманник мог бы показаться гимназисткой в белой пелеринке - а ведь Альк еще сумел понять не больше четверти того, что слышал. К нему это кодла не особо приставала, сразу же решив, что он немой. Проведя с ними вечер и всю ночь, Свиридов был невероятно счастлив, когда местный кузнец наскоро сбил цепь с его колодки. Потом провожаемого свистом и завистливыми выкриками Алька потащили в деревянную хибарку, несколько напоминавшую сарай - снимать с ноги саму колодку и наклепывать на правое запястье тонкий металлический браслет.

Под конец этой работы в сарай, пригнувшись перед низкой притолокой, вошел человек, которого Альк видел возле пристани - тогда этот мужчина о чем-то беседовал со стражником. Сейчас Свиридов разглядел его получше.

Если не считать темных волос, спускающихся ниже плеч, он выглядел почти нормально - гладко выбритый, не слишком молодой, с внимательными темными глазами. Если изменить прическу и надеть вместо всей местной бутафории нормальную одежду, то его вполне можно было бы вообразить задумчиво стоящим где-нибудь возле канала Грибоедова или пьющего чай в кафешантане на Васильевской.

- Вы уже закочили?.. Как твое имя? - спросил "петербуржец", пристально разглядывая Алька. Этот вопрос ему уже задавали, но вчера, пока его допрашивали, он молчал. Сначала опасался, как бы его не начали бить, но от него довольно скоро отвязались - видимо, сочли глухонемым.

- Свиридов... Александр, - отозвался он, решив, что числиться немым все же не слишком-то удобно.

Его собеседник выразительно поморщился.

- Слишком длинно. Как короче? Алек?

- Альк.

- Все выполнено в лучшем виде, ройт, - похвастался кузнец.

- Благодарю. Можете быть свободны. И откуда ты?.. - последнее, похоже, относилось к Альку. - Острова? Эштар?

Свиридов растерянно молчал.

- Фергана?.. Локрид?... Сельн?.. - продолжал допытываться человек, которого здесь звали ройтом. В ответ на какое-то очередное название Альк кивнул, просто чтобы скорей отделаться от нудного допроса. Темноволосый посмотрел на него как-то странно, но, во всяком случае, расспросы прекратил. Альк решил, что теперь его очередь расспрашивать своего собеседника.

- Кто вы такой? - осведомился он, ожесточенно растирая только что освобожденные от кандалов запястья.

Глядя на Алька сверху вниз, чужак сказал - раздельно, словно разговаривал с ребенком или слабоумным:

- Я ройт, а также капитан гвардии Их Величеств, Хенрик Ольгер. Я только что выкупил тебя.

Он показал на металлический браслет, надетый на запястье Алька. До Свиридова мало-помалу начинало доходить.

- Что значит "выкупили"? - переспросил он чужим, осипшим голосом.

- Это значит, что тебя приговорили к каторжным работам на галерах, а мне нужен был слуга, и я рассудил, что ты мне подойдешь. Называть меня хозяином не обязательно, но, когда обращаешься ко мне, добавляй "ройт", или "ройт Ольгер".

- Да с чего я должен быть вашим слугой? - не выдержал Свиридов. - Я свободный человек. Меня нельзя ни продавать, ни выкупать.

- Ты не "свободный человек", а вор, которого поймали за руку на месте преступления. Если ты до сих пор не понял, повторюсь: тебя отправили бы на галеры, если бы никто не пожелал тебя купить.

- И что с того?.. - осведомился Альк довольно независимо.

- А то, - похоже, собеседник начинал терять терпение, - Что больше половины каторжников умирает еще в первый год на веслах.

- Я вам не верю.

Мужчина поморщился.

- Мне плевать, во что ты веришь, но, если ты еще раз посмеешь обратиться ко мне, не добавляя "ройт", ты очень пожалеешь. А сейчас пошли со мной.

Альк посмотрел на ройта и задумался, стоит ли принимать всерьез его угрозы. Его собеседник был не слишком молод, да и атлетическим телосложением на первый взгляд не отличался, но, во-первых, он был на голову выше Алька, а во-вторых - скупые жесты и неуловимая самоуверенность, сквозившая в манерах ройта, отбивали всякую охоту его злить. Одна беда - идти за этим Ольгером неведомо куда Альку хотелось даже меньше, чем испытывать, на что он был способен. Притворившись, что он вполне примирился со своей будущей участью, юноша вышел из сарая вслед за Ольгером, но, пройдя около ста шагов по набережной, улучил момент и бросился бежать. Мельком взглянув через плечо, он обнаружил, что мужчина смотрит ему вслед, но гнаться за ним, судя по всему, не собирается. А может, просто не надеется поймать.

На Алька накатил восторг. Оказывается, сбежать было не так уж сложно... Появившегося на его пути дозорного - и не кого-нибудь, а того самого десятника, Петера Доэрса, будь он неладен! - юноша заметил слишком поздно, когда было уже невозможно повернуть в другую сторону или хотя бы уклониться от прямого столкновения со стражником, шагнувшим беглецу наперерез.

Что-то тяжелое ударило Свиридова по голове, перед глазами вспыхнули багровые круги, и он кулем осел на землю, на мгновение ослепнув и оглохнув.

Петер возвышался над стонавшим Альком, словно башня, с торжеством помахивая полагавшейся ему по должности дубинкой, пока к ним не подошел ройт Ольгер. Альк расслышал неразборчивую фразу, из которой смог понять только слова "пару монет", а потом - ответ Хенрика Ольгера.

- Вы его чуть не убили, так что это мне впору потребовать с вас деньги за ущерб.

- Но, ройт... я же вернул вам вашу собственность, - пробормотал в ответ десятник.

Альк разлепил губы, чтобы возразить, что никакая он не "собственность" - но сразу потерял сознание.

В себя он приходил совсем не так, как пишут в пьесах и романах, а как-то постепенно. Сперва Альк почувствовал, что кто-то поднимает его на ноги и тащит - а точнее говоря, почти несет - куда-то в неизвестном направлении. Альк машинально переставлял ноги, думая только о том, что может означать эта ужасная боль в голове.

Он тихо застонал.

- Дурак. Кто же так бегает?.. - с насмешливым сочувствием спросил идущий рядом человек. И приказал - Не ной. Это простое рассечение. Придем домой - займемся твоей ссадиной, а пока будь любезен, не изображай покойника и шагай сам.

Голос невидимого собеседника звучал знакомо. Сделав над собой усилие, Альк даже смог припомнить его имя - Хенрик Ольгер.

Они повернули прямо с улицы в какой-то дом, и встретивший их в холле человек испуганно заохал, глядя на почти висевшего на ройте Алька. Свиридова между тем мутило все сильнее. В первые секунды он еще боролся с приступами тошноты, а потом махнул на все рукой. Нечто подобное уже случилось с ним однажды, когда они с Лопахиным рассчитывали напоить медичек с Женских двухгодичных курсов заботливо припасенным кахетинским, а девушки почему-то не пришли, и от досады они взяли и распили все, что у них было, на двоих, после чего им было очень скверно. Сейчас с ним происходило то же самое - с той только разницей, что в этот раз он вовсе ничего не пил. Согнувшись в три погибели, Альк еще успел отметить, что в прихожей ройта был красивый мозаичный пол.

Мужчина вовремя прихватил Свиридова за шиворот и приглушенно выругался. Слуга всплеснул руками и явно собрался закатить очередной "плач Ярославны", но ройт Ольгер отмахнулся от него, словно от надоедливо зудящей мухи. Альк едва заметил, как они пересекли просторную и светлую прихожую и оказались в зале, отдаленно напоминавшем петербургские гостиные. Там ройт насильно усадил его в жесткое кресло и отдал какое-то распоряжение застывшему в дверях слуге. Потом он развернулся с Альку и с ловкостью какого-нибудь фельдшера ощупал его раненную голову. После приступа внезапной тошноты Свиридову заметно полегчало, только во рту оставался вяжущий и горький привкус желчи - с самого утра он съел только половину комковатой и полусырой лепешки и выпил несколько кружек воды.

- В самом деле, ничего серьезного, - постановил ройт наконец, пожав плечами. Голос у него был слегка удивленным. Очевидно, Ольгер не привык, чтобы простой удар по голове вызывал у людей такую странную реакцию. - Ладно, сиди пока что, сейчас придет мой врач.

И, развернувшись, как ни в чем ни бывало вышел через скрытую тяжелой бархатной портьерой дверь.

Через другую дверь, в которую они вошли, слегка очухавшийся Альк мог видеть часть прихожей и парадный вход. Юноше пришло в голову, что можно встать и попытаться незаметно выскользнуть из дома, но голова у него по-прежнему болела и кружилась, а самое главное - ему внезапно зверски захотелось есть. Время было как раз обеденным, и у Свиридова мелькнула пакостная, исключительно подлая мысль: если уж этот ройт Ольгер дотащил его сюда и позаботился, чтобы к нему прислали лекаря, то, скорее всего, он не станет морить его голодом. Альк попытался устыдить себя, но в тот момент ему было решительно плевать, что этот местный сноб считает его своей собственностью - лишь бы он не забыл распорядиться дать ему поесть.

А план побега можно будет строить после.

Седой и сухощавый Квентин, бывший одновременно камердинером, дворецким и слугой Хенрика Ольгера, вошел в гостиную и сообщил:

- Я послал племянника убраться в холле, ройт. Обед уже накрыт на две персоны.

Ольгер озадаченно нахмурился.

- А почему на две?.. Разве я приглашал кого-то на обед?

Но Квентин был немного глуховат, поэтому как ни в чем ни бывало продолжал:

- Где прикажете разместить вашего гостя, ройт? Может быть, отпереть спальню с красным тофом?..

Хенрику стало смешно. Похоже, Квентин был так сильно поражен разыгравшейся в прихожей сценой, что с двух шагов не различил браслета на запястье парня.

- Этот молодой человек - не мой гость, Квентин. Я сегодня выкупил его в ферганской гавани. Надо будет приставить его к делу, хотя вы с Лесли и так замечательно справляетесь. А пока что неси обед.

Хенрик подумал, что в ветшающем старинном доме, где из пятнадцати комнат пользовались в лучшем случае тремя, а в остальных стояла сдвинутая к стенам мебель, покрытая белыми чехлами, было бы вполне достаточно двух слуг - старого Квентина и его слабоумного племянника.

Лет пять назад ройт Ольгер написал своему брату, прося отпустить к нему управляющего их усадьбы. Хотя Хенрик совершенно не стремился видеться ни с кем из своей прежней жизни, для немногих избранных людей он сделал исключение. В порядочности Квентина у ройта никогда не возникало никаких сомнений, и доверить ему дом было куда разумнее, чем незнакомому слуге. Найтан охотно согласился отпустить старого управляющего - как подозревал сам Ольгер, потому, что постаревший Квентин уже не годился в мажордомы столь блестящей аристократической усадьбы.

С предстоящим переездом возникла всего одна проблема - Квентин ни в какую не желал оставить дома своего племянника. Шестнадцатилетний Лесли был весьма старателен, но туп, как пробка - еще самую малость глупости, и получился бы классический дурачок, который бестолково улыбается и пускает изо рта слюну, что ему ни скажи. Сам Ольгер видел Лесли всего пару раз, когда тот был гораздо младше, но толстогубое, щенячьи-бестолковое лицо запомнилось ему надолго, так что перспектива принять _это_ к себе на службу привела Хенрика в ужас. Но обидеть Квентина было никак нельзя, и ройт, махнув на все рукой, написал брату, чтобы отпустил к нему и дядю, и племянника. Можно себе представить, что подумал Найт, читая то письмо. Наверное, решил, что братец окончательно свихнулся. Ну и пусть его.

Хенрик задумчиво жевал кусок жаркого, окуная в соус мягкий белый хлеб.

- Ройт Ольгер, если вы позволите спросить... - вклинился в его размышления скрипучий голос Квентина.

- Позволяю, - вздохнул Хенрик, знающий по опыту, что под почтительностью старого слуги скрывается поистине ослиное упрямство. Так что не мытьем, так катаньем, а своего Квентин добьется.

- Вы редко задерживаетесь здесь дольше одного, самое большее двух месяцев. Я столько раз предлагал вам нанять еще слуг и управляющего, а вы говорили, что для того, чтобы присматривать за пустым домом, и двух человек вполне достаточно. И снова уезжали через несколько недель. И вот сегодня вы приводите этого парня... Могу я надеяться, что вы решили поселиться здесь надолго?

- Все может быть, - задумчиво ответил Хенрик.

Морщинистое лицо Квентина заметно прояснилось.

- Тогда, если вы разрешите мне дать вам совет, - вкрадчиво начал слуга (что характерно, на сей раз благоразумно не дождавшись позволения) - то будет лучше заменить приходящую кухарку с прачкой на какую-нибудь женщину, которая взялась бы привести ваш дом в приличный вид.

- Ни в коем случае, - ответил Ольгер благодушно. - Нужно быть чудовищем, чтобы заставить женщину все время жить под этой крышей. И потом, на мой вкус, мой дом и так выглядит вполне прилично. И не вздумай снова причитать про грязные камины и проеденные молью занавески. Меньше занавесок меня в этой жизни беспокоит только... хм, вот леший, даже не могу придумать, что.

- Ну, как прикажете, - разочарованно вздохнул старик. - А куда поселить этого малахольного?..

Хенрик откинулся на спинку кресла и расхохотался, неожиданно подумав, что старик не так уж и не прав. Сам Квентин стар, как Двенадцатилетняя война, его племянничек - редкостный идиот, а сероглазый парень, выкупленный с каторги, действительно какой-то малахольный. Не богатый особняк, а прямо богадельня, дом призрения для сирых и убогих.

Впрочем, я и сам хорош, - подумал Хенрик, мрачно улыбаясь. Бывший офицер, бывший аристократ, бывший первый меч Западной армии. По-своему зрелище еще более печальное, чем глуповатый Лесли и блюющий среди коридора новичок.

- Ну, пусть пока поспит на чердаке. До холодов еще успеем разобраться, куда его поселить.

В глубине души ройт ничуть не сомневался, что его новый слуга попробует сбежать еще до пресловутых холодов. Вот только вряд ли из этой затеи выйдет что-нибудь хорошее.

"Помянешь волка - вот и уши" - сказал себе Хенрик, когда Альк вошел в гостиную - взлохмаченные волосы торчат из-под плотной повязки вокруг лба, а руки вызывающе сцеплены за спиной.

- Поди сюда, - распорядился ройт.

Альк замер в полудюжине шагов от его кресла, настороженно следя за каждым жестом нового хозяина.

Ольгер, от которого, похоже, не укрылось напряжение в лице Свиридова, лениво улыбнулся.

- Ближе. Я не ем детей. Во всяком случае, после такого сытного обеда.

Детей?!.. Альк вспыхнул и взглянул на Ольгера без всякой теплоты.

Вот ведь свинья... сидит, закинув ногу на ногу, перед пустой тарелкой, и явно плевать хотел на то, что его собеседник с самого утра не видел никакой еды, кроме краюхи хлеба. Впрочем, в мире Алька аристократические представления о благородстве тоже относились исключительно к представителям своего сословия.

Мужчина скользнул взглядом по повязке у него на голове.

- Будем считать, что за сегодняшний побег ты уже поплатился. В следующий раз будет еще добавка, лично от меня. А вообще, я не намерен запирать свой дом или следить за тем, куда ты ходишь. Можешь снова попытаться убежать, только учти, что человек с таким браслетом, - Хенрик указал на металлическую ленту, обвивавшую запястье Алька, - сразу привлекает к себе общее внимание. Чтобы покинуть город, тебе нужно мое письменное разрешение, так как без подорожной тебя посчитают беглым. А потом - как повезет. Могут вернуть сюда, могут избить и отправить мостить дороги. Если все-таки сумеешь выбраться из города, есть большой риск столкнуться с местной криптией - это охотники на беглых сервов, они хуже стражников. Ты про них слышал?

- Нет... ройт Ольгер.

- Расспроси кого-нибудь при случае. Я мог бы тебя просветить - но тогда ты, чего доброго, решишь, что я тебя запугиваю, - усмехнулся Хенрик.

Альк угрюмо посмотрел на Ольгера, но промолчал. Не то чтобы Свиридов не нашелся бы, что ответить этому самодовольному нахалу, но очередной спазм в животе напомнил Альку, что злить Ольгера _до_ обеда было крайне неразумно. Хенрик счел вопрос исчерпанным и приказал:

- Убери со стола. Потом я объясню тебе, что именно тебе придется делать.

- А как же... можно мне... я с самого утра не ел! - от волнения Альк сбился и понес какую-то чушь. Широкие брови Хенрика приподнялись.

- Серьезно?.. Ну, тогда прошу к столу.

Альк ухватился за ближайший стул, но, встретившись с холодным взглядом ройта, против воли отступил на шаг.

- Так ты из Сельна, говоришь?.. - повторил ройт задумчиво. - Невероятно. Если бы меня спросили, я поклялся бы, что ты с луны свалился. Ты что, правда собирался сесть?..

Ольгер вздохнул.

- Ну ладно, будем справедливы, я сам предложил. Мне следовало бы учесть, насколько сильно тебя треснули по голове. Тогда запоминай: слуги обедают на кухне. Чтобы не возникло никаких дальнейших недоразумений - завтракают и ужинают тоже. И еще. Когда я что-то говорю, не следует перебивать меня вопросами о том, когда ты сможешь пообедать. Это ясно?..

Альк кивнул, кипя от возмущения. "Да хватит уже распинаться! - думал он, сверля глазами ройта. - Мне, по правде говоря, не важно, где я буду есть - на кухне там, на чердаке или в чулане. Только бы без лишних проволочек"

Надо думать, эти мысли отразились на его лице, поскольку продолжавший наблюдать за ним Ольгер задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику своего кресла. Но придраться было не к чему, и ройт сказал:

- По поводу твоих обязанностей. Будешь помогать по дому Квентину и прислуживать мне лично. Кроме того, с завтрашнего дня займешься лошадьми. Их у меня всего две: Янтарь и Шелковинка. До сих пор с конюшней управлялся Лесли, но для одного работы многовато. Будешь помогать ему. Обычно те, кто занимается конюшней, в доме не прислуживают, но у меня всего двое слуг, если не брать в расчет тебя, так что придется тебе заниматься всем понемногу.

- Я не умею чистить лошадей, - сумрачно сказал Альк. И, поймав взгляд собеседника, добавил - Ройт.

- Научишься, - заверил Хенрик.

"Даже не подумаю" - мысленно возразил Свиридов. Он не сомневался, что сбежит отсюда раньше, чем успеет превратиться в конюха.

Ольгер наконец-то сжалился над ним и приказал:

- Собери все тарелки со стола, отнеси их на кухню и поешь. А потом возвращайся, ты мне еще понадобишься.

Загрузка...