Белый змей Конохи

Глава 44. Маски

Возвращение в солнечную Коноху стало настоящим праздником. Дожди окончательно опротивели. Глупо, но надеюсь, в следующий раз окажусь на западном фронте — там, может, в пустыни заглянем. Хоть какое-то разнообразие.

Родная деревня была удивительно тиха и малолюдна. Многие ушли на войну. Из-за этого шума в Конохе поубавилось. Оставшиеся жители были напряжены, ожидая очередной внезапной атаки если не вражеской деревни, то банальных бандитов. Война такое время, когда шваль начинает выползать из своих нор, чувствуя безнаказанность. Даже Скрытые деревни не могут быть в полной безопасности.

Подобные опасения были особенно актуальны после того, как пало Узушиогакуре.

В общем, в Конохе создавалось ощущение некой гнетущей атмосферы. Так что праздник по поводу пережитой встречи с Ханзо, отпуска и окончания череды миссий у нас, Саннинов, вышел весьма условный. А я сегодня к тому же еще и впервые за долгое время встретился с Мито Узумаки.

Если бы повод был какой-то хороший, то был бы этому только рад, однако ничего хорошего в запасе у судьбы для меня пока не имелось.

Узумаки пригласила меня к себе в гости. В клановый район Сенджу, населенный сейчас кем угодно, кроме Сенджу. Внешне он почти не изменился, уважительные потомки, побочные семьи, зависимые рода чтили клан и хранили его историю, поддерживая порядок на территории. Но вот стражи на входе уже не было. И ненавязчивая живая изгородь, окружавшая район, пропала. Мелочь, а весьма значимая.

Встретились мы с Мито в памятном чайном домике, расположенном недалеко от единственного теперь особняка в Конохе, принадлежащего Сенджу и Узумаки. Всего пару десятков лет, и некогда великий клан моей напарницы растворился, ужался, был оттеснен к самому краю селения и почти исчез. Жизнь — забавная штука. Учиха и Сенджу — величайшие кланы шиноби, начавшие эпоху Скрытых Деревень, оказались не приспособлены к новому времени. И вымерли. То есть вымрут, если все пустить на самотек, как это случилось бы с Узумаки.

Хотя как раз-таки красноволосые сейчас для всех и вымерли. В том числе и для Мито с Кушиной. Может, еще и из-за этого состояние старушки столь печальное.

Всего за несколько лет Мито постарела словно на полные пятьдесят. Я помнил ее женщиной, которой не дашь больше тридцати, а встретил старуху. Краше только в гроб кладут. Кожа посерела, одрябла и покрылась глубокими морщинами, глаза и волосы словно поблекли, утратили краски. Чернильно-черная радужка выцвела. Ярко-алые волосы превратились в бурую паклю. Тело сгорбилось, словно из Узумаки вытащили поддерживающий стержень. Руки дрожат, вся она осунулась и исхудала.

Даже белое кимоно, украшенное красными листьями клена, на ней выглядит совсем не так, как раньше. Словно чужая обертка.

Неожиданно резкое преображение.

— Удивлен? — тонкие губы женщины изобразили некое подобие улыбки.

— Да, — честно признался я, задумчиво вертя в руках чашку с горячим зеленым чаем.

— Старость ищет Узумаки долго, но, найдя, приходит быстро, — пустым взглядом окинув стены чайного домика, ответила Мито. — Небольшая цена за долгую молодость.

— Ну, в Чистом Мире молодость к вам наверняка вернется, — хмыкнув, бодро утешил я собеседницу.

Станет Мито вновь молодой. Снова встретится с Хаширамой. И заживут они долго и счастливо, пока какой-нибудь идиот не применит Эдо Тенсей и не запечатает душу кого-нибудь из них в Шинигами или где-то еще.

— Ты поссориться со мной решил, Орочимару, раз так уверенно гонишь в гроб? — вскинув брови, ехидно поинтересовалась Мито.

— Хокаге предупредил нас, своих учеников, что сегодня Кьюби обретет нового джинчурики. Подозреваю, что со своей жизненной силой Узумаки переносят эту процедуру хорошо, но… — я внимательно осмотрел Мито и расстроенно покачал головой. — Если бы вы хотели, то могли бы укрепить тело и подготовиться к ритуалу. Похоже, подобного желания не возникло.

— Почему же? Возникло, — сухо рассмеявшись, ответила Узумаки. — Жить хотят все. И страх смерти живет в каждом живом существе. Почти все, и почти в каждом…

Улыбка сползла с лица Мито, она подслеповато сощурила блеклые глаза, всматриваясь в мое лицо.

— Орочимару, все думают, что Девятихвостый дает мне способность чувствовать ненависть других к себе, — медленно сказала Узумаки. — Но эта способность действует тоньше, если уметь ей пользоваться. Она позволяет ощущать любые эмоции. Мы с тобой общались достаточно часто, чтоб я успела оценить тебя. Скажи мне, ты вообще испытываешь страх?

— Бывает такое, — уклончиво ответил я, переваривая внезапные откровения Мито.

— А я уж начала сомневаться, — ворчливо сказала Узумаки. — Ни страха, ни гнева, ни ненависти. Зато радуешься и испытываешь счастье. Если б не это, я бы посчитала тебя душевно больным, обделенным. Но так почти приняла за святого.

— Ну, это уж слишком, — неуверенно хмыкнув, заметил я, поскорее потянувшись к своей чашке с чаем.

— А то я не понимаю, — насмешливо фыркнув, заявила Мито. — Уж на архата, о которых так любят разглагольствовать эти чудики из Храма Огня, ты точно не похож.

— Ого! Как непочтительно, Узумаки-сама, — насмешливо пожурил я старушку, попытавшись соскочить с не очень удобной темы.

— А какого почтения они достойны? — вскинула седую бровь Мито. — Они считают, что какая-то особая чакра дает им силу сражаться с тьмой, демонами и, вообще, позволит им сравняться с богами. Кто они, если не чудики?

— Ну… Справедливости ради, должен сказать, что вы сильно утрируете, Мито-сан.

— Неважно, какую чушь несут сами монахи, главное, суть их учений, — устало отмахнулась Узумаки. — А суть эта в отчаянной надежде оправдать собственную слабость и обмануть свои страхи, свою судьбу.

— Мне казалось, что монахи достаточно сильны, — хмыкнув, заметил я, пока Мито сделала паузу, пригубив чай.

— Орочи, я говорю не про этот мир, — покачав головой, ответила Узумаки. — Монахов ведь редко заботят мирские дела. Вся их жизнь — это подготовка к смерти и тому, что после нее.

— О-о… Кажется, близость Чистого Мира действует на вашу психику не самым благоприятным образом, — расстроенно протянул я.

— Не мели ерунды, — фыркнула старушка. — Разговоры о смерти и жизни не только в старости актуальны… А, к демонам все! У меня и в самом деле не так много времени, чтоб наводить тень на плетень. Не до красивых разговоров мне, Орочи.

— Ну, так переходите сразу к делу, — пожал я плечами, внутренне возрадовавшись. — Полчаса уже этого жду.

Вот интересная Мито Узумаки личность. Умная женщина, знающая, понимающая, сильная, но больно уж любит говорить загадками и заходить издалека. Фетиш у нее такой, что ли?

— Привычка, — ворчливо сказала Мито, словно оправдываясь или отвечая на мои мысли. — Пошли, Орочи. Проводишь меня… в настоящий храм, хе-хе.

Я поспешно вскочил и подбежал к Узумаки, помогая ей подняться, игнорируя ее злобное шипение.

— Будет вам, Мито-сан, дайте мне почувствовать себя дамским угодником.

— Вышвырнуть бы тебя на улицу, — мечтательно заявила Узумаки, — но да ладно. Так и быть, если так хочешь, то добрая бабушка Мито возьмет тебя за ручку.

Естественно, придерживать за руку пришлось как раз-таки мне Мито, а не наоборот. Старость — это такая штука, которая гордостью не лечится.

— Знаете, Мито-сан, а сейчас вы мне нравитесь даже больше, — хмыкнув, заявил я. — Неприступная Узумаки-сама была прекрасной женщиной, но и Мито-сан оказалась на удивление забавной особой. С которой я бы точно поладил.

— Ты и с Узумаки-сама неплохо разговоры вел, бесстыдный наглец, — фыркнув, обвинила меня Мито, шагая к выходу из чайного домика. — Никакого уважения к химе великого клана. Ни в одном глазу. А теперь… Нет больше клана, значит, и нет его химе.

Интересный, конечно, подход к ситуации. Но, кажется, что бы там Узумаки ни говорила, но химе всегда остается химе. Просто даже несгибаемым и волевым королевам сложно пережить гибель своей родины. Мито, в отличие от Кушины, не проронила ни капли слез, но по-своему утрату тоже переживала. Не могла не переживать. Что косвенно подтвердила своими следующими словами.

— Мой клан… Нет, мой род был очень древним, мальчик. Знал об этом? — негромко спросила она, пока мы вместе шли по почти заросшей тропинке среди старых деревьев достаточно заброшенного и неухоженного сада.

— Как минимум я об этом догадывался, — уклончиво ответил я, поддерживая спутницу за локоть.

— Две тысячи лет, если верить легендам. Хотя верить им, конечно, сложно. Но тысяча-то точно есть. Со времен Рикудо Сеннина летописи велись более-менее стабильно. Может, они и раньше были, но тысячу лет назад все были утрачены, остались лишь легенды… Однако это не важно, — одернула сама себя Мито. — Если пытаться рассказать все, времени не хватит. Да и, может, повезет тебе, найдешь какие-нибудь сохранившиеся свитки Узумаки. Если интересно будет.

Ну, Мито может не сомневаться, обязательно найду. Теперь мне даже интересно стало на них взглянуть. Надеюсь, Отохиме и Мейро смогли что-то утащить из Узушиогакуре.

— Лучше поведаю тебе то, что почти наверняка не найдешь.

— Звучит соблазнительно, — уважительно произнес я, пока Мито переводила дух. — Только не совсем понятно, с чего бы вы решили внезапно делиться со мной каким-то тайнами.

Погодка была сегодня жарковата, так что даже в саду было немного душно, и к пешим прогулкам атмосфера не располагала. Солнце припекало, собственно, оттого я сегодня тоже обрядился в белое кимоно, как Мито. Только мое было с морским мотивом и синими волнами. Подобный тип больше подходил женщинам, но все ж подарок матери. Да и ничего иного, более мужественного, у меня не имеется. Все с тех пор еще, когда Рейко была жива и искренне считала, что ее любимая Чи-тян — девочка. Подумывал я обновить гардероб, но традиционные наряды стоят как-то неоправданно дорого. Наверно, потому их берегут и даже по наследству передают. Сейчас молодежь вся в майках да футболках щеголяет, но мне это как-то по статусу не положено.

— А с кем мне ими делиться, тайнами этими? — скептически спросила Мито.

— Ха… И правда, чего это я?

— Не ехидничай, Орочи, — поморщилась Мито. — Мне в самом деле не с кем поделиться этими знаниями. Кушина… Она ребенок. И почти джинчурики. Мои тайны могут соблазнить ее совершить глупости, что приведет ее к смерти. Этого я не хочу.

— А меня, значит, не жалко?

— Ты тот еще прохвост, выживешь. И не дурак, — пренебрежительно отмахнулась Мито. — Но, главное, ты ненормальный блаженный идиот, который на моей памяти ни разу не злился.

— Ох, Мито-сан… Я начинаю скучать по суровой Узумаки-сама, которая не обзывала меня идиотом почем зря. Хотя… вы б определились, я все же «не дурак» или «идиот»?

— Одно другому, похоже, не мешает, — безразлично ответила Мито. — В общем, мой клан уничтожен. А его знания могли попасть не в те руки. Не знаю, что там сейчас происходит. Может, Кумо и Кири смогли захватить наши архивы или кого-то из шиноби. В конце концов, кто-то из моих родственников мог сбежать. А месть потом толкнет его на необдуманное решение… Не важно. Главное, что некоторые опасные знания могут попасть не в те руки. И я должна сделать хоть что-то, чтоб это предотвратить. Повторения истории появления Стран Демонов и Деревьев я не хочу.

— Ну, ведя со мной разговоры, вы вряд ли кого-то сможете остановить, — заметил я.

— Естественно. Но зато я могу научить тебя, как тем знаниям противостоять, — сказала Мито. — Ты уже знаешь, что Узумаки специализируются на техниках печатей и призывах. Знаешь, что занимаемся мы этим давно. Про фуиндзюцу известно всем, а вот про призывы мы не распространялись. То, о чем можно говорить, не выходит за рамки обыденности. Остальное — это киндзюцу. Достаточно неприятные и опасные, чтоб о них не трещать на каждом углу. Или даже просто применять без особой нужды.

— Признаюсь, заинтригован, — уже примерно представляя, о чем пойдет речь, сказал я.

— Род Узумаки давно… очень давно, Орочи, начал интересоваться силой, которая не доступна обычному человеку, — неспешно начала рассказывать Мито. — Нам нужно было выживать в мире, в котором парочка демонов начала войну с другим демоном. В мире, где войны не прекращались ни на секунду. Ты ведь слышал сказки о Рикудо Сеннине?

— Монахе, который первым постиг тайны чакры, стал родоначальником ниндзюцу и был тем, кто принес порядок в этот мир? — выдал я ту информацию, которую можно получить из тех самых сказок.

— Да, сейчас его превозносят как доброго бога, — со снисходительной улыбкой высказалась Мито. — Храм Огня, Храм Камня… Все одно. Только истины в тех сказках немного. Или они просто многое умалчивают. Например, то, что как раз Рикудо и его брат начали ту эпоху войн, прекращение которой затем приписали самому Сеннину. У Узумаки они, братья эти, известны, как Шинсен и Тенмей. Или просто Матереубийцы.

Интересно… Может, у Узумаки тоже есть скрижаль какая-нибудь, вроде той, которая у Учиха в храме Нака хранится? И тоже подправленная одной зловредной тенью?

— Так прямо и начали? — добавив сомнения в голос, спросил я. — Да и имя такое звучное, Матереубийцы.

— По деяниям и имя, — пожав плечами, ответила Мито. — Они убили мать, начав эпоху упадка и войн. Наверное, на то была причина… Потому что и мать их не была, прямо скажем, образцом добродетели. Эпоха ее правления — это эпоха мира на этой земле. Но мир тот… В легендах клана то время названо временем страны Сокоцуне. Эпохой, когда люди жили во сне и не были ни живы, ни мертвы. Загробный мир на земле, всеобщий порядок, возможный лишь на всемирном кладбище.

Вот честно, для меня стало откровением, что у кого-то сохранились столь подробные и даже достоверные данные о тех временах. Неожиданно.

— Однако были причины или нет, но они начали войну, которая длилась долго. Тогда менялись очертания континентов, вырастали горы, и они же стирались с лица земли. Пробудившиеся люди выживали в хаосе войны высших сил и уничтожали друг друга. Пока в конечном итоге мать не была убита. Хотя не знаю, можно ли считать ее состояние смертью. Легенды описывают его сном. Но я снова отклонилась от темы.

Неспешно переступая ногами, Мито Узумаки снова перевела дух, чтоб продолжить рассказ. Я не стал ее перебивать.

— Чтобы выжить в те времена, мои предки искали защиты у столь же могущественных существ, как сами Шинсен с Тенмеем и их мать. И Узумаки прошлого нашли их. Сначала одного, потом второго. Со временем война прекратилась, Рикудо начал восстанавливать мир. В процессе породил биджу. Потом новые войны развязали его сыновья, а потом сыновья его сыновей. А мы все укрепляли свою мощь и искали новых покровителей, — негромко и буднично рассказывала Мито, не забывая облекать свой рассказ в более-менее художественную форму. — Двадцать семь, Орочи. Я знаю двадцать семь реальных ками этого мира. И ни один из них даже близко не так добр, как думают эти идиоты-монахи.

— Гм…

— Девять Рэйки, у каждого из которых есть по одному Они и Киджо, — не обратив внимания на мое многозначительное мычание, продолжила Мито.

— Названия у них, прямо скажем, далеко не божественные. Все ками мира — демоны?

— И очень охочие до людских жизней, — кивнула в ответ Узумаки. — Я буду называть тебе их. Каждого из Рэйки, затем его Они и Киджо. Ты — запоминай. Первая тройка — это Мара, Демон тонких сетей, Сатори, читающий души Они, и Хиноэмма, пленяющая мужские умы Киджо. Призыв самой Мары почти никогда не оканчивался успехом… Она совращает самого призвавшего ее шиноби, порабощает и пленяет душу, навечно делает его своим рабом, не давая ничего в обмен. Сатори же давно заключен в тюрьму… Хотя был один раз, когда его оттуда выпустили. О той истории я много рассказывать не буду. Скажу только, что тогда Деревня Скрытой Травы едва не подчинила мир. Но о том, как бороться с Сатори, рассказать стоит, чтоб кто-то смог остановить его, как тогда. Хиноэмма… некоторые женщины из моего клана до сих пор ее призывают. Она накладывает сильнейшее гендзюцу, которое сначала заставляет жертву влюбиться в призвавшую, забыть обо всем на свете, делает из нее безвольную и послушную игрушку, которая в итоге умирает от своей любви, но какое-то время выполняет приказы.

— Неприятная техника, — невольно высказался я.

Был у меня период, когда из-за наплыва гормонов у меня просто снесло крышу. В итоге вышла… некрасивая ситуация с матерью моего тела. То состояние, когда ударившие по мозгам желания подавили разум, было одним из самых тяжких воспоминаний в моей новой жизни.

— Следующая тройка, — снова проигнорировала меня Мито, — Цуджошин, Богиня боли и разложения, Гьюки, алчущий крови и прячущийся в тенях Они, и Морё… Последняя около семисот лет назад вырвалась в этот мир. Ее с трудом удалось заточить и сейчас призывать бесполезно, пока жрицы из ветви нашего рода хранят печати в Стране Демонов. Саму Цуджошин никто в здравом уме не призывает, так как призвавший быстро разлагается и умирает в невыносимых муках, не успев добиться чего-то полезного. Однако иногда богиня заглядывает в наш мир, как и Мара, стоит знать, как ее… обуздать. Гьюки же довольно полезен. За кровь призвавшего его он способен найти и уничтожить из теней любую цель.

Следующая группа стала особенно полезна для Узумаки и относительно неопасна для нас в целом. Оэчиноками, бог кровавой реки, Умибодзу, Морской монах, и Хашихиме, Принцесса мостов. Обращение к Оэчиноками высасывает всю кровь из призвавшего, но в обмен выводит в этот мир на пару минут кровавую реку. Обычно ей окружали острова Узу, создавая гигантский водоворот, уносящий вражеские силы. Собственно, отсюда и родилось название деревни. Умибодзу при появлении в нашем мире — это несокрушимая тварь, состоящая из воды. Отличный защитник Узушиогакуре, хотя, если не получит жертв, то сожрет и призвавшего. Хашихиме разделяет. Она способна разверзнуть воды, расколоть землю, разлучить влюбленных, разорвать судьбы. Призвавший ее обычно выживает, но жизнь его после подобного поступка крайне сложна и безрадостна.

— Неудачи в любви преследуют?

— Если бы только это! — с болью в голосе бросила Мито, отбив всякое желание углубляться в тему. После паузы Узумаки продолжила рассказ: — Следующие: Моома, Демон забвения. Хихи, Они мощи. И Камбо, Киджо огня. Призывать Моому бесполезно, потому что обратившийся к ней мгновенно все забудет. Ее сила толком и неясна, и сейчас она заточена жрицами в Стране Огня. Я скажу тебе, где искать эту ветвь моего рода. Хихи может вселиться в призвавшего и даровать ему нечеловеческую мощь, сделать из него непобедимого демона тайдзюцу. А Камбо делает то же самое, но в плане ниндзюцу. Конечно же, побочные эффекты сравнимы с открытием всех Восьми Врат. Но зато нет нужды в долгих тренировках.

Следующая тройка. Шинигами, Мертвый бог, Джикининки, голодный Они, и Ямауба, Киджо обмена. Тоже часто используемые призывы. Шинигами способен пожрать душу противника. Впрочем, вместе с душой призвавшего. Мгновенное и быстрое убийство даже самых сильных недоброжелателей. Джикининки проделывает то же самое, но только с телами. Проблема в том, что после поедания тела в этом мире остается неприкаянная душа, которая иногда может принести немало неприятностей. Что-то вроде техники недавно почившего Като Дана. Ямауба… Эта Киджо меняет все на все. Например, твою жизнь на жизнь друга. В основном ее используют для спасения кого-то особенно важного для рода. В обмен на жизнь не очень важного Узумаки.

А вот пошли уже знакомые имена. Ну, про Шинигами я хоть что-то знал. Остальные же — это уже что-то новенькое. А вот следующее имя мне тоже оказалось знакомым.

— Джашин…

— Джашин?!

— Да, Орочи, Джашин! — раздражено подтвердила Мито. — Злой бог, бог убийства. Призывая его, Узумаки становились бессмертны на время, отдавая вместо своей жизни чужие. Однако мы ошиблись, указав Джашину путь в наш мир. Ему было мало того, что мы могли предложить. И некоторые отступники основали Джашинкье в Стране Горячих Источников. Но у Узумаки все еще есть средство для борьбы с этим настырным ками. Как и с его спутниками: Аманоджаку и Аманоджако, сеющим раздор и сеющей ярость. Призвав их, можно было заставить противника убивать самого себя, вызвать свары, злость, безумную ярость. Правда, все то же самое касалось и обратившегося к ним.

Дальше Эмма, Великий царь загробного мира, Хитокучи, Они-проводник, и Хання, Киджо памяти умерших. Обычно, на призывы сам Эмма не отвлекается, отправляя вместо себя Хитокучи в своем… облачении, скажем так. Потому выглядит этот призыв как торчащая из земли огромная голова в царской короне. Рот — проход в мир мертвых. Оттуда, имея ДНК нужных людей, можно вытянуть души умерших и вселить их в жертвы…

— Постой-ка, постой-ка… — от удивления брови сами поползли вверх. — Эдо Тенсей?!

— Оно самое. Тобирама модифицировал технику, заменив волю Эммы на контролирующие печати. Но суть та же… Только менее опасно, — ворчливо ответила Мито, недовольная тем, что я ее снова прервал, а через несколько секунд продолжила перечислять киндзюцу клана: — Хитокучи, это та же голова из земли, но он уже без короны и никого с того света не выпускает. Но может пустить живого туда, если у того есть желание. Можно пообщаться с предками. И при удаче и соблюдении правил вернуться обратно. Хання действует по похожему принципу, она вселяет в тело призвавшего душу умершего, позволяя поглотить его память. Проблема только, что мертвые крайне ревнивы к живым. И норовят вытеснить родную для тела душу. Опасный ритуал, но полезный. Последние два призыва относительно безобидны. Однако научиться их контролировать и прерывать все же стоит.

Про следующих я уже немного рассказала. Сокоцунегами, та самая мать, правившая миром. Так же называемая Кабанегами, Богиней-трупом. По понятным причинам на призыв не отвечает, но… голос ее услышать можно. И ненависть. Не знаю, не оживет ли она однажды. Стоит иметь хотя бы шанс остановить ее. Только шанс… Ее Они — это один из ее же сыновей, Шинсен. Тот самый Рикудо Сеннин. На призыв отвечает, но пользы почти нет. Только привлекает внимание биджу. А Киджо — Харионаго, старшая сестра Рикудо. Погибшая убийца своего отца. И предок всех Узумаки. Пользы никакой, но уважения и почитания стоит.

— Ну и семейка, — удивленно пробормотал я, гадая, что это еще за сестра Хагоромо и какой еще ее отец.

— И последние из двадцати семи. Начну, пожалуй, с Киджо Нурэуба или Белой змеи. Призвав ее, можно стать сеннином на несколько минут. Пока не превратишься в изваяние каменной ящерицы. Но за эти несколько минут новообразовавшийся отшельник может доставить хлопот. Они — Шутен-доджи, призвавший его может превратить группу людей в мелких демонов-людоедов. Сильных, яростных, безжалостных, подконтрольных. И последний Рэйки — Коседжин, Почивший или ушедший бог. Призвав его, говорят, можно заглянуть в будущее, но он так же мертв, как и Сокоцунегами… — нахмурившись, Мито поправила сама себя: — Был до недавнего времени точно. Сейчас же появилась эта предсказывающая будущее Отохиме. А Узумаки, рискнувшие обратиться к Коседжину, начали сходить с ума. Ранее этот призыв был бесполезен и никакого эффекта не имел.

На этих словах мои брови вновь невольно полезли на лоб. Фигурирование моей Отохиме в одном предложении с каким-то древним Коседжином из легенд Узумаки несколько обескураживало и нервировало.

— Если честно, я не знаю, что ждать от этого Рюджина или Коседжина. Информации о нем почти нет. Время оставило только традицию изучения его призыва и маску в Храме. Единственное, что говорят легенды — это о его противоположности Сокоцунегами. Она — покой и порядок смерти, он — хаос, который иногда хуже смерти. Похоже, разобраться с этим тебе придется самому.

— Это точно…

Остаток пути мы провели в тишине. Мне было о чем подумать, но, к сожалению, мы почти прибыли к своей цели. Как я и предполагал. Вела меня Мито к Храму масок Узумаки.

Спустя около двадцати минут неспешной прогулки по тенистой, заросшей папоротником тропинке мы вышли к неновому деревянному строению. Храм был затенен разросшимися деревьями. Был он, конечно, поновей, чем я его видел в прошлой жизни. Но ведь он еще пока и не переживал близкую схватку Пейна с Наруто, уничтожившую всю Коноху.

Пока это были добротные деревянные хоромы в классическом стиле Страны Демонов и побережья Страны Огня. Примерно такие же возведены мною на Кумотори. Только здесь вместо каменного основания храм стоит на сваях из гладких брусьев. Наверно, он был выстроен еще Хаширамой, потому что словно вырастал из вымощенной камнем площадки. Тропинка, покрытая плитами серого камня, выходила как раз к лестнице, ведущей к закрытому пожелтевшими дверями-седзи входу.

В молчании мы прошли под ториями, на перекладине которых был установлен символ клана Узумаки. Поднявшись на ступени, я ожидал скрипа высохшего дерева, но ступени, кажется, даже не шелохнулись. Крепкое здание. Хотя краска уже выцвела. Перила опоясывающей по периметру здание энгавы когда-то были красными, сейчас местами краска отшелушилась, да и сама в целом больше походила на бурую грязь. Видно, за храмом никто давно не ухаживает.

Мы задержались перед дверьми. Хрупкие деревянные рамы, затянутые полупрозрачной вощеной бумагой, на деле оказались более весомой преградой, чем казалось на первый взгляд. Узумаки, приложив руку к створкам, выпустила чакру, которая побежала по невидимым ранее линиям печати, заставляя их вспыхнуть синевой. Секунда-другая, и можно входить.

Внутри было сумрачно и пыльно. Но света мне, в общем-то, хватало, так что можно потерпеть.

— Обычно для всяких сложных техник фуиндзюцу и призыва клана Узумаки нужна наша чакра, — нарушила тягостную тишину храма Мито. — Но не обязательно. Нужные свойства чакры имеются у многих. У Хаширамы, у Тобирамы… Но Сенджу родственны нам. И тем не менее, кровь моего рода имеется у многих. А уж кровь Сенджу тем более. К тому же, похожие свойства чакры есть даже у тебя.

Наши шаги сухим стуком разносились по тесному пространству храма, отражаясь от голых стен. Постепенно мы приближались к противоположной входу стене, на которой висели мрачноватые маски демонов. Двадцать семь штук.

— Наша чакра позволяет связывать, замедлять ток чакры в Кейракукей плененного техниками противника. Так я смогла пленить Кьюби. Так выловил биджу Хаширама, — негромко сказала Мито. — И это свойство позволяет использовать призывы двадцати семи ками. Если кто-то научится этому… Если кто-то начнет использовать техники против Конохи, то оптимальный вариант противостоять им — использовать эти маски. Техника проста, для Камигакари нужно лишь надеть маску и запустить в нее чакру. Они похожи, поэтому запоминай…

Мито вновь повторила имена всех двадцати семи, указывая при этом на маски. Подробно расписывая особенности. Не лишняя предосторожность, учитывая, что на первый взгляд они очень похожи.

— Береги их, — в заключении добавила Мито. — Для создания одной маски нужны десять лет. Поиск подходящего дерева, вымачивание в ихоре, сушка, работа резчика и окраска, запитывание чакрой… Технология сложна, и я ее не знаю. Вряд ли кто-то сможет сделать новую. Надев маску, ты станешь Йоромаси, одержимым ками. Сможешь управлять всей силой бога, пока есть своя чакра. Управление ками сложнее, чем управление биджу. Нужно очень аккуратно обменивать свою чакру на силу бога. Но зато так можно в одно мгновение отменить технику Эдо Тенсей, превратить жрецов Джашина в простых смертных, заточить Сатори в его тюрьму или посадить Морё на цепь. Но никогда! Никогда не используй их без причины. Они несут смерть. Раз надев, живым без специальной подготовки ее уже не снять. Времени, чтоб научить тебя носить маски, у меня нет. И я не знаю, спасет ли тебя твоя техника Замены Тела… Однако проверять не стоит без нужды.