Берегите весну

В ИНТЕРЕСАХ ДЕЛА

Раньше всех в совхозе рабочий день начинался за обитой черной клеенкой дверью, на которой висела жестяная табличка: «Директор». Табличка выцвела, и буквы скорее угадывались, чем читались. Совхозные шоферы говорили, что табличка была изготовлена первым директором (фамилии его уже никто не помнил) собственноручно из консервной банки. В совхозе сменилось много директоров. Последний — Михаил Петрович Щепак — был из местных, и кто знает, может, потому-то он командовал дольше всех.

Михаил Петрович сидел за столом и листал календарь. На столе в беспорядке лежали исписанные и исчерченные вдоль и поперек бумаги. Стол, стулья, диван и даже карта совхоза, висевшая над головой директора, — все было старым, поношенным, и лишь новенький телефон нарушал общий стиль кабинета.

За окном синий свет быстро сменялся серым, — рождался новый день. Во дворе мастерских застучал трактор. Скоро из области затребуют сводку ремонта. Уже две недели, как начали ремонт, но пока ни одного трактора из мастерских не выпустили. Михаил Петрович застегнул ворот кителя и нажал кнопку звонка.

В дверь заглянула секретарша Нюра — пожилая, крупная женщина, одетая в глухое темно-синее платье и вязаную кофту неопределенного серо-коричневого цвета. Когда-то Нюра первой в районе подхватила почин Ангелиной и стала работать трактористкой. Ежегодно получала грамоты, то и дело о ней писали в газетах, а один снимок был помещен в «Крестьянке» (тогда корреспондент долго выбирал ей позу поэффектнее, и она все крутила рукоятку, заводя колесник). Она не успела выйти замуж. Любимый погиб на войне. От простуды скрутил ей пальцы жестокий ревматизм. Теперь работала она секретаршей и время от времени ездила на курорт «подремонтироваться».

Нюра понимала директора с полуслова. Было время, когда он даже ухаживал за ней. Давно когда-то… Был Щепак тогда, кажется, учетчиком. Лихо разъезжал на коне по полям с перекинутой через плечо двухметровкой.

Они молча постояли друг перед другом. Наконец Щепак тихо сказал:

— Позови инженера…

И отвернулся, тяжело переступив сапогами. Вздохнул. Нюра подумала: «После вчерашнего вызова на бюро, видно, не спал, переживал все… А что переживать, пора привыкнуть к критике. Но так уж устроен человек, не привыкает к горькому-то».

Михаил Петрович повернулся к потемневшему окну — оно выходило во двор мастерских и упиралось в глухую стену склада. В этом окне рассвет начинался позднее других. Запыленное снаружи, оно служило по утрам для директора зеркалом. На Михаила Петровича глядело полное, с опущенными толстыми щеками лицо пожилого, усталого человека с маленькими бровями-щеточками.

— Стареем, брат, — вздохнул директор и обратился к вошедшему инженеру: — Дай-ка закурить…

Директор этим летом бросил курить и не покупал папирос. Закурили.

— Вадим Петрович, когда думаем выпускать машины?

— В четверг — пятницу первый дизель сделаем…

— Если так, ладно, — Щепак закашлялся, лицо его покраснело, он ткнул недокуренную папиросу в пепельницу.

— Как там эта, как ее, механик Воронова?

— Работает, — коротко ответил инженер и снял кепку.

Прядка черных волос косо упала на лоб, и от этого Львов стал похож на задиристого паренька, приготовившегося к спору или даже драке — причем не на жизнь, а на смерть. Щепак невольно залюбовался инженером. Всегда начеку, подтянут. Только немного ершист. Но ничего, с годами обломается. Зато дело знает. На такого можно положиться, такой весь совхоз потянет. Ишь, сидит, будто пружина внутри, а глаза так из-под окуляров и сверкают. С таким, правда, уж о рыбалке не погутаришь. Жаден до работы. Зря, конечно, что излишне официален как-то, чуть ли не врагом меня считает. А мне что с ним делить? Одним делом занимаемся. Ты же мне, дорогой, в сыновья годишься. Тебе же после меня здесь, в этом кабинете или другом таком же сидеть.

Щепак подошел ко Львову, сел рядом.

— Вот, инженер, дела-то какие… Хлеб сдали, с ремонтом раскачиваемся, а вот с кормами слабовато. Как говорят, нос вытащим, хвост увязнет.

— Что вы хотели сказать мне, Михаил Петрович? — Львов оборвал директора на полуслове. Начнет старик говорить, час можно просидеть и уйти ни с чем.

— Я о Вороновой. Говорят, слабо знает технику, на второй ферме чуть не оставила скот без воды. Может, попробуем куда-нибудь передвинуть ее, а? — и Щепак, увидев, как на скулах Львова выступили желваки, примирительно закончил: — Трудно ведь ей метаться по всему хозяйству, да и работа сейчас в основном здесь, на усадьбе…

Сразу, с первых дней работы со Львовым Щепак почувствовал, что инженер относится к нему как-то неприязненно, сухо. Правда, столкновений у них не было — может быть, потому, что директор всегда старался сгладить все острые углы в их отношениях и обычно советовался с молодым инженером по всем вопросам, даже по тем, которые мог решить самостоятельно. Львов считал в таких случаях, что директор боится ответственности, проявляет ненужную мягкость и либерализм, и старался дать неожиданный ответ, озадачить Щепака. И сейчас, хотя Львов точно знал, что на Сашу напел Федор Трофимыч, — защищать ее не стал и быстро согласился.

— Да, верно, ей надо изучать технику. У нас в мастерских свободное место контролера, Трофимычу одному тяжело…

И Львов с удовольствием заметил: директор не ожидал такого оборота.

— А справится? — произнес Щепак.

— Справится. Трофимыч поможет, он у нас лучший специалист, опытный… — на слове «опытный» Львов сделал ударение.

— Что ж, правильно, — опытный.

— И я говорю — опытный.

— Да и с ремонтом у нас большие трудности, люди нужны…

— Трудности у нас везде можно найти. Мы их сами изобретаем, чтобы затем их же, так сказать, настойчиво преодолевать.

Щепак не любил, когда Львов начинал иронизировать, и поспешил закончить разговор.

— Решено: переводим дивчину контролером, так сказать, в интересах дела. И ты ей сам скажи, поделикатнее…

Летучка «25—20» меняла мотор. Впереди кабины стояла тренога с талью, похожая на марсианина. Саша медленно опускала цепь с новым мотором. Стручков лежал на спине под рамой и готовил место для двигателя. Мотор никак не хотел соединяться с отживавшей свой век летучкой, все надо было «подгонять», и Колька злился.

— И откуда достали такого красавца — все ему не так да эдак! Дали, называется, моторчик, чтоб ему…

Вдруг Саша заметила инженера. Его модная серая кепка и кожаная куртка издалека бросались в глаза. Инженер шел к летучке.

В душе Саша побаивалась Львова: он напоминал ей завуча. Тот тоже был молодой, всячески старался подчеркнуть разницу в служебном положении, был излишне строг и придирчив. Инженер ни разу не поговорил с Сашей просто — только отдавал приказания. Говорили, что Львов изобретает какой-то хитроумный прибор. Сидит до ночи в своем кабинете, даже на танцы не ходит. А человек холостой. Девчата местные от него без ума. Хотя, все уж, кажется, инженером «переболели» и оставили его в покое. Маша как-то сказала даже, что у Львова вместо сердца вставлен карбюратор. И вообще инженер был для Саши загадочным человеком. Замкнутый, серьезный. Слишком серьезный, не по годам.

— Воронова!..

— Тише, — остановила его Саша, и Львов запнулся. А она чуть прищурила глаза и наклонила голову. Слушала что-то. Львов тоже невольно прислушался, но ничего особенного не услышал. В мастерских тарахтел движок, да где-то в селе слабо трещал мотоцикл.

— Что такое? — шепотом спросил инженер и в душе ругнул себя: это еще что за шептание!

— Слышите, — так же шепотом ответила Саша, — слышите, листья поют…

Рядом ярко-красный клен действительно пел на разные голоса. Интересно. Но…

— Воронова! Вы переводитесь с сегодняшнего дня согласно приказу директора в мастерские на должность механика-контролера. Понятно?

Львов закусил губу: хорош, распорядился. Будто зачитал указ. Неловко, не вовремя все получилось…

— Понятно?

Саша кивнула. Яснее ясного. Осрамилась с движком, вот и переводят. Вежливо, деликатно. Лучше бы выругали. Теперь все сразу поймут — какой из нее механик? Позор! Только начала входить в курс дела — допустила аварию, а теперь в мастерские — железки браковать да ведомости переписывать. Саша зло рванула цепь. Мотор качнулся, и крюк выскользнул. Двигатель ударился о крыло и пополз вниз на Стручкова.

— Ой! — Саша похолодела. — Берегись!

Львов оттолкнул Сашу и плечом уперся в ползущий мотор, обхватив его руками.

— Лом давай — живо! — крикнул инженер. Бледный Колька выскочил из-под машины и подсунул лом под мотор.

Мотор остановился, но Львов не отходил.

— Приподними немного, вон здесь, — кивнул он Кольке, и тут только Саша заметила, что левая рука инженера зажата между коллектором и крылом. С помощью Стручкова Львов освободил руку. Кисть была залита кровью. Она капала на землю, смывая грязь с пальцев и оставляя на мерзлом песке шарики, похожие на клюкву. Инженер вынул платок, обмотал руку и, помогая себе зубами, затянул узел. Потом посмотрел на испуганную Сашу и улыбнулся. Это было удивительно. Удивительно то, что инженер, оказывается, может улыбаться. И удивительнее всего было то, что Львов улыбался тогда, когда можно было ожидать чего угодно: ругани, выговора, презрительного молчания, но никак не улыбки.

— Нет чтобы помочь, скорей в сторону, — наигранно строго сказал Львов и потрепал здоровой рукой Кольку по плечу. — Надо соблюдать правила техники безопасности: под грузом не лежать. Ну, ладно, ставь мотор, а там, видно, скоро придется и тебя в мастерские перебрасывать.

Львов еще раз улыбнулся и, засунув руку с набухшим багровым платком в карман, направился к мастерским. Саша задумчиво смотрела ему вслед. Впервые она увидела, как инженер улыбается — открыто, чуть хитровато, будто говорит: ничего, все это мелочи, главное — не теряться, не падать духом и все будет хорошо. Трофимыч улыбается — кривит губы. Колька — открыто, все зубы на виду — простота. Виктор — сдержанно, чуть губы растянет: я все же умнее и лучше всех вас и все, что вы говорите, совсем не смешно. Улыбаюсь я так, из вежливости. А Львов, оказывается, улыбается ласково. Где же здесь строгость?! На его улыбку можно смотреть долго-долго, от нее становится тепло…

Саша легонько вздохнула:

— Прощай, Николай Петрович, — и протянула руку. Колька вытер о ватник руку и взял в свою шершавую ладонь ее маленькие пальцы.

— Почему — прощай? Встретимся. Ты… — Колька замялся, — ты смотри, осторожнее работай с Трофимычем. Старик он неплохой, но палец в рот не клади. Ремонтировать ему лень, а понапишешь новых деталей — перерасход будет, и все тебе на шею…

— Спасибо, как-нибудь…

Саша повернулась к мастерским. Красное кирпичное здание стояло на самом высоком месте двора и казалось большой лодкой, плывущей среди блеклого серого неба. Туда ушел Львов. Но у него же ранена рука! Мотор грязный, может произойти заражение крови. Львова обязательно надо упросить, заставить сходить в медпункт. Если с ним что-нибудь случится — это будет из-за нее, Саши, — и уж этого никто ей не простит. И она сама не простит себе.

Саша нашла инженера в нормировке. Львов о чем-то спорил с Цибулей. Она дернула его за рукав.

— А, товарищ контролер. Что хотели?

В спешке Саша не подготовила нужных слов, покраснела и тихо сказала, невольно копируя Львова:

— Сейчас же идите в медпункт, немедленно, сию минуту…

— Сейчас я занят, — Львов не удержался от улыбки. — В другой раз. Хорошо?

— Нет, идите сейчас же, со мной… Слышите, я вам говорю, — Саша потянула инженера за рукав.

Цибуля удивленно заморгал, кашлянул и принялся считать что-то на счетах. Львов пожал плечами.

— А вы, оказывается, упрямая. Сдаюсь, сдаюсь.

Инженер чуть приподнял обе руки к закопченному потолку. Пошел к выходу. Они вышли из нормировки, прошли мастерские, пересекли двор. Львов шел впереди, Саша сзади, как бы конвоируя инженера.

— Идите рядом, — шепнул Львов. — А то скажут, что вы меня арестовали.

— Вы шутите, а вот отрежут руку… — Саша пошла рядом, стараясь не отставать от инженера.

— Найдем замену — вы будете моей левой рукой, — сказал Львов и добавил: — Вы идите, я уж сам дойду. Или вы мне не доверяете?

— Доверяю, — ответила Саша и растерянно посмотрела на строгое лицо главного инженера: шутит он или говорит серьезно?

— Спасибо за доверие, я очень тронут, — подчеркнуто серьезно проговорил Львов.

Саша осталась стоять на улице, а инженер спокойно пошел в контору. Странно, другой на его месте обязательно бы ее отчитал. Интересно, зайдет он в медпункт или нет? Наверное, не зайдет. Саша зашла в контору и, подойдя к двери с красным крестом, осторожно приоткрыла ее. Заглянула. Прямо перед ней — лицом к двери — сидел Львов, и фельдшер бинтовал ему руку. Львов заметил Сашу, укоризненно покачал головой и… неожиданно подмигнул. Саша окончательно смутилась, захлопнула дверь и бегом бросилась из конторы. До конца рабочего дня она старалась избегать встреч с инженером, хотя Львов появлялся в этот день в мастерских чаще, чем обычно.