Без названия

13

В субботу утром Кира с мужем собрались на два дня на базу отдыха военного округа. Это были прекрасные места: смешанный лес, большие искусственные, но с проточной водой, пруды в лесу, перегороженные дамбой, деревянные двухместные домики.

Набив сумки едой и термосами с кофе, надев спортивные костюмы, они сели в свой беленький «Москвич» и отправились на «Малый Майдан» — так называлась база отдыха. Было девять утра, когда они туда прибыли, взяли у коменданта ключи от свободного домика, сложили вещи, муж надел плавки, Кира купальник и босые, с наслаждением ощущая траву под ногами, пошли они по лесной тропе к прудам, захватив надувные матрасы и три бутылки — две с пивом и одну с минеральной водой. В лесу уже раздавались громкие голоса, где-то на поляне слышны были удары по мячу, в прудах уже кто-то плескался. Устроились на лесной прогалине, сквозь деревья просверкивала вода. День обещал быть жарким. Полежав какое-то время на матрасах, они искупались, затем снова улеглись загорать.

— Смотри, не обгори, — сказал муж.

— Я осторожно, — она перевернулась на спину.

Они долго лежали молча, он на животе, уткнув лицо в скрещенные руки, она на спине, смежив веки, лежали расслабленно, бездумно, в какой-то полудреме. Затем муж сел, закурил.

— Хочешь сигарету? — предложил.

— Нет, все! С сегодняшнего дня бросаю.

— Что у тебя с делом Гилевского?

— Движется. Если выстроить последовательно даты и события, картина получается странная, но обретает логику, — она принялась рассказывать. — В письме Сэма Шобба, адресованном Диомиди, Шобб высказывает надежду, что по каким-то эскизам Диомиди дело его может быть продолжено. Вопрос: кем, каким образом? Кроме того, анализируя даты, сопоставляя их и разные цитаты, я пришла к мысли, что пакет существовал, что он не исчез, а кем-то был припрятан. У меня сложилось впечатление, что это сделано с далеко идущей целью. Кто-то побывал в кабинете Гилевского и ушел через дверь, которую обнаружил Джума. Пройти в нее мог только очень худой человек. Это могли быть трое: родственник Гилевского Пестерев, Чаусов или Жадан.

— А ты бы пролезла там? — засмеялся муж.

— Сейчас еще да, через три-четыре месяца уже нет, — улыбнулась Кира.

— Он осторожно положил большую руку на ее живот, сказал:

— Расти…

Кира ждала ребенка. Первая беременность окончилась трагически: ребенок родился мертвым. Об этом они никогда не говорили — слишком больно.

— Открой водичку, — попросила Кира.

Он открыл ей бутылку воды, себе — пива. Откуда-то потянуло вкусным дымом и жарившимся мясом.

— Кто-то уже шашлыки варганит, — сказал муж.

— Хочешь есть?

— Нет еще, пойду прогуляюсь к рыбакам. Пойдешь со мной?

— Нет, полежу.

Он ушел. Стало жарко, она перебралась в тень, легла набок, прикрыв ноги от мошкары и прочей лесной живности куском ткани, и задремала.

В понедельник с утра Джума входил под высокую арку гулкой подворотни — общей для здания музея и жилого дома. По внутренней лестнице поднялся на балкон третьего этажа, подошел к двери первой квартиры, поскольку звонка не было, постучал. Никто не отозвался, но из соседней квартиры с тазом белья вышла женщина. Заметив Джуму, сказала:

— Их нет дома. Виталий в больнице, Маруся пошла к нему.

— Тогда я у вас кое-что хочу спросить, — Джума достал удостоверение. — Скажите, вы не видели недели три назад, чтоб кто-нибудь выходил из этой двери? — он указал на железную дверь, ведущую в хранилище музея.

Женщина опустила таз с бельем на доски балкона, вытерла о передник руки, задумалась.

— А у них через эту дверь вообще никто никогда не ходит, — сказала она. — Нет, ничего такого я не видела. — А когда могли ходить, в какое время?

— Часов в пять-шесть, может чуть позже.

— Тут у нас кухня, — показала она на свою дверь. — В это время мы обедаем. Если уж не увидела бы, то, может, услышала, если б кто ходил.

— Спасибо. До свидания, — Джума направился к лестнице, спустился этажом ниже, вышел на балкон второго этажа. Обе квартиры были расположены также, как и на третьем. Он постучал. Открыли сразу, вышла старуха.

— Вам кого? — спросила.

— Я из милиции. Вы часто бываете на балконе?

Оглядев подозрительно Джуму серыми выцветшими глазами, она спросила:

— А вам-то что?

Видимо, услышав голоса, на балкон вышел паренек лет пятнадцати, он жевал.

— Тут из милиции, — сказала пареньку старуха.

— Я действительно из милиции, — сказал ему Джума и показал удостоверение.

— А кто вам нужен? — спросил парень.

— Видишь ту дверь, — Джума задрал голову и указал на обитую железом дверь музея. — Скажем, двадцать первого июня не видел ли ты кого-нибудь входящего или выходящего оттуда?

— Видел, — просто, словно это происходит ежедневно, ответил парень. Я учусь во вторую смену, у нас было два «окна», химичка заболела, я пришел раньше, сел на балконе почитать, у нас тут во второй половине дня солнце. Он и вышел тогда из этой двери.

— Кто? — не веря своим ушам спросил Джума.

— Молодой дядька. Низенький, щуплый. Хромал он.

— Какого числа это было? Месяц?

— Не помню. Весной, кажется в апреле.

— А время?

— Я же говорю, я пришел из школы рано. Было, наверное, часов пять-шесть. Солнце еще не зашло за крышу…

Джума спускался по лестнице в хорошем расположении духа: щуплый, маленький, хромал. Пестерев! «Он вышел из хранилища. Но как вошел в музей? Купил билет? — раздумывал Джума. — Но Пестерев и не скрывал на допросе, что по просьбе Гилевского встречался с ним. Но может, была еще одна встреча, о которой он умолчал?»

Выйдя из подворотни, Джума стал думать, что делать в связи с открывшимся новым обстоятельством. «Ладно, — решил он, — пусть это прокачивает дальше Паскалова, а мне на сегодня еще хватит беготни, пока найду этого слесаря, специалиста по сейфовским замкам». И он зашагал к Центральному рынку, около которого, по словам директора музея, была мастерская, где работал слесарь Ющенко Дмитрий Тарасович…

У рынка было много грузовых машин, фургонов, ларьков, лотков, шла бойкая торговля. Возле весовой немолодая женщина в оранжевой безрукавке с метлой и совком в руках убирала мусор. Джума обратился к ней.

— Вы не знаете, где тут слесарная мастерская?

— А ее уже нет, — сказала женщина, — закрыли, вместо нее обувной кооператив, — и она указала на дом, где висела табличка «Сапожок».

— А куда мастерскую переселили?

— Где-то на Привокзальной вроде.

Вздохнув, Джума сел на трамвай и поехал на Привокзальную. Мастерскую он нашел за хлебным магазином. У входа висела табличка «Ремонт замков, изготовление ключей и прочие услуги». Он вошел. За барьером стоял молодой человек в синем халате, в глубине виднелись две комнаты с верстаками, токарный станок.

— Завмастерской на месте? — спросил Джума у молодого человека.

— Сейчас позову, — он отошел в глубину, крикнул: — Владимир Карпович, вас клиент просит.

Вышел пожилой человек в зеленой заношенной военной рубахе, с которой давно были спороты погоны, в засмальцованных брюках.

— Вы ко мне? — спросил он Джуму.

— К вам. Может поможете. Я ищу Ющенко Дмитрия Тарасовича. Он работает у вас?

— Уже нет, ушел на пенсию, стар. Что, сейф барахлит?

— Барахлит. А домашний его адресок не дадите?

— Он обслуживал вас раньше?

— Да.

— Иногда он еще соглашается пойти к старым клиентам. Подождите, поищу, — он отошел к шкафу, стал рыться в бумажках, затем вернулся: Запишите: улица Кривоноса пять, квартира семь.

— Спасибо, — кивнув, Джума вышел. Он знал: Кривоноса находится в новом жилом массиве, ехать туда троллейбусом. Ехать далеко. Еще десять-пятнадцать лет назад там было поле, стадион какого-то завода и ипподром. Джума сидел у окна, смотрел. Теперь поле было вдоль и вглубь застроено новыми высотками, лишь кое-где меж ними, как гнилые зубы среди здоровых торчали старые однои двухэтажные развалюхи. Дом пять он и нашел среди этих доживавших свой век строений. Квартира семь была на втором этаже. Позвонил. Дверь открыла пожилая женщина.

— Вам кого? — спросила она нелюбезно.

— Ющенко Дмитрий Тарасович здесь живет? — спросил Джума.

— Здесь, здесь, оставили б его в покое уже, на пенсии он.

— Я из милиции, по важному делу.

Она недоверчиво оглядела Джуму — его безрукавку, живот, вывалившийся из брюк, затем крикнула куда-то в глубину квартиры:

— Дед, к тебе, вроде из милиции.

Джума несмело вошел в переднюю. Навстречу ему вышел старик в теплой байковой сорочке, поношенных брюках и шлепанцах на босу ногу.

— Из милиции говоришь? — он смотрел на Джуму сквозь очки в плохонькой оправе. — Проходи. Когда-то я один сейф твоему начальнику доводил до ума. Садись.

Джума сел на шаткий простой стул.

— Я к вам по другому делу, Дмитрий Тарасович. В свое время вы обслуживали сейфы в музее декоративного и прикладного искусства.

— Было такое. Там в секретном кабинете строгий профессор работал.

— Работал. Профессор Гилевский, — уточнил Джума.

— Во-во! Сейф у него древний, но сильный, венский «Густав Шлезингер».

— Когда вас Гилевский приглашал последний раз?

— Дайте-ка подумать, — он притронулся к дужке очков, и Джума увидел большие, некогда сильные пальцы с темными трещинами у ногтей. — Давно, очень давно, годов пятнадцать-двадцать назад, если не более.

— В связи с чем?

— Сейф тот запирается на два замка. Так вот во втором выработался один зубец. Ну этого ты не поймешь. Тут только я кумекаю. И попросил профессор сделать к этому замку ключ. Свой он утерял. Мастачил я это дело две недели. Вот и вся сказка тебе.

— К какому замку вы делали ключ — к верхнему или нижнему?

— К нижнему.

— И вы это запомнили?! — удивился Джума.

— А как же? Сейфы ломаются не каждый день. Те, что я обслуживал, помню и знаю на память, знаю, у какого какой норов. Что ж ты хочешь, парень, это моя работа, тут халтурить нельзя, это тебе не ключик к английскому замку сделать. Тут мой авторитет нужен, — не без гордости сказал старик.

Джума встал.

— Все, Дмитрий Тарасович. Больше вопросов у меня нет. Простите, что побеспокоил, желаю вам здоровья.

— Э-э, где его теперь купишь, здоровье-то. Жизнь бьет не по годам, а по ребрам… Ну, будь здоров!..

Джума отправился в прокуратуру, Паскалова его уже ждала.

— Дайте чего-нибудь попить, — попросил Джума, утирая лицо платком. Набегался, жарко, — он взял графин. — А стаканчик есть?

— Есть, но на нем «пальцы», я его на всякий случай заперла в сейф.

— Чьи «пальцы»?

— Чаусова. Сейчас принесу вам стакан. Она куда-то сбегала, принесла чашку.

Шумно отодвинув стул, Джума уселся. — Итак: Пестерев наносил визит Гилевскому. Похоже его, выходившего через балконную дверь, видел мой свидетель. Так и сказал: «Молодой дядька. Низенький, щуплый. Хромал он».

— Когда он его видел?

— Время подходит: в пять-шесть вечера.

— Число, месяц?

— Вот тут закавыка. Парень сказал, что это была весна, кажется апрель.

— А Гилевский убит двадцать первого июня, совсем недавно. Вряд ли ваш свидетель спутал весну с разгаром лета. Это раз. Во-вторых, ведь и Пестерев говорит, что был у Гилевского в апреле, — сказала Кира.

— Но мы не знаем, где он был у Гилевского: дома или на работе?

— Да, это мое упущение. Знаете что, сейчас мы поедем к любовнице Чаусова госпоже Непомнящей. Я отправлюсь сразу к ней, а вы по дороге заскочите в банк, постарайтесь повидать Пестерева, поговорите с ним.

— Хорошо. Теперь дальше: я нашел слесаря, обслуживавшего сейфы в музее. Когда-то по вызову Гилевского он ремонтировал нижний замок сейфа в кабинете Гилевского, и наш покойный профессор, сославшись, что потерял ключ от нижнего замка, заказал слесарю второй ключ.

Кира была поражена:

— Значит у Гилевского было два ключа, он без директора музея мог запросто открыть сейф?!

— Выходит, так, — согласился Джума.

— Видимо, ему очень понадобилось открыть сейф, что-то посмотреть там или взять, — резюмировала Кира. — С тех пор он постоянно имел такую возможность. «Неужели пакет Диомиди?» — подумала про себя Кира. И сказала: — Ну что, отправимся. Я с Непомнящей созвонилась. Она ждет…

На углу улицы Артема они расстались: Джума пошел в банк, Кира поехала к Непомнящей. Джума предъявил удостоверение милиционеру, стоявшему у двери в банк, и выяснил, что шофер Пестерев и инкассаторы во внутреннем дворе, и сейчас готовятся куда-то ехать инкассировать выручку. Через холл Джума прошел во двор, увидел машину, возле нее троих, Пестерева он узнал сразу. Подошел.

— Вадим Никитич, поговорить надо, кое-что уточнить, отойдем в сторонку. — Они отошли к бочке с водой, стоявшей под водосточной трубой.

— Все по тому же делу? — спросил Пестерев.

— Все по тому же, дорогой.

— Хоть как-то продвинулись?

— С Божьей помощью… Вы когда последний раз видели Гилевского?

— Я же сказал следовательше: в апреле.

— Где? У него дома, у вас дома?

— Нет, у него на работе.

— Как прошли в его кабинет?

— Он ждал меня перед входом в музей, провел к себе.

— В котором часу это было?

— В конце рабочего дня. Кажется, часов в пять или шесть.

— А из музея вышли тем же путем?

— Нет. Он выпустил меня через заднюю дверь, обитую железом, на внутренний балкон.

И больше вы с ним не встречались?

— Да нет же!

— Ну и ладно, — как бы согласился Джума. — Больше у меня вопросов нет.

Пестерев пожал плечами, мол, нет так нет.

«Пожалуй, все и прояснилось», — подумал Джума.

Разговор между Непомнящей и Кирой был в самом разгаре, когда туда явился Джума.

— …В котором часу в тот день пришел Чаусов? — спросила Кира.

— Между пятью и шестью вечера.

— А ушел?

— В начале десятого.

— Виктория Петровна, муж ваш где был в это время?

— В командировке.

— Чаусов знал об этом?

— Разумеется.

— Вы ужинали с Чаусовым, выпивали?

— Да. Коньяк.

— Какой?

— «Десна».

— Выпили всю бутылку?

— Ну что вы! По четыре рюмочки.

— Кто откупоривал, наливал?

— Он.

— Потом?

— Слушали музыку, смотрели фильм по видеомагнитофону.

— Кто ставил кассеты?

— Он, Алексей.

— Виктория Петровна, я вынуждена произвести выемку бутылки, из которой вы пили коньяк и кассеты.

— Зачем? — не поняла Непомнящая.

— Такова процессуальная процедура.

— В чем его подозревают?

— Убит человек.

— И вы подозреваете Алексея? — воскликнула Непомнящая.

— Я веду следствие. Вы могли бы пригласить двоих соседей, как понятых?

— Боже мой, это же унизительно! Пойдут разговоры. Муж узнает.

Непомнящая вышла и через какое-то время вернулась с двумя женщинами.

Кира объяснила им, в чем дело. Те закивали головами. Кира достала из сумочки две больших салфетки, два целлофановых мешочка, уложила туда завернутые кассеты и бутылку. Все это заняло немного времени.

Бледная, сразу как-то спавшая с лица, Непомнящая проводила их до двери…

— Ну что у вас, Джума? Нашли Пестерева? — спросила Кира пока они шли к прокуратуре.

— Нашел. Он подтвердил, что последний раз виделся с Гилевским в апреле.

— Где?

— У Гилевского на работе. И вышел Пестерев через дверь, которая ведет из хранилища на балкон.

— Выходит, Пестерева надо отодвинуть в сторону?

— Во всяком случае пока, — резюмировал Джума. — Мы же не знаем, когда он уехал на байдарке в Белоруссию. И, видимо, никогда не узнаем. И нет гарантии, что он больше не виделся с Гилевским и еще раз не выходил через ту же дверь на балкон, но на этот раз прошел никем не замеченный.

— Да, вздохнула Кира…

Когда пришли, она достала из сейфа стакан, завернутый в салфетку, из которого пил Чаусов, отдала его Джуме, присовокупила пакетики с кассетами и бутылкой «Десны», сказала:

— Попросите капитана Кисляка, чтобы снял со всего «пальцы» и сравнил.