Безмерно счастливая. Св. блаж. Матрона Московская. Жизнеописание

14. ПОСЛЕДНИЕ ПРИСТАНИЩА

В конце сороковых, Матрона начала готовиться к новому переезду. Ждановым она говорила: «Уезжаю, так надо. Против всех нас готовится что-то страшное, мне здесь быть нельзя, так будет лучше». И в самом деле: «органы» всё сильнее стали интересоваться квартирой на Староконюшенном. Слишком много сюда ходило народу, слишком подозрительными были эти сходки… Как водится, не обошлось без соседских жалоб, без сигналов куда следует. В числе приходящих к Матроне всё чаще стали появляться высокопоставленные офицеры, советские чиновники, — зачем они приходили? Искать помощи в своих бедах или для других целей?

И Матрона уехала со Староконюшенного, надеясь, что отныне люди сюда ходить не будут, интерес МГБ ослабнет, и Ждановы заживут спокойно. Вышло не так. Как-то ночью 1948 года на Староконюшенный пришли люди в форме. Арестовали почему-то только Зинаиду, — мать её и брата не тронули. И никто из пришедших не поинтересовался местонахождением блаженной Матроны…

Перед тем, как покинуть родной дом, Зинаида Владимировна упала на колени перед образом Божией Матери «Взыскание погибших» (перед тем самым, Матронушкиным) и взмолилась:

— Царица Небесная, мне никто не может помочь, ни мать, ни брат, одна Ты, в руки Твои предаю мою жизнь!

Думала, что молится молча, — оказалось вслух…

Мать Зинаиды — престарелую Евдокию Михайловну — часто потом вызывали на допросы. Не зная, как правильно вести себя в этих случаях, она испрашивала советов у Матронушки. Блаженная советовала ей так:

— Ты только не плачь! Ты проси Царицу Небесную и молись Богу, а им ничего не отвечай, с ними не пререкайся. Молись Господу, Царицу Небесную проси и больше тебе ничего не надо. Главное, чтобы ты не плакала, не волновалась. Зинаида не пропадёт, вернётся.

И Евдокия Михайловна передавала дочери в лагерь слова матушки: «Пусть Зинаида ничего не боится. Что бы страшное ни случилось, она в воде не потонет и в огне не сгорит. Пусть знает это и живет как малое дитя в саночках. Возят дитя, и нет никакой заботы — Господь все сам управит!»

А Зинаида писала матери с Колымы:

«Мама, ты за меня не волнуйся! Мамусик (так Ждановы звали матушку Матрону) меня везде сохраняет и везде со мною».

Зинаида в самом деле благополучно вернулась в родной дом, — но уже после смерти старицы. Перед кончиной Матрона явилась во сне своему дорогому чаду, томящемуся в заключении, — и Зинаида поняла, что матушка отходит в вечность.

…Одно время после Староконюшенного Матрона жила в Царицино. Хозяйку домика, где она поселилась, звали Пашей, Прасковьей. Вот, какой запомнилась Паше блаженная:

— Я её прописала. А она мне говорит: «Ты меня прописала в Царицыно, а я тебя буду везде прописывать». Спала Матронушка на голом кутничке с маленькой подушечкой. Она была мученица. И спала она очень мало. Как-то раз ко мне приехал отец с Колымы, и мы пришли с ним к Матроне и остались там ночевать. Я думаю: «Дай-ка я послежу, что Матушка делает». Я следила до утра. И до утра она била поклоны и молилась. Много народу к ней ходило. Кто может идти — тот сам идёт, а кто не может — того на подводах везут. Привезли одного дедушку к ней. А привезли его две женщины. Я тогда сидела на терраске — и слышу, а они кричат: «Можно зайти?» И вдруг дедушка говорит: «Вы меня сюда лечить привезли, а тут рядом со мной какой-то дух есть». А Матронушка ему отвечает: «Это я, я с тобой… Я тебе помогу». А дедушка опять: «Ну кто же со мной есть?» А Матронушка: «Я, я с тобой». Дед: «Сколько я ещё здесь буду?» Матронушка: «Немножко, немножко ещё, скоро Господь тебя примет». А утром пришли две женщины из Бирюлево, — злые какие-то, хулиганки… Они стали Матрону щипать. А матушка говорит: «Зачем вы меня щиплите? Я не ваша, я от Бога». А потом поворачивается к нам и говорит об этих хулиганках: «Ну, что они пришли? Одна мочевым пузырем страдает, а почему? Она хочет у четверых детей отца увести, у жены мужа отбить, и для этого читает о нём молитвы за упокой». К Матроне приходило девушек очень много. Одна пришла и говорит: «Я не могу завлечь одного парня». Плакала: «Я его люблю!» А Матушка ей говорит: «Это не любовь, это насмешка. А того парня вообще отгони от себя, он не твой». Одна женщина ходила несколько раз к Матроне: ей очень хотелось съездить в монастырь, а денег не было. И вот как-то раз опять пришла она к Матроне, а та, прочитав её мысли, говорит ей: «Ну что, я вижу, тебе хочется съездить в монастырь? Ну, ничего, съездишь, съездишь, и деньги у тебя будут». И правда: через несколько дней пришла к ней незнакомая женщина и принесла сто рублей. Даёт деньги и говорит: «Ты хочешь съездить в монастырь? — вот тебе сто рублей». Та женщина очень удивилась и обрадовалась: она уже и не надеялась, что так скоро её желание исполнится. Съездила в монастырь, а обратно ехала без билета. Вещей у неё было много, а тут контролеры идут. «Билета нет? Тогда выходи!» Хватают за рукав, а рядом сидит какой-то военный. И вдруг он встаёт и говорит: «Я корреспондент. Если вы сейчас же не оставите эту женщину, то я в Москве до высших инстанций дойду!» И они ушли. Приехала эта женщина благополучно домой и думает: «Надо ехать к Матроне поблагодарить». Взяла сумку с луком, огурцами и ещё какими-то подарками и поехала к Матроне. А у Матронушки в это время варили обед, и не было у них луку. Матронушка и говорит: «Сейчас, сейчас через двадцать минут я схожу на базар и принесу вам луку!» И через двадцать минут приехала эта женщина с луком. Матрона довольна: «Ну, вот видите, я вам луку и принесла! Видите, как быстро!» Я всю жизнь жила по её совету. Бывало, приду к ней, спрашиваю: «Я собираюсь пойти туда-то, можно? Ничего мне не будет?» А она: «Иди, иди! Ничего тебе не будет». Она спасла мою родную мать. Когда отца забрали на Колыму, мать была очень больна. А Матронушка мне сказала: «Не волнуйтесь, отец ещё вернется, будете вместе жить». А маме воды захотелось попить. И Матрона дала ей своей водички: «Мама поправится, всё будет хорошо». Так всё потом и было. А послушнице своей Матрона как-то раз сказала: «Таня! Поди сюда, Петровна! Ты Пане (т.е. мне) телеграмму тот час дай, когда я умру!» Когда Матрона умерла, я эту телеграмму и получила.

К этим дням относится такой случай, о котором вспоминает Прасковья Сергеевна Аносова, часто посещавшая в психиатрической лечебнице своего брата.

— Однажды, когда мы ехали к брату, с нами ехал мужчина с женой — дочь из больницы выписывать. Обратно мы опять ехали вместе. Вдруг эта девушка (ей было 18 лет) начала лаять. Я и говорю её маме: «Жаль мне вас, мы мимо Царицыно едем, давайте завезём дочку к Матронушке…» Отец этой девушки, генерал, сначала и слышать ничего не хотел, говорил, что всё это выдумки. Но жена его настояла, и мы поехали к Матронушке… И вот стали девушку подводить к Матронушке, а девица сделалась как кол, руки как палки, потом стала на Матронушку плевать, вырывалась. Матрона говорит: «Оставьте её, теперь она уже ничего не сделает». Девушку отпустили. Она упала, стала биться и кружиться по полу, её стало рвать кровью. А потом эта девушка уснула и проспала трое суток. За ней ухаживали. Когда она очнулась и увидела мать, то спросила: «Мама, где мы находимся?» Та ей отвечает: «Мы, дочка, находимся у прозорливого человека…» И все ей рассказала, что с ней было. И с этого времени девушка совершенно исцелилась. Я сама в молодости была сильно порченная: меня как при эпилепсии било, припадки были. Матрона дала мне свою водичку и сказала: «Всё пройдет». И в шестнадцать лет поставила меня на ноги. И ещё помню. Матрона мне сказала: «У тебя будет тернистый путь Прасковья, всё переживешь». Ещё был такой случай. Дочке моей, Гале хотели делать операцию в горле. Матрона ещё была жива. А Гале моей годика три было. Мы посоветовались с Матушкой, а она сказала: «Никакой операции не нужно, всё пройдет и так». И всё прошло. Ещё у одной дочки моей, Натальи, была сильная пупковая грыжа, величиной с кулак. Матрона тоже сказала, что всё пройдет. Дала воды, читала молитвы над головой, и всё прошло. Я, бывало, прибегу к ней, испуганная чем-то, вся дрожу… А она говорит: «Ну что ты дрожишь? От Бога ведь никуда не убежишь». Приходило к ней много людей, которые разводились, или в семье что-нибудь не ладилось. Одна пришла, говорит: «От меня муж ушёл. Я ему порчу сделаю». А Матрона отвечает: «Не надо ничего делать, он сам к тебе вернется». Лично мне она сказала, что будет у нас много детей и что муж мой умрет, и я останусь одна с детьми. А он в то время был ещё здоровый. Народилось у нас с ним шестеро детей. И вот, через девять лет после матронушкиной кончины, у мужа нашли рак желудка и он умер 28 марта 1961 года.

А вот, что вспоминает Ксения Гавриловна Потапова:

— Матрона лечила порченных. Когда она жила в Царицыно, к ней подошла порченная. Матрона схватила её за шею. Порченная закричала: «Матушка, Матронушка, брось, я умираю!» — «Нет, не брошу! Ты выйдешь!» Женщина просто по полу каталась, а потом успокоилась и заснула. В другой раз идём мы с сестрой к Матроне и беседуем на ходу. Сестра идёт и говорит: «Сколько я к Матронушке хожу!.. Зачем? Я у любого врача вылечилась бы». Пришли, а Матрона и говорит: «Что ж, разве Матронушка сидит в окне и зовёт вас — идите, мол, ко мне? Нет уж. Сколько врачей-то в Москве — идите к ним». — «Матронушка, простите!» — «Ладно, приходите, но обо мне не разговаривайте».

И ещё один рассказ Ксении Гавриловны, относящийся к последним годам жизни старицы:

— Когда моей дочери исполнилось двадцать лет, она заболела туберкулезом. Она лежала в больнице в Сокольниках, а Матрона тогда тоже жила в Сокольниках. Однажды дочь отпросилась из больницы со мной к блаженной Матроне. Пришли мы к ней, дочь осталась за дверью, а я зашла, поговорила. Потом осмелела и говорю: «А дочь-то со мной». Матрона улыбнулась: «Вы не можете ходить по одной, обязательно, чтобы хоровод с вами был». Вдруг говорит: «Да, да». Я спросила, к кому же она обращается, в комнате никого, кроме нас не было. «Это тебе не нужно знать», — отвечает. Наверно, она с ангелами говорила. Потом дочь положили в больницу в Звенигороде, у неё был уже распад лёгких. Предложили операцию. Приехала я её навестить, она плачет: «Боюсь, умру». Пошла я к Матушке, рассказываю, что дочери предлагают операцию. «А какую?» — «Лёгких» — «А я не разрешаю!» — и постучала кулаком о кулак: «Пусть выписывается, если предложат выписку, а от операции пусть отказывается». Вскоре после этого дочери стало намного легче, настолько, что она собралась замуж. Пришла к Матроне: «Матронушка, я хочу замуж выходить». «Куда собралась постом-то? Я тебя после выдам за хорошего». А она вышла постом за своего жениха и родила девочку. Вскоре у моей дочери повторился сильный туберкулез с кровохарканием и с распадом легких. Это было зимой. Предложили операцию. Врачи сказали: «Если не откажешься — год тебе житьё, а если не решишься — ни за что не ручаемся». И отпустили на совет к родителям. Она приезжает под масленицу, ревет: «И так, и так смерть». Я и говорю: «У нас есть советница — пусть будет по её слову». Матрона тогда жила на Сходне или на Арбате, не помню. Приехала я за советом. «Что делать? И так, и так смерть». Она опять постучала кулаком о кулак: «А я не разрешаю. А если вы, родители, разрешите, она умрёт под ножом. А сколько Бог нарёк — столько проживёт». Дочь отказалась от операции, и процесс в легких закрылся, всё прошло. Она сейчас лёгкими здорова, даже на учёт не поставили.

Раба Божия Анастасия из города Кимовска говорила:

— Ещё до Сходни Матрона жила в Загорске у тети Поли. Я часто к ним приезжала. Однажды из Царицыно приехала одна больная, — муж её был полковником. Она 14 лет лежала на спине. Её на носилках внесли, когда они первый раз приехали. Во второй раз она уже сидела, а в третий раз уже сама шла. Муж её не знал, как отблагодарить Матрону: «Я тебе хоть машину куплю». А Матрона от всего отказалась: «И машина мне твоя не нужна». Матрона всё время сидела на койке. Ручки маленькие, ножки коротенькие. Я к ней боялась прикоснуться. Она меня звала Сёмкой, тетю Дашу — Петькой, тетю Таню звала Ванькой, тетю Грушу — Андрей, всех звала на прозвище. За Матроной ухаживала Пелагея, которая потом умерла, тетя Поля Красноярская, порченая. После тети Поли — тетя Даша и тетя Таня. На Сходне — тетя Груша (Агриппина Ивановна) и дядя Сережа Ракитинские. Многие приходили к Матроне. Всякие ходили, бывало, и на машинах приедут… Порченую на носилках несут, а она упрётся в притолоку и не идёт. А притом сама всё рассказывает, кто ей что сделал. Матрона ножки поджимала под себя, под юбку. Люди сядут на колени, а она одной рукой по голове порченой женщины водит, а другой рукой крестит её. А та кричит: «Ты слепая, и дурочка, и урод! И куда ты меня прёшь? — на улице дождь!» …Мать Матушки умерла в 45-м году, тетка Марфа — в 41-м. Братья её были дядя Миша и дядя Ваня. Они были неверующими, особенно дядя Миша. Они её вообще не понимали. Дядя Миша тут всех кулачил, а дядя Ваня всё-таки к ней приходил, когда стал плохой здоровьем. Он был маленький ростом, с усиками, худенький. Приходил и на кладбище, плакал. Тетя Дуня, его жена, тоже к ней ходила.

Другая односельчанка вспоминала о Иване Никонове так:

— Брат Матрюшин в силы своей сестры не верил: «Что там она знает?» Свой брат, родной, — а не верил! А как коснулось его горе, так и поверил в сестру. И вот в последнее время брат начал к ней ездить и прощение сколько раз просил у сестры!

Последним местом земной жизни блаженной старицы стала Сходня, — предместье подмосковного городка Химки. Здесь, в домике на Курганной улице она и отошла ко Господу. Вот несколько рассказов о последних днях великой старицы.

Анна Филипповна Выборнова:

— Бывало, только зайдешь, — уж она говорит из своей комнаты: «Это наши, наши себинские! Соскучились обо мне. Открывай скорее!» Вот какая она была прозорливая. Или придут к ней за двести километров. Идут, а по дороге о своём думают. А уж только они зайдут, она им говорит: «Вот, что вас ко мне привело, вот у вас какая беда». И заранее всё им говорила и даже по имени их называла. А ещё вот какой случай был. Приехал мой брат из Москвы к матери. И вот повели мы с ним корову продавать на станцию Жаворонки, что от Белорусского вокзала. Мы только километров тридцать прошли, когда обнаружили, что брат обронил где-то документы: свои и мои, и коровьи — всё растерял. Он говорит: «Я сейчас застрелюсь! Куда мне деваться?» А я в сердцах назвала старшего брата дураком: «Дурак, что ты говоришь?» — «А как же мы теперь пойдем?» — «Будем Матрону просить, она нам поможет, она с нами пойдёт». И наша Матрюша начала издали указывать нам путь и дом, где ночевать. До Москвы мы шли десять дней. И вот как ночевали: я мысленно попрошу у Матроны показать, подходящий дом, — она и покажет. Мы стучимся — и нас принимают. Мысленно показывала, конечно, издалека. Вот я не знаю, где остановиться, а потом Матрона подскажет — и я уж знаю, какой дом. И я брата спрашиваю: «Где ночевать-то будем?» Он говорит: «Вон дом за огородами, с голубой крышей». Туда пошли, постучали, хозяева нас пустили и ночлег дали. А когда патрули приходили, то они отвечали: «Чужих у нас нет, только брат с сестрой приехали». А у нас документов-то нету! А они нас не спрашивали, принимали, как родных. И так всю дорогу было. Вот, за десять дней мы дошли, корову привели, всё благополучно. Брат дивится: после войны патрули везде стояли, всех останавливали, но нас нигде не трогали. Я брату говорю: « Ты видишь, какие чудеса!» Он говорит: «Вижу, Нюра». Потом я говорю: «Вот мы приедем в десятом или в одиннадцатом часу, поедешь к Матрюше?» — «Поеду». Пришли мы с братом к Матроне. Ещё дверь не открылась, а слышен её голос. Хожалка открывает, а она смеется: «Пускай, пускай их, это свои. Я слепая, всю дорогу с ней шла, корову за хвост вела. И корову её веди, и дом ей найди, и чтобы ночлег у хороших людей! Вот когда я тебе и понадобилась-то! С языка меня не спускала!» А брату говорит: «Как это сестра моложе тебя, а тебя дураком назвала!» Брат потом говорил: «У меня волосы дыбом встали, ведь она с нами не шла, а всё знает». А тогда брат спрашивает у Матроны: «Что же мне теперь делать все документы потерял, всё растерял». — «Твои документы стоят только десять рублей. Ничего тебе не будет». Вот поблагодарили мы Матрюшу! Какая она правильная, какая вера глубокая была! Богодарованная!

Прасковья Кузьминична из Епифани:

— Моя мать поехала к Матрюше последний раз и говорит: «Я за девочек, за дочерей своих душою болею». Матрюша ей велела: «Поживи тут пока, а то настанет такое время, когда тебе захочется сюда приехать, и не сможешь». И действительно, сестра вышла замуж, а зять попался такой, что мать больше не могла приехать к Матрюше. У меня тоже был жених. Мать пошла к Матрюше и рассказывает ей, что ко мне ребята ходят. Она матери: «Ох, да что ты волнуешься? Подумаешь, ребята ходят. А вот есть у вас один человек, Горяшкин Димитрий Корнеич… Как он живёт?» — «Его сын Иван обижает». — «А у них есть и ещё один сын?» — «Он без вести пропал!» — «Ничего найдется. Он неплохой малый, неплохой», — сказала Матушка. И правда, нашёлся, — и я за него-то вышла замуж. С ним мы и прожили тридцать пять годов, пятерых детей вырастили.

Зинаида Александровна Карпина:

У моей мамы в Москве был брат. Она спрашивает у Матронушки: «Я ещё ночку у брата переночую?» А Матрона отвечает: «Тебе надо уезжать, а то тебя обкрадут». Мама не послушалась, как приехала — узнала, что нас обокрали. Самая я уехала в Москву в шестнадцать лет, в общежитие к сестре, которая была старше меня на четырнадцать лет. Через два с половиной года меня стали сватать за человека, которого я ни разу не видела. Мама моя мне писала: «Дочка, даже если знаешь человека два дня, но если Матронушка благословит, ты иди. Москва — темный лес, это не дома, где всех знаешь за несколько деревень». И вот я поехала на Сходню. Нашла её домик, где она жила… А когда я ехала, то всё время думала (не нарочно, а само лезло мне в голову): «Ничего она не понимает». В дверях меня встретила, как я потом узнала, её прислужница. Я не сказала, откуда я. Она мне говорит, что Матрона сегодня больше принимать не будет. Я сразу решила: это потому, что я думала о ней плохо, — вот она меня не принимает. Одна комната в доме была совсем закрыта, а другая на один палец открыта. И только я повернулась уйти, как слышу её голос из этой комнаты: «Татьяна Ивановна, пропусти, это дочка Дунина из Себино приехала», — и Татьяна Ивановна меня пропустила. Матушка мне не дала слова вымолвить, сама сразу рассказала, с чем пришла, и так мне посоветовала: «Это не твой жених. Он всякими нехорошими делами занимается… Ты скоро выйдешь замуж и выйдешь вперёд своей сестры». Ещё сказала, что я к ней скоро опять приеду. И правда, через два месяца я к ней приехала, посоветоваться о другом человеке и она мне сказала: «Это — твой муж, и ты будешь жить хорошо. Только венчайся, а до венчания ничего не позволяй», — и она мне читала над головой молитвы и три раза сказала: «Будь честной христианкой и будешь жить хорошо». Я венчалась в Богоявленском храме. Сестра моя ездила ко мне в гости — и тоже вышла замуж в тот же дом: она на первом этаже, а я на втором.

Мария Ивановна из Ризположенской церкви рассказывала, что как-то она пришла к Матроне на Сходню, а на столе у матушки лежала нарезанная селёдка. Старица угостила пришедшую рыбой, а когда настало время уходить, Мария Ивановна с изумлением воскликнула: «Матронушка! Что это? Мы ели-ели, а селедка всё целая». — «А ты ешь, не обращай внимания», — спокойно ответила старица.

Антонина Борисовна Малахова:

— Мне тогда было 22 года, а маме — 60. Евдокия Жданова дала нам адрес матушки, и мы на другой день поехали на Сходню. Дело было зимой, — наверное, в марте месяце, снег был сильный. Доехали на электричке, а дальше нам идти пешком с километр, туда, где дом её находился. Дошли мы до её дома, к нам выходит хозяин навстречу: «Вы к кому?» — «Да мы,— говорим, — к Матрене идём». — «А она, знаете, не принимает». — «Как же не принимает, мы столько времени шли…» — «А вы чьи?» — «Да мы, — говорим, — земляки её». — «Ну, тогда идите: своих она вроде принимает». Вошли мы. Выходит послушница её и говорит: «Она вас принять не может». У них был земляной пол в прихожей, а в комнатах-то был деревянный пол… Мы с мамой упали на земляной пол на колени — и плакали, и молились, и очень горевали, что она нас не принимает: значит, мы грешные. Минут может быть двадцать стояли на коленях. Потом открывается из другой комнаты дверь и Матрона говорит: «Ну, пусть войдут. Пусть, пусть войдут». Мы вошли. Я вошла с трепетом. Вначале мама стала с ней разговаривать, а я молча рядом стояла. Мама сказала: «Я с мужем живу плохо». Матрона ей отвечает: «А кто виноват? Виновата ты. Потому что у нас Господь глава, а Господь в мужском образе, и мужчине мы, женщины, должны подчиняться. Ты должна венец сохранить до конца жизни своей. Это ты виновата, что у вас жизнь не ладится». А ведь маму отдали замуж не по любви… Слова Матушки перевернули её жизнь. После этих слов мама стала молиться за отца. Потом у них с отцом жизнь наладилась. Я тогда жила в Москве недавно, — один год как приехала из деревни, — и работала на очень тяжёлой работе, в котельной 1-й Городской больницы. Давала воду горячую в роддом. Грязь, пыль, и страшно мне было. Закрывалась я ночью в котельной — и мама со мной ночевала. Ведь я была молодая, а в котельную всякие личности по ночам стучались, — и я боялась. Каждую ночь мы там с мамой молились. Вот Матронушка мне и говорит: «Где ты работаешь? Ну-у! Тебя оттуда возьмут». А я никого в управлении больницы и не знала, — думаю: «Кто же меня возьмет? Кому я нужна?» Но через две недели меня вызывает главный врач и говорит: «Ты девочка умная, грамотная, мы тебя возьмем работать завскладом». Я говорю: «Боюсь, я там не справлюсь», — «Справишься. Если кто тебя будет обижать, придёшь ко мне и я тебе во всём помогу». Вот так я стала работать завскладом, а потом пошла в бухгалтерию работать. Матрона мне в тот раз сказала ещё так: «А ты что, задумала идти учиться? Иди-иди! Сейчас время такое — учиться надо». А задумала я учиться на медсестру. Но война кончилась недавно, и у меня ещё остался страх: вдруг опять война и возьмут меня, как медсестру, на фронт! И поэтому я боялась идти учиться. Но когда матушка меня благословила, я решилась. Потом она мне ещё сказала: «Судьба твоя далеко! Все парни, что сейчас за тобой ходят — эти женихи не твои. Гони их от себя. Твоя судьба далеко». Мне тогда было 22 года, а вышла я замуж в 29 лет. Правильно она сказала. Ещё она сказала: «Потом ты будешь жить хорошо-хорошо, счёт деньгам ты в кошельке не будешь знать». Вот и сейчас, я не знаю сколько у меня там денег. Как другие считают, пересчитывают, а я никогда не знаю. Сегодня, допустим, денег у меня нет, — так завтра они обязательно появятся, — откуда-нибудь да будут. На прощание матушка Матрона подозвала нас к себе, сказала: «Наклоните головы!» — и благословила нас и над нами какие-то молитвы читала, и по голове руками всё водила. Ну вот и всё. Взяли мы у неё благословение и пошли. Это были её последние дни жизни, она в мае умерла. В начале мая хотели мы опять поехать к матушке. Приходим к Евдокии Ждановой на Староконюшенный переулок, узнать, не там ли она, а Евдокия нам сообщает: «Матрона умерла» Завтра, значит, 3 мая, в 6 часов вечера её привезут в храм Ризоположения. Ну, мы расстроились… Было нестерпимо жалко, что её больше не увидим, что теперь делать? И поехали домой.