Безудержная любовь

ТРИНАДЦАТЬ

Остин

Я БЫЛ ЗОЛ НА СЕБЯ.

И на Веронику.

Если бы она не подтолкнула меня, я бы никогда не произнес эти слова вслух. И, более того, если бы она не выглядела все время такой красивой, может быть, я бы смог хоть немного успокоиться! Зачем ей понадобилось носить эти укороченные топы? А эта красная помада? Или ее великолепные ноги?

И убьет ли ее то, что она не будет так хорошо пахнуть? Каждый раз, когда мы пересекались — хотя, поверьте, я старался избегать этого всю неделю, — я улавливал аромат ее парфюма, шампуня или чего там еще, и это чуть ли не ставило меня на колени. Она пахла как чертов кекс.

Не говоря уже о том маленьком шоу, которое она устроила в окне. Как она посмела так снять свой топ! Я даже дышать не мог, глядя на то, как она развязывает эти ниточки. Воспоминание о ее обнаженной спине преследовало меня, наряду с ощущением ее языка на моем большом пальце, вершины ее бедра вдоль моей руки, мягкости ее живота под моими губами.

Я собирался проиграть это гребаное пари.

Я нахмурился, когда мой член начал затвердевать, неловко ерзая на водительском сиденье грузовика. Я только что выехал из аэропорта, проводив детей, и у меня было дерьмовое настроение. Я знал, что они в безопасности — видел, как сопровождающий у выхода на посадку проводил их прямо в самолет, рейс был беспосадочным¹⁷, и их выпроводят как “несовершеннолетних без сопровождения” и доставят прямо к Сансе в Сан-Диего, которая будет ждать у выхода.

И они были так взволнованы. Прошлой ночью они почти не спали после того, как поговорили с мамой по FaceTime, и по дороге в аэропорт бесконечно щебетали обо всех забавных вещах, которыми она обещала им заняться — серфингом, гончарным делом и плаванием в океане. Когда они обняли и поцеловали меня на прощание, они не проронили ни слезинки.

Ты должен быть рад этому, сказал я себе. Ты растишь смелых, любознательных, общительных детей, которые не боятся приключений. И им полезно знать свою маму.

Но неделя без них была тяжелой.

Дело не в том, что я не доверял Сансе позаботиться о них — при всем ее двойственном отношении к материнству, она обожала их и на самом деле была очень добра с ними, как классная тетя.

Но я уже скучал по их тихим голосам на заднем сиденье, по тому, как они смеялись, задавали вопросы или даже спорили. Вероника предложила поехать со мной, но я сказал ей, что мне не нужна компания. Остаться с ней наедине не казалось хорошей идеей.

Я боялся этой поездки в Чикаго. Только мы вдвоем в тесноте шестичасовой поездки, перспектива столкнуться с ее бывшим и необходимость держать себя в руках. Я даже попросил Ксандера поехать с нами, но он сказал, что не может проводить так много времени вдали от бара — он надеялся открыться до начала плей-офф MLB ¹⁸.

Честно говоря, я думал, что он вешает мне лапшу на уши, потому что он все время, блядь, намекал на то, что мы с Вероникой переспали. Когда я вернулся домой, он был дома и снова выходил из гаража со своей циркулярной пилой.

— Чувак. Ты мог бы хотя бы спросить, — сказал я, встречая его на полпути по подъездной дорожке. Я задавался вопросом, дома ли Вероника, и не позволял себе заглядывать в ее квартиру.

— Я собирался. — Ксандер пожал плечами. — Тебя здесь не было. С детьми все в порядке?

— Да.

— Когда они вернутся?

— Через неделю. начиная с завтрашнего дня.

— Ты в порядке?

Я пожал плечами.

— Ты должен прийти сегодня вечером. В “Сломанной спице” играет отличная группа.

— Мне что-то не хочется.

— Да ладно, сегодня субботний вечер! Не будь таким старикашкой. Выпьем пару кружек пива, послушаем хорошую музыку, поговорим о людях, которые нам не нравятся, подеремся в баре.

Я хмыкнул. — Не искушай меня.

— Я заеду за тобой в восемь, дедуля, — сказал он, продолжая спускаться по подъездной дорожке с моей пилой. — Будь готов.

Я должен был догадаться, что он пригласит и ее тоже.

Она уже сидела на переднем сиденье его внедорожника, когда я подошел к нему, и хотя мне хотелось развернуться и вернуться в дом, я не видел способа сделать это, не выглядя придурком.

Как только я сел в машину и захлопнул дверцу, они оба оглянулись на меня — Ксандер с хитрой ухмылкой, Вероника с извиняющимся выражением лица.

— Прости, — сказала она, поджимая свои соблазнительные алые губы. — Я не знала, что ты придешь, иначе села бы на заднее сиденье.

— Все в порядке. — я бросил на Ксандера косой взгляд.

— Ты уверен, что тебе достаточно места? — спросила она. — Я могу поменяться с тобой местами. Или подвинуть свое сидение.

— Я уверен.

— Ты что-нибудь слышал от детей? — спросила она. — Они нормально добрались до туда?

— Да. Они позвонили мне около часа назад. С ними все в порядке.

— О, хорошо. — она выглядела успокоившиеся. — Я думала о них весь день.

Ей действительно нужно было перестать делать и говорить приятные вещи. Я не был уверен, что смогу хотеть ее еще больше, чем уже хотел. Я отвернулся к окну и решил не обращать на нее внимания остаток ночи.

Но это было невозможно.

Сидя напротив нее за столиком в конце "Сломанной спицы", я дергал ногой под красной клетчатой скатертью, и это не попадало в такт музыке. Бар располагался в переоборудованном сарае на старой молочной ферме недалеко от города и пользовался большей популярной среди местных жителей, чем у туристов. Сегодня вечером здесь было полно народу, и все остальные наслаждались музыкой, танцевали под любимые песни и старую классику, пили пиво, играли в бильярд, разговаривали, смеялись и флиртовали, в то время как заведение пульсировало в изнуряющем ритме субботнего вечера в маленьком городке.

Поскольку Ксандер был за рулем, я позволил себе выпить на пару кружек пива больше, чем обычного, надеясь, что алкоголь заглушит мои чувства.

Это не сработало.

Угрюмый и напряженный, я сидел нахмурившись, в то время как все остальные хорошо проводили время. Знакомые лица останавливались у нашего столика, хлопали Ксандера по спине и спрашивали о прогрессе в его баре, представлялись Веронике и кивали мне. Несколько человек пытались завязать со мной разговор, но я оставался задумчивым и необщительным.

Пару раз друзья спрашивали, все ли у меня в порядке, и я огрызался: — Я в порядке. Потом я возвращался к своему пиву и притворялся, что не замечаю женщину напротив, мое тело горело от желания к ней. Она развернула свой стул лицом к группе, не то чтобы я винил ее. Я бы тоже не хотел смотреть на свою сердитую физиономию.

Ее кожа, напротив, казалось, светилась под гирляндами праздничных огней, которые образовывали навес над нашими головами. На ней была маленькая красная юбочка с цветами, которая развевалась каждый раз, когда она танцевала, демонстрируя крошечные черные шорты для йоги под ней. И она много танцевала — каждый раз, когда ее кто-нибудь приглашал. И она была лучшей танцовщицей в мире, легко вращаясь и переступая с ноги на ногу, в сравнении с которой даже неуклюжие, страдающие артритом старики выглядели как Фред Астер. С каждой песней она становилась все более раскрасневшейся и красивой, в то время как я становился все более злым и угрюмым, все ниже опускаясь в своем кресле.

Заиграла песня, и она вскочила на ноги. — О, мне нравится эта песня! Кто-нибудь хочет потанцевать со мной? — она с надеждой оглядела наш столик.

— Я немного устал, — сказал Ксандер, солгав сквозь зубы. — Остин, почему бы тебе не пойти потанцевать?

— Нет. — я схватил свое пиво и сделал глоток.

— Пожалуйста, Остин? — Вероника с надеждой посмотрела на меня, и у меня все сжалось в груди.

— Иди. — Ксандер толкнул меня локтем. — Она даже может заставить тебя хорошо выглядеть.

— Мне этого не хочется, — огрызнулся я.

Ее лицо вытянулось, и она уже собиралась сесть, когда к столику подошел незнакомый мне парень и улыбнулся ей. Он был симпатичным, возможно, лет двадцати с небольшим, высокий, со светлыми волосами и жилистым телосложением. Мне захотелось немедленно надрать ему задницу.

— Привет. Не хочешь потанцевать? — вежливо он спросил ее.

Вероника, славу богу, начала качать головой, но потом вдруг взглянула на меня, а затем просияла от восторга, поджав алые губы. — Спасибо, я бы с удовольствием!

Он предложил ей руку, она взяла его под нее, и они направились на танцпол.

Мой позвоночник выпрямился в кресле, и я так крепко сжал кружку с пивом, что костяшки пальцев побелели.

— Что-то не так, брат? — протянул Ксандер.

Наблюдая, как блондин заключает Веронику в объятия, я почувствовал себя так, словно кто-то только что ввел мне в вены расплавленное стекло. Я даже не смог ответить на вопрос, кипя от ярости, когда она рассмеялась над чем-то, что он сказал, откинув голову назад.

— Чувак, ты выглядишь сумасшедшим, — сказал Ксандер. — Почему ты, блядь, просто не сказал ”да", когда она тебя спросила?

Рука парня на спине Вероники опустилась предательски низко. Я, кажется, зарычал.

— Ты ведешь себя нелепо. Когда эта песня закончится, пойди и пригласи ее на танец.

— Я не люблю танцевать.

— Ну, она любит, так что, если ты не хочешь сидеть здесь и смотреть, как она танцует с другими парнями, пока ты весь вечер ворчишь, как ревнивый пещерный человек, тебе лучше пойти и вмешаться.

— Я не ревную, — выпалил я.

— О, нет? — Ксандер рассмеялся. — Значит, если он попросит ее потусоваться после этого, ты не будешь против? Может, отвезти ее к нему домой? Привезти ее домой поздно?

— Меня это устраивает, — солгал я, желание перевернуть стол нарастало в моей груди и распространялось по рукам. — Сегодня у нее выходной. Она вольна делать все, что ей заблагорассудится.

— Господи Иисусе. Я не могу на это смотреть. Пойду возьму еще пива, хочешь?

— Нет. — все мое внимание было сосредоточено на танцполе. Мне не хотелось ничего, кроме нее. Я так сильно хотел ее, что, когда песня закончилась и все замолчали, чтобы поаплодировать, я встал из-за стола и направился в их сторону.

— Прошу прощения. — я похлопал ее по плечу. — Можно мне следующий танец?

— Извини. — выражение ее лица было холодным. — Я уже пообещала следующий Дэниелу.

Я одарил на Дэниела взглядом, полным едва сдерживаемой ярости. — Ты не возражаешь?

Он сглотнул. Посмотрел на ширину моих плеч и на то, как мои руки были сжаты в кулаки. — Нет, все в порядке. Может быть, увидимся позже, Рони.

Я кипел от злости, когда он уходил. Он уже называл ее Рони?

Когда тот ушел, она повернулась ко мне лицом, выражение ее лица было мертвенно-бледным. — Серьезно? Теперь ты хочешь потанцевать?

— Да.

Группа снова заиграла, на этот раз медленный блюз, но я не мог заставить себя обнять ее и покачиваться, как пары вокруг нас, — я был слишком взвинчен.

Она склонила голову набок. — В чем дело? Боишься прикоснуться ко мне?

— Нет. — но боялся. Если бы я прикоснулся к ней, все было бы кончено.

— Значит, на самом деле ты не хочешь танцевать со мной, а просто не хочешь, чтобы я танцевала с кем-то еще. — она закатила глаза. — Понятно.

Она ушла с танцпола, но вместо того, чтобы вернуться к столику, направилась в сторону туалетов. Я последовал за ней, хотя мне казалось, что все глаза в заведении следят за нами. Но вместо того, чтобы зайти в дамскую комнату, она пронеслась прямо мимо нее. Выскочив через заднюю дверь, она затопала за одну сторону здания, в противоположном направлении от парковки.

— Эй! — позвал я, спеша догнать ее. — Куда ты идешь?

— Оставь меня в покое. Я хочу подышать свежим воздухом.

— Здесь темно!

— Тогда тебе лучше держаться на расстоянии — ты знаешь, что с нами происходит в темноте. Возможно, ты снова начнешь жалеть меня!

— Ты прекратишь? — я подошел достаточно близко, чтобы схватить ее за локоть и развернул лицом к себе. — Я хочу с тобой поговорить.

— Отпусти! — она высвободилась из моей хватки и повернулась ко мне лицом, ее глаза гневно сверкали в лунном свете.

— Мне жаль. — я поднял руки. — Я не хотел тебя обидеть. Я просто хотел…

— Чего? — она скрестила руки на груди, ее глаза расширились. — Наказать меня за то, что я танцевала с кем-то другим? Очевидно, тебе это не понравилось.

— Мне не понравилось, — признался я. — Я хотел, черт возьми, уложить его на лопатки.

— Это смешно. Мы просто танцевали.

— Он обнимал тебя, — я злился.

— И ты приревновал?

— Да!

— Так обними меня своими гребаными руками, Остин! Никто тебя не останавливает!

Доведенный до предела, я сделал именно то, что она сказала — обнял ее и прижался своими губами к ее губам. Мой язык скользнул между ее губ, настойчивый, горячий, требовательный. Я вложил весь гнев, ревность и разочарование в этот поцелуй, отчаянно пытаясь подавить свои вспыхнувшие чувства.

Но ее руки обвились вокруг моей шеи, и она подпрыгнула, обхватив меня ногами, что только подлило масла в огонь. Мои руки скользнули под ее задницу, и я прижал ее спиной к стене старого сарая, которая пульсировала от грохота барабанов внутри. Я прижался своим твердым членом к ее киске, потираясь об нее длинной сквозь эти маленькие черные шортики.

Она застонала мне в губы, и я подумал, поймают ли нас, если я трахну ее прямо здесь, в темноте, у Сломанной Спицы — хотя, честно говоря, я даже не был уверен, что продержусь достаточно долго, чтобы меня поймали. Я был готов кончить в штаны.

Песня подошла к концу, и я услышал свист и аплодисменты из бара. Придя в себя, мне пришлось поставить ее на землю и сделать шаг назад. Мы оба тяжело дышали.

— Боже, — выдохнула она, вытирая рот. — Ты можешь быть таким засранцем, но точно знаешь, как целоваться.

Я поморщился, хотя моя грудь наполнилась гордостью.

Поправив юбку, она прислонилась спиной к стене. — Итак, что теперь? Ты собираешься снова извиниться? Обещать держаться от меня подальше?

— Я должен.

Она уставилась на меня, в ее глазах отражался лунный свет. — Не беспокойся.

— Что это, Вероника? — выпалил я. — Что мы делаем?

— Черт возьми, если бы я знала! Я знаю, что бы мы делали, если бы ты просто расслабился и немного повеселился. Чего ты так боишься?

Я открыл рот, но не извлечь и слова.

— Дети уехали на неделю, Остин. Напряжение между нами сводит нас обоих с ума. Если бы ты не был таким трусом, мы могли бы выкинуть это из головы!

— Я не трус! — сказал я ей. — Дело не только в детях.

— Тогда что? Ты беспокоишься обо мне? Боишься, что я могу подумать, что ты мой парень, если позволю тебе добраться до третьей базы? Пожалуйста. — она подняла руку. — Последнее, что я ищу, — это новые отношения.

Ее слова искушали меня поцеловать ее снова. Отвезти домой и забежать на третью базу — к черту это, я хотел забить. Но что-то меня сдерживало.

— Это неправильно, — упрямо ответил я.

Она наклонила голову. Затем придвинулась достаточно близко, чтобы встать грудь к груди со мной, положив руку на выпуклость в моих джинсах. — Тебе кажется это неправильным?

Я не мог лгать, поэтому промолчал. Как всегда.

Ее губы приподнялись, и она покачала головой. — В следующий раз, когда ты поцелуешь меня, Остин, делай это потому, что тебе этого хочется, а не потому, что не хочешь, чтобы я целовалась с кем-то другим. — она опустила руку. — Или не делай этого вообще.

Затем она повернулась на каблуках и ушла прочь.

Когда мы вышли из бара, она ехала домой на заднем сиденье, напряженная и молчаливая. Я тоже ничего не говорил, и Ксандер оставил попытки завязать разговор и включил радио.

Дома Вероника быстро выскочила из машины. — Спасибо, что подвез меня, было весело, — сказала она без каких-либо эмоций. Затем она захлопнула дверь и зашагала по подъездной дорожке к гаражу.

— Что, черт возьми, произошло между вами, ребята, сегодня вечером? — спросил Ксандер, когда мы смотрели, как она поднимается по лестнице в свою квартиру, освещенную фарами Ксандера.

Я выдохнул и потер затылок. — Я облажался.

— До или после того, как ты попробовал ее помаду? — Ксандер протянул руку и провел по моей шее.

Я оттолкнул его руку и потер то место. — Эта штука похожа на промышленный морской лак. Она не оттирается.

— Знаешь, в чем твоя проблема? У тебя нет утонченности.

— Моя проблема в том, что она работает на меня, придурок, — огрызнулся я. — Что за отец, который трахает няню?

— Не придавай этому значения, — парировал Ксандер. — Это не похоже на то, что она невинный подросток, а ты старик-извращенец. Детей даже нет рядом.

— Что произойдет, если дела пойдут плохо?

Ксандер рассмеялся. — Ты имеешь в виду, что, если ты тупица с двумя детьми?

— Отвали! Я серьезно, Ксандер. — я потер затылок. — Я имею в виду, что произойдет, если я пересплю с ней, а потом будет неловко, и нам придется практически жить вместе до конца лета? Или что, если что-то пойдет не так и она уйдет?

Он пожал плечами. — Я не знаю.

— И не только потому, что связываться с ней рискованно с точки зрения работы, но и потому, что она только что разорвала ужасные отношения. Этот парень был для нее настоящим придурком.

— Вот почему ты ей нужен. Покажи, что не все парни такие.

— Что, если она не в себе? Что, если она просто одинока и уязвима, а я придурок, который воспользовался ею?

Ксандер вздохнул. — Послушай, я не настолько хорошо ее знаю, но она не кажется мне хрупкой.

— Она хорошо это скрывает, — ответил я, вспоминая то, что она рассказывала мне о своем прошлом.

Мой брат на минуту замолчал, уставившись на гараж. — Я не знаю, чувак. Может быть, я неправильно воспринимаю сигналы. Но с моей точки зрения, ты нравишься ей, а она нравится тебе, и вам обоим, кажется, не помешало бы хорошо провести время с кем-то, кому вы доверяете. Вот и все.

Ксандер кое-что понял — Вероника доверяла мне. Возможно, в этом и была проблема. Я не хотел все испортить.

Перегнувшись через меня, он открыл бардачок и достал презерватив. — Но, ради бога, будь осторожен на этот раз.

— Я не собираюсь с ней спать, Ксандер.

Но я взял этот презерватив с собой.