Безудержная любовь

ПЯТНАДЦАТЬ

Остин

Я ПРОСНУЛСЯ от того, что Ксандер колотил в заднюю дверь дома.

— Братан! — кричал он. — Ты заставил меня встать рано утром в воскресенье, чтобы помочь тебе, а сам даже не проснулся? Вытаскивай свою задницу из кровати!

— Черт, — пробормотал я, откинул одеяло и подошел к окну. Заглянув за тень, я увидел, что он стоит у задней стены дома и кричит в окно моей спальни. Я оставил телефон в доме прошлой ночью, поэтому не могл написать ему сообщение, а будить Веронику криками я не хотел.

— Даю тебе пять минут! — крикнул Ксандер и опустился в одно из кресел Адирондак у костра.

Я заметил у него в руках картонный стаканчик с кофе, так что решил, что на несколько минут его хватит. Вернувшись к кровати, я снова проскользнул к Веронике и свернулся калачиком у нее за спиной.

Окно спальни выходило на восток, поэтому свет, проникающий сквозь полумрак, был мягким и розовым. От него ее кожа светилась ангельским сиянием, а волосы, словно ореол, обвивали голову. Простыня была натянута до бедер, но достаточно низко, чтобы я заметил крошечный узор из звезд прямо над ее правым бедром. Они были связаны между собой, как созвездие. Жаль, что я не разбираюсь в астрономии настолько, чтобы распознать их.

Она вдохнула, ее ребра расширились, и я услышал довольный вздох, когда она выдохнула. Я наклонился и прижался губами к ее чернилам.

— Доброе утро, — сонно произнесла она.

— Доброе утро. Я нашел твою татуировку.

— Я заметила.

— Что это?

— Это созвездие Девы. Это мой знак.

— Ах.

Она перевернулась на спину и улыбнулась мне. — А какой у тебя?

— Овен. Мы совместимы?

— Нет. Вообще-то, эти два знака ужасно подходят друг другу.

— Хм. Очень жаль. — я опустил рот к ее груди и взял в рот один идеальный розовый сосок, дразня языком его бугристый кончик. Ее пальцы запустились в мои волосы, и она выгнула спину, тихонько застонав. Мой член ожил, и я пожалел, что не проснулся пятнадцатью минутами раньше.

Снаружи крикнул мой брат: — У тебя осталось три минуты, засранец!

Вероника рассмеялась. — Это Ксандер там?

— Да. Он здесь, чтобы помочь мне затащить стол в грузовик. Я забыл, что просил его прийти в семь. Вообще-то, я не забыл, просто не имел понятия, который час, и мне было все равно. — с неохотой я поднял голову. — И я действительно не хочу прекращать то, что я делаю, но я не думаю, что Ксандеру понравится ожидание или звуковые эффекты.

— Согласна. Но знаешь, что он оценит? — она хихикнула. — То, что ты выходишь из моей квартиры без рубашки.

— Хотел бы я, чтобы был способ пробраться обратно в дом. Он мне столько дерьма из-за этого наплетет. — я застонал. — Черт! Я теперь должен ему бар.

— Что?

— Он хочет барную стойку из восстановленного дерева. Он поспорил со мной, что я не смогу оторваться от тебя, и он был прав.

Она рассмеялась. — Ты прав, что принял это пари.

— Наверное, ты права. — поцеловав ее в последний раз в грудь, я поднялся с кровати и стал искать свою одежду. — И знаешь что?

— Что? — лежа на боку, она смотрела, как я одеваюсь, подперев щеку одной рукой.

Я подтянул штаны. — Оно того стоит.

Ее улыбка подтвердила эти слова.

Я поцеловал ее в лоб. — Восемь часов, — напомнил я ей, направляясь через гостиную.

— Я буду готова, папочка! — крикнула она.

Нахмурившись, я распахнул дверь. — Господи, не называй меня так!

Я услышал, как она смеется, когда я вышел. Медленно спускаясь по лестнице, я старался вести себя спокойно.

Когда Ксандер услышал мои шаги на ступеньках, он оглянулся. Вероятно, ожидая увидеть Веронику, он сдвинул солнцезащитные очки на макушку и прищурился, глядя на меня. Когда до него дошло, что я выхожу из ее квартиры в одних трениках, он начал смеяться.

— Чувак, — сказал он, надевая солнцезащитные очки. — Я так и знал.

Не обращая на него внимания, я направился прямо к дому и открыл заднюю дверь.

— Дверь была открыта? — Ксандер последовал за мной на кухню.

— Ты что, не проверил?

— Нет. Я постучал, но ты не ответил, так что я просто решил, что она заперта и ты все еще в постели. — он усмехнулся, прислонившись спиной к стойке, и сделал глоток кофе. — И я ошибся только в одном из этих пунктов.

Я посмотрел на свой телефон, радуясь, что не пропустил ни звонков от детей, ни сообщений от Сансы.

— Я хочу подробностей.

— Очень жаль. — я включил Keurig и поместил капсулу в кофеварку.

— Ты хотя бы использовал презерватив, верно?

— Отвали.

— Так что я думаю о сосне для бара, который ты мне сделаешь, или, может быть, о дубе, как из старых бочек для виски.

Черт возьми.

— Да ладно, — насмехался он. — Ты должен мне что-то дать. Когда вы вчера вечером вышли из машины, вы даже не разговаривали.

— Мы хорошо провели время. — я налил немного миндального молока в свой кофе.

— Я удивлен, что она вообще тебя впустила, не говоря уже о том, чтобы остаться.

— Видимо, у меня больше ловкости, чем ты думал. — я взял свою чашку и вышел из кухни. — Пойду оденусь. Вернусь через минуту.

Поднявшись наверх, я надел джинсы и футболку. Расчесав пальцами волосы, я надел на голову кепку и спустился на кухню.

— Так это типа романтический отдых? — спросил Ксандер.

— Мы едем в квартиру ее придурковатого бывшего жениха, чтобы забрать ее одежду. По-твоему, это романтично?

— Нет, но когда эта часть закончится, почему бы не побродить по городу пару дней?

— У меня есть работа. Мы будем то там, то сям.

Ксандер ухмыльнулся. — Не сомневаюсь.

— Тук-тук. — Вероника вошла в кухню, выглядя свежо и красиво в джинсовых шортах и черном топе. Ее волосы были собраны в хвост, а губы были ярко-красными. На мгновение я представил, каково это — наблюдать, как они смыкаются вокруг моего члена. Оставят ли они след?

В этом было что-то такое, что мне нравилось.

— Доброе утро, солнышко. — Ксандер был полон радости. — Разве не прекрасный день?

— Да. — Она улыбнулась ему и мне, немного тоскливо. — Хотелось бы, чтобы нам не пришлось все время проводить в машине. Твой папа все время спрашивает меня, не каталась ли я еще на старом пароме, и мне каждый раз приходится отвечать "нет".

— Похоже, твой вредный босс должен давать тебе больше отгулов, — сказал Ксандер, бросив многозначительный взгляд в мою сторону.

Я закатил глаза и ополоснул кружку с кофе, поставив ее в посудомоечную машину. — Давайте загрузим этот стол, чтобы мы могли отправиться в путь.

Вероника была тише обычного во время четырехчасовой поездки в Согатак, где я доставил сделанный мною стол в дом, принадлежащий племяннику Гаса — Квентину и его мужу Пьеру. Они видели стол, который я сделал для Гаса и его жены прошлой зимой, когда приезжали в гости, и умоляли Гаса рассказать им, где он его нашел.

После того как мы принесли стол в их столовую, они спросили меня о дереве, и я рассказал им подробности о том, где я спас старые кедровые доски и как я их преобразил.

— Это просто невероятно, — сказал Пьер с легким франко-канадским акцентом. — Вы уверены, что не сделаете еще одну, чтобы мы могли продать ее в галерее?

— Галерея? — уточнила Вероника.

— Мы владеем галереей искусства и антиквариата в городе, — пояснил Квентин. — И мы думаем, что нечто подобное могло бы заинтересовать многих элитных покупателей. К концу лета у вас наверняка будет дюжина заказов. Что скажешь, Остин?

— На самом деле у меня нет столько времени. — Я почувствовал на себе взгляд Вероники, но не встретил его. — На самом деле это просто хобби.

— Дай нам знать, если передумаешь, — сказал Пьер. — Мы хотим, чтобы вы позвонили первыми.

Пока Квентин выписывал мне чек, Пьер провел для Вероники небольшую экскурсию по их дому, который также являлся гостиницей типа "постель и завтрак". Из передней гостиной донесся ее смех, и мы оба посмотрели в ту сторону. У Вероники был замечательный смех, глубокий, громкий и радостный.

— Ваша жена такая милая, — сказал Квентин. — Я и не знал, что вы женаты.

— Нет. Мы с Вероникой просто друзья. Вообще-то, она няня — я отец-одиночка.

— О, у вас есть дети! Но вы их не привезли?

— Нет, они на неделю приехали к маме в Калифорнию. Я просто взял Веронику с собой, чтобы… — Я подыскивал слово, чтобы закончить предложение, и Квентин сжалился надо мной, похлопав по плечу.

— Я все понимаю, — сказал он.

После доставки стола мы зашли в небольшой магазин сэндвичей, чтобы пообедать. Я заказал саб с фрикадельками, а Вероника — B.L.T. Усевшись напротив друг друга в кабинке, я наблюдал, как она откусывает кусочек-другой, а потом теряет интерес.

— Хочешь что-нибудь еще? — спросил я.

— Нет. — она завернула то, что осталось, и отодвинула это от себя. — Просто у меня немного странный желудок.

Я откусил еще кусочек и наблюдал, как она потягивает чай со льдом. — Ты нервничаешь из-за того, что столкнешься с ним?

— Да.

— Тебе не нужно этого делать. — сегодня мои защитные инстинкты были остры. — Я все время буду рядом. Он к тебе и близко не подойдет.

— Я не боюсь его так. Просто он может… он может сказать что-то, что причинит мне боль. Или опозорит меня. — она поскребла ногтем большого пальца скол на столешнице. — Я не хочу, чтобы ты это слышал.

Я доел свой сэндвич одним укусом и свернул обертку, гадая, как она разозлится, если я наброшусь на этого парня просто так. — Тебе не о чем беспокоиться.

Она улыбнулась, но как-то полусерьезно.

— Я серьезно. Единственный, кто должен волноваться, это твой придурочный бывший. Если он хоть раз не так на тебя посмотрит, я врежу ему в челюсть.

— Нет! — она покачала головой. — Не груби ему, Остин. Он наверняка вызовет охрану. Просто… нет. Предоставь его мне.

Я вздохнул и сел обратно. — И вы, ребята, называете меня любителем вечеринок. Я с нетерпением ждал возможности сбросить этого засранца, как мешок с грязью.

— Мне жаль, но нет, — твердо сказала она. — Хватит того, что я таскаю тебя туда, отнимая у тебя весь день. Я не хочу, чтобы тебя еще и посадили в тюрьму. А кто тогда отвезет меня домой?

Я рассмеялся. — Теперь она говорит все как есть.

Она улыбнулась, и на этот раз улыбка выглядела настоящей. — Серьезно. Я очень ценю это. Надеюсь, ты это знаешь.

— Знаю.

— Я просто хочу разобраться с ним сама, хорошо?

— Хорошо.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Но сначала нам пришлось разобраться с несговорчивым швейцаром. Нил, разумеется, дал указания, что Веронике нельзя появляться на территории. Мое презрение к ее бывшему росло по мере того, как я наблюдал за ее спорами и мольбами.

— Мне очень жаль, мисс Саттон, — сказал швейцар. — Я не могу вас впустить. Мистер Вандерхуф категорически запретил это делать.

— Тони, перестань, — умоляла она. — Ты же меня знаешь. Я жила здесь целый год. Моя одежда все еще здесь. Это все, что мне нужно.

— Мне очень жаль, — повторил он, и вид у него был извиняющийся. — Но у меня есть приказ от руководства. — он понизил голос. — Это моя работа.

— Я понимаю, — сказала Вероника. — Но разве вы ничего не можете сделать?

— Если я пущу вас в холл, вы можете попросить консьержа позвонить ему, — предложил Тони. — Может, он даст добро.

Вероника выдохнула. — Сомневаюсь, но попробовать стоит.

Тони открыл дверь в здание, и мы вошли внутрь. Мое первое впечатление — здесь было чертовски холодно. Термостат был выставлен на пятьдесят пять градусов — не представляю, как дорого обходится содержать такое холодное помещение. И дело было не только в кондиционере. Место тоже выглядело холодным. Много белых глянцевых столов, белых мраморных поверхностей и матового освещения. В этом холодном, ухоженном совершенстве было что-то почти антисептическое или институциональное. Даже белые цветы в серебряных вазах выглядели ненастоящими. Ничто в этом месте не говорило мне о доме.

Не то чтобы я мог себе это позволить.

Мое второе впечатление было таково: чтобы жить здесь, нужно потратить чертову уйму денег. У этого дома наверняка был бассейн на крыше и подземный винный погреб. На парковке наверняка полно "Ленд Роверов" и "Порше". Мой пикап, гордо заявлявший о своей принадлежности к компании TWO BUCKLEYS HOME IMPROVEMENT, был припаркован в гараже на соседней улице за астрономическую почасовую ставку. Как кто-то, чья фамилия не Вандерхуф, мог позволить себе жить таким образом, ума не приложу. Я вспомнил слова Вероники о том, что ей хочется такой сказочной жизни, и подумал, не скучает ли она по ней.

Она подошла к пожилому джентльмену за стойкой консьержа, пока я стоял в стороне, и хотя он, похоже, узнал ее, но не выглядел обнадеженным. — Инструкции мистера Вандерхуфа были очень четкими, — сказал он, — Но я могу позвонить.

Он снял трубку и заговорил слишком тихо, чтобы я мог расслышать, затем поднес трубку к уху. — Конечно, мистер Вандерхуф. Извините за беспокойство. Я обязательно… Что это? — он посмотрел на Веронику. — Ну да, она здесь, в холле. Не хотите ли вы… очень хорошо. Я дам ей знать.

— Можно мне подняться? — с надеждой спросила она.

— Боюсь, что нет, — сказал он, убирая трубку. — Но мистер Вандерхуф согласился спуститься и поговорить с вами.

Ее плечи опустились. — Я не хочу с ним разговаривать. Мне нужна только моя одежда.

— Это лучшее, что я могу сделать, — сказал консьерж с сожалением в голосе. — Мне очень жаль.

— Спасибо за попытку, Уолтер. — Вероника повернулась ко мне, выражение ее лица было подавленным. — Он спускается.

— Я слышал. — я хотел обнять ее, но не сделал этого. Вместо этого я засунул руки в карманы.

— Я просто собираюсь быть рациональной и вежливой, — сказала она, скорее себе, чем мне. — Я собираюсь сохранять спокойствие и быть вежливой. Моя мама всегда говорила, что медом можно поймать больше мух, чем уксусом.

— Я не буду тебе мешать, — сказал я ей. — Но я здесь, если понадоблюсь тебе.

— Спасибо. — Она улыбнулась мне. — Если бы нам не нужно было возвращаться сегодня вечером, я бы отвела тебя в свой любимый стейкхаус и угостила ужином.

Это звучало так хорошо, что я уже собирался сказать, что могу позвонить отцу и сообщить, что завтра меня не будет на работе, когда лифт открылся и из него, грубо расталкивая других людей, вышел подтянутый, спортивного вида парень. У него были развевающиеся на ветру светлые волосы, подбородок, казавшийся слишком большим для его лица, и впечатляющий загар. Он был одет во все белое: белые шорты, белая рубашка Lacoste, белые носки, белые теннисные туфли, белые повязки на запястьях и на голове. Не хватало только ракетки. Я бы, наверное, рассмеялся, если бы во мне не было столько неприязни. Он выглядел как скетч из Saturday Night Live.

— Так, так, так. — он встал, растопырив ноги и положив руки на бедра, и покачался на пятках. — Разве это не моя маленькая чашечка. Передумала, да?

Черта с два, подумал я.

— Привет, Нил, — ровно сказала Вероника. — Как дела?

Он откинул голову назад и слишком громко рассмеялся. — У меня? Великолепно. Только что сыграл три сета в клубе и все их выиграл. Моя подача сегодня была практически безотказной. У меня было десять эйсов.

— Точно. Что ж, звучит неплохо. Я хотела спросить…

— Я знал, что ты вернешься. — глаза Нила сверкнули высокомерием. — Скучала по мне, да?

Вероника вздохнула. — Я вернулась только за своими вещами.

— Какие вещи?

— Моя одежда и…

— Одежда, которую я купил? — он насмешливо хмыкнул. — Она тебе не принадлежит.

— Нил, перестань. Ты же не покупал всю мою одежду.

— То, что стоило носить, я купил. Остальное — мусор. Я уже выбросил его.

У нее отпала челюсть. — Ты выбросил мою одежду?

— Ты здесь больше не живешь.

— Всю? — ее голос надломился.

— Она занимала место. Я только что заказал несколько новых костюмов на заказ, так что мне понадобится шкаф во второй спальне.

Вероника опустила лицо на руки, и я сделал шаг к ней, разрываясь между желанием позволить ей разобраться с этим, как она меня и просила, или вмешаться и испортить теннисные костюмы этого парня. Но через секунду она подняла голову, и слез не было. — Нил, как ты мог? У меня были вещи, которые дала мне мама.

— Твоя мама, которая думала, что ты сейчас счастлива в браке? Как ты думаешь, что бы она чувствовала, если бы была здесь? Разочарование, вот что! — он потряс пальцем перед ее лицом, словно ругая непослушную школьницу.

Я оттолкнулся от колонны, к которой прислонился, и почти двинулся к нему, но в этот момент Вероника перестала изображать вежливость и с яростью уставилась на него, отбив его руку от своего лица.

— Ты сумасшедший! — огрызнулась она. — Она была бы рада, если бы я не вышла за тебя замуж! Ты никогда меня не любил. Ты просто хотел меня контролировать. Ты бы сделал меня несчастной на всю жизнь.

Лицо Нила приняло фальшивое, слишком драматичное печальное выражение. — О, бедная маленькая Рони в своем пентхаусе, с ее шкафом, полным Chanel, и ее Mercedes-Benz! Мне так жаль тебя. — он снова ухмыльнулся. — Скажи правду. Теперь ты скучаешь по всему этому, правда?

— Ни капельки, — ядовито ответила она. — Ты ни черта обо мне не знаешь, если думаешь, что мне есть дело до всего этого дерьма.

Я снова откинулся назад и сложил руки. У нее было это.

— Тогда что ты здесь делаешь? Неужели ты думаешь, что я поверю, что ты пришла сюда в поисках своей старой рваной одежды? — он повысил голос. — Признайся — ты здесь, потому что знаешь, что совершила ошибку, и теперь хочешь меня вернуть.

— Единственная ошибка, которую я совершила, — это согласилась с тобой с самого начала! Я бы не захотела вернуть тебя, даже если бы ты был последним человеком на земле.

— Как хочешь, Вероника, — сказал он с надменным видом. — Но ты не найдешь никого лучше.

Я рассмеялся — не мог ничего с собой поделать.

Нил повернулся ко мне. — И кто же ты такой? — потребовал он. Его глаза сузились, оценивая мои рабочие ботинки и джинсы, а также то, как я лениво прислонился к колонне.

— Я кое-кто получше, — сообщил я ему.

Он придвинулся ближе и положил руки на бедра. — Извини?

— Засранец, я встретил ее три недели назад и скажу тебе прямо сейчас: я знаю ее лучше, чем ты, я отношусь к ней лучше, чем ты, и можешь быть чертовски уверен, что я трахаю ее лучше.

По вестибюлю пронесся коллективный вздох. Я представил, как женщины хватаются за жемчуг, но не отрывал глаз от разъяренного лица Нила. Когда шок прошел, он занес правую руку назад и сделал самый очевидный, неопытный замах на меня, который вы когда-либо видели. С таким же успехом он мог объявить, что собирается ударить меня, и предупредить, чтобы я увернулся.

Я легко заблокировал удар и, не успев остановиться, нанес ему удар правым кулаком в нос. Удар отбросил его назад на задницу, и он сидел, оглушенный. Из его ноздри текла струйка крови. Он осторожно поднял руку и потрогал верхнюю губу, затем посмотрел на свой палец. — У меня кровь! — закричал он в панике, как кто-то другой мог бы закричать: — В меня стреляли!

— Я даже не так сильно тебя ударил, — прорычал я, моя рука все еще была сжата в кулак. — Считай, что тебе повезло.

— Кто-нибудь, вызовите полицию! — завопил он, похожий на воющего малыша на полу. — И скорую! Хирурга! Кажется, он сломал мне нос!

Вероника схватила меня за бицепс и потянула к двери. — Пойдем. Сейчас же.

Мы помчались к двери, выскочили на солнечный свет и поспешили вверх по кварталу. Мы ничего не говорили, пробираясь через группы людей на тротуаре, но в какой-то момент я оглянулся и не увидел ее. Я остановился, а когда она догнала меня, взял ее за руку, и мы бок о бок пронеслись до самого гаража, поднялись на два лестничных пролета и прошли вдоль ряда машин, пока не добрались до грузовика. Я открыл для нее пассажирскую дверь, и она забралась внутрь. Когда я обогнул грузовик и сел за руль, она уже рыдала.

Я чувствовал себя как в дерьме. — Прости меня, Рони. Я облажался.

— Все в порядке, — пролепетала она между вздрагивающими вдохами.

— Нет, не в порядке. Я обещал тебе, что позволю тебе разобраться с этим, а потом позволил своему характеру взять верх. Мне следовало держать свой гребаный рот на замке.

— Я рада, что ты этого не сделал, — прорыдала она. — Он должен был это сделать. Я просто жалею, что не смогла противостоять ему раньше.

— Я тоже. Но я так гордился тобой сегодня. И твоя мама тоже гордилась бы.

Она заплакала еще сильнее.

Обхватив ее за плечи, я притянул ее к себе. — Иди сюда.

Она рыдала у меня на плече минуту или две, а я гладил ее по спине. Я привык держать на руках Оуэна или Аделаиду, когда они плакали, но утешать взрослую женщину — это совсем другое дело. Здесь не было ни поцарапанной коленки, которую можно было бы перевязать, ни ушибленного локтя, который можно было бы растереть. Я не смогу отвлечь ее печеньем или прогулкой на велосипеде. На секунду я подумал о том, чтобы предложить ей опуститься на заднее сиденье, но тут она выпрямилась и вытерла нос тыльной стороной запястья.

— Боже, я даже не знаю, почему я так расстроена. Это же не удивительно. Нил — придурок.

— Ну, теперь он придурок со сломанным носом.

Она горько рассмеялась. — Я в полном беспорядке. И твоя рубашка в беспорядке.

— Мне все равно.

— У тебя случайно нет салфеток в бардачке?

— Хм. Возможно, у меня есть. — я наклонился к ней и открыл его, с благодарностью увидев, что припрятал там несколько салфеток из фастфуда. — Как тебе это?

— Отлично. Спасибо. — она взяла одну и высморкалась, потом другую и вытерла глаза. Затем она свернула их в рулон и сделала несколько шатких вдохов.

— Ты в порядке?

Она кивнула. Ее нос был красным, глаза опухшими, а тушь оставила несколько черных пятен, но дыхание стало спокойнее. — Я в порядке.

— Как ты думаешь, он говорит правду о том, что выбросил твои вещи? — спросил я. — Может быть, это была фикция?

— Нет. Я думаю, он действительно это сделал. Он мстительный и злопамятный.

Я потерла затылок. — Когда ты сказал про вещи, которые тебе дала мама, мне захотелось его убить.

— Честно говоря, там было не так уж много. Несколько предметов одежды. Ее вещей, которые действительно имели для меня значение, там не было — я оставила коробку в кладовке Морган, когда переехала в Чикаго. Фотоальбомы, когда я была маленькой, письма, которые она мне писала, несколько книг.

Я выдохнул с облегчением. — Слава богу.

— Забавно, — задумчиво произнесла она, глядя в лобовое стекло. — Я даже не подумала взять эту коробку с собой к Нилу. Тогда я сказала Морган, что у меня просто не было возможности разобраться во всем этом, и горе было слишком свежим, чтобы справиться с ним, но это была ложь. Я просто не хотела делиться всем этим с Нилом. Это было слишком личное. Слишком дорого для меня.

— Может быть, в глубине души ты знала.

Она печально кивнула и опустила глаза на свои руки, которые лежали на коленях, все еще сжимая салфетки. — Может, и знала.

Я завел машину и пристегнул ремень безопасности. — Что скажешь, если мы оставим это место позади и отправимся домой?

— Звучит неплохо. — она посмотрела на меня, выражение ее лица было печальным. — Мне жаль, что я зря притащила тебя сюда. Я верну тебе деньги за бензин.

— Слушай, я бы проехал еще шестьсот миль, чтобы набить морду тому парню. А тебе понадобятся все твои деньги на новую одежду.

— Все равно. — она наклонилась и поцеловала меня в щеку, затем склонила голову мне на плечо и обняла меня за плечи. — Спасибо тебе. Я так рада, что ты здесь.

В моей груди стало тепло, и сердце забилось быстрее. — Я тоже.

Она взяла мою правую руку и посмотрела на нее. — Не болит?

Я размял пальцы. — Ни капельки.

— Это был сильный удар.

— Эх. Я бил Ксандера и посильнее. Но Ксандер отбивается.

Она засмеялась. — Не сомневаюсь.

Я уже собирался включить передачу, когда она совершила безумный поступок: поднесла мою грубую руку к своему мягкому рту и поцеловала тыльную сторону каждого пальца. Затем она изучила его. — Мне нравятся твои руки. А еще больше они мне нравятся, когда они на мне.

Мой член подпрыгнул, и я перевел грузовик на задний ход. — Тогда давай уедем отсюда.