Безудержная любовь

СЕМНАДЦАТЬ

Остин

В ПОНЕДЕЛЬНИК утром мне меньше всего хотелось вставать с постели и идти на работу.

Мало того, что я не спал почти до двух часов ночи, так еще и Вероника спала рядом со мной — теплая, красивая и пахнущая кексами, только что из духовки. Я надеялся, что этот аромат останется на мне на весь день.

Я открыл глаза за несколько минут до семи, когда обычно звонил мой будильник, и быстро выключил его, чтобы не разбудить ее. Затем я обхватил ее тело, как вопросительный знак, натянул одеяло до плеч и обнял ее за талию.

— Мммм, — она обняла меня, прижимая к себе. — Как хорошо.

— Знаю, — я обхватил ее колени и прижался своим утренним стояком к ее попке. — Так хорошо, что я подумываю о том, чтобы притвориться больным.

— Сделай это.

— Я не могу.

— Почему?

— Потому что я нужен своему отцу. Нам нужно закончить отделку на чьей-то кухне к вечеру, а это не то, с чем он может справиться в одиночку. — Я поцеловал ее в плечо. — Что ты будешь делать сегодня?

— Я решила, что научусь готовить, пока детей не будет дома. Может быть, я сделаю это сегодня.

Я рассмеялся. — Это может быть больше, чем однодневный проект.

— Я быстро учусь. Когда ты вернешься домой вечером, тебя может ждать каре ягненка. Или говядина по-бургундски. Или Coq au vin¹⁹.

— Я даже не знаю что это такое, — признался я.

— Я тоже. Но звучит впечатляюще, ― она похлопала меня по руке. — Хочу произвести на тебя впечатление.

― Поверь мне. У тебя получилось.

― Правда? ― в ее голосе прозвучало удивление. ― Каким образом?

― Ну, во-первых, ты прекрасно ладишь с детьми, и они тебя любят. На прошлой неделе я думал о том, что все, что ты сказала на собеседовании, оказалось правдой — ты быстро запоминаешь распорядок дня, усердно работаешь, делаешь все в удовольствие и учишь детей вещам, которым я никогда не смог бы их научить.

― Спасибо, ― сказала она, как будто была удивлена комплиментами.

― И ты храбрая, ― продолжил я. ― Вышвырнуть этого мудака на обочину, зная, что это означает потерять все? Противостоять ему так, как ты это сделала вчера? Постоять за себя? Многие люди в твоей ситуации, возможно, сломались бы и умоляли. Ты стояла на своем. Я был чертовски потрясен.

― Правда?

― Да, ― не удержавшись, я скользнул рукой вниз между ее ног и обнаружил, что она теплая и влажная. ― А еще ты невероятно сексуальна. И я уже упоминал о твоих потрясающих навыках минета?

― Нет, ― она тихо застонала, когда я потер ее клитор.

― Это был лучший в истории минет, ― сказал я ей. ― Я видел. Боже.

Она закинула одну ногу мне на бедро, шире раздвигая бедра. ― Как думаешь, твой отец не будет возражать, если ты немного опоздаешь сегодня?

― Я отдал ему много лет. Он может дать мне еще двадцать минут.

― Это не займет и двадцати минут, ― сказала она, затаив дыхание. ― Ты знаешь, как заставить меня кончить так быстро… Я не знаю, что за магия в твоих руках, но мне это нравится.

Я заставил ее кончить пальцами, и это было так возбуждающе: видеть, как ее бледная кожа покрывается румянцем, слышать ее отчаянные крики и чувствовать, как она становится все горячее и влажнее, что я тоже чуть не кончил, мой ноющий член прижался к ее идеальной круглой попке.

Пока она переводила дыхание, я отстранился от нее на достаточное расстояние, чтобы взять презерватив и разорвать упаковку. ― Так ты знаешь позу из йоги, когда ты стоишь на четвереньках, выгибаешь спину и выпячиваешь попку?

Она рассмеялась, наблюдая, как я натягиваю презерватив. ― Да…

― Не могла бы ты сделать это прямо сейчас, и я покажу тебе, о чем я думаю каждый раз, когда вижу тебя во дворе?

Ухмыляясь, она перевернулась на живот, встала на четвереньки и выгнула спину. Затем посмотрела на меня, выражение ее лица было застенчивым и соблазнительным. ― Это она?

― Да. Черт, это так горячо, ― я быстро встал на колени позади нее и ввел свой член в ее тугую, влажную киску. После нескольких медленных толчков я почувствовал, что приближаюсь к кульминации. Я схватил ее за волосы одной рукой, а другой сжал ее бедро. ― Господи Иисусе. Знаешь что? Возможно, я даже не опоздаю сегодня. На самом деле, я могу прийти пораньше.

Последнее, что я услышал, прежде чем потерял контроль, был ее глубокий, сексуальный смех.

Я не мог вспомнить, когда еще чувствовал себя так хорошо.

Когда я вернулся домой с работы в тот вечер, у задней двери меня встретили три вещи. Во-первых, звуки латиноамериканской музыки, которые я услышал сквозь ширмы, когда приблизился к дому, и которые стали громче, когда я вошел на кухню.

Во-вторых, это был восхитительный аромат соуса для барбекю, который заставил мой желудок заурчать от голода, как только я вошел на кухню.

В-третьих, я увидел, как Вероника танцует спиной ко мне, нарезая салат за стойкой, ее босые ноги ритмично двигаются, а бедра покачиваются в такт. На ней были джинсовые шорты и тот самый топ на бретельках, который она сняла в окне, а волосы были собраны в беспорядочный пучок на макушке. Музыка была такой громкой, что она не услышала, как я вошел, и какое-то время стоял незамеченный, в каком-то загипнотизированном оцепенении.

Мои чувства были переполнены. У меня потекли слюнки. Я чуть не застонал.

Вероника отложила нож и, зачерпнув руками листья салата, разложила их по двум широким неглубоким тарелкам. Как только я смог оторвать от нее взгляд, то заметил две большие куриные грудки, политые блестящим соусом барбекю, которые лежали на противне, застеленном фольгой, рядом с плитой. Они не выглядели подгоревшими или недожаренными. Рядом с тарелками лежала разделочная доска с горкой разрезанных пополам помидоров черри и зелени.

Вероника обернулась и вскрикнула. ― Ой! Ты меня напугал!

― Прости, ― сказал я с ухмылкой, откладывая ключи и бумажник в сторону. ― Не хотел к тебе подкрадываться. Пахнет фантастически.

― Хорошо, ― она выключила музыку. ― Как прошел твой день?

― Как обычно, ― я снял свои рабочие ботинки и оставил их на коврике.

― Говорил с детьми? Как они?

― Они отлично. Мы с папой пообщались с ними по FaceTime. ― Я быстро поцеловал ее и подошел к раковине, чтобы вымыть руки. ― Что у нас на ужин?

― Салат с курицей-барбекю. Это не Петух в вине, — сказала она. — Но «Pioneer Woman» называет это одним из своих любимых летних рецептов.

― Pioneer Woman? ― вытирая руки, я посмотрел, что было на плите. На одной из газовых конфорок стояла большая сковорода, полная черных бобов и кукурузы. В маленькой кастрюльке, сейчас пустой, судя по виду, был соус для барбекю.

― Да. Я пошла в библиотеку и спросила Норин, библиотекаря, нет ли у нее каких-нибудь рекомендаций по кулинарным книгам, но вместо этого она указала мне на несколько обучающих программ на YouTube и веб-сайтов. Она сказала, что «Pioneer Woman» нравится ей больше всего, и я начала с этого, ― она пожала плечами, подняв ладони. ― Думаю, у меня все получилось! В одном из твоих ящиков я нашла термометр для мяса, который помог мне определить, когда курица готова. Я никогда раньше такими не пользовалась.

Я рассмеялся. ― Хорошо, когда есть инструменты. У меня есть время быстро принять душ?

― Да, ― сказала она. ― Мне еще нужно отделить курицу от костей и закончить салаты.

― Отлично.

― Должна признаться, я готовила соус не сама, он просто из банки, — сказала она с виноватым выражением лица. ― То же самое и с абрикосовым вареньем, которое я добавила в него. Но, ― продолжила она, оживляясь, ― Норин сказала мне, что фермерский рынок в Гавани Вишневого дерева работает по вторникам, так что завтра я собираюсь пойти туда и, возможно, купить какие-нибудь местные продукты, чтобы самой приготовить что-нибудь. Она сказала, что все становится вкуснее, когда попадает прямо с фермы к столу.

― Я уверен, что бы ты ни приготовила сегодня, на вкус оно будет таким же вкусным, как и на запах. Я ценю, что ты приготовила ужин — в этом не было необходимости.

На ее щеках появился румянец. ― Я хотела этого.

Я еще раз поцеловал ее в висок. ― Я сейчас спущусь.

Перепрыгивая через две ступеньки, я начал раздеваться еще до того, как добрался до своей комнаты.

― Официально, — сказал я ей, откладывая вилку. ― Это лучшее блюдо, которое ты когда-либо готовила. Десять из десяти. Настоятельно рекомендую.

— Спасибо, — сказала она, склонив голову. ― Я ценю это.

― Я помою посуду.

― Я не против это сделать. Поскольку дети уехали, мне больше нечем заняться, а ты все равно мне платишь, ― она отпила вина. — Разве ты не хочешь работать сегодня вечером?

Единственное, чего мне хотелось сегодня вечером, — это снова проникнуть в нее. Это было мое новое любимое место. ― У меня сейчас нет ничего, над чем я работаю. Мне нужно найти древесину для бара Ксандера. Это мой следующий проект.

— Ах да, пари.

― Он писал мне раз пятьдесят сегодня, спрашивая, когда он будет готов, ― я взял пиво и сделал большой глоток. ― Заноза в заднице.

― Я не виню его за то, что он хотел, чтобы ты это сделал, ― она провела кончиками пальцев по столешнице. ― Твои работы так прекрассны.

― Спасибо.

― Квентин и Пьер хотели продавать твои столы в своей галерее, и это было здорово, ― сказала она. ― Думаешь, ты примешь их предложение?

― Сомневаюсь.

― Почему?

― Если бы заказы начали поступать, мне пришлось бы уделять много времени их выполнению, а у меня его просто нет.

Она оперлась локтями на стол и подперла подбородок одной рукой. ― За все эти годы ты ни разу не подумывал уйти из «Two Buckleys»? Заняться своим делом?

— Вообще-то, да.

― Расскажи мне.

― Когда мне было двадцать пять, а Мэйбл — шестнадцать, и я был вполне самодостаточен, я захотел переехать в Калифорнию. Мой школьный друг открыл магазин для серфинга в Санта-Крузе, и у него возникла идея делать доски для серфинга на заказ. Он пригласил меня заняться с ним бизнесом, и я отправился в гости. Там я и встретил Сансу.

― Ах. Мне кажется, я знаю, чем это закончится.

― Вот именно, ― я допил пиво и поставил пустую бутылку на стол. ― Вернувшись домой, я несколько недель собирался с духом, чтобы сказать отцу, что хочу уволиться из Two Buckleys и переехать на другой конец страны, но прежде чем я смог это сделать — буквально в тот самый день, когда планировал с ним поговорить, — мне позвонили, и все изменилось.

― Ух ты, как вовремя. Ты был потрясен?

Я пожал плечами. ― Я просто подумал, что этому не суждено было случиться. И я бы ни на что не променял своих детей.

― Я знаю, что ты бы не променял. Но ты также действительно талантлив в том, что любишь делать. Мне кажется несправедливым, что ты не можешь этого сделать.

― Я могу это сделать, ― возразил я.

― Я имела в виду зарабатывать этим на жизнь.

Я нахмурился. ― Послушай, я тысячу раз спорил об этом с Ксандером и Мейбл. Я не брошу своего отца.

― Значит, ты никогда не говорил ему, что хотел бы открыть собственное дело?

― В этом нет смысла.

―Тебе не кажется, что он хотел бы, чтобы ты занимался любимым делом?

― Не имеет значения, что я люблю, ― сказал я, чувствуя, как гнев поднимается по моему позвоночнику. ― В прошлом году у него случился сердечный приступ, и он упал с лестницы. Сломал руку и несколько ребер. Если бы меня там не было, его бы не нашли еще несколько часов.

― О нет! ― Вероника ахнула, оторвав локти от стола. ― Оуэн упоминал что-то о сердечном приступе. Бедный Джордж!

― С ним все в порядке, ― сказал я. ― Но я не доверяю ему в том, что касается лазания по лестницам, поднятия предметов, которые он не должен поднимать, или чрезмерной физической нагрузки. Я слежу за тем, чтобы он был в безопасности. Это то, что он сделал бы для своего отца.

― Ты бы хотел, чтобы Оуэн или Аделаида сделали это для тебя?

Я задумался на секунду. Хотел бы я, чтобы они отказались от своих мечтаний ради меня? ― Нет. Но это другое дело.

― Как же так?

― Так оно и есть, ― отрезал я. ― И это моя семья и мое дело, так что оставь это в покое, ― я встал и, схватив обе наши пустые тарелки, отнес их в раковину.

Несколько минут спустя я все еще стоял у раковины и мыл посуду, когда она подошла ко мне сзади и обняла за плечи. ― Прости, Остин, ― сказала она, прижавшись щекой к моей спине.

Напряжение в моей спине спало. ― Мне тоже жаль. Это щекотливая тема для меня, моих братьев и сестер, но я не хотел быть с тобой резким.

― Я перегнула палку, давя на тебя. Мне просто хотелось, чтобы у тебя была возможность заниматься тем, что ты действительно любишь.

Я покачал головой. ― Я тоже, но ее нет. Все сводится к выбору между тем, что лучше для моей семьи, и тем, чего я хочу для себя. И я не из тех, кто выбирает сам.

― Я понимаю, ― она поцеловала меня в спину. ― И я восхищаюсь этим. Твоей семье повезло, что у нее есть ты.

Закрыв кран, я повернулся к ней лицом. Прижался губами к ее губам, и тепло разлилось по моему телу. ― Спасибо. Хочешь подняться наверх и позволить мне развязать твой топ зубами?

Она рассмеялась. ― Вот почему я его надела.

На следующее утро я проснулся от множества сообщений от Ксандера.

Чувак. Лесопильный склад. Сегодня.

Я буду у тебя дома в четыре. Мы можем поехать вместе.

Никаких отговорок. ТЫ ПРОИГРАЛ.

Должно быть, мой стон разбудил Веронику, потому что она повернулась на бок и посмотрела на меня. ― В чем дело?

― Мой брат просит меня пораньше закончить работу и отвезти его на склад лесоматериалов за дровами для бара.

― А ты не можешь?

Я выдохнул и почесал живот. ― Мне не нравится оставлять отца одного на работе.

― Хм, ― она прижалась ближе. ― Что, если я приглашу твоего отца пойти со мной на фермерский рынок сегодня днем?

― А ты бы пошла?

― Конечно! Я была бы рада его компании. Но согласится ли он?

― Думаю, он согласится, ― я на секунду задумался. ― Может ты подойдешь и спросишь его лично? Не думаю, что он смог бы тебе отказать.

― Каков отец, таков и сын, ― она хихикнула, быстро поцеловала меня в грудь и спрыгнула с кровати. ― Я собираюсь позаниматься, а потом приведу себя в порядок и заскочу на место работы. Можешь прислать мне адрес?

― Да, ― я смотрел, как она одевается, и мне хотелось затащить ее обратно в постель.

Я практически слышал, как тикают часы, отсчитывая время, проведенное вместе.

Она появилась во время обеда, когда мы с папой ели сэндвичи в тени на крыльце дома нашего клиента.

― Привет, ― крикнула она, прогуливаясь по подъездной дорожке. ― Как дела?

― Вероника! ― папа, как и ожидалось, был рад ее видеть. Он поднялся на ноги и разгладил рабочую рубашку Two Buckleys на своем внушительном животе. ― Что ты здесь делаешь? Ты пришла повидаться со мной?

― Вообще-то, да! ― она улыбнулась ему во всей красе своих вишневых губ, а затем одарила меня легкой, загадочной улыбкой. ―Привет, Остин.

― Привет, ― я откусил еще кусочек от своего сэндвича, жалея, что не могу съесть ее на обед. Сколько еще осталось до отхода ко сну?

― Джордж, Норин из библиотекеи рассказала мне о фермерском рынке, и я планирую отправиться туда сегодня днем. Я подумала, может, вам с Ксандером понравятся какие-нибудь свежие продукты?

― Ну, конечно! Разве это не мило с твоей стороны? ― отец засунул большие пальцы под подтяжки. ― Я уже много лет не был на рынке.

― Почему бы тебе не пойти со мной? ― предложила она. ― Я совсем одна, так как дети уехали, и я бы была бы рада компании.

― Я бы с радостью, дорогая, но у меня много работы.

― Давай, пап, — сказал я. ― Мы уже почти закончили. Я закончу.

― Ты уверен?

― Да. И раз уж я заехал за тобой утром, почему бы тебе не поехать с Вероникой сейчас?

― Думаю, я смог бы, ― сказал он. ― Если ты справишься без меня.

― Я в порядке, ― за его спиной я показал Веронике большой палец вверх.

― Ты готов? ― спросила она его.

― Думаю, да, — ответил он, запихивая остатки ланча обратно в свой многоразовый пакет. ― Может быть, если у нас будет время, мы заглянем в парикмахерскую. Во вторник после обеда Гас всегда как следует бреется, и мы посмотрим, нужно ли ему или Ларри что-нибудь на рынке.

Я был на сто процентов уверен, что его мотив зайти в парикмахерскую был скорее в том, что Гас и Ларри увидят его с Вероникой, чем в том, что он предложит купить для них фасоль и кабачки. Пряча улыбку, я помахал им на прощание, когда они направились обратно по подъездной дорожке, а Вероника подняла солнцезащитные очки и подмигнула мне через плечо.

Мое сердце замерло на следующих нескольких ударах.

― И что? ― спросил Ксандер, как только мы выехали на дорогу. Он оставил свой внедорожник у моего дома, чтобы мы могли проделать тридцати мильную поездку на моем грузовике, что означало, что я застряну с ним на следующие полчаса.

― И что?

― Так как у тебя дела с Вероникой?

― Хорошо.

― И это все? Хорошо?

― Да.

― Значит ли это, что все еще в силе?

― Это значит то, что значит.

Он хлопнул меня по плечу. ― Не будь придурком. Как все прошло в Чикаго? Она забрала свои вещи?

― Нет. Но я все-таки дал по морде ее бывшему.

― Мило, ― Ксандер выглядел впечатленным. ― И что теперь?

― Теперь ей нужно купить новую одежду.

― Я имею в виду, что теперь будет с ней? Она останется в Гавани вишневого дерева?

― Только на лето, ― сказал я ему. ― Осенью она вернется в Нью-Йорк, ― сказав это, я понял, как мне ненавистна сама мысль об этом.

― Почему?

― Она скучает по своей жизни там.

― Ты не можешь убедить ее остаться?

Я нахмурился. ― Зачем мне это делать?

― Не знаю. Потому что она тебе нравится?

― Я знаю ее меньше месяца, Ксандер. Мне не следовало бы даже связываться с ней.

― Но это так. Она первая женщина, которая тебя зацепила.

― Мы просто друзья. ― я пожал плечами, желая, чтобы он был не прав. ― Мы хорошо проводим время вместе. Но когда в воскресенье дети вернутся домой, это должно прекратиться.

― Почему?

― Ты серьезно? ― я стрельнул в него взглядом. ― Потому что трахаться с няней — или с кем — то еще ― в присутствии детей ― это ненормально.

― Она тоже так думает?

― Да.

Он покачал головой. ― Я не понимаю.

Конечно, он не понимал. Когда Ксандер видел что-то, что ему хотелось, он всегда добивался этого. ― Послушай, если бы я встретил ее при других обстоятельствах, возможно, пошел бы по этому пути, посмотрел, к чему это приведет, но сейчас между нами все закончится, когда вернутся дети.

Он на мгновение замолчал, и шум шин по шоссе заполнил кабину. Затем он спросил: ― Ты действительно так думаешь?

― Что думаю?

― Что если бы ты встретил Веронику при других обстоятельствах, например, если бы она была просто девушкой, которую ты увидел однажды вечером в «Сломанной спице», ты бы пошел по этому пути? Потому что я в это не верю.

― Почему бы и нет?

― Не знаю. Я просто не понимаю. Почему-то у тебя всегда находится причина, по которой ты в конечном счете не можешь сделать то, что сделало бы тебя счастливым.

Я нахмурился. ― Прямо сейчас я не могу придумать ни одной гребаной причины, чтобы не вышвырнуть тебя из моего грузовика прямо здесь, на шоссе, и это сделало бы меня очень счастливым.

Ксандер выдохнул. ― Неважно. Прости, что я заговорил об этом.

Всю оставшуюся часть поездки я был раздражен, давал короткие, придирчивые ответы, когда Ксандер спрашивал мое мнение о чем-либо на лесоповале, и едва заметно кивал в знак одобрения великолепному дереву, которое он выбрал для бара, хотя я был в восторге от работы с ним.

То, что он сказал, задело за живое.

Конечно, я хотел быть счастливым. Но нельзя же просто так делать все, что хочешь, не думая о последствиях — по крайней мере, я не мог. В тот единственный раз, когда я повел себя эгоистично и беспечно, Санса забеременела от меня.

В то же время мне было невыносимо думать о том, каково это ― не иметь Веронику в своей постели по ночам. Видеть ее обнаженной. Прикасаться к ней, когда захочу. Я чувствовал себя ребенком, который только что открыл самый лучший рождественский подарок на свете и узнал, что не могу его сохранить.

К тому времени, как мы погрузили дрова в мой грузовик, мое настроение испортилось до такой степени, что Ксандер даже не потрудился заговорить со мной по дороге домой. Мы молча выгрузили дрова, и он быстро поблагодарил меня, прежде чем уйти.

Я закрыл дверь гаража и направился к дому, размышляя, есть ли у меня время на пробежку перед ужином. Я чувствовал, что мне нужно снять напряжение, иначе я вымещу его на Веронике.

Она поняла, что что-то случилось, как только я вошел в кухню, где пахло так вкусно, что у меня заурчало в животе.

― Ой-ой, ― сказала она, вытирая руки кухонным полотенцем. ― В чем дело?

― Ничего, ― я сбросил свои рабочие ботинки у задней двери и бросил ключи на стойку.

― Ты голоден? Ужин готов.

― Я подумал о том, чтобы пробежаться перед ужином, если у меня будет время. Ты не против?

― Конечно, ― она оглянулась на кастрюлю на плите, и я почувствовал себя виноватым.

― Если хочешь, можешь поесть без меня.

― Все в порядке, я подожду. ― она снова посмотрела на меня и прикусила губу. ― Тебе нужна компания на пробежке или ты предпочитаешь побыть один?

― Я побегу один, ― я направился к выходу, но остановился только на лестнице. Голос гребаного Ксандера снова звучал у меня в голове. Заставляя меня задуматься.

Когда я вернулся на кухню, она как раз закрывала кастрюлю крышкой. ― Я передумал насчет компании, ― сказал я ей. ― Ты все еще хочешь побегать со мной?

Она обернулась с удивлением. ― Конечно. Но я не супер быстрая или что-то в этом роде.

― Мне все равно. Пойдем.

Улыбка озарила ее лицо. ― Дай мне пять минут, чтобы переодеться.

Она встретила меня у входа в черных шортах для йоги и футболке Two Buckleys Home Improvement, завязанной на талии.

Я засмеялся, когда увидел это, и мое плохое настроение еще больше испарилось. — Откуда это взялось?

— Твой комод, — сказала она, озорно ухмыльнувшись. ― Я стащила ее вчера утром, что бы мне не пришлось возвращаться в гараж голой.

— Тебе идет.

Она сделала реверанс. ― Спасибо.

― Готова бежать?

— Да, но не убивай меня, ладно? Мои ноги не такие длинные, как у тебя.

Я оценивающе посмотрел на них. ― Они чертовски близки к этому.

Мы бежали трусцой в тишине, бок о бок, петляя по холмистым улочкам соседнего района, и в конце концов оказались у гавани. Переведя дыхание на пешеходном переходе, мы поспешили перейти улицу и, не говоря ни слова, направились к дамбе.

Я взял ее за руку, и мы осторожно ступили на те же большие плоские валуны, на которых сидели в тот день, когда я нанял ее. Солнце стояло низко над горизонтом, окрашивая небо в розовые и оранжевые тона. Чайки кружили над нами, а я откинулся на локти и вдыхал озерный воздух. Легкий ветерок охлаждал мою разгоряченную кожу.

― Как прошел твой день с моим отцом? ― спросил я.

Вероника откинулась назад, опершись на руки и вытянув ноги перед собой. ― Прекрасно. Он такой милый.

― Он показывал тебя в парикмахерской?

Она рассмеялась. ― Да. Сказал всем своим друзьям, что у него первое свидание за двадцать лет. Мы провели два часа на фермерском рынке, а потом он настоял на том, чтобы покатать меня на пароме. Он рассказал мне все о том, как рос в Гавани Вишневого дерева, обо всех переменах, которые он видел, и о том, что некоторые вещи никогда не меняются.

― Спасибо, что провела с ним день. Я знаю, что ты не нанималась в няньки к старику.

― Честно говоря, мне было приятно. И ты платишь мне за эту неделю, несмотря на то, что детей нет дома, так что я хочу тебе помочь.

― Я ценю это.

― Мы договорились, что в следующий вторник снова пойдем туда ― я хочу взять с собой детей. А я говорила тебе, что он хочет прийти на мой танцевальный класс завтра вечером?

Я рассмеялся. ― Нет. Я уже несколько лет пытаюсь уговорить его пойти на это мероприятие для старшеклассников. Он каждый раз мне отказывает, но, раз ты там будешь, он пойдет.

Она улыбнулась. ― Естественно.

Мы отдохнули там еще пару минут, слушая чаек над головой и плеск воды о дамбу. Из соседнего ресторана Pier Inn доносился запах готовящейся еды, и меня начал мучить голод. Я уже собирался предложить вернуться и поужинать, когда она заговорила.

― Так из-за чего у тебя было плохое настроение?

― Ксандер сказал кое что, что вывело меня из себя.

― И что же он сказал?

Я наблюдал за парусником, заходящим в гавань. ― Что у меня всегда есть причина не делать то, что сделает меня счастливым.

Она на мгновение задумалась. ― Ты не согласен?

― Да, ― ответил я, слегка раздраженный вопросом. ― Я не несчастен. В смысле, идеальна ли моя жизнь? Нет. Но я делаю все, что могу, с теми картами, которые мне выпали.

Она изучающе посмотрела на меня, затем перевела взгляд на воду. ― Ксандер действительно не такой, как ты. Он не такой правильный, каким себя считает.

― Что ты имеешь в виду?

― Если он считает твое чувство долга перед любимыми людьми недостатком твоего характера, то он ошибается. Это часть того, что делает тебя тобой. Это то, что делает тебя таким замечательным отцом, сыном, братом и другом. Ты ставишь других на первое место, и это делает тебя счастливым.

Я посмотрел на нее, удивляясь, как она смогла так хорошо узнать меня за столь короткое время. ― Спасибо.

― Но это также означает, что ты игнорируешь многие свои собственные потребности, и я думаю, именно поэтому ты становишься таким встревоженным. Это не убьет тебя, если ты будешь время от времени ставить себя на первое место, даже в кругу семьи, ― сказала она. ― Любовь ― это не обязанность. Это подарок.

― Извини. Ты только что назвала меня встревоженным? ― я наклонился и ткнул ее в плечо.

―Да, я сделала это, ― она рассмеялась. ― Но я делаю все, что в моих силах, чтобы расслабить все твои болевые точки. Может быть, я сделаю тебе массаж на этой неделе.

― Может быть, я тебе разрешу.

Она встала и отряхнула задницу. ― Я проголодалась. Может, пойдем домой и поедим? Я приготовила орекьетте с беконом и летним кабачком, который купила на рынке.

Я посмотрел на нее с того места, где сидел на камне. ― Ты должна носить мою рубашку каждый день.

Она засияла. ― Да?

― Да. Мне она на тебе нравится.

Это делало ее похожей на мою.