Библейские игры

6. Справедливые соглашения и мудрый суд

В этой главе я буду исследовать на примере трех историй некоторые стратегические аспекты справедливых и мудрых решений в Библии. Довольно интересно, что в двух из этих историй задействованы блудницы, которые кажутся последним средством, к которому можно прибегнуть, чтобы осветить вопросы мудрости и справедливости. Но довольно часто подобные персонажи знают цену тому, что они выбирают, пока пытаются ужиться в мире, в котором не очень-то жалуют их услуги.

Проституция не является центральной темой этих историй. Скорее, это рациональность достижения соглашения с другой стороной или рациональность того, чтобы передать решение в руки судьи в попытке добиться правды. На самом деле недостаток честности у некоторых персонажей из трех обсуждаемых историй делает проблематичным вынесение справедливого и мудрого решения.

Стратегические вычисления, подразумевающие честность, не только трудно выполнить, они предполагают определенные этические дилеммы. Например, когда очевидно, что один персонаж лжет, этично ли использовать обман, чтобы выяснить правду? Если одна сторона обманута, есть ли у него или у нее право отменить соглашение, заключенное в результате обмана?

Истории, проанализированные в этой главе, поднимают вопросы такого рода и демонстрируют тесную связь между этикой и стратегией. Две истории происходят после смерти Моисея, когда предводителем израильтян становится Иисус. Третья происходит во времена правления Соломона, который стал царем израильтян несколько поколений спустя. Я считаю, что во всех трех историях стратегический анализ проясняет вопросы, поднимаемые действиями противников. Я также затрону философскую основу этих вопросов в последнем разделе этой главы.

После смерти Моисея Иисус приготовился к заселению Ханаана, выслав двух соглядатаев, чтоб разведать обстановку в стране:

Раав призналась, что видела двух человек, но они уже ушли. Она утверждала, что не знает, куда они ушли, но настаивала на том, что их нужно преследовать.

Преследование не принесло никаких плодов, потому что на самом деле Раав спрятала людей на чердаке среди стеблей льна. Причина, которую она привела для объяснения того, почему она обманывает своего царя, была основана на такого же рода информации, которую я приводил в пятой главе, что Бог намеревался открыть своими карающими действиями:

Как блудница (и деловая женщина), Раав, конечно, знала много об обмене услугами. Не собираясь прятать соглядатаев безвозмездно, она сделала им следующее предложение:

Они охотно согласились, но при условии, что Раав будет поддерживать их и дальше.

Способствуя побегу соглядатаев со своего чердака, Раав дает им несколько советов:

Соглядатаи в свою очередь напомнили Раав, что их сделка остается в силе, только пока она делает то, что ей было сказано, и сказали:

Раав досконально выполнила их инструкции, так же как и соглядатаи последовали ее совету. Спрятавшись в холмах на три дня, они избежали преследования и благополучно вернулись к Иисусу, доложив ему, как было дело.

С непоследовательной помощью Бога Иерихон был захвачен, после того как от звуков барабанов и труб и криков израильтян рухнули его стены. Прежде чем город был разрушен огнем, два соглядатая вывели Раав и ее семью, «ибо она спрятала посланцев Иисуса, посланных шпионить за Иерихоном» (Иисус Навин 6:25).

Как показано в исходной матрице в таблице 6.1, кажется, нет ничего сложного в игре, разыгранной между Раав и шпионами. Раав могла либо спрятать, либо не спрятать шпионов; они могли либо спасти, либо не спасти Раав после того, как Иерихон был взят (при условии, что он будет взят). Так как первый выбор делала Раав, правильной репрезентацией игры будет итоговая матрица 2×4, в которой у соглядатаев есть четыре стратегии, зависящие от двух выборов Раав.

Проблема с такой репрезентацией в том, что она не принимает во внимание несколько существенных этапов в последовательности ходов, включая сделку, заключенную между Раав и шпионами, и тот факт, что она все еще могла предать шпионов, даже согласившись не делать этого; и они так же могли предать ее после того, как она спасла их. Так же, если бы Раав не спасла соглядатаев, у них никогда бы не было возможности сделать выбор — спасать ее или нет, как показано в таблице 6.1 и в расширенном варианте 2×4 этой же исходной матрицы. (Например, в расширении 2×4 стратегия «око за око» обозначала бы, что после того, как Раав отказывается спрятать шпионов, они бы спасли ее, что было бы совершенно невозможно, ведь они были бы мертвы!).

Таблица 6.1. Исходная матрица для игры Раав

Более реалистичная репрезентация игры Раав — это два игровых гнезда, показанных в переработанной репрезентации в таблице 6.2. В первой части игры Раав и соглядатаи должны решить, стоит ли ставить на карту свои жизни. (Так как этот важный выбор они делают одновременно, это должно быть представлено как игра 2×2). Если никто не ставит на карту свои жизни, я считаю, что оба игрока получают почти худший результат (2). Если один ставит, а другой нет, тот, кто не рискует жизнью, все равно получает почти худший результат (2), потому что сделка ничем не подкрепляется; надежды на лучшее того, кто рискует, разбиваются другим игроком, и он получает наихудший итог (1).

Таблица 6.2. Игра Раав (переработанная)

Ключ:　

(x, у,) = (Раав, соглядатаи/Иисус)

4 = наилучший вариант; 3 = почти лучший вариант; 2 = худший вариант; 1 = самый худший вариант.

Рациональный вариант обведен кружком.

Если оба игрока соглашаются на сделку, начинается второй этап игры с определяемым исходом (x, у). Теперь Раав делает первый ход: она может либо выполнять соглашение, либо нарушить его. Если она выполняет соглашение и шпионы уходят живыми, они в свою очередь могут либо спасти ее, либо убить, выполнив или не выполнив свою сторону соглашения.

Если они сдержат слово, я считаю, что и они, и Раав получают наилучший результат (4), если они предают Раав, они выживают, но становятся обесчещенными, позволив убить того, кто был им верен и признал их Бога единственным, и это будет их почти наилучшим исходом (3). Тогда у Раав, которую перехитрили, получается наихудший итог (1).

Если бы Раав не выполнила свою часть соглашения, соглядатаев бы убили и Иисус стал бы перед выбором, спасать Раав или нет (при условии, что он узнал о том, что их предали). Если бы он не отомстил за предательство своих шпионов, он получил бы свой наихудший результат (1), ведь его посчитали бы слабым за то, что он не осуществил возмездие; Раав получила бы почти лучший результат (3), но жила бы с ощущением вины за предательство шпионов и, возможно, в ожидании возмездия. (Такое возмездие могло последовать, если бы Иисус узнал о ее предательстве, потому что Раав и ее семья, как и все остальные, были бы убиты при разрушении Иерихона). Я думаю, что оба игрока добились бы почти наихудшего результата, если бы нарушили соглашение, ведь это было бы равносильно тому, что они не заключили бы сделку в самом начале.

Так как исход, выбранный во второй части игры, определяет рациональность сделки в первой части игры, предусмотрительно, чтобы каждый игрок сначала определил рациональный исход во второй части игры. Включая этот ход в матрицу первой части игры в таблице 6.2, игроки могут лучше определить рациональный стратегический выбор в этой части игры.

Начиная с нижних выборов игрового дерева в таблице 6.2, шпионы могли бы предпочесть вариант (4, 4) варианту (1, 3), а Иисус предпочел бы вариант (2, 2) варианту (3, 1). Продвигаясь выше по дереву, Раав выбрала бы из вариантов (4, 4) и (2, 2) вариант (4, 4), так что рациональный выбор каждого игрока во второй части игры делает честь соглашению, которого они достигают. Тогда возникает вопрос: следует ли им сначала заключить соглашение?

При условии, что исход второй части игры будет (4, 4), этот исход можно заменить на (x, y) в матрице, определяющей первую часть игры в таблице 6.2. Однако, если эта замена дает обоим игрокам их лучший результат (4), когда они соглашаются поставить на кон свои жизни, она не ассоциируется с доминантной стратегией обоих игроков, которой они не имеют в этой части игры после замены варианта (4, 4) на (x, y). Так, например, если «предлагать» для Раав лучше, чем «не предлагать», особенно, если соглядатаи предпочитают «предлагать», то все иначе, если соглядатаи выбирают «не предлагать», ведь для Раав лучше «2», чем «1» во второй колонке шпионов в таблице 6.2.

Определим преобладающий исход, который могут предпочесть оба игрока любому другому исходу в игре, рассчитанной на двоих игроков.

В игре с таким исходом, в которой ни у одного игрока нет доминантной стратегии, я считаю такой исход рациональным исходом всей игры.

Однако он рационален в более слабом смысле, чем исход, ассоциируемый с доминантной стратегией игрока. Проиллюстрируем этот момент игры в таблице 6.2, если один игрок действует нерационально и не отвечает на предложение другого или не выполняет свою часть соглашения, другой игрок получает наихудший результат (1). (Если у другого игрока есть доминантная стратегия в первой части игры, он может достичь почти наихудшего результата (2)). Зная об этой проблеме, я тем не менее мог бы поспорить, что в объединенной игре, состоящей из двух частей, для обоих игроков рационально ставить на кон свои жизни — и делать это, веря в лучшее, придерживаясь соглашения, которое они заключили.

Понятие о том, что составляет «справедливое соглашение», может быть получено из игры с Раав. Во-первых, оно должно быть заключено добровольно, а во-вторых, оно должно быть стабильным — защищенным от нарушения той или иной стороной. Под защищенным я подразумеваю, что ни у одного из игроков нет выгоды в том, чтобы нарушить договор, если уж он был заключен, потому что так он получил бы худший результат при его нарушении, либо сам, либо с другим игроком.

В случае с Раав эти условия справедливого соглашения определенно соблюдаются: оно было заключено добровольно, и было стабильным, потому что, как продемонстрировало игровое дерево, любому игроку будет хуже, если он нарушает договор. Фактически, оба игрока сделали бы только хуже, потому что результат (4, 4), если был бы упущен во второй части игры, потому что один или оба игрока нарушили условия соглашения, был бы упущен и в предыдущей первой части, при условии, что в первой части игры оба игрока согласились поставить на кон свои жизни.

Легко увидеть, что если игроки в объединенной игре рациональны, их согласие заключить договор в первой части игры подразумевает, что этот договор стабилен в последующих частях игры. Если бы это было не так, по меньшей мере, у одного игрока был бы стимул нарушить его; при условии, что это нарушение затронет другого игрока, и тогда другой игрок не дал бы согласия на заключение договора с самого начала. Следовательно, возможно определить справедливое соглашение как соглашение, на которое пойдут рациональные игроки. Если они не пойдут на соглашение, то потому, что предвидят, что нарушение этого соглашения доставит им неприятности и тем самым лишит их желания даже вести переговоры.

Вспомним, что для того, чтобы добиться согласия Раав, соглядатаи решили поставить свои жизни на кон только при условии выполнения ею их инструкций. Действительно, сказав, чтобы Раав и ее семья оставались внутри дома во время осады Иерихона, они повторили свои условия, с которыми согласилась Раав:

Так что соглашению в игре с Раав была обеспечена стабильность не только благодаря обещанию соглядатаев, но и благодаря угрозе мести с их стороны, если они будут преданы. Тонко связав свои жизни с жизнью Раав, шпионы сделали так, что ей невозможно было обмануть их безнаказанно, даже если она нанесет первый удар, выдав их.

Дальше я буду рассматривать случай соглашения, которое содержало обман одной стороны. Без этого обмана договор не был бы заключен, так что это соглашение несправедливо уже по определению. Но в конце обманутая сторона смогла повернуть договор таким образом, чтобы максимально смягчить последствия обмана.

После разрушения Иерихона Иисус разрушил Гай, что напугало жителей Гаваона, близлежащей местности, которая определенно должна была подвергнуться разрушению со стороны завоевателей-израильтян. Пытаясь добиться мирного договора с израильтянами, смышленые евреи притворились жителями отдаленной страны, путешествующими очень далеко. У израильтян возникли подозрения из-за их внешности, особенно когда им было позволено заключать мир только с теми, кто живет далеко от них:

Евреи, столкнувшись с уступкой — желанием быть подчиненными, — повторили свою ложь:

Затем евреи открыто добавили, что не только слава вдохновила их, но и то, что они слышали «обо всем, что Он (Бог) сделал в Египте» (Иисус Навин 9:9).

Евреи объявили, что у них есть доказательство того, что они прошли огромное расстояние:

В конце Иисус поверил им:

Но спустя три дня после заключения договора израильтяне узнали правду. Хотя и будучи в ярости, они

Таковы были моральные наставления в то время, что клятва, даже данная по ошибке, не может быть нарушена.

Чтобы умиротворить своих людей, израильские вожди сказали, что евреи будут «валить лес и носить воду для всей общины» (Иисус Навин 9:21). Озадаченный Иисус собрал евреев и спросил их:

В одном из самых откровенных в Библии признаний евреи ответили Иисусу:

Слова «нужным и верным» выдают надежду евреев, что справедливое решение будет найдено. Действительно, сделать евреев рабами кажется более или менее приемлемым и для тех, и для других, но это не «справедливое соглашение» в том смысле, который используется в разделе 6.2. Чтобы показать, почему это так, необходимо прежде всего смоделировать игру между еврееями и Иисусом и израильтянами (которых я в дальнейшем соединяю с Иисусом и воспринимаю как одного игрока — «Иисуса»).

Как изображено на игровом древе в таблице 6.3, евреи сначала должны выбрать между тем, чтобы сражаться с израильтянами или добиваться мирного договора, исказив ситуацию. При условии, что они хотят мира, Иисус может или выполнить, или отклонить просьбу.

Таблица 6.3. Игровое дерево обмана Иисуса

Ключ:

(x, у) = (Евреи, Иисус)

3 = лучший вариант; 2 = средний; 1 = худший вариант.

Рациональный вариант обведен кружком (в зависимости от случая).

Если Иисус выполняет просьбу евреев, возникает новый игрок, не смоделированный ранее. Этот игрок, которого я называю Случай, конечно, не настоящий игрок, способный делать выбор в соответствии с предпочтениями. Скорее, Случай определяет, будет ли раскрыт обман евреев, что я рассматриваю как вполне вероятное событие.

Случай становится известен Иисусу, только когда обман евреев раскрыт. Когда это происходит, у Иисуса появляется шанс нарушить клятву, данную евреев или сдержать слово. Если он выбирает последний ход событий, он может поработить евреев и не убивать их.

Для Иисуса и евреев я определяю трехуровневую классификацию исходов: (3) наилучший, средний (2) и наихудший (1). Начиная с евреев, я считаю, что их наихудший исход получается, когда возникает одна из трех следующих вероятностей: они сражаются с израильтянами; Иисус отказывается заключить договор; или израильтяне убивают их после того, как раскрыт их обман. Так как евреев уничтожат во всех трех случаях, я классифицирую их как одинаково неудачные. Для них будет лучше, если их пощадят после того, как их обман будет раскрыт (2), и наилучшим вариантом будет, если их обман вовсе не будет раскрыт (3) — если это вообще возможно.

Для сравнения, менее всего Иисусу хотелось бы нарушать свою священную клятву и убивать евреев, после того, как обнаружен их обман (1). Он бы предпочел пощадить их или сначала отказать им в заключении мира (2).

Я классифицирую последний исход для Иисуса не настолько высоко, как борьбу с евреями с самого начала (3), потому что — при отсутствии просьбы заключить мирный договор — его нельзя будет обвинить в том, что он отверг разумное предложение от далеко живущего и безобидного народа. Несколько парадоксально, но я, возможно, поспорил бы, что Иисусу понравился бы его лучший результат (3), если бы обман не был раскрыт, потому что тогда он не стал бы мудрее от того, что его обманули. (Я косвенно предполагаю, что Иисус бы предпочел, чтобы его репутация не была подмочена оттого, что его обманули.) К несчастью для Иисуса, Случай дал ему только три дня, прежде чем он узнал о мистификации, совершенной с ним.

Фактически, Библия намекает, что если бы Иисус больше уважал Бога, ему не пришлось бы столкнуться с этой мистификацией:

Это, вероятно, можно интерпретировать и так, что Случай является Богом, который, будучи проигнорированным Иисусом и его людьми, допускает, чтобы договор был заключен, прежде чем раскрыть истинное происхождение евреев. Другими словами, Бога нужно воспринимать как игрока, который скрывается за Случаем; в отличие от Случая, не имеющего предпочтений, Бог хочет, чтобы Иисус и израильтяне заплатили за то, что не спросили Его о евреях. Заплатив эту цену, Иисус начинает выказывать больше уважения, сделав евреев рабами, чтобы прислуживать «сообществу и у алтаря Господа, на месте, которое Он изберет» (Иисус Навин 9:27).

Управляет ли Бог Случаем или нет, но после обнаружения этой мистификации единственным рациональным действием для Иисуса было пощадить евреев. Я думаю, что он несколько утешился, зная, что они будут рабами израильтян. Тем не менее, я расцениваю итоги, ассоциируемые с этим исходом (2, 2), как однозначно худшие по сравнению с итогами, ассоциируемыми с успешной мистификацией (3).

Благодаря вмешательству Случая, рациональный, по крайней мере, для человеческих персонажей, исход (3,3) не был выбран в этой игре с обманом. Стоит заметить, что если бы игра определялась только ходом Случая, и этот ход был заменен исходом (3, 3) («обман не раскрыт»), можно было бы сказать, что Иисус и израильтяне действовали рационально, заключив договор. Возможно, такова игра, которую вел Иисус.

Но Случай нарушает планы Иисуса. Он рассматривает соглашение, заключенное с евреями, как несправедливое, ведь получаемый итог (2, 2) нестабилен по сравнению с итогом (3, 3).

Так как евреи знали, что их обман может быть раскрыт, они не унывали по поводу возможного исхода (2) и избежали уничтожения. С другой стороны, у Иисуса было больше причин пожалеть о выборе Случая, но несправедливо винить только Случай в выборе исхода (2, 2). В конце концов, прежде всего обман евреев позволил Случаю сделать свой ход, так что они тоже должны разделить ответственность за несправедливое соглашение. Даже Иисус не кажется абсолютно невиновным, ведь он не принял необходимых мер предосторожности, чтобы проверить подлинность утверждений евреев. Как и Исаак, который отказался поверить, что «Исав» (Иаков) был всего лишь имитатором, ограниченность Иисуса — и, возможно, неуважение к Богу — сказалась на нем самом.

Неважно, кого следует винить за то, что Иисус был обманут, но договор был заключен, чего бы не случилось, если бы все стороны осмысливали ходы в игровом дереве. Так как сыгранная игра была игрой с неполной информацией — по крайней мере, для Иисуса, — именно факт его неохотного согласия делает соглашение несправедливым.

Если бы Иисус действовал, исходя из своих подозрений, или хотя бы посоветовался с Богом, «несправедливость» соглашения была бы очевидной, и он мог бы с полным основанием отклонить просьбу евреев. В итоге его «полные основания» могли бы трансформировать исход (1, 2) с отказом в исход (1, 3); тогда соображения рациональности требовали бы, чтобы он отказал евреям, ведь тогда он получил бы свой лучший результат (3).

Конечно, Иисус смотрел на все иначе. Так как его подозрения были недостаточно стойкими, он позволил неуловимому игроку, которого я назвал Случаем (возможно, являющегося имитатором Бога), сделать ход. Хотя этот ход затронул Иисуса и вождей — Библия говорит, что израильтяне «роптали на вождей» (Иисус Навин 9:18), после того как обман евреев был раскрыт, — оба игрока кажутся довольными жизнью и с уже заключенным договором. Гибеонитяне сохраняют свои жизни, а у Иисуса и израильтян есть рабы, чтобы служить им, так что, в конце концов, это была не такая уж и плохая сделка.

Большая часть мудрости в Библии содержится в виде пословиц, которые полны советов насчет правильного поведения, наказаний за неправильное поведение и таинственных сказаний и афоризмов, которые должны многому учить. Подразумевается, что уроки должны извлекаться из историй с конфликтами и интригами, подобных тем, что я уже обсуждал, но, как правило, мораль в этих историях не так однозначна и часто подлежит различным интерпретациям.

В редкой истории содержится иной персонаж кроме Бога — или того, на чьей стороне Бог, — обладающий острым умом и глубиной проницательности, превосходящей человеческие возможности. Правда, большинство персонажей действуют рационально в соответствии со своими предпочтениями, и лишь некоторые, вроде Каина и Моисея в последние годы жизни, доказывают своими аргументами, которые они приводят Богу, что они являются блестящими стратегами. Однако трудно найти человеческий персонаж, который, пока противостоит таким же смертным, является намного превосходящей фигурой благодаря своей практически божественной мудрости.

Библейским персонажем, который является выдающимся исключением, бесспорно можно назвать Соломона, который стал царем Израиля после Давида (некоторые из подвигов которого будут рассмотрены в седьмой и восьмой главе). Его наиболее поразительным рассуждением считается суд, описанный всего лишь с помощью двенадцати стихов в Первой книге Царств.

Этот суд касается принадлежности ребенка, на материнство которого претендовали две женщины. Я смоделирую этот суд как игру, которую придумал Соломон, чтобы проверить правдивость жалоб двух женщин. Хотя сыгранная игра начинается с ходов двух женщин, Соломон мог бы установить другие правила — чтобы стали возможны одновременные ходы, — и все равно добиться того же результата. Я также покажу, как понятие «мудрого суда» в дополнение к понятию «справедливого соглашения», определенного ранее, может быть извлечено из игры с Соломоном. В отличие от справедливого соглашения, которое зависит только от выборов, которые совершают стороны, заключающие соглашение, мудрый суд зависит также от выбора не-игрока, который улаживает спор между двумя сторонами.

Игра Соломона берет начало от спора между двумя проститутками, которые предстали перед ним:

Другая женщина настаивала на противоположной версии происходящего:

Две женщины продолжали спорить в присутствии Соломона, пока он думал:

Решение Соломона поражало своей простотой:

Хитрость, содержащаяся в этом решении, стала очевидна по реакции двух претенденток:

Тогда Соломон вынес решение:

История заканчивается следующим наблюдением:

Так Соломона стали почитать за образцовый суд.

Исходная матрица для игры, разыгранной между двумя женщинами, которая показывает их реакцию на приказ Соломона разрубить ребенка надвое, раскрывается в таблице 6.4. Я считаю, что цель матери — спасти своего ребенка, цель мошенницы — добиться расположения Соломона, признав справедливость его суда — ведь мошенница не выказала никакой заинтересованности в благополучии ребенка и в том, чтобы оставить его себе.

Таблица 6.4. Исходная матрица для игры Соломона

Ключ:

(x, y) = (мать, мошенница)

4 = наилучший вариант; 3 = почти лучший вариант; 2 = худший вариант; 1 = самый худший вариант.

Более того, я думаю, что мать посчитала бы лучшим исходом (4), если бы обе женщины протестовали против такого приказа Соломона, потому что их объединенный протест, по всей вероятности спас бы ребенка. Если бы мать протестовала одна, ребенок, возможно и был бы спасен, так что это почти лучший вариант для матери (3).

Эта последняя стратегия могла привести и к наилучшему исходу для мошенницы (4); она могла приобрести расположение Соломона, потому что одиночный протест матери однозначно означал бы, что мошенница поддерживает приказ царя, а мать нет. Следующий итог, который бы предпочла мошенница (3) — чтобы ни она, ни мать не протестовали против приказа царя, потому что тогда, хоть она и лишилась бы расположения, она не впала бы в немилость. Для матери, однако, эта стратегия привела бы к наихудшему исходу (1), ведь ее ребенок, конечно же, умер бы.

Я считаю, что чуть лучшим исходом (2) для матери было бы, если бы она не протестовала, а мошенница протестовала; ребенок был бы спасен, но не достался ей. На самом деле, я думаю, матери было бы жаль отказываться от ребенка, в то время, как мошенница не отказывалась, хотя вероятность, что ребенок может выжить при таких обстоятельствах, не делает этот исход худшим для матери. Для мошенницы, с другой стороны, исход был бы весьма одиозным (1), потому что она потеряла бы благосклонность царя, оспаривая его приказ, в то время как мать не делала этого. Как я уже доказывал ранее, мошенница предпочла бы, чтобы получилось наоборот.

Реальная игра была игрой, в которой мать, оспаривая приказ царя, первая выдала себя, а потом уже ответила мошенница. Итоговая матрица для этой игры 2×4 дана в таблице 6.5 и показывает, что у обеих женщин есть доминантные стратегии: мать протестует (Р), а мошенница не протестует (Р'/Р'), что приводит к результату (3, 4), почти лучшему для матери и наилучшему для мошенницы.

Таблица 6.5. Итоговая матрица для игры Соломона

Ключ:

(x, у,) = (мать, мошенница)

4 = наилучший вариант; 3 = почти лучший вариант; 2 = худший вариант; 1 = самый худший вариант.

Рациональный вариант обведен кружком.

К счастью, в поисках правды Соломон предвидел истинные предпочтения женщин. Он совершенно верно догадался, что женщины будут играть в игру так, как я смоделировал ее: наиболее желанным для матери будет спасти своего ребенка — даже ценой уступки его мошеннице. Так, Соломон играл с женщинами в своего рода игру, в которой он угадывал стратегии, которые они предпочтут, в игру, которую он придумал как доказательство того, кто из них говорит правду, в чем он и был заинтересован.

Мудрый суд требует, чтобы судья управлял ходом игры таким образом, чтобы добиться правды от скрывающих ее спорщиков. Это значит, что судья устанавливает такие правила игры, что она раскрывает, кто из игроков — обманщик (при условии, что притязания одного из спорщиков справедливы, а другого нет). Такой суд «мудр» в том смысле, что он отличает честных игроков от нечестных, выбирая ответы, которые при правильной интерпретации обозначают, кто лжет, а кто говорит правду.

Трудно определить, что значит «правильная интерпретация», но одно необходимое условие, чтобы игроки не знали, как судья интерпретирует их стратегические выборы. Если бы они знали, тогда они бы, вероятно, играли в игру, противоположную той, на которую рассчитывает судья, и тогда он не смог бы получить такие ответы, которые открыли бы ему правду.

Например, допустим, что мошенница знала, что Соломону не нужно было ее одобрение приказа, но вместо этого он хотел благосклонно отнестись к той, которая будет оспаривать его приказ. Тогда в ее интересах также было бы протестовать, и по игре ее нельзя было бы отличить от матери.

Конечно, судья хочет, чтобы спорщики сыграли в игру, но структура их предпочтений должна быть такой, чтобы один игрок не смог предвидеть выбор другого игрока, чтобы самому сделать рациональный выбор. Этот момент в игре Соломона хорошо иллюстрируется, если заметить, что, так как у обеих женщин есть доминантная стратегия в таблице 6.5, им не нужно предсказывать выбор друг друга. Каким бы ни был выбор другого, доминантная стратегия каждой женщины отлично противостоит ему.

Легко показать, что незначительное изменение правил игры все равно выявляет правдивость ответов двух женщин. Если бы женщины были в разных комнатах, когда Соломон объявил им о своем приказе, они играли бы в игру, показанную в таблице 6.4, ведь ни одна из женщин не отвечала бы на стратегический выбор другой. Это потому, что каждый стратегический выбор был бы сделан в абсолютном неведении выбора другой женщины, и игра бы моделировалась как игра 2×2.

В игре 2×2, показанной в таблице 6.4, у обеих женщин есть доминантная стратегия — у мошенницы согласиться с царем, у матери протестовать. Таким образом, эта игра, как и игра 2×4, сыгранная на самом деле — в которой мать первая среагировала на приказ царя и мошенница знала ее ответ, — также выявила бы правду.

Чтобы продолжить дальше подобный анализ, рассмотрим гипотетическую игру, в которой предпочтения мошенницы совпадают с предпочтениями матери: обе предпочитают обоюдный протест (4, 4), чем не протестовать вообще (1, 1); обе предпочли бы протестовать (3) в то время как другая молчала бы (2). Заметьте, в этой новой игре у мошенницы больше нет доминантной стратегии соглашаться с царем; вместо этого у нее, как у и матери, есть доминантная стратегия протестовать, обеспечивая обоюдный наилучший итог (4, 4).

Однако это скорее игра, включающая не обман, а искаженную информацию о материнстве. Естественно, если бы предпочтения обеих женщин были материнскими и каждая протестовала против приказа, Соломону пришлось бы нелегко. К счастью, этого не произошло, ведь если бы обе женщины действительно верили, что являются матерью ребенка, и материнство нельзя было определить по внешним данным, одного мудрого суда было бы недостаточно, чтобы разрешить спор. Даже Соломон не смог бы выдумать игру, выясняющую правду, если бы нечего было выяснять.

Вероятно, это не случайно, что эти истории открывают, что в большинстве случаев справедливость и мудрость в Ветхом Завете включают обман: Раав обманывает царя, укрывая израильских соглядатаев и способствуя их побегу; евреи обманывают Иисуса, что они пришли из далекой страны; и одна из блудниц пытается обмануть Соломона, что ребенок принадлежит ей.

Именно элемент обмана в каждой из этих историй заставляет персонажей делать трудный стратегический выбор и принимать этические решения:

1. Следует ли соглядатаям, которых укрывает Раав, доверяться блуднице, которая хочет обмануть своего царя? Они доверяются, но заставляют Раав, которая сначала должна доказать свою верность, болезненно осознать, что ее судьба связана с их судьбами. Это обоюдное понимание делает предательство иррациональным, а соглашение, которого они достигают, справедливым.

2. Следует ли Иисусу верить в сказку евреев и принимать доказательства их долгого путешествия? Он так и делает, несмотря на свои подозрения, заключая с ними мирный договор, чтобы через три дня убедиться в своей глупости. Договор несправедлив, потому что Случай (или Бог) делают его нестабильным при альтернативе, которую Иисус не рассмотрел — сражаться с евреями — когда отбросил свои подозрения и не посоветовался с Богом.

3. Следует ли Соломону исполнить свой приказ рассечь надвое ребенка, являющегося предметом спора? Его мудрость и проницательность видны, когда он оценивает реакцию женщин на свой приказ, основанный на игре, в которую, как он предполагает, они играют, а потом отменяет приказ, отдавая ребенка протестующей матери. Мораль, кажется, такова, что судья мудр, если обманывает тех, чей спор он пытается рассудить таким образом, чтобы выяснить, кто из спорщиков говорит правду.

Эти решения поднимают интересную этическую проблему: может ли обман служить делу справедливости и мудрости? Справедливое соглашение было заключено между Раав и израильскими шпионами, потому что она обманула своего царя; и Соломоново решение оправдало себя, потому что он обманом заставил мошенницу думать, что ждет одобрения своего приказа. Даже евреями можно восхищаться за их стратегическую проницательность, хотя они и навязали ни в чем не повинному и недостаточно богобоязненному Иисусу несправедливое соглашение.

Эти истории затрагивают сложный философский смысл, касающийся моральности обмана, особенно когда он тесно связан со справедливыми соглашениями и мудрым судом. Как я заметил, честность Соломона повсеместно превозносится, но можно представить себе и гениальные судебные игры, в которых выбирается только полуправда, или которые не помещают выбранную информацию в нужный контекст.

Предполагается, что своды законов должны уберегать от этого, но они, конечно, не совершенны. Беспринципные личности, без Соломоновой предрасположенности к судебным суждениям, могут преуспеть в подрыве соглашений и свержении тех, кто судит. Библейские истории учат нас, что при таких проблемах очень важны хорошее знание и здоровое уважение к стратегическим слабостям в конкретных ситуациях.

Мораль становится пустой, если ее не оберегать и усиливать, что к своему стыду познал Иисус. Эти стражи морали могут быть явными, как те, к которым прибегли Раав и соглядатаи, или сокрыты в самой природе игры, как в игре с блудницами, которые не были достаточно искушенными, чтобы разглядеть мотивы Соломона. Я, однако, нахожу судебные схемы, подобные Соломоновым, опасными, потому что их расчет на наивность игроков иногда может и не оправдаться.