Лика лежала на берегу пруда. Ее лицо было скрыто высокой травой, волосы запутались в прибрежной ряске, белое платье было выпачкано землей и травой. Давид подошел, сел рядом с ней на траву.
— Она чувствовала — еле слышно сказал он.
— Ничего не трогать, — распорядилась Анна Сергеевна, — Тина! Позовите доктора. Аркадий, звоните в полицию. Я напишу Борису Павловичу. Кто-нибудь, уведите Давида!
Федя положил руку Давиду на плечо.
— Пойдем, парень. — сказал он, — не будем мешать.
— Она чувствовала. — сказал ему Давид.
Федя поднял его и повел в сторону небольшой ротонды в двух шагах от пруда.
“Она не чувствовала. Она повторяла то, что слышала от меня. — подумала я, — А я знала. И могла ее спасти.”
Давид неподвижно застыл на скамейке, глядя в точку. Федя остался стоять рядом с ним. Кто-то звонил в полицию. Рядом со мной раздавались чьи-то тихие всхлипы. А я не могла заплакать. Твердый, болезненный ком перекрыл мое горло, а внутри, где-то возле сердца стало горячо и пусто.
Я виновата. Я должна была отвести ее вчера к себе, остаться с ней. Сейчас она могла бы репетировать сцену с Вальмоном. А она лежит в грязном платье, вниз лицом, и волосы ее купаются в воде, и маленькая голубая бабочка сидит на ее безымянном пальце.
Я могла ее спасти. Но я была слишком занята собой.
— Тина! не спи! Доктора позови!
Я вздрогнула, с трудом сообразила, что от меня требуется и неуверенным шагом побрела к больничному корпусу. Но Вадим уже шел навстречу вместе с Александром, тот оказался расторопнее меня.
Вадим опустился на колени рядом с Ликой, взял ее запястье. Отпустил. Поднялся.
— Несколько часов… — тихо сказал он, не глядя ни на кого.
— Это ты виновата! — послышалось из ротонды.
Я вскинула голову и наткнулась на тяжелый, жесткий взгляд Давида.
— Вы уходили вместе. Что ты с ней сделала?
Земля качалась подо мной. Что я с ней сделала? Я бросила ее, потому что у меня были дела поважнее.
Давид, сам об этом не догадываясь, озвучил мои мысли, но имел он в виду совсем другое. Он обвинял меня в убийстве.
И все это понимали и смотрели на меня и я должна была что-то сказать.
— Я… я привела ее домой и уложила в кровать. Я не видела ее потом… Я ничего не сделала.
Вместо голоса вышло слабое шипение, твердый ком стоял в горле.
Все молчали, но я чувствовала, как меня прожигают холодные, недоверчивые взгляды.
— Я заходил к ней через полчаса после вашего ухода. Ее уже не было в комнате.
Давид сидел в той же позе, он даже не шевельнулся, но Федя почему-то положил ему руку на плечо. Я инстинктивно попятилась, и словно наткнулась спиной на всеобщее подозрительное молчание.
Я повернулась лицом к труппе, чувствуя себя актрисой, позабывшей текст.
— Послушайте… я уложила ее в кровать и сразу ушла. Я пошла в свой дом, я пробыла там… долго. У меня есть свидетель! — вспомнила я, — Наталья Павловна, садовница, она может подтвердить. А потом я была с Яной… Яна, подтверди!
Яна молчала. И все молчали. Только кузнечики яростно скрежетали, освистывая мое бездарное выступление.
— Я виновата только в том, что оставила ее… но я ее не убивала!
— А ширма? Случайно упала?
В голосе Давида зазвенела нотка, которая заставила меня отступить еще на шаг.
— Что она тебе сделала? Чем помешала?
Давид вскочил и кинулся ко мне. А я стояла и не могла шевельнуться. Федя успел перехватить его, к ним тут же бросились несколько мужчин. Поднялся шум, крики, кто-то завизжал. Я стояла, как вкопанная, не в силах шевельнуться и наблюдала эту картину как в замедленной съемке. Давида повалили на землю. Он вырывался и кричал, что убьет меня. Я не чувствовала ни злости, ни страха, я вообще ничего не чувствовала, внутри меня тоже словно заморозили. Но будь у меня хоть малейшее подозрение о том, кто убил Лику, я бы, наверное, тоже бросилась на него.
Наконец Давид устал сражаться и затих. Федя сидел у него на спине, Александр и Аркадий стояли рядом, готовые ко всему. Чувствовалось, что Давид собирается с силами для следующего броска.
Вадим перевел дух, сел на землю напротив него.
— Давид. — произнес он ровным голосом, — Посмотри на меня.
Давид поднял голову, взглянул на него из-под волос, закрывающих лицо.
— Сейчас ты встанешь и пойдешь со мной. Спокойно.
— Она удерет! — Давид попытался вырваться из-под Феди, но тот сидел крепко.
— Она не удерет. Уже едет полиция. Они во всем разберутся. — монотонно говорил Вадим.
Давид поник головой.
— Сейчас тебя отпустят, ты встанешь и пойдешь со мной.
Давид кивнул.
Вадим сделал знак Феде, тот выпустил Давида с некоторой опаской.
Вадим протянул Давиду руку, помог подняться, взял его руку повыше локтя и медленно повел в сторону медицинского корпуса. Давид стряхнул его руку.
— Не бойтесь, я ее не трону. — сказал он и повернулся ко мне.
— Будь ты проклята. — спокойно сказал он и побрел по дорожке, опустив голову. Вадим шел рядом, а Федя, как верный пес, следовал за ними.
— Тина, присядь. — сказал Александр и взял меня под локоть. Я послушно села на скамейку.
Где-то вдалеке завыли сирены.
***
Полиция оцепила место преступления, врачи скорой повторили слова Вадима. Когда Лику укладывали на носилки, голубая бабочка, словно уснувшая на ее руке, встрепенулась и полетела прямо ко мне. Я отшатнулась от нее, как от камня, брошенного в мою сторону.
Вернулся Вадим — он дал Давиду снотворное и оставил его под присмотром Феди. Сам он поехал с Ликой. Ему предстоит делать вскрытие. Кто-нибудь, отключите мне голову!
Среди полицейских я узнала Мишкиного отца — Петра Алексеевича.
Я удивилась, когда он сделал мне знак рукой — не ожидала, что он меня вспомнит. Этот угрюмый, немногословный человек едва ли замечал меня, когда я появлялась в их доме. Впрочем, никто из нашей компании не удостаивался его внимания, даже собственный сын. Мишка объяснял всем, что папа не любит, когда дети вертятся под ногами, потому что очень устает на работе. Я подошла к нему.
— Пошли, поговорим. — буркнул Петр Алексеевич и, не дожидаясь моей реакции, зашагал к самой дальней от пруда скамейке. Я послушно поплелась следом.
Он уселся, откинулся на спинку, хлопнул рукой рядом с собой. Я пристроилась на самом краешке.
— Я знаю, где ты была вчера вечером. К тебе вопросов нет. Пока.
— В каком смысле — пока? — насторожилась я.
Петр Алексеевич проигнорировал мой вопрос.
— Ты, может, заметила что-то?
— Что заметила?
— Эта ваша… как ее…
— Ее зовут Лика. — Да. Молодая, красивая была… мужики, небось вокруг нее крутились. — Может кто косо смотрел, или поцапалась она с кем-нибудь?
— Она ни с кем не цапалась. Она… не такой человек.
— Ну, может, сейчас кто из ваших странно себя ведет? Ничего не замечаешь?
Он сделал неопределенное движение в сторону пруда и внимательно посмотрел на меня.
— Петр Алексеевич, вы меня сейчас допрашиваете?
— Не заводись. Просто спрашиваю. По-человечески. Может ты что видела или знаешь.
Прекрасно. Он думает, что раз я дружила с его сыном, то сейчас вывалю ему все подробности отношений в труппе!
— Я ничего не видела и ничего не знаю. — холодно ответила я.
Петр Алексеевич молча смотрел на меня, чуть приподняв мохнатую бровь. Ясно было, что он мне не верит.
И в ту же минуту я осознала неуместность своего возмущения. Я много чего видела и кое-что знаю.
Сидя в кустах, я наблюдала, как Давид бегал по усадьбе и искал Лику. И своими ушами я слышала, как Яна грозилась убить Лику. И знаю, что ее легкомысленный супруг был в Лику влюблен. Если бы можно было знать, кто на что способен…
— Я в труппе новый человек, всего три дня, как приехала. — криво улыбнулась я, разведя руками, — Подружиться ни с кем не успела.
— Ну, подружиться, может и не успела, а активность уже развила. От Мишки только и слышно — Тина то, Тина се…
Вот как. Значит Мишка рассказал ему о моих делах. И Петр Алексеевич, наверное, думает, что я сейчас разрыдаюсь от такой его осведомленности и во всем признаюсь.
— Эта активность касается только моих личных дел. — сухо ответила я, — У меня, кстати, есть к вам вопрос, Петр Алексеевич. Насчет бабушки.
— Лучше даже не начинай. Толку не будет.
— Это почему?
— А потому. Ты прилетела и улетела. А нам потом возись. Медицинское заключение есть? Все.
— Ясно. А что насчет Лики?
Он встал и пошел к своим.
— Что насчет Лики? — крикнула я ему в спину.
— Насчет Лики будем дожидаться результатов вскрытия. — обернулся он на ходу, — Тогда и поговорим. С тобой в том числе. Советую напрячь память.
Я смотрела на его удаляющуюся спину. Дождемся результатов вскрытия. Лики. Мне это снится в кошмарном сне. Этого просто не может быть.
С ее руки вспорхнула бабочка и полетела прямо ко мне. Я шарахнулась от нее, а ведь это последний привет от Лики. А может быть, ее последняя просьба? Если бы я могла заплакать, может быть растаял бы ком в горле и не было бы так больно?
— Что это тут у вас творится?
Я вздрогнула — рядом со мной на скамейку плюхнулся Мишка и бросил мне на колени пластиковую папку безумно-розового цвета с изображением мультяшных феечек.
— Чертежи подвалов. — со скромной гордостью сказал мой друг, — Что происходит? Машина батина у ворот стоит…
— Лику убили. — ответила я беззвучно, прижав к груди папку. Ком напрочь перекрыл мне горло, не давая говорить и дышать.
— Что?
— Лику… убили. — сделала я еще одну попытку произнести это вслух.
— Не понял…
Третья попытка тоже не завершилась успехом. Но я наконец-то смогла заплакать, спрятав лицо за папкой с феечками.