ГЛАВА 21. Конец и начало

Я захлопнула дневник.

Куда я попала? В сумасшедший дом? Как поверить в то, что я узнала? И нужно ли верить?

Я надеялась, что дневник прольет свет на смерть моей бабушки. Но я все равно ничего не понимаю. Только Каргопольский знает, что произошло. И Вадим. Да, Вадим должен знать. Но можно ли ему доверять после всего, что я прочла?

С другой стороны, здоров ли автор этого дневника? Может быть это его бред… Господи, как страшно!

Что делать? У кого спросить совета?

Таро! Бежать домой и разложить карты. А если я опять ничего не пойму?

Тогда прыгать в машину и рвать отсюда когти. Когда я окажусь дома, в Питере, в безопасности, я решу, как лучше поступить. Хватит играть в детектива.

Я сунула дневник и письмо в железную коробку и выбежала из дома, прижимая ее к груди. Эти бумаги понадобятся, когда я обращусь в полицию. Я почти домчалась до ворот…

— Тинушка…

— Наталья Павловна!

Как же я не вспомнила о ней? А ведь она единственная, кто может рассказать мне о докторе. После нашей с ней памятной беседы у меня осталось ощущение, что она чего-то не договаривает. Ну уж теперь-то я добьюсь от нее правды!

— Тинушка, помоги… — простонала Наталья Павловна, цепляясь за забор, словно ноги ее не держали.

— Что случилось? Вам плохо?

— Борис Павлович… — она тяжело переводила дух, держась за сердце.

— Что? Что?

— Убил… Вадима Алексеевича… я видела.

Земля зашаталась у меня под ногами.

— Как? Где он?

— Убежал… А Вадик там остался лежать… у себя.

— Он… мертв?

— Не знаю… пойдем, пожалуйста…

Задавать ей вопросы не имело смысла. Больничный флигель в двух шагах от ворот. Если Вадим жив, я еще могу успеть. А Каргопольский? Убежал, или затаился? Если что, отобьюсь коробкой.

— Вызывайте полицию! — крикнула я Наталье Павловне.


Окна в больничном флигеле не светились. Я нашарила в кармане телефон. Неловко, одной рукой, другой крепко прижимая к себе коробку, я включила фонарик. Страшно, господи, как же страшно! Я вошла в приемную и быстро закрутила фонариком вокруг себя. Никого.

Я перевела дыхание. Сначала надо осмотреть первый этаж. Я подергала ручки дверей, все оказались заперты. Нетвердыми шагами я двинулась двинулась в сторону вивария. Дверь приоткрыта, из-за нее сочится свет. На всякий случай не выключая фонарика, я вошла. Комната с жутким названием заставлена стеллажами, на них коробки. Действительно, ничего страшного. В противоположной стене комнаты чуть приоткрыта дверь в смежное помещение. За ней лестница вниз.

“ — Что ты делаешь, дура? Куда лезешь? Беги отсюда! Позови подмогу!” — дурниной орал Голос.

“ — А Вадим? Вдруг ему еще можно помочь? — оправдывалась я, спускаясь по ступенькам. — подмогу Наталья Павловна уже…

Я вошла в просторное помещение, оборудованное под больничную палату.

Куча приборов неизвестного мне назначения. Палата интенсивной терапии. Посредине комнаты, в окружении приборов на больничной кровати лежит женщина в белой рубашке до пят. Ее темные волосы красиво разложены вокруг бледного лица, изящно сползают на грудь.

Та самая женщина, что явилась передо мной на сцене в первый день, та, что отразилась в пруду за моим плечом. Ольга.

Позади меня послышался шорох. Я резко обернулась. Передо мной стоял Вадим, живой и невредимый.

Я попятилась от него, прижимая к груди коробку, будто щит.

Он снял со стены трубку, нажал кнопку на стене.

— Наталья Павловна спускайтесь. — сказал он в трубку, не спуская с меня внимательного взгляда.

— Вадим… зачем это? — беспомощно спросила я.

— Я же просил тебя. По-хорошему просил. — ответил он. — Ты отказалась. А что тебе стоило хотя бы попытаться?

Король Пентаклей. Тот, кого любила Лика. А вот и обстоятельство, которое мешает быть вместе. Особая связь. Лежит подключенная к приборам, ни жива и ни мертва. Жизнь об руку со смертью. Какая же я дура!

— Лика… — прошептала я, — Лика… Она это видела?

Доктор досадливо поморщился.

— Кто ее просил? Не лезла бы не в свое дело, была бы сейчас живехонька. Подслушивала, подглядывала, отношения выяснять пыталась… Ну и… увидела лишнее. Пришлось принять меры.

— Ты… убил ее?

— В мои планы это не входило. Она была очаровательна. Я хотел ее просто усыпить. Ее нашли бы живой, отвезли в больницу. Там констатировали бы смерть. Ее мозг бы мне пригодился. Можно было бы попытаться пересадить его Ольге… Наталья Павловна, прикройте дверь, пожалуйста.

В палату вошла Наталья Павловна.

— Она нашла дневник, Вадим Алексеевич. Он в коробке. — сказала она, запирая сверкающую сталью дверь.

— Я понял. — он требовательно протянул руку и мне ничего не оставалось, как отдать ему коробку. Он положил ее на белый одноногий табурет, — Я изучу его внимательнейшим образом. Может найду в нем что-то полезное. В любом случае, его не увидит больше никто. Так же, как и его автора. — усмехнулся он.

— А Борис Павлович что тебе сделал?

— Требовал отключить Ольгу. — нахмурился Вадим. — Угрожал мне. Говорил, что прекратит финансирование и закроет мою лабораторию в усадьбе.

— Вы его тоже…

— Уничтожить чудо Господне? За кого ты меня принимаешь? Бессмертная подопытная крыса — мечта любого ученого. Теперь он будет жить в моей лаборатории и служить науке под моим чутким руководством!

Он коротко и сухо рассмеялся собственной шутке. Наталья Павловна подобострастно улыбнулась. Она не сидела сложа руки во время нашего разговора. Она достала из шкафа стальную коробку, извлекла из нее ампулу и наполнила шприц. Теперь она стояла возле своего хозяина, держа шприц вверх иглой.

Меня передернуло от отвращения. Мне очень хотелось сказать Вадиму, что он чудовище, что его место в психушке, но толку с этого не будет. Я понимала, с ними двумя мне не справиться. И еще этот шприц… Но выиграть хоть немного времени я должна попытаться.

— А меня ты тоже убьешь?

— Нет. Тебя я не убью. Ты нужна мне. — сказал он проникновенно и сделал шаг ко мне. Я инстинктивно отпрянула, наткнулась на кровать, где лежала Ольга.

Он подошел ближе. Мне некуда было пятиться и я застыла, как кролик в свете фар. Он провел пальцем по моей щеке, коснулся подбородка.

— Не бойся. Я тебя не трону. Ты больше не представляешь для меня угрозы.

— Угрозы?

— А ты как думала. Я ведь знал о планах Каргопольского. Он помогал мне, но в какой-то момент я понял, что это не будет длиться вечно. Он намекал, что пора отключить Ольгу. Он называл это “отпустить”. Какой цинизм!

Я следил за ним. Я стал его помощником. Компаньоном. Сиделкой. Я стал его тенью. Я следовал за ним повсюду. Подслушивал. подглядывал. И однажды я услышал нечто. Он попросил отвезти его в скромный деревенский дом.

— К моей бабушке.

— Разумеется я подслушивал. И услышал нечто такое, чему невозможно поверить. Проклятья… Бабушкины сказки. Сначала я думал, что оба они повредились рассудком. А потом задумался. Что такое проклятье с точки зрения психики? Приказ. Установка. Команда. По сути, то же самое, что гипноз.

А если его прокляли, то значит дали какую-то определенную установку.

Но любая установка может быть отменена. Таким же сильным гипнотизером. Если ты — потомок Марфы Сапожниковой, которая сумела дать такую мощную установку, то весьма вероятно, что ты унаследовала ее способности. И это значит, ты сможешь эту установку отменить. Помочь старику с эвтаназией по доброте душевной.

— И он умрет… — догадалась я, — И перестанет давать тебе деньги.

Вадим брезгливо скривил рот.

— Ты меркантильная. Думаешь, все это ради денег? Они нужны мне только для того, чтобы поддерживать жизнь Ольги. А я тем временем найду способ вывести ее из запредельной комы.

— Уверена, что найдете! — подала голос Наталья Павловна.

— А вы… — обратилась я к ней, — помогаете ему за деньги? Или вам это нравится?

— А ты мне не хами. У меня тут такое лекарство… на Серафиме, кстати, проверено. Хорошее лекарство. Вызывает кошмары такие, что сердце может не выдержать. Сейчас Вадим Алексеевич как раз над дозировкой работает.

— Вы… Бабушка… За что вы ее?

— Серафима увела у меня того, кого я любила. Деда твоего.

— жестко сказала Наталья Павловна. От ее обычной томности не осталось и следа.

Я опустилась на пол, закрыв лицо руками. То, что я услышала, оказалось больше того, что я способна выдержать. Пусть они убьют меня. Я все равно не смогу со всем этим жить.

— Наталья Павловна, зачем вы так, — пожурил Вадим, — напугали девочку. А ведь она — тоже чудо Господне. Ее мозг — настоящее сокровище. Посмотри на меня, Тина… — сказал он ласково. Я замотала головой.

— Посмотри на меня.

Я подняла голову. Сжала зубы, чтобы подбородок не дрожал. Вадим опустился возле меня на колени, заглянул в глаза.

— Не плачь. Тебе нечего бояться. Нас с тобой ждет столько интересного.

Ты станешь моим медиумом.

— Что?

— Поможешь мне общаться с Ольгой. Может тебе удастся упросить ее вернуться ко мне.

Я лихорадочно соображала. Даже если я для вида соглашусь. Ну и он же не идиот. Он не отпустит меня пастись на травке. Он запрет меня или как-нибудь обездвижит. И я стану подопытной крысой в его лаборатории.

— У меня нет таких способностей. Я не медиум… — лепетала я.

— Есть. Просто они недостаточно проявлены. Но это не страшно. Мы их немного простимулируем. Есть прекрасные препараты…

— Нет. Нет. Я не хочу. — я попыталась вскочить, но он крепко схватил меня за руку. Другую руку он протянул к Наталье Павловне и она молча вложила шприц в его ладонь.

— Давай по-хорошему. Это вещество вызывает страшные кошмары. Думаю, тебе хватит пары сеансов, чтобы согласиться сотрудничать.

— Не надо. — прошептала я. — Хорошо. Я согласна.

— Вот и умница. Вставай-ка… — он помог мне встать, точнее поднял меня, как тряпичную куклу на ватных ногах.

— Наталья Павловна, возьмите. — он протянул ей шприц, — постойте пока рядом.

Ассистентка застыла, как часовой, держа шприц наготове.

— Присядь, Тина… Сейчас уберу коробку.

Я опередила его на долю секунды. Он не ждал от меня такой прыти, я заставила его думать, что страх парализовал меня до бесчувствия. Я схватила коробку и со всей силы врезала ему по лбу. Вадим упал, схватился за лицо. Я разбила ему очки — на то был и расчет. Другой удар коробкой получила Наталья Павловна — все-таки пожилая женщина, сноровка уже не та. Она даже не успела прицелиться иглой, как упала рядом с Вадимом. А я скакнула в угол и рванула небольшую дверь в стене, которую успела заприметить. Если она закрыта — мне конец. Она открыта! Стальная, тяжеленная…

Я грохнула дверью так, что вздрогнул флигель. Заперла вертушку на два оборота. Включила фонарик и вскрикнула от страха. В небольшой комнате стояло инвалидное кресло. А в Кресле сидел Борис Павлович. Он был пристегнут широкими ремнями, голова свесилась на грудь. Я дотронулась до руки — теплая. Спит. Его чем-то обкололи эти психи!

Я осветила фонариком комнатушку. Кирпичная кладка. Я в ловушке. за дверью между тем было слышно шевеление и стоны. Я прислушалась.

— Наталья павловна, ключи…

— Глаза целы, Вадим?

— Нормально все, дайте ключи!

— Они там, в ящике… встать не могу… Колено!

Все кончено. Они сейчас откроют дверь и…

В глубине комнаты вспыхнула светлая точка. Я протерла глаза. Точка увеличилась в размере и переместилась немного ко мне. Это бабочка! Откуда бы ей здесь взяться? И почему она светится? Разве бывают такие большие, белые, светящиеся бабочки, которые могут пролететь сквозь каменную стену? Подожди, не улетай… Я шла за бабочкой.

Комната как-то внезапно кончилась. Я не понимала, где нахожусь, кругом меня была темнота, и только сияющее пятнышко в нескольких шагах от меня указывало мне дорогу. Я не могу сказать, сколько я прошла, прежде чем споткнуться в темноте и падая, ухватиться за холодные ступеньки невидимой лестницы. Бабочка исчезла. Я полезла наверх. Каменные ступеньки сменились деревянными и я услышала музыку, крики и топот множества ног где-то над головой. Задрав голову, я увидела тонкие полосы света, казалось он пробивается сквозь дощатый пол. Голова моя уперлась во что-то твердое, я пошарила руками и обнаружила люк.

Какое счастье! Люди! Куда же я попала? Это подвал под театром? А на сцене — репетиция? С ума они там посходили, в театре траур! Я поднажала и откинула деревянную крышку люка.

В глаза мне ударил свет. Не такой яркий, как бывает на сцене. Несколько огромных люстр со свечами висели надо мной. На голову мне капнуло что-то горячее. Люди в костюмах танцевали вокруг моей головы, торчащей из люка. Я спряталась на всякий случай, и тут же высунулась снова, но совсем чуть-чуть, чтобы не получить ногой по лбу. Покрутила головой. Что-там за кулисами? А за кулисами стоит какая-то тетка в сарафане а-ля рюсс, делает мне страшные глаза и машет руками. Что за ерунда! Почему я должна тут сидеть? У меня, между прочим, два психа на хвосте. мне в полицию надо!

Я подтянулась на руках и выкарабкалась на сцену. Артисты растерялись, задвигались кто в лес, кто по дрова. Из зала раздался оглушительный хохот. Я повернулась в зал и чуть не свалилась в люк от неожиданности. В зале сидели граждане в белых париках, мундирах, дамы сверкали бриллиантами и глубокими декольте.

Пока я соображала, что бы это все значило, чья-то крепкая рука схватила меня за шиворот и потащила за кулисы. Публика захохотала громче.

— Вы что! Вы кто? Что вы…

— Совсем сдурела? На конюшню захотела? Благодари бога, что господам понравилось.

Я вывернулась, встряхнулась. Передо мной стояла та самая тетка, что подавала мне знаки.

— Позвоните в полицию! — зашептала я, решив не обращать внимания на хамство, — Там Бориса Палыча в подвале к креслу привязали! Доктор и Наталья Павловна… Они его убьют!

— Типун тебе на язык! — Тетка перекрестилась, — Чего мелешь, полоумная? Барин в зале сидит!

— Какой еще барин? — растерялась я.

— Борис Палыч, вот какой. Угорела ты, что ль? А вот всыпет тебе барин хорошенько, так сразу вспомнишь какой!

— Подождите, подождите… В зале?

— А где ему по-твоему быть? На мельнице?

Тетка, обрадовавшись своей шутке, заколыхала круглым животом.

— Глянь, вон, в дырочку. Вон-он он сидит. Не сердитый, вроде.

Она уступила мне место возле прорехи в занавесе и я, приглядевшись к странной публике, увидела в первом ряду… Бориса Павловича Каргопольского. В пудреном парике и роскошном камзоле.

— Это что? Это как? Вы меня разыграли? А Лика? Она жива?

— Что еще за Лика? Не знаю таких. Сама-то чьих будешь? Не знаю тебя… Чья девка?

— Слушайте, хватит уже! — вскипела я.

— Ладно, ладно… Не хошь, не говори. Раз такая гордая. Тебя звать-то как? — Тина.

— Чего еще за прозванье такое?

Я возвела глаза к потолку.

— Кристина. Кристина Блаженная.

— Ах, вона че… Блаженная. То-то я гляжу… А ты значит… Христина значит… из немок? Аль из полячек? Никифор! — прошипела она куда-то вглубь кулис.

Словно из ниоткуда возник рыжий мужчина с растрепанной бородой, облаченный в грязнющую холщовую рубаху и такие же портки с обтрепанными штанинами. Мужчина был бос, а ноги его были черны от грязи.

— Чего тебе?

— Тут девка какая-то дикая бродит, на сцену лезет. Она из полячек. С господами приехала. Заблудилась. Сведи в кухню покамест.

— Что еще за девка?

— Пес ее знает. Говорит, Христиной зовут. Из полячек.

она наклонилась к Никифору, и чуть понизив голос, добавила.

— Гляди, чтоб кто не обидел. Блаженная она. Таких грех обижать.

Конец первой книги. Продолжение следует…

Загрузка...