Болото

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

«КАЖЕТСЯ, ничего не упустил», — пробежав глазами странички только что напечатанного плана, подумал Павлов. Затем размашисто расписался и поднял пишущую машинку, чтобы убрать ее со стола. В этот момент в кабинет вошел Михалев.

— Ну, если следствие бодрствует ночью, что прикажете делать уголовному розыску?

— Наверно, то же, что и мне, — отдыхать, — в тон ему ответил Павлов. — Только вопрос — где?

— Одному можно расположиться здесь, — указал Михалев на короткий диванчик, — второй отправится в кабинет начальника райотдела.

— А если вместе? Ведь все равно сразу не уснем.

— Согласен, но в таком случае одному придется устроиться на креслах.

— Поскольку предложение выдвинул я, на креслах — мне.

— Нет, так не пойдет, пусть решит жребий!

Михалев взял со стола коробок, вынул две спички, отломал у одной головку и зажал обе спички в кулаке:

— Короткая спит на креслах. Тяни!

Павлов, не глядя, вытащил правую и с торжествующим видом бросил на стол:

— Со следствием не спорят.

— Ну, что ж, твоя взяла, Сергей Петрович, — Михалев потянулся к телефону. Дай-ка мне трубку… Дежурного… Говорит полковник Михалев. Если не сложно, пришлите, пожалуйста, в кабинет капитана Спицина две постели.

«Кровать» оборудовали быстро — сдвинули вместе два кресла, поставили между ними и диваном стул для одежды.

— Разрешите?

В дверях появился помощник дежурного по отделу. Из-за груды подушек, одеял, постельного белья выглядывало молодое, веселое лицо.

— Отставить. Сами постелим, — остановил Михалев сержанта, собравшегося, было, расстилать на диване простыню.

— Есть «отставить». Может, организовать чайку? Горяченького?

— Ты как, Сергей Петрович, насчет чайку? — спросил Михалев.

— Неплохо бы, — мечтательно отозвался Павлов.

ЧЕРЕЗ четверть часа они с аппетитом уплетали бутерброды с колбасой, запивая крепким ароматным чаем.

— Наверняка дежурный отдал свой завтрак, — сказал следователь, чувствуя, как горячий чай снимает напряжение, замедляет скачущий бег мыслей.

— Конечно. Откуда же среди ночи взяться колбасе? — засмеялся Михалев. — Но он утром пойдет домой, и жена накормит его до отвала. А мы еще, бог знает, когда доберемся до столовой. Поэтому все нормально. И, поверь, мы не объедаем дежурного — обычная солдатская взаимовыручка.

— Знаешь, Михаил Иванович, — покончив с чаем, сказал Павлов, — восхищаюсь тобой и, так сказать, в твоем лице всем уголовным розыском. Ведь установление и задержание преступников занимают порой дни, а то и месяцы, а здесь за какие-то часы. В полном смысле слова по горячим следам.

Михалев подозрительно покосился на следователя, — уж не намек ли на размах поиска при задержании двух мальчишек? Нет, не похоже. Да и кому, как ни Павлову, с его опытом, понимать все значение проведенной операции.

— Верно, — не спеша начал полковник, — отбросив, как говорится, в сторону лишнюю скромность, можно смело сказать, что поработали сегодня наши ребята неплохо, — и вдруг резко отставил в сторону стакан с чаем. — Жаль, не всегда и не все это понимают. Вот, звоню дежурному по управлению, сообщаю о задержании подозреваемых, а он, представляешь, что говорит! Вам, говорит, товарищ полковник, как всегда, везет… Веришь — еле сдержался. Тебя бы, думаю, сюда.

— Нет, «везет» здесь не подходит, — согласился Павлов. — Везение — это случай, а сегодня все основывалось на анализе, на глубоко продуманном и, откровенно говоря, отлично осуществленном расчете.

— Вот-вот, — подхватил Михалев. — Анализ и расчет. И еще одно — отлично подготовленные и воспитанные местные кадры. А это, сам понимаешь, основа успешного раскрытия любого преступления. Даже больше того — основа организации всей нашей работы. Да суди сам: для того, чтобы поднять по тревоге отдел, потребовалось каких-нибудь тридцать минут. А ведь за ними годы тренировок, учебные тревоги… — полковник улыбнулся: — Прямо лекция получилась у нас…

— Теория, подкрепленная практикой, — уточнил Павлов. — Возьми хотя бы работу Спицина. Ведь до задержания вами этих парней он уже вышел на них. Нравится он мне. Заметно растет человек.

Павлов рассказал, что инспектора буквально за несколько часов успели проверить всех стоящих у них на заметке и установить, что Алексей Шляпников вот уже несколько дней не выходит на работу, вместе со своим дружком Владимиром Кулаковым они оба не живут дома — квартируют у некоего Козловского. Заподозрив их, капитан приказал размножить фотографии обоих и раздать работникам милиции и дружинникам.

— В целом я с тобой согласен, — сказал Михалев, кивая. То, о чем рассказывал Павлов, он уже знал от самого Спицина.

— Почему в целом? А в частности?

— Горяч больно капитан. Все торопится. Все ему подавай немедленно.

— Ну, это не такой уж большой недостаток.

— Согласен. Только для того масштаба, на который я его готовлю, нужны и осторожность, и спокойная рассудительность… Ладно, а что дали твои допросы, Сергей Петрович? — меняя тему, спросил Михалев.

— Ничего особенного. Есть, правда, несколько человек, которые видели вероятных преступников.

— Совпадают по приметам с задержанными?

— Честно говоря, не очень. Все сообщают разные приметы, начиная с возраста и кончая одеждой. Даже в количестве есть расхождения.

— Даже так?

— Да, как ни странно. Одна женщина, например, утверждает, что видела трех человек, бежавших к лесу. Двое вместе, третий метров на пятьдесят сзади.

— Может, третий преследовал?

— Возможно. Только почему тогда не пришел к нам?

— Ну, это другой вопрос. Возраст? Приметы?

— Никаких. Заметила только, что постарше. У тех двух чемоданы, а этот с пустыми руками.

— Интересное дело… Ну, а что клиенты сберкассы?

— Первые из десяти ничего не видели, а при трех последних в сберкассу вошел молодой человек, взял у кассира таблицу выигрышей по денежно-вещевой лотерее и сел с ней к столу. Перед уходом последнего свидетеля этот молодой человек оставил таблицу на столе и вышел. Кстати, пригодный для идентификации след пальца руки принадлежит свидетелю — он положил таблицу на окошко кассы.

— Жаль, я на этот след рассчитывал.

— Я тоже. Еще вот — двое других клиентов, выйдя из сберкассы, видели недалеко от нее парня с двумя чемоданчиками. Позже его видел свидетель, что клал таблицу, но уже вместе с тем, молодым, который заходил в сберкассу.

— Так, так. Ну, и определили, «кто есть кто?»

— Да. Спицин через работников инспекции по делам несовершеннолетних установил, что в кассу — кстати, перед самым обедом — заходил Шляпников, а Кулаков — это тот, кого видели с чемоданчиками.

— Завтра чем думаешь заниматься? Точнее, — Михалев глянул на часы, — уже сегодня.

— Вот, — Павлов взял со стола составленный план, передал полковнику и стал раздеваться.

— Ого, да у тебя, никак, готов план расследования дела?!

Михалев углубился в чтение. Закончив последнюю страничку, отложил листки в сторону и тоже стал раздеваться.

— Все хорошо. Только надо, Сергей Петрович, еще бы сжать сроки.

— Подумаем. Туши свет, — вяло откликнулся следователь.

Они даже не могли предположить, что их ожидало раннее пробуждение, ломающее весь план работы этого дня.

ПАВЛОВ проснулся от внезапно вспыхнувшего света, но остался лежать с зажмуренными глазами: не мог сообразить, что произошло. Казалось, Михалев лишь несколько минут назад выключил настольную лампу, а теперь весь кабинет залит светом от люстры.

Наконец, следователь приоткрыл глаза, по привычке поднес к ним руку с часами — начало шестого. И тут же услышал резкий голос:

— Неплохо устроились! Спят — хоть из пушки стреляй! А то, что родители по их милости ночь не спят, дети холодные и голодные в камеру посажены, заболеть могут, на это им наплевать! Я вам как врач говорю!

Майор поднял тяжелую голову. В дверях стоял подполковник медицинской службы в парадном мундире. Позади него виднелось растерянное лицо помощника дежурного.

— Моя фамилия Кулаков, подполковник Кулаков, — подчеркнул он, заметив, что Павлов приподнялся.

— Ясно. А вы не могли бы зайти попозже? Мы не так давно легли, — начал Павлов.

— Нет, не мог, — резко оборвал подполковник. — Речь идет о моем сыне. Мне сообщили, что его привезли сюда с этим мерзавцем Шляпниковым. Неужели вы думаете, что после такой вести мы можем с женой спокойно спать? Так же спокойно, как вы?!

— Вы можете разговаривать потише? Товарища разбудите, — кивнул Павлов в сторону, где на диванчике безмятежно спал Михалев.

— Не могу и не собираюсь! Я требую, слышите, требую, чтобы вы немедленно освободили моего сына!

— А я прошу вас, товарищ подполковник, уйти, — сдержанно сказал Павлов. — Я вас вызову.

— Что-о-о? — не скрывая презрения, протянул подполковник. — Вы отдаете себе отчет, с кем разговариваете?

— Немедленно освободите помещение! — это в разговор вмешался проснувшийся Михалев.

— А с вами не разговаривают! — взвился Кулаков. — Это еще кто такой?

— Офицер милиции. Я вам приказываю освободить помещение! Исполняйте! — рука Михалева потянулась к телефонной трубке. — Дежурный? Почему пропустили? Ладно, потом разберемся, — сказал он, выслушав ответ. — А сейчас наряд сюда. Быстро!

— Угрожаете? — рассвирепел Кулаков.

— Нет. Навожу порядок, — ответил Михалев.

— Это называется порядком…

— Помолчите, Кулаков, — жестом руки Павлов попытался остановить его. — Мы с вами еще будем иметь возможность подробно и обстоятельно обо всем поговорить. А сейчас идите домой.

Но удержать Кулакова оказалось не так-то просто. Он продолжал в весьма нелестных выражениях излагать свое отношение к происходящему вообще и к «бесчувственной» милиции, в частности.

— Представляю, как здесь будут обращаться с мальчиком, если мне, его отцу, старшему офицеру, показывают на дверь, угрожают, не дают слова сказать! Могу я в конце концов узнать, за что мой сын доставлен в милицию?

— На допросе я вам об этом скажу, — ответил Павлов.

— На каком основании вы будете допрашивать меня, военнослужащего, офицера?

— Оставьте, Кулаков, этот тон. Он вам не к лицу и не к месту. Я следователь…

— Старший следователь областного управления внутренних дел, — уточнил Михалев.

— …И допрашивать вас буду не как военнослужащего, а как отца подростка, подозреваемого в преступлении.

— Так, в чем подозревается мой сын?

— Я уже сказал, что поговорим об этом позже.

— Сына моего вы тоже будете допрашивать?

— Да.

— Тогда я требую, чтобы допрос производился в моем присутствии!

— Нет, на этом допросе ваше присутствие исключено, — сказал следователь.

— Почему? Мой сын несовершеннолетний…

Появление еще двух сотрудников милиции сдержало очередной взрыв негодования подполковника.

— Вы свободны, Кулаков. В шестнадцать ноль-ноль жду вас в этом кабинете. И попрошу в гражданском. Это будет больше соответствовать обстановке.

Видя, что тот не трогается с места, Михалев приказал:

— Товарищ сержант, проводите товарища подполковника до выхода.

— Есть, товарищ полковник, проводить до выхода, — вытянулся помощник дежурного. — Прошу, — указал он Кулакову рукой на дверь.

Услыхав обращение сержанта, Кулаков сразу сник, съежился, казалось, стал ниже ростом.

Он было задержался на пороге, обернулся, хотел что-то сказать, видимо, как-то выправить положение, но не нашелся и вышел из кабинета.

— Фрукт, — сказал Михалев, как только закрылась за ним дверь.

— Да нет, просто слишком самонадеян, — задумчиво заговорил Павлов. — А потом, честно говоря, не могу я на него сердиться. Все-таки отец. И ему не позавидуешь. Но тем не менее, — Павлов улыбнулся, — приходится констатировать, что родитель одного из наших подопечных сорвал нам сон. Встаем?..