На другой день утром, как и предупреждала Маринка, перед полицейским участком остановилась большая легковая машина. Из неё вышли три толстых фашиста. Толстые и важные. Их поджидало всё местное начальство: хромой староста, начальник полиции, Одноглазый, еле стоявший на ногах, и Верзила.
Позади всех пристроился Азат. Его съедало любопытство: чем же закончится сегодняшний день? «Неужели,- думал он,- Маринка и Данила решатся на отчаянный шаг?.. Может, они просто подшутили над ним? Или ещё раз, по заданию учителя, решили испытать его?»
Приезжим фашистам почему-то сразу не понравился пьяный Одноглазый, хотя тот выказывал большое усердие: открывал и закрывал машину и вытягивался по стойке «смирно».
- Я вижу пират. Убрать скоро! - скомандовал один из фашистов. Он неважно изъяснялся по-русски, но понять его всё-таки было можно.- Пират не может попасть объектив. Голову сниму. Так сказано будет - голову сниму?
- Так точно! - рявкнул начальник полиции.
Ничего другого не оставалось делать, как засадить своего подчинённого в участок. А это как нельзя лучше устраивало Азата.
Далее всё пошло как по-писаному. Приезжие фашисты и местное начальство двинулись на площадь, где уже собралась молчаливая толпа. Всё село, от мала до велика, было согнано по строжайшему приказу старосты.
Как только фотографы подготовились, вперёд выступил хромой староста, держа на вытянутых руках каравай. Староста и его дочь изображали народ, восторженно встречающий своих «освободителей».
Фашистский офицер, который принимал хлеб-соль, почему-то повернулся спиной к объективу фотоаппарата. «Может,- подумал Азат,- они не хотят показать лицо офицера?..»
Азат вертелся на виду у всех, как ему и было приказано. В толпе он отыскал Маринку и тихонечко шепнул:
- Одноглазого засадили в участок…
Она быстро кивнула, дав понять, что дело складывается как нельзя лучше.
Между тем на площади разыгрывался такой спектакль, какого Азат сроду не видывал.
- Голова идёт,- старательно подбирая слова, говорил фашист,- быстро шагает. Мадам идёт. Голова смеётся. Мадам смеётся. Все смеёмся.
Раз десять фашисты заставили повторить одну и ту же сценку.
Всё село с облегчением вздохнуло, когда немцы направились к машине. И в этот момент кто-то из фашистов заметил красный флаг, развевающийся над полицейским участком. Что тут началось!
Начальник полиции схватился за голову, а хромой староста принялся часто креститься. Лишь приезжие фашисты не растерялись. Дружно подняв подолы зелёных шинелей, они кинулись к полицейскому участку.
Азат устремился за ними. Сердце его неистово колотилось. «Только бы Данила успел удрать,- отчаянно молил Азат.- Если задержался - он погиб!»
Пока офицеры, разинув рты, уставились на развевающийся красный флаг, Азат обежал вокруг дома. Данилы нигде не было видно. «Вот молодец!, Удрал-таки!» - немного успокоился Азат.
Теперь он хотел увидеть Маринку. Куда же она запропастилась? Он нашёл её в толпе. Встретившись с нею глазами, мальчик сразу понял - следует молчать. Лицо её побледнело, но глаза оставались прежними, озорными.
В это время дверь участка распахнулась, и на пороге показался Одноглазый. Он, наверно, успел ещё немножко добавить.
Фашисты приказали Одноглазому сорвать красный флаг, хотя и отлично видели, что полицай еле-еле держится на ногах. Одноглазый попытался шагнуть, но тут же свалился с крыльца.
Старший фашист, рассвирепев, пнул его ногой.
Тогда, не мешкая, начальник холминской полиции сам полез на крышу и сорвал флаг. Им оказался самый обычный пионерский галстук.
- Ты грязный собака! - Толстый фашист схватил Одноглазого за шиворот.- Куда смотрел? Чей галстук?
Одноглазый бессмысленно кивал головой, подмигивал, гримасничал. С пьяного какой спрос?
Брезгливо отшвырнув Одноглазого, фашист резко повернулся к начальнику холминской полиции.
- Найти государственный преступник. Не позднее три дня донести комендатура…- рявкнул он, захлопывая дверцу машины.