Ночь Азат провёл в подвале. В том самом, где уже однажды побывал, когда впервые появился в Холминках. Тогда он ещё мог надеяться, что выживет, а сейчас судьба его решена. Окончательно и бесповоротно. Полицаи не выпустят его живым.
Ему стало очень жаль себя. До слёз жаль. Он знал, что никто в мире его не спасёт. Кому он нужен?
«Если бы маме каким-то чудом удалось сбежать из гестапо в партизанский отряд, тогда ещё можно было бы надеяться,- сказал он себе.- Партизаны могли бы напасть на полицейский участок и вызволить меня. И ещё отец мог бы спасти. Но он далеко».
Услышав шум мотора, Азат заметался по подвалу. К полицейскому участку подкатила машина.
- Хоть бы скорее настало утро! - шептал он белыми губами.- Пусть расстреливают при дневном свете. Ночью погибать не хочу!..
Он подумал о Коленьке и о его отце: «Седому учителю тоже не на что больше надеяться. Им придётся уйти в лес».
Азат услышал шаги. Это идут за ним! Наверно, Одноглазый, если, конечно, он уже опомнился, или даже сам начальник. Да не всё ли равно - разве важно, кто поведёт тебя к месту казни?
- А ну ко мне! Шлёпай, гадёныш!
Это был голос начальника холминской полиции.
Маленькому денщику некуда было спешить. Он нехотя поднялся, останавливаясь на каждой ступеньке, будто прощался с ними.
- Поторапливайся, партизанский выкормыш!
Главному полицаю не терпелось. Он закатил мальчишке оплеуху и в сердцах пнул ногой.
- Я бы с удовольствием сам всадил в тебя пулю, но пока нельзя. Потерпи, змеёныш, твой час уже настал… Само гестапо заинтересовалось тобой,- прохрипел он и осекся.
Они вошли в дом. Посередине комнаты стоял гестаповец в расстёгнутой чёрной шинели и высокой фуражке, с Железным крестом, прицепленным к мундиру чуть ниже левого кармана, почти на животе. Бледные полицаи вытянулись по стойке «смирно» и пожирали начальство глазами.
Но этот гестаповец не был оберштурмфюрером Керрером - того отлично запомнил мальчик. Это был кто-то другой.
«Неужели у всех фашистов одинаковые глаза?»- подумал Азат, встретившись взглядом с бесцветными глазами офицера.
Справа от мальчика вытянулся в струнку переводчик. Он еле поспевал переводить то, что выкрикивал немец.
- Этот малец околпачивал вас? Вот этот самый? - Офицер сделал удивлённое лицо.- Стыд и позор оккупационным властям! И гестапо! Будьте уверены, о вас, грязные свиньи, будет доложено гауляйтеру всей Украины! Вам придётся отвечать самому полицейфюреру…
Он швырял угрозами, как булыжниками. Полицаи посерели от страха.
Маленький денщик не слушал гестаповца, он даже не смотрел на искажённое злобой лицо офицера. Азат не сводил глаз с правого сапога гестаповца.
Носок сапога был измазан. Наверно, фриц неосторожно чистил зубы, вот и капнуло со щётки.
Пятно как пятно. Но оно так не шло к аккуратной чёрной шинели и чёрному мундиру.
Офицер перехватил взгляд мальчика и внезапно замолчал.
Наступила гробовая тишина.
Теперь все - сам офицер, его вышколенный переводчик, начальник холминской полиции и Одноглазый - смотрели на белое пятнышко.
И вдруг Одноглазый опустился на колени.
В участке не было сапожной щётки. Свои сапоги полицаи мазали дёгтем. Сельские стражники не заслуживают большего! Вот почему Одноглазый вытащил из кармана носовой платок и нежно, почти лаская, раз-другой провёл им по сапогу.
Белого пятна не стало. И все как будто с облегчением вздохнули.
Офицер указал взглядом на мальчика. Этого было достаточно для переводчика.
- Ступай! - приказал он Азату.- Забирай и чемодан.
Начальник холминской полиции угодливо бросился помогать, но офицер удержал его.
Переводчик и денщик двинулись к выходу. У мальчика ёкнуло сердце. Он невольно оглянулся назад, на полицейский участок. Пришло время прощаться.
- Садись в машину! - приказал переводчик, ставя на заднее сиденье чемодан. И добавил, обращаясь к шофёру: - Заводи, сейчас поедем.
Неожиданно в полицейском участке раздался выстрел и почти одновременно второй. Азат испуганна взглянул на свою стражу, но переводчик и шофёр сохраняли невозмутимое спокойствие.
Они чего-то ждали.
И вот на крыльце появился гестаповец. Он был один. Почему-то полицаи не сопровождали его.
«Они же должны были пожелать офицеру счастливого пути,- подумал мальчик, но тут же вспомнил о двух выстрелах: - Неужели гестаповец пристрелил их?»
Ему стало жутко.
Как только офицер уселся впереди, шофёр дал полный газ. Чёрная машина промчалась по безлюдной улице. Ехали не к городу, а совсем в противоположную сторону. Это ещё больше напугало мальчика.
Медленно занималось утро.
«От этого гестаповца пощады не жди,- думал Азат, со страхом глядя на аккуратно выбритый затылок офицера.- Его пуля не ошибается».
Шофёр, по-видимому, попался опытный, он хорошо знал каждый поворот, каждую выбоину и умудрялся держать большую скорость, несмотря на та что дорога была во многих местах основательно разрушена.
Километров через двадцать - двадцать пять машина вдруг остановилась. Тут начинался лес. «Вот и пришёл мой конец»,- подумал мальчик, глядя на две сосны, которые росли рядом.
- Выходи, приехали,- заторопился шофёр.
Все вышли из машины, даже чемодан с собою вынесли.
- Сколько лет тебе, комиссар? - вдруг спросил офицер.
Он говорил на чистейшем русском языке, без переводчика. И даже чуть улыбнулся.
У мальчика отнялся язык. «Пароль! Он знает пароль! Значит, гестапо всё-таки напало на след тех партизан и они не выдержали пыток?»
Азат опустил голову. Он решил молчать, что бы с ним ни случилось.
Неожиданно офицер обнял его и совсем ласково сказал:
- Каких мальчишек мы вырастили! С ними не пропадёшь.
Он сделался опять суровым и подтянутым.
- Ведите его в отряд, он мне больше не нужен,- объявил офицер переводчику. И совсем просто и буднично добавил: - И пожелайте мне счастья.
Мальчик растерянно смотрел то на одного, то на другого. Он всё ещё ничего не понимал. Эти фрицы говорили по-русски. Переводчик, несмотря на то что был в немецкой форме, отдал честь по-советски.
Машина нехотя тронулась, набирая скорость. Вот она дошла до моста, проскочила его и стала удаляться, постепенно превращаясь в маленькую точку.
Мальчик провожал её взглядом. Он понял, что чёрный лимузин увозил храброго партизана, может быть, самого отважного человека в этих краях.
И у него невольно правая рука поднялась к виску, точно так же по-советски, по-армейски, как это минутой раньше сделал человек, стоящий сейчас с ним рядом.
- Нам надо спешить,- напомнил спутник.
А мальчик всё ещё не мог оторвать от дороги глаз, затуманенных от слёз и светлых от надежды.
Это ведь хорошо, когда надеждой светятся глаза!