Борода из ваты – пули из серебра. Том 1

Глава 10 Рождение Ангела

1.

«Слепить Ангела!» Если человек хочет сотворить какую-то безумную дичь, то он обязательно назовет её благородным, красивым словом. Ангела, блин. Лысый некромант хочет оживить труп и ещё Фому впутывает в это. Где подевалась Галка, черт бы ее побрал?

Дед поднял бесхозный кинжал, подошел к мертвецу и встал у него между расставленных ног, внимательно осмотрел — поднял одну руку, потряс ею, потом вторую и кажется остался доволен. Обернулся и махнул рукой:

— Иди сюда!

— Не надо, — еле слышно просипел Фома, — пожалуйста, не надо.

— Что такое? — удивился лысый. — Что случилось? Ты обещал помочь. Нужно придумать как его подвесить повыше. Ты же местный — соображай. Быстрее сделаем, быстрее простимся.

— Не надо, — шептал Фома еще тише. Он уже не замечал, что стоит на коленях и руки к здоровяку как к иконе тянет. — Не надо так. Не впутывайте меня. Я не хочу.

— Эво как, — удивился дед. Или сделал вид, что удивился. — Незадача. Не поймешь тебя. То пойду, то не пойду. Чего ты не хочешь? Другу помочь?

— Кровь, — шипел как змея Фома и подползал на коленях ближе, — кровь.

— Что кровь? Да что с тобой, человек? Ты что без ружья и говорить разучился.

«Было бы у меня ружье, — трусливо мелькнула мысль у Фомы, — мы бы говорили по другому. И на коленях в крови ползал ты, а не я».

— Расчленить…

— Кого расчленить?

— Его, — Фома показал дрожащей рукой на Женьку, — не надо.

— Тьфу, выругался дед, — никто не будет его расчленять. Я по твоему кто? А хотя…

Он махнул рукой, отгоняя дурные воспоминания:

— Ничего я от тебя другого и не ожидал. Вот как вы нас представляете. Встань на ноги и не будь тряпкой. Подъём солдат. Смирно, раз-два!

Фома сидел и плакал. Слезы летели с подбородка и при свете луны маленькими светлыми молниями падали вниз. Лысый смотрел на него озадаченно.

— Да ну тебя. Сам сделаю. Как ни крути, все приходится делать лично. А ты говоришь, не делай ангела, не делай.

Все что происходило потом Фома хотел бы забыть, вынести за скобки, а еще он хотел потерять сознание и не смотреть, но зрелище рождения Ангела завораживало, оторваться так же невозможно, как и мерзко было смотреть на происходящее.

Дед положил тело на спину, руки врозь, ноги вместе. Разрезал одежду. Раздел и отшвырнул её в сторону. Хорошо, что не стал снимать штаны. Потом сделал разрез на белой холодной коже. Начал с правой руки и поехал резать по всей длине, приближаясь к груди, пересёк её не переставая вырезать неглубокую траншею и выскочил на левую, дошел до середины ладони и остановился.

Фома качался из стороны в сторону как сомнабула. Живот предательски булькал как ведьмин котел, готовясь выплеснуть варево наружу. По кишкам в горло и через дырку между губ наружу, но если он это сделает — лысый некромант не простит срыв ритуала. Поэтому оставалось только смотреть на происходящее максимально безучастно и держать вонь внутри себя. Поблевать время будет потом, если его оставят в живых. Надеяться нужно на лучшее, но Фома догадывался что с ним сделают. Восстанет зомби из мертвых, и зомби будет голодным. Мертвецы всегда голодны и его обязательно накормят. Свеженькие, тёпленькие хоть и немного невыспавшиеся мозги сидят и ждут когда откроют черепную коробку как мясную консерву. Чпок, и «где моя большая ложка». Вот для чего он нужен — «консерва». Восстанавливающий ужин для живого мертвеца.

Дед тем временем собирался вскрыть себе вены на руке. Сделал разрез крестом на запястье и замер. Фоме стало холодно. Дед сидел к нему почти спиной, полуоборотом, но Фома видел как появился яркий синий свет, пучок синего фонтанчика ударил вверх, упираясь в полусгнивший потолок фермы. Дед как будто открыл дверь в своем запястье, дверь из темной мрачной комнаты вела туда где ярко светит солнце выжигая зрачки и воет пурга, там где свет отражается от снежного покрова, причиняя глазам почти физическую, невыносимую боль.

Ружьё он отставил в сторону. Прислонил к покорёженной дверце, через которую свинок выводили на убой. Фома старался не смотреть в ту сторону, старался не думать о том, заряжено оно или нет. Если бы у него не затекли ноги от долгого сидения в неудобной позе, если бы его не тянуло рвать каждые пять минут, если бы он так не ослаб от страха и кушал не десять часов назад. Как только дед отвлечется достаточно сильно можно было бы рвануть вперед, тихо, еле слышно, но быстро, и схватить ружье. Вскинуть его к плечу (конечно бесшумно) подвести мушку так чтобы она смотрела в этот лысый морщинистый затылок, который уже начинает покрываться колючей черной щетиной лезущих вверх новых волос и плавно нажать спусковой крючок. Нет, сразу два! Или так нельзя? Лучше не рисковать. Сначала нажать правый и пуля с грохотом вылетит из ствола бешено крутясь и пробивая затылок занимающегося фигней деда. Серебро проскакивая через его плоть и кровь будет оставлять свои следы, светлые мазки на кусочках плоти, будет впитываться в кровь, в мясо и распространяться вниз, всей своей серебряной заразой так чтобы урод не смог регенерировать, а мертвые части умирали навсегда. А Фома пуле поможет и выпустит ее подружку. Повернёт ствол за дернувшейся спиной, чтобы не промахнуться и нажмёт спусковой крючок ещё раз. Бах, и подружка вгрызётся, куда бог пошлет. Хоть в затылок, хоть в спину, хоть, блин, в правую пятку. Лишь бы впустить серебро в него, пусть делает свое благородное дело, пусть уничтожает нечистого по корень. Говорят, что после серебра от нечистых остается только лужица, в которой растворяется тело полностью: кости, плоть, кожа — все. Бог даст — проверим.

Дед обернулся и подмигнул Фоме:

— Не бойся! Всё будет хорошо! ПрорвЁмся. Недолго тебе осталось!

Он улыбался и Фома улыбался в ответ. «Недолго тебе осталось», — сказало чудовище, разрезавшее его друга как сардельку, перед микроволновкой. В правой руке чудовище держало нож с кончика лезвия которого капала кровь чудовища. Чудовище улыбалось и подмигивало, желая отвлечь Фому, задобрить его, окрутить голову, одурманить, обцыганить. Нечистая тварь хотела, чтобы он сидел и покорно ждал своей очереди. Очереди стать консервой, а потом и вторым солдатом армии новогодних зомби. Вот зачем вылез лысый — собрать армию мертвецов и освободить нечистых из Улья и Фома с Жекой будут первыми солдатами.

Дед приставил кинжал лезвием к ране и улыбнулся:

— Не смотри сюда. Сейчас будет немножко страшно неподготовленному. Отвернись.

Фома отвернулся.

2.

«Ты заметил, какие взгляды кидал нехороший человек на твое оружие?»

«Заметил, Снежка. Не могу его винить, тот кто подержит её в руках хотя бы раз, никогда не забудет эти приятные ощущения».

«Он ведь не перехитрит тебя? Не схватит ружье, пока ты будешь занят Снеговиком?»

«Мы называем их Снежными Ангелами, Снежка. Почему ты продолжаешь упорствовать и называешь его таким глупым прозвищем?»

' Я шучу, дедушку. Я дразню тебя, как всегда, чтобы не забывал мой характер и меня вместе с ним'

' Я никогда тебя не забуду. Ты же знаешь.'

Лютый убедился, что Фома не смотрит и приготовился ко второму разрезу. Чтобы вылепить снеговика нужно передать ему часть своего мороза, часть силы. В тяжёлые времена они делали это разными способами: как быстрыми, так и долгими тягучими ритуалами. Кто-то отрезал конечности будущим помощником, перемешивал, менял местами, заливал энергию и оживлял. Кто-то просто снимал голову и насыпал внутрь снега, как в кувшин набирают молока. Были и те, кто вообще не заморачивались — замораживали тело на сутки, а потом как получится. Снежка не оправдывала ненужную жестокость и научила его переливать энергию цивилизованно, но сейчас был не тот случай. Задержанного нужно припугнуть, чтобы даже не думал хитрить.

Фома не собирался сидеть спиной к деду, этому выстрелить как плюнуть на землю. Поэтому Фома подглядывал, сначала осторожно, а потом почти без страха, только постоянно на взводе — развернуться и сделать безразличный вид. Лысый забыл о нем, забыл о ружье, он занимался таким непотребством, каким даже в тюрьме не занимаются, по крайней мере в родных русских тюрьмах.

Отмороженный на всю лысину дед вспорол себя так же как труп, лежавший на земле. Говорят «от уха до уха», но здесь был совсем другой случай. Он вскрыл вены на обоих руках и тянул линию разреза от одной кисти до другой, пересекая грудь как экватор. Перед этим разделся и аккуратно сложил одежду в стопочку рядом.

Фома замер, скованный страхом, и молча наблюдал, если бы морщинистый надумал резко развернуться и поймать его на подглядывании, то не прогадал бы. Но он был занят своим мерзким «педо-некро ритуалом». Закончив с горизонтальной линией он выдохнул, раскинув руки. Хорошо мерзкому извращенцу — не болит ничего и угрызения совести не мучают, за то что над мертвым издевается. Он так и сидел в позе распятого, а у его ног так же раскинул руки мертвец.

Сердце колотилось как свинья, которая поняла, куда её везут, но Фома молился о том, чтобы не потерять сознание. Он ведь может уже не очнуться, если потеряет сознание, а с другой стороны где-то там в глубине его подсознания спряталось признание. Он отталкивал его, выгонял и публично отказывался признавать, но ему было страшно интересно, что будет дальше и чем всё закончится. Лысый и полуголый нечистый умел интриговать. Страх заполнил всю душу Фомы, как гелий воздушный шарик, но любопытство не давало ему уйти. Ни в прямом ни в переносном смысле.

Лютый отлично видел реакцию человека в отражении на лезвии ножа. Да, сейчас он не думает о том, как перехватить оружие. Сейчас он думает о том, что «тут бл. происходит». Боишься нечистых, гад? Надо поддать жару.

Лютый сжал кулаки и завыл, как перекидыш. У него не получалось так красочно, мощно и грозно как у настоящего вовкулаки (а он знал парочку), но существо человеческое задергалось как под напряжением.

«Переборщил», — уточнила Снежка.

«Хорошо. Добавим молитвы».

Дед начал громко и максимально невнятно читать что-то похожее на христианскую литанию задом наперед. На самом деле он выдумывал идиотские звукосочетания на ходу и старался завывать как можно более нечленораздельно, чтобы не попасться на хитрости. Невольный слушатель вытаращил глаза и сглатывал слюну, не переставая таращиться на него. Дед улыбнулся и придал скорости. Теперь он походил на черного проповедника, можно было еще поплясать и покричать «Аллилуйя, братья! Мы идем к нему!» Но это было бы смешно, а Лютому был нужен страх. Поэтому он продолжил импровизировать.

«Что тут происходит? — думал Фома — Что он творит? Где выход?»

Мышцы на спине лысого напряглись когда он приподнялся на коленях, запрокинул голову вверх и завыл на луну как бешеный волк.

«Да он к тому же еще и качок. С такими „широчайшими“ по бокам не рождаются. Интересно где он ходил на тренажеры? В гостях у сказки?»

Сжал кулаки и воет. А если он сейчас подскочит, развернётся, встанет на все четыре, зарычит и бросится на него? Что тогда делать? Ждать, как перепуганный ягненок? Ну а что он может?

Фома почувствовал как его трясёт. Непроизвольно, как будто чужой рвался изнутри, но плотная ткань кожи не давала вырваться наружу и Фома трясся, в почти эпилептическом припадке. Неосознанно, сам не желая того, просто тело так реагировало вырабатывая слишком много адреналина.

Дед перестал выть и опустил руки, а потом начал молиться. Обычные прихожане молятся тихо, почти не слышно, себе под нос и только священники да ксёндзы могут позволить себе рокотать под куполами храмов. Лысый надрывался во всю мощь горла и это был чистой воды сатанизм. В его молитве не было ни грамма смысла, Фома напрягся, пытаясь разобрать отдельные слова, но слышал только бессмысленный, но очень жуткий набор букв. Нечистый оживлял мертвеца, что он должен был петь ' С новым годом, Крошка?' Адские песнопения были как раз в тему, а потом он запричитал еще быстрее и поднял вверх руки в молитвенном жесте, как чертов мусульманин.

Вот урод, ему нужно вниз смотреть, а не наверх. Не туда где райские кущи, а вниз к котлам, адскому пламени и чертям, размазывающих грешников по сковородкам. Там самое место этому некроманту.

Лысый вдруг запищал идиотским голоском и рухнул лицом вниз прямо на труп. Расставив руки как труп. Закрыв собой труп. Труп на труп. Картина Дали, бля — «Снежные гомосеки».

Он лежал полуголый на раздетом трупе и не шевелился. Его поза повторяла позу Женьки, а точнее он лежал на нем, рука к руке, нога к ноге и морда к морде. А потом он задымился.

— Твою мать! — закричал истерично Фома. — Я этого не выдержу, блядь! Чё за херня!

Он продолжал выкрикивать бессвязные ругательства, бесполезные словосочетания, а из-под рук Женьки и Мороза валил густой синий дым. Так крестом он и уходил в крышу, там ударялся о деревянное перекрытие и расплывался тучами направо и налево.

«Вас что там приваривают, бля! Отпусти, Женьку, бля! Я милицию сейчас вызову бля! И отдел контроля, бля! »

Как будто услышав лысый дернулся, перевалился на бок и упал на спину, открывая Женькино тело.

3.

Лепка прошла успешно. Давно не занимался дед художествами и сомнения были в том, что получится нормальный ангел, но сила нечистой крови не подводит, если делать с головой. Конечно он посмеялся над придурошным мужиком изображая гребаного вуду, но по сути делал все правильно. Надрезы на теле снеговика символизировали отход человеческой сущности, раны на его теле изображали безвозмездную передачу нечистой крови. Старая как мир традиция лепки снежных ангелов или как их называли раньше «снеговики». Снежка любила старый термин, но дед предпочитал новый — здесь они как будто один раз поменялись душами или характерами. Обычно дед был консервативен, а Снежка продвинутая, но тут они споткнулись.

«Ангелы, — презрительно фыркала она — Ми-ми-ми. Какая прелесть. Фу, дедуня, на тебя это не похоже».

«Ты видела снеговиков? — фыркал он в ответ, обжигаясь горячим чаем — Ты же любишь людей, любишь их реальность и жизнь, а как выглядят кругляки с морковкой не знаешь? Так я тебе расскажу, но только один раз. Три вылепленных из снега круга, большой, средний и маленький ставят один на другой изображая типа фигуру. Вместо глаз лепят камни, вместо носа морковку, рот иногда упускают, оставляя снеговика немым и по бокам две ветки втыкают, изображая ручки. Меду верхним и средним шаром обвязывают человечий шарф, типа на шею. На голове шляпу, цилиндр, немецкую каску — что придумается. Вот как они видят снеговика! Ты видела его не раз. Вот это и есть ми-ми-ми и противно, так что не трогай моих ангелов».

«Когда я вижу твоих ангелов, то первая мысль бежать подальше, это не ангелы. Это демоны, дедушка.»

«Ну и точно не снеговики. Хватит спорить».

И он прекращал спорить с внучкой. Все равно она победит. А потом Война закончилась и потребность в Ангелах (снеговиках!) отпала, они думали, что навсегда. Воистину «никогда не говори никогда».

4.

Мёртвый Женька дернулся и Фома закричал. Он всякое видел в своей дрянной жизни и приходилось делать тоже разное, но конвульсии мертвецов после смерти — он слышал только в байках об этом. Теперь он видел, как мертвец выгнулся дугой, будто его разрывали изнутри. Секунду, но голова и зад уперлась в землю, а тело рвалось вверх, как ракета на старте. Потом он упал назад и замер. Фома понял, что эту ночь он не переживет, если не убьют то сойдет с ума и тогда мертвец сел.

Он сидел полуголый с разрезанной грудью и смотрел на Фому.

«Нет», — прошептал Фома и пополз назад на жопе, как тупая собака — Нет'.

Фома не кричал, он шептал. Он шептал потому что боялся разбудить зло. Лысый лежал неподвижно рядом с мертвецом, которого поднял, и Фома не верил, что дед сдох. Нет, не с его счастьем. Нет, сер. Нельзя кричать, нельзя шуметь, иначе он тоже поднимется, как поднялся упырь.

У мертвеца не было глаз, так показалось ему сначала. Нет, зрачки черные как уголь, ни пятнышка белого, темнота и мрак. И взгляд тупой, безжизненный, как грязный пол. Мертвец начал медленно подниматься, опираясь рукой о землю. Фома попытался встать, так быстро и так бесшумно как только мог, но ноги, всегда служившие ему — не удержали дрожавшее тело. Он упал. Мертвец тоже с конечностями не сильно дружил, но у него прогресс шёл быстрее. Он уже стоял на своих двоих, стоял раком, держась одной рукой за грязную деревянную подпорку: ноги у него дрожали, но мертвец держался и косился на Фому. Дед лежал мешком и вставать не собирался.

Мертвец посмотрел на Фому и выпрямился, отпустив опору. Его шатало как на палубе пиратского корабля, но он стоял и смотрел на Фому. Потом он сделал первый шаг.

Все это не заняло и трёх минут, а казалось, что они барахтаются полночи. Затрещала еле слышно гнилая доска деревянного покрытия, но Фома услышал оглушающий треск. Он попытался встать ещё раз, но ноги не слушались, а мертвец шагал неуверенно, медленно, но приближался к нему. «МММ» — застонал дед и это было последней каплей — Фома пополз. Руки, старые добрые руки, не подводили, он хватался за выступающие края досок и подтягивался, вонзал пальцы в любые расщелины как самый странный на свете скалолаз и подтягивался. Он не чувствовал боли, хотя уже сломал пару ногтей и кровь сочилась из царапин смешиваясь с пылью и высохшим много лет назад навозом. Он полз упорно, как ползёт солдат из-под обстрела, как ползет санитар, волоча на себе раненого, как ползет сбитая машиной собака, волоча за собой кишки на последнем издыхании, а мертвец шёл за ним, еле переставляя ноги.

5.

Любое магическое действие забирает уйму энергии, а уж лепка практически убивает и делает тебя беспомощным, как черепаху перевернутую вверх ногами. Сейчас было ещё хуже. После стольких лет бездействия взять и без подготовки слепить ангела — это он конечно зря начал. Старый дурак — решил, что он может, как раньше. Теперь деревенскому упырю достаточно взять ствол и застрелить его беспомощного, раздавить как таракана, растворить в серебряной кислоте, как в ванной растворяют трупы и он сможет только подмигнуть ему в ответ. Спасибо за внимание, я пошёл.

Одна только надежда — свежеслепленый ангел. Он должен помочь, защитить. Дед не мог повернуть голову, слишком обессилел, но прекрасно слышал, как Ангел поднимался. Шуршал где-то справа, тяжело дышал и скрипел подошвами, а потом пошёл. Это плохо, рано ему еще самому что-то соображать и самостоятельно действовать. Только под руководством хозяина, иначе это плохо закончится.

Раньше ангелы проходили обучение не меньше трех дней, пока хозяева восстанавливались в палатках под присмотром ведунов. Потом привыкали к хозяину и только тогда делали первые самостоятельные вылазки, но времена изменились. Как бы не наделал его ангел делов.

«МММ» — застонал дед и попробовал пошевелиться. Без толку. Тело не слушалось, силы вычерпаны под ноль, а там что-то происходит. Что-то не хорошее.

6.

Фома полз, приближаясь к выходу. Он уже видел луну в дверном проеме и слышал свист ветра, гонявшего пыль снаружи. Скоро дождь. Где-то там его жена и дети. Она уже разобралась со «своими мертвецами» и может быть давно спит, не зная, что нужно звать племянников и браться за топоры чтобы порубить в куски восставшего из могилы соседа. Паника холодными пальцами вцепилась в горло человечка и придушила, а он не видел окружающей реальности из-за лопающихся красных шариков в глазах. Инсульт? Ну приехали.

7.

Плохой человек хочет навредить хозяину. Плохой человек скрывает это, но от Ангелов не скроешься. Вот она злоба — пульсирует у него в голове ядовитым красным шариком. Шарик нужно раздавить, и плохие мысли уйдут, но для этого плохого человека нужно догнать. Ходить не получается. Ноги не слушаются и нет силы в руках. Плохой человек ползёт, вытирая животом грязь, он быстрый как змея, и скоро шипя, уйдет за горизонт — нельзя позволить.

«МММ»

«Кто это? Кто гудит в голове? Почему не говоришь? Кто ты есть? Что ты хочешь мне сказать? »

«МММ»

«Хозяин? Это ты? Где ты? Я плохо вижу. Сейчас только раздавлю сгусток злобы впереди и все изменится. Вон он ползет, сейчас я. Минуточку. Только воспользуюсь этим.»

8.

Фома почти наполовину высунулся наружу, когда почувствовал. То самое третье чувство. Оно срабатывает неожиданно, но предсказуемо — например когда незнакомец смотрит тебе в спину или ты смотришь, а женщина оборачивается. Взгляды не материальны, но почувствовать их можно, как легкое прикосновение плащом по руке. Фома обернулся через плечо.

Мертвец развернулся и шагал в сторону. Куда его понесло?

Мертвец наклонился и что-то взял. Какую-то палку у стены, что-то с ней сделал и обернулся. Фома обомлел. Легендарная переходящая из рук в руки двустволка нашла нового хозяина, а мертвец уже брёл к нему Он издавал такой сухой хруст ассоциируемый с сухими ветками, которые ломаются когда случайно на них наступаешь. Ружье он взял на изготовку и при самом хорошем раскладе жить Фоме оставалось пару минут.

9.

Достучаться до ангела, пока не случилось ничего плохого! Остановить его пока он не убил, рано ему еще убивать, слишком неопытен и глуп. Почувствует первую кровь и его не удержать.

— Доигрался дедушка? Соскучился по войнушке? Ты понимаешь, что может натворить необученный снеговик?

— Отстань милая, не до тебя.

Он расслабился и постарался найти ангела, почувствовать его. Дотянулся, как будто схватил кончиками пальцев нежную вуаль на открытом окне. Теперь бы выгнать из головы Снежку и поговорить с ангелом один на один.

— Не так легко меня выгнать, дедушка.

«Я знаю. Помолчи хоть минуту. Эй! Эй ты!»

10.

Плохой человек сейчас умрёт. Он дрожит и не пытается убежать. Только жалобно смотрит и пищит. Красный шарик никуда не делся и стал ярче. Готовься к смерти нехороший человек.

— Эй! Эй ты!

— Я?

— Не убивай его!

11.

Когда мертвец заговорил — Фома задрожал. Понять и простить.

12.

«Положи оружие! Вернись ко мне! Оставь его».

13.

Мертвец направил оба ствола вниз. Фома плакал.

14.

Потом он выстрелил.

15.

Дед уже погружался в забытье, когда услышал шум выстрела. Не удержался ангел — убил. Слишком самоуверенный был дед, не послушал внучку. Сейчас и она молчала, не говорила ни слова, ушла из его головы, может быть навсегда. «А я же говорила!» Неужели опять права оказалась эта мелкая, даже после гибели. Дед уже не пробовал шевельнуться, ещё моргал, ещё слышал, но все было как в тумане. Сначала выстрел, потом гул голоса и шаги. Ангел приближался, возвышаясь тенью над державшимся на ниточке сознания дедом. Потом дед ушёл.

16.

Выстрел прогремел оглушительно громко, и Фома беззвучно закричал. В ухо ударили стальным кулаком, выбивая из ушной раковины все шумы, оставив только гул взлетающего самолета. Мельчайшие щепки как миниатюрные иголки вонзились в щеку, земля, перемешанная с навозной пылью, осыпала пол головы и осталась на зубах, но он все еще был жив. Оглохший на одно ухо, с онемевшей половиной лица, мокрыми штанами и бьющимся сердцем, но жив.

Мертвец стоял над ним и таращился своими черными зрачками, белый как смерть урод. Ружьё он опустил. Фома поднял руки вверх.

17.

Шеф не хочет смерти этого человека. Он дал ясный и понятный приказ, но как же трудно было выполнить его. Как хотелось направить ружье в затылок отползающего врага и нажать на спусковой крючок. Шеф сказал «нет». Шефа нужно слушать, тем более сейчас, когда его нужно спасти.

18.

Фома старался не делать лишних движений, не провоцировать мертвеца, но когда тот наклонился к нему и протянул руку Фома отдернулся и вжался в землю, как перепуганный пёс. Мертвец смотрел на него безразлично и как будто ждал. Только пятерня тянулась к Фоме и безмолвное ожидание.

— Что? — просипел охрипший Фома и подумал, что кажется сорвал голос этой ночью. Его вой должны были слышать в городе. Если мертвец скажет «Если хочешь жить пойдем со мной», то кто-то начнет глупо хихикать и не остановится пока его не пристрелят или не задушат холодными руками.

Мертвец смотрел на него и ждал в полусогнутой позе, как мертвый дворецкий. Он по прежнему молчал, скорее всего голосовые связки не работают. Если он постоит так еще десяток минут, то может и не разогнуться, мертвецы они ведь каменеют очень быстро из-за того, что кровь перестает греть тело и мышцы.

Чёрные зрачки гипнотизировали, странный, жуткий цвет.

«Ррр» — попытался что-то сказать мертвец и потряс ладонью.

Фома больше не собирался играть в дурачка со смертью и вложил свою ладонь в ладонь мертвеца. Она оказалась холодной, но не могильный холод — достаточно приходилось трогать трупы, чтобы разбираться. Это был холод зимний, морозный, выкручивающий пальцы — но живой, в отличии от холода трупа.

Мёртвый Женька помог ему подняться на ноги, второй рукой помогая приобнял за плечи, как будто собирался поцеловать и Фома вздрогнул. Но никаких поцелуев с мертвецами. Ему нужно было только поднять Фому, «поставить вертикально» для какой-то цели.

«РРР», — он смотрел на Фому выжидательно.

— Что?

«Ррр. Мммм»

— Я не понимаю.

Чуть не вырвалось «Я не понимаю, Женька». Хорошо, что удержался. Это существо было «существом». Оболочкой, в которой не было Женьки. Мертвец покрутил головой и повернулся спиной. Ружье висело в руке и если подскочить и выдернуть его, потом направить и выстрелить. Интересно берут ли серебряные пули мертвецов? А еще интереснее остался ли патрон в стволе? Один раз он стрелял или два? Нельзя быть уверенным ни в чем на сто процентов. Его оставили в живых не для того, чтобы просрать этот шанс.

Мертвец показывал рукой и рычал. Что-то пытался ему сказать или показать. Он поглядывал на Фому и неумело махал клешней. «Я не понимаю, Женька».

«Ррр. Ммм».

— Идём? Куда? Туда?

Мертвец закивал соглашаясь и пошел вперед, волоча за собой ружье. Он шел как настоящий зомби из фильмов, еле переставляя ноги и чуть не пуская слюни. «Мозги!» Да, справиться с ним можно, только нужно выбрать подходящий момент.

19.

Спортивную сумку он не заметил, или скорее не захотел замечать. Мертвец просто слегка задел её ногой и, не останавливаясь, прошаркал дальше. Фома шёл за ним. Направлялись они к неподвижному телу здоровяка и Фома искренне от всей души надеялся, что тот сдох. Тогда все было бы намного проще. Один на один с этой рухлядью он справится — если впишется старик, даже сильно ослабевший — нет. А у мертвеца главное забрать оружие и можно просто забить гада прикладом. Разбить башку и выбить грязный комок мозгов, чтобы раздавить на земле — они же этого боятся, потерять мозги? Или они их едят?

Мертвец замер у тела и посмотрел на Фому.

— Что?

— Ррр. Ммм. Тщ.

— Я не понимаю!

Мертвец смотрел на него тупо, беспомощно, и Фома даже немного наслаждался этим. Извините переводчика с мертвецкого у нас нет, включай мозги, Жека. Бери палочку, рисуй. Танцуй. Показывай жестами. Играл в эту игру в детстве или слишком был для неё тупой?

Женя посмотрел на неподвижное тело на земле, тело тоже помогать не собиралось. Кажется дед того, отправился в ад для нечистых. Не жалко. Тело еще можно сдать куда нужно. На опыты. Кредитов меньше чем за живого, но всё равно деньги. А если бонусом дать ожившего мертвяка — можно купить квартирку в городе, может даже не в общаге. И нахер бросить Галку, которая не пришла когда была нужна.

— Ррр. Тщ, да.

— Да не понимаю я тебя, убогий! Че ты хочешь?

— Рии.

Мертвец наклонился и взял лысого за одну ногу, потом за другую и посмотрел на Фому.

— Ги ии. Ррр.

— Нее, — Фома развел руками, — Жека извини, но у меня спина. Ты же знаешь, я его дёрну и не разогнусь потом. Врачу кто будет платить, Дед Мороз?

Мертвец вдруг выпустил ноги другого мертвеца и заревел. Волосы на голове стали дыбом, глаза почернели еще больше, щёки побелели выделяясь на фоне черноты ночи, а еще в пасти открылась пасть острых как камни зубов.

— Хорошо. Хорошо. Тихо.Тихо. Успокойся.

Фома подошел к лысому и взял его под руки со своей стороны.

— Ну что, идём? Куда, говори.

Мертвец взялся за ноги и посмотрел на выход.

— Ясно, потащили.

20.

Сельская дорога после дождя — это «ужас ужасов» и всем «ужасам ужас». Вся грязь, куски травы, земля комками — всё всплывает на поверхность и чавкает. Лужи глубокие, земля скользкая только сделал неправильный шаг — оступился, подскользнулся и полетел вперед ногами купаться. Ходить лучше в длинных резиновых сапогах посреди дороги, потому что с обочины легко нырнуть просто в грязь. Конечно это не каждый день такое случается — в сезон дождей и только после серии ливней. Вот, как этой ночью.

Фома с Женькой остановились отдышаться на пороге и смотрели на болото, через которое предстояло идти. «Проще его утопить прямо здесь», — подумал Фома, когда дед зашевелился.

Мертвец закудахкал как взбесившийся петух и они вместе подняли ожившего лысача. «Почему ты не сдох».

— Плохо мне, — ответил на его мысли лысый, — ангел тащи меня домой. Только родные стены помогут. Сам не потянешь меня, буду помогать, как могу.

И они потащили его сквозь ночь и грязь, сквозь фермы и через парк, избегая главной дороги. Дед не висел мертвым грузом, а вполне себе ходули переставлял, но если бы они внезапно разошлись в стороны — на ногах он бы не устоял. Тем не менее шли ровно. Мертвец уверенно держал направление и не сомневался, что удивительно, если знать кем он был при жизни. Пройдя через остатки местного парка, мимо неухоженного памятника героям войны они прошли мимо заброшенного, сияющего окнами Дома Культуры и через последнюю калитку в бетонном заборе, который кольцом опоясывал когда-то всё село, вышли за его границы и направились к лесу.

' Мы идём на лежбище, — думал Фома, покряхтывая под весом нечистого, — какой же ты тяжелый, гад. Я никогда не был на лежбище. Кажется подфартило.'

Время уже было утреннее, солнце поднималось и сторож элеватора, ранний пастух или загулявшая до утра парочка могли бы заметить странную троицу, пока она не погрузилась в лес. Вот только замечать было некому.

21.

Мертвый Женька остановился, когда Фома был готов упасть. Он всегда считал себя выносливым человеком, но эта ночь длилась слишком долго, а нечистый был слишком огромный. С виду и не скажешь, что такой кабан, но мяса в нем на полтонны, а их всего лишь двое.

«Тут, — выдавил мертвец-Женька и Фома кивнул, дед тяжело дышал у него из-под руки, — Тута».

— Ясно, ясно. Только я ничего не вижу. На лесную поляну вышли и дальше что?

— Тута, — мертвец отпустил деда и побрёл вперед. Дед что-то промычал и поднял руку.

— Полегче, — простонал Фома, сгибаясь под тяжестью его руки, — Ещё раз дернешься, и я отпускаю. Меня никто не оживит, когда хребет на двое хрустнет. Чего мычишь?

Он уже давно перестал бояться этих мычащих. Сил бояться уже не было. Он ждал уютный деревянный домик, елку во дворе, скульптуры гномиков, переливающийся всеми цветами радуги купол, который делает убежище невидимым и может быть хозяйку испуганно бегущую на встречу. «Ты мой, Морозик! Да что с тобой случилось! Да где ты пропадал! Да кто с тобой это сделал!». А на деле просто поляна, через которую он проходил ни один раз и никто здесь не жил. Может подземный бункер?

— Стой! — закричал дед и оттолкнул Фому. (Не стоит благодарности, снежная свинья)

— Ууу? — обернулся Женя-мертвец и остановился, а дед впился зубами себе в то место где соединяются указательный и большой палец. Вгрызся до крови, как гребаный оборотень, урча и мотая головой, выплюнул в сторону кусок мяса и повел поврежденной рукой рисуя полукруг. Кровь как кисть маляра оставляла след в воздухе и растворялась в небытии. Дед постанывал от боли, но держался на ногах. Купол все-таки существовал и сейчас он вырисовывался на глазах ошеломленного Фомы. Вот только домика не видно. Посреди поляны стоял колодец, до боли знакомый и Фома подумал, что он вроде бы всегда здесь и стоял, этот источник вкусной воды и он в детстве бегал сюда напиться и жена его ходила с двумя ведрами по воду (а не за водой) и дети его тоже. Вот только он почему-то забыл о нем. Видел поляну, но мысль о том куда делся колодец, который здесь стоял всю жизнь даже не мелькнула. Чудеса.

Женька-упырь чуть не врезался в него и сейчас ошарашенно заглядывал вниз.

Лысый сел на мокрую после дождя траву и закрыл глаза.