Борода из ваты – пули из серебра. Том 1

Глава 9 Злая и обиженная нечистая сила

1.

Женька танцевал. Он забыл про ночь, про годы, про смерть, наркотики, алкоголь, деревенских гулящих девок, про первый неудачный секс на берегу озера с Янкой, которая высмеяла его, про школу где его первоклассником лупили в раздевалке, а потом он лупил первоклассников сам. Про директора, усатого быка Матвеича, который смотрел на него с усталостью и с нескрываемым отвращением. Про замученных и злых родителей, которые ненавидели ходить на родительские собрания.

Он танцевал «Яблочко» как учила его Мария Федоровна (кажется так звали эту полненькую учительницу музыки), танцевал самозабвенно и забыв обо всем на свете. Танцевал в свете прожекторов, танцевал под жужжание камер и взгляды осветителей. Жаль, что сегодня зритель был только один.

Лютый видел тщетные попытки Фомы спрятаться и внутренне улыбался. Он думает, что боец. Пытается передвигаться бесшумно, пытается разглядеть их через дыру в стене, пытается понять, но эти его вытаращенные глаза — смешно. Лютый накапливал холод, пускал ледяные ручьи по венам и одновременно контролировал смешного танцора. Невероятно везёт этому дурацкому алкашу. Он уже давно должен был умереть, но все ещё здесь и все ещё рядом с Лютым. Наверное это судьба подогнала ему подарок. Вроде талисмана. Вроде первого патрона, который носят с собой снайперы. Вроде зарубки на стволе или мягкой игрушки, которую носишь с собой во внутреннем кармане на счастье. Талисман.

Лютый хотел его убить и пойти за «писающим мальчиком», но не смог. Да, он был зол, он был обижен на заманившего его в ловушку человека, но убить не поднималась рука. Это влияние Снежки, да и сам он за годы изменился, стал добрее и теплее. Люди, они ведь по сути хорошие, просто часто прогибаются под жизненные обстоятельства или других людей — плохих. Вот как этот деревенский дурачок, был же хорошим мальчиком и за годы жизни изменился. Да, испортился, но разве стоит его из-за этого убивать? По крайней мере пусть хоть немного на стороне Добра побудет.

Женька танцевал перед лысым упырём. Фома ущипнул себя за руку, боль чувствуется. Что происходит? Это не глюки, не морок. Он ничего не ел и не пил — не мог сожрать наркоту. Это по настоящему. Женька сбрендил, развязал Нечистого и танцует перед ним. Тот спокойно сидит, опираясь широкой спиной о столб и хлопает. Никто не боится, что Фома вернётся, что у Фомы заряженное ружье. Это ловушка или сон? Другого не дано.

Фома выглянул в окно ещё раз и отпрянул, кажется старый посмотрел в его сторону. Черт, что он делает? Зачем убегает? Эти нечистые могут быть очень быстрыми, зачем он дал ему шанс? Фома уже не скрываясь выглянул в окно, положив ствол на широкий подоконник.

— Стоять, бля! Руки вверх подняли, бля!

Женька остановился и обернулся. Фома чуть не подавился слюной, наполнившей рот — у танцора были пустые глаза. Безжизненные, безразличные и тупые глаза. Черт, у его утонувшего мотоцикла фары больше жизни выражали.

— Ты чё не слышал, бля! Чертов зомби, бля! Подними руки я сказал!

Он сыпал ругательствами как пулями из автомата. Руки тряслись то ли от страха, то ли от мощного впрыска адреналина в кровь, в ушах лопались пузыри и стучали барабаны. Хорошо, что ружье лежит на цементе, хотя все равно ствол ходит из стороны в сторону.

— Ты чё не слышал? Быстро руки поднял, так чтобы я видел и нож подальше отбросил! А ты не двигайся! Малейшее движение и получишь серебряную пулю в лоб.

Вообще стрелял он не очень хорошо и деда видел плохо, но иногда хороший понт дает плюсы к убеждению. Черт, как же все за секунду стало плохо, вот тебе и отошел в кустики. Какого хрена вообще Женька творит?

Дед сидел неподвижно, хлопать перестал и руки на колени положил. Женька посмотрел на него и тот кивнул. Послушно руки медленно пошли вверх!

— А если бы он тебе не разрешил то что? Кинулся бы на меня? Что с тобой вообще, друг?

Он не знал, почему кричал это предателю. А тот вдруг начал танцевать.

Есть на свете цветок алый-алый

Яркий, пламенный, будто заря

Самый солнечный и небывалый

Он мечтою зовется не зря

Может там за седьмым перевалом

Вспыхнет свежий, как ветра глоток

Самый сказочный и небывалый

Самый волшебный цветок

Самый сказочный и небывалый

Самый волшебный цветок

Хорошая песня звучала в голове у Женьки. Шикарная песня. Прямиком из детства. Бьет по всем нервным окончаниям сразу. Как не закружиться под такую прелесть?

«Ты чего творишь! Остановись!»

Он кружил и кружил в танце, напевая себе под нос простые, как стакан молока, слова.

Вспоминая о радостном чуде

Вдаль шагая по звонкой росе

Тот цветок ищут многие люди

Но, конечно, находят не все

Может там за седьмым перевалом

Вспыхнет свежий, как ветра глоток

Самый сказочный и небывалый

Самый волшебный цветок

Самый сказочный и небывалый

Самый волшебный цветок

«Не подходи ближе или я буду стрелять! Не подходи или я выстрелю! Ни шагу ближе, ты! Руки опусти!»

Ля-ля-ля! Кто-то толкнул его в бок, и Жека взлетел, как Нуриев, только великий танцор не падал, а Женька не устоял и свалился на бок. Ударил гром, скоро будет дождь. Нужно бежать домой к маме иначе накажут.

«Женька! Прости, ты как! Я не хотел!»

Женька поднялся и увидел друга в окне. У друга была ружбайка. «Класс, — подумал Женька — Надо глянуть на ружбайку, а потом домой».

«Не подходи! Стой где стоял!»

«О, мой ножик лежит. Выронил, когда упал. Может Фомка захочет поменяться, на день хотя бы. Он мне даст пострелять из ружбайки, а я ему крутой ножик».

«Не поднимай его! Не поднимай, бля!»

Почему не поднимать? Это мой ножик. Батя выпорет, если потеряю. Бах! Да что такое? Кто толкается? Хряк с разбегу дал под дых? Так почему я его не слышал? Всё этот Фомка-крикун.

Фома выстрелил второй раз и безумец упал, не дотянувшись до ножика. Он лёг на спину и вытянулся широко раздвинув ноги и расставив руки, обтекаемый кровавой лужей как чёрной тучей. Ноги припадочно дергались, односельчанин был еще жив и пытался подняться — рука тянулась туда где блестел брошенный всеми нож. Орудие убийства. Убийство. Фома опять убил, мало ему было прошлого раза — тогда он как раз пользовался ножом, пьяная драка. И вот опять.

«Я вызову скорую!» — крикнул Фома, в голове крутилось сотни мыслей. Что можно сделать? Как все поправить? Где Галка с племянниками когда они так нужны? На плечо легла рука. «Полиция?» — подумал Фома и осторожно убрал руки от ружья, оно все равно не заряжено. Конечно, это была не полиция.

2.

Когда Лютый попросил Женьку потанцевать, тот не отказался. Мороз и не таких заставляет танцевать, топать ножками в валенках, хлопать в ладоши и растирать замерзшие щеки. Мороз — отличный манипулятор.

Женька обратился к классике. Яблочко. Всем танцам — танец.

'Эх, яблочко, да на завалинке

Продаёт офицер стары валенки

Эх, яблочко, катись по бережку

Раз купил товар — давай денежку

Раз купил товар — давай денежку'

В пляс он пошел любо дорого глянуть. Все-таки люди умеют всякое. Не только убивать, обманывать и красть, но еще и веселиться, праздники устраивать, любить, надеяться, выдумывать и танцевать. Женька ещё помнил как двигаться, чувствовал тело. Учителя хорошие были, плюс щепотка таланта. Даже нехороший человек с ворованным оружием засмотрелся на него и в окно высунулся. Нет, он хочет стрелять!

— Стоять, бля! Руки вверх подняли, бля!

Лютый перестал хлопать. Пусть отвлечет внимание на себя. Пусть танцует сколько сможет. В конце концов в стволе всего лишь два патрона.

«Я вызову скорую!»

Лютый стоял за спиной нехорошего человека и был очень зол. Невероятно зол на этот раз. Потрачена энергия на танцующего ребенка, потрачена энергия на ускорение движения и нужно будет тратится ещё. Забери меня, пурга, проще убить этого гада.

«Нет!» — сказала Снежка. Ясно и понятно. Она сидела у него в голове как Снежная Королева, и командовала точно так же. Рукой поведёт — город захвачен, другой поведёт — замок разрушен. И эта туда же — командовать хочет. Бабы хоть снежные, хоть африканские черные невольницы — все одинаковые. Командовать мужиками хотят и могут. И фиг ты с ними посоревнуешься, как бы не петушился, потому что рано или поздно, так или иначе, женщина из гордого широко шагающего петуха сделает мокрую облезлую курицу.

Ну нет, так нет. Мороз постучал двумя пальцами мужчину по плечу — тот как раз собирался ружье проверить на предмет патронов. Считать его что ли до двух не учили? Мороз положил руку ему на плечо и чуть сжал. Мужчина тоже сжался. Сейчас прыгнет или развернётся и ударит прикладом чтобы ошеломить и повернуться лицом к противнику. Замер и не двигается. Трус. Расстреливать людей из укрытия это не идти в рукопашную против опытного бойца.

— Ружье. Дай мне, не оборачиваясь. Медленно, без резких движений.

Человек выполнил приказ беспрекословно. Дрожащей рукой передал оружие назад, не оглядываясь. Мороз проверил, убедился что все в порядке и ткнул стволом в спину.

— Патроны. Из карманов. Быстрее.

Пока убийца доставал из карманов цилиндрики и возвращал награбленное человек внутри здания перестал дергаться в конвульсиях и умер. Третий за день.

— И что ты наделал? — дел опять ударил его стволом промеж лопаток — Ты человека за что убил? Ты же сам человек!

«Человек» упорно молчал и только слегка дрожал. Боится умереть. Убивать не боялся, а сам отправиться по ту сторону не хочет. Никто не хочет туда, там холод и ночь.

— Развернись и посмотри мне в глаза, нехороший человек. Может быть я последний кого ты увидишь на этой стороне.

Человек медленно поворачивался, дрожа как напуганная псина. Не такой он уже и храбрый без дробовика заряженного серебром. Не жалко его. Женьку, умирающего там, за окном, жалко немного — этого нет. Слишком уверен был в своих действиях. Никакой спонтанности, чистый расчет. Обмануть всех и заработать. В детстве они любят подарки, когда вырастают — любят деньги.

Он повернулся и руки поднял вверх. Пальцы дрожали как будто к ним подвели напряжение. Лицо сморщилось, губы скривились, он вслед за Женькой превратился в ребенка и собирался плакать. Он скорчился как гоблин из Гарри Поттера и вжался задом в стену. Жалкое зрелище, да вот только видел уже Лютый таких ребят и не верил ни на грош.

— Рассказывай.

— Что? — пискнул упырь, не опуская рук.Он постоянно косился на ружье в руках деда. Боялся и правильно делал. Иногда оно стреляет.

— Рассказывай что здесь происходит.

— Что?

Лютый слегка пнул трусливого собеседника под колено и тот скорчился, вцепившись в больное место.

— Не зли меня, юноша. Вы уже меня достаточно вывели из себя. Еще чуть-чуть и я разнесу здесь всё. Ещё раз обманешь меня такая пурга начнется, что никто не спасётся, ни ты, ни твоя семья. Я уже сотни лет спокоен, но вы достанете даже айсберг. Я полдня как вышел из дома и меня все хотят убить. Вы что здесь с ума посходили? Вас родители так учили обращаться со старшими? Избивать, привязывать к мотоциклам и столбам, пытать? Ты ведь хотел меня пытать, верно молодой человек?

— Да что вы, нет, — дрожал голос Фомы и он продолжал почтительно горбиться, — не хотел я ничего такого.

Дед опустил ствол вниз и вставил первый патрон, за ним второй и защелкнул. Механическое тупое действие дало время остыть, успокоиться. Так хотелось пристрелить этого упыря, но Снежка не велит, да и сам он понимает что нельзя. Слишком много злобы здесь в воздухе кружит, он может сорваться и начать куролесить, как безумный клоун с ружьем.

Фома смотрел на процедуру и мог напасть, мог использовать свой шанс пока ружье не заряжено. Он молодой, крепкий мужик — а напротив старик, так может подумать упырь, но не думает. Он — хищник и у него инстинкты хищника, он чувствует опасность, чувствует силу и не полезет в атаку, может только «отгавкиваться», но не сейчас. Сейчас он боится, понимает с кем имеет дело. Какая сила стоит напротив, разломив двустволку надвое. Нечистая сила. Злая и обиженная сила.

— Не стреляй, — голос у него дрожит, но он не плачет. Просит о пощаде, но не умоляет, готов принять смерть. Готов пойти вслед за другом, но перед этим попробует торговаться. — Я всё расскажу, всё что хочешь знать. Чего тебе нужно, Нечистый?

— Нет, — говорит Лютый. — Что нужно тебе? Зачем меня взяли? Куда хотели отвезти?

— Ты правда не знаешь? Дед, ты с Луны свалился или что?

Но Лютый уже практически догадался. Много оговорок вокруг, странных слов, несовпадений. Он как будто был в страшном сне, в долгом нескончаемом кошмаре. И как всякий кошмар он страшный, но нереальный, ты спишь и ты знаешь, что спишь.

— Какой сейчас год? Число, месяц?

Фома удивился, но назвал всё точно.

— Страна? Какой политический строй?

— Россия. Да не знаю я. Коммунистов нет давно. Империя Зла. Да не знаю я. Капитализм, социализм — я телевизор последний раз в детстве смотрел. Нечистый, ты бы чего попроще спросил.

— Почему вы так нас называете? Почему такое отношение? Что изменилось?

— А ты что не знаешь?

Теперь пришел черед Лютого удивляться.

3

Он действительно не знал. Бедный, наивный чукотский юноша — дедушка с особыми способностями. Он не знал сколько стоит его голова. Он не представлял, как ценится его кровь и главное почему. Он не убьет Фому, пока не получит информацию, не вытянет все до капли. А Фома постарается тянуть время как можно дольше. Галка закончит свои дела и нагрянет сюда вместе с племянниками. Это опасно, но дед не станет их убивать. Он отвлечётся — это главное. Отвлечётся и станет уязвим. А может быть и раньше, когда ослабнет хватка на прикладе уже заряженного ружья. Схватить его и шмальнуть сразу из двух стволов. Но сейчас нужно выжить, нужно продержаться. Да, он заставил его побегать, связывал, стрелял в него, но это ведь мелочи жизни. Подумаешь, можно простить, хорошо что до пыток не дошло.

— Чего я не знаю? — спросил дед. Два черных глаза ружья смотрели Фоме пониже груди, белый палец лежал на спусковом крючке. Если он надавит чуть сильнее раздаться грохот, Фому ударит в грудь, впечатывая его в стену (Мама говорила «Стенка больше даст») и при свете луны красное пятно будет казаться черным.

— Отвечай!

— Вас называют нечистыми уже сотни лет. Вас не любят и не любили всегда. Не смотря на все ваши ухищрения, подарки, фокусы и полеты под луной вы всегда будете нечистыми. Существами с нечистой кровью. Только ты не стреляй, сам ведь спросил. Я не виноват, мы тут живем, вы там.

— Где там?

— В местечке неподалеку. Рядом с городом построили поселение. Его называют Нечистым Кварталом или Вонючий Улей или Столица Неправильных.

Дед вдруг побагровел, выпрямился во весть рост и головой достал до перетрусившей, как и Фома луны. Поднял ствол и шагнул к нему, ткнул как палкой пацаны тычут в костер, чтобы разворошить горячие угли. Толчок получился пониже носа, ломая верхний зуб кончик ствола, юрко как змея и твердо как копьё, влез ему в рот принося вкус железа, масла и грязи.

— Не ври мне, мальчик. Какой еще квартал, кто там живет и почему? Не заставляй дедушку злиться, замерзнешь.

Он выдернул ствол, вытаскивая кусок зуба вместе с ним, но Фома не кричал, не выл и не показывал недовольство. Просто большая слезла потекла вниз по щеке, пробивая дорожку в грязи. Лучше бы пошел дождь, скрывая это непотребство.

— Все ваши. Все, кто со способностями. Не бей меня больше, я не вру.

Он плюнул под ноги, стараясь избавиться от поганого вкуса мокрой ржавчины во рту и похолодел. Плевок вышел аккурат под ноги деда, как будто-он специально по киношному красиво решил послать его перед смертью.

— Извините. Это я не хотел. Я не специально. Под ноги себе хотел. Так получилось, простите.

— Перестань бормотать и извиняться. Рассказывай про вонючий улей, если хочешь жить. Мне нужно знать всё.

4

Он слушал деревенского мудака и наливался злобой как помидор соком. Если это правда, если всё это, все что талдычит опустив глазки этот мудак… Чёрт, даже в голове не умещается весь этот бред. Если бы он не побрился двенадцать часов назад, то сейчас бы поседел и волосы посрывались бы как листья с осенних деревьев. Нет, он не обманывает этот трусливый холоп — убийца соседей, но как это может быть правдой? Они со Снежкой. С его любимой Снежкой выходили на поверхность стабильно раз в год. Тридцать первого декабря одевались как на парад и выходили. Он тащил огромный неподъемный мешок, а Снежка просто шла рядом и счастливо улыбалась.

Они ходили по квартирам, по домам и встречали счастливых детей, веселых и уже пьяных родителей. Собаки лаяли им вслед, плакали от счастья старушки и уступая дорогу сигналили машины. Целые сутки, а иногда и двое неустанно они работали на благо людей, несли минуты счастья в дома и теперь они получили это?

— Да как это блядь может быть?

Лютый сам не заметил как ударил пленника. Да, не по-военному и не по-человечески, но и это всего лишь пощечина. Голова Фомы мотнулась в сторону, и он завыл. Тихо, не крича, но глаза которыми он посмотрел на Лютого выдавали его с головой. Страх и ненависть перемешались там глубоко в тени, как белый снег может перемешаться с красной кровью. Ненависть можно выбить, если тщательно поработать над пленным и тогда останется страх, а ненависть заменит рабская покорность на грани с обожанием.

«Не убивай, — стонал он, — не убивай, пожалуйста. Я всю правду расскажу. У меня жена и дети»

— У твоего друга тоже дети. И ты его убил.

— Нет у него никого. Сам он. Ни жены, ни детей, ни родителей. Даже друзей нет, ты последних убрал.

— А я думал ты последний. Никого нет говоришь?

Дед задумался. Ствол продолжал смотреть «деревне» пониже груди, пусть не расслабляется. «Обтекай, мразь», так говорит молодежь?

— Совсем — совсем? Кто его искать будет? Может с работы или из милиции?

— Не работает он уже лет десять, как и все мы. Торгуем понемногу — я налаживал сбыт, он чистая торговля. Ну да, клиенты приедут, конечно за товаром, но я всё улажу. Его никто и не вспомнит. Ты только не убивай меня, отпусти, дедушка. Давай забудем все обиды, ведь на Новый Год нужно забывать старое, оставлять в прошлом все плохое.

— Ишь ты как заговорил. Про Новый Год вспомнил. Чего-то я тебя и не припомню на своих утренниках.

— Так был я, чего не был. Как и все ходил, дедушка. Только я застенчивый был, ага. Вот и на глаза не показывался, на коленках не сидел, вирши Снегурочке не рассказывал.

— Как ты ее назвал?

Фома охнул и замер, начал дрожать и вдруг на колени упал:

— Чего же я не так сказал, дедушка? Ты меня извини по-братски. Ничего плохого не хотел сказать.

— Как ты назвал внучку мою?

— Эм… — он молчал и смотрел в лицо старику снизу вверх, боялся оступиться, хитрый колорадский жук.

— Ну?

— Сне… гурочка? Это не я придумал, все так вашу внучку называли. По доброму, без задних мыслей. Снегурочка, внучка дедушки Мороза?

Ствол уперся ему в лоб и перепуганный завыл, кося взглядом в сторону, искал кого-то или ждал.

— Де де де дедушка Мороз, — он почти прошептал окончание и зажмурился ожидая грохота и удара в лоб, который выключит свет в его комнате навсегда. Пуля с такого расстояния пробьет голову насквозь и выйдет через затылок, унося с собой на стенку ошметки плоти и мозгов.

5

Лысый не убил его. Только подвигал морщинами в попытках подумать. Фома мысленно выдохнул, «спасибо что живой», как говорится. Где Галка пропала? Какого хрена её так долго нет? Прошло достаточно времени чтобы вернуться, начать, блин, беспокоиться о муже и пойти на поиски. Где дети? Где племянники? Где хоть кто-нибудь? Почему когда он им нужен, то быстро прибегают, а как помощь нужна отцу ни одного отпрыска нет и близко. Может они залегли неподалёку и следят за ними? Боятся подобраться ближе? Ну так пока они будут думать старик его всё-таки порешит. Уже пришлось отсосать двустволку, что дальше? Куда нечистый надумает вставить ствол следующий раз?

— Ладно, вставай.

— Зачем? — голос предательски дрогнул. — Спасибо я посижу.

— Вставай. Пойдем снежного ангела лепить.

— Что?

— Пойдем, поможешь мне. Если всё пройдет хорошо — отпущу. Руки опусти.

Они обогнули стену и через пролом вернулись внутрь, на место гибели Женьки. Фома шел первым, ощущая двойной взгляд стволов на спине и непроизвольно ёжился, как от холода. Дед топал за ним и молчал пока они не остановились у тела погибшего.

' Не надо, — вдруг Фома четко понял, что дед хочет сделать. — Не убивайте. Боже, у меня дети. Я боюсь, не убивайте. Только не здесь.'

Он не падал только потому что не хотел рухнуть коленями в кровь, которая обтекала Женьку, как море большой остров. Сил у него уже практически не осталось. Легкое дуновение ветерка унесло бы его в соседнее село. Если бы лысый хлопнул в ладоши у него бы лопнуло от страха сердце.

«Обернись и посмотри мне в глаза».

Он не мог повернуться. Ноги не слушались. Они ослабли и дрожали, если бы он повернулся, то потерял бы равновесие и лег лицом на деревянное покрытие пола.

«Обернись!»

Он постарался. Медленно переставил левую ногу, развернул туловище и переставил правую следя за тем, чтобы его не занесло, как машину на повороте. Так потихоньку движениями инвалида он развернулся и увидел деда. Тот опустил ружье и странно смотрел на него.

«Разве я похож на того, кто хочет убивать, человек? Посмотри на меня.»

Он посмотрел увидел старика, который стоял перед ним весь в грязи, обритый наголо, с морщинами под глазами и невероятно изможденный.

«Послушай.»

Фома вдруг услышал совершенно чуждые звуки. Колокольчики. Фыркание животных. Шум городской улицы. Смех детей и негромкие разговоры взрослых. Звуки шли отовсюду и ни откуда. «Морок, — подумал Фома — наводит на меня гад гипноз свой, нечистый». «Хо-хо-хо!» — кричал кто-то глупым голосом.

«Что ты слышишь?»

«Не знаю. Городскую улицу. Ярмарку может быть».

«Ты слышишь радость. Ты слышишь детское счастье. Взрослое тоже. И ещё праздник. Это — моя стихия, а не убийства людей даже плохих. Вот что меня интересует, и в какую атмосферу я хочу окунуться снова и снова. Но кое-что произошло, и я перестал понимать происходящее. Я вышел раньше срока как недоношеный ребенок и вокруг меня происходят странные вещи. Я родился не в том мире в котором должен был, понимаешь? Меня выплюнуло не туда. Здесь злые врачи, акушерка с черными глазами и пропали родители, а стены роддома покрыты слизью.»

«Чего?»

«Это метафора, человек. Не ломай голову, зря я тебе это рассказываю. На самом деле всё просто. Сейчас мы спасем твоего друга и он пойдет со мной. А ты пойдешь домой к своей жене и детям. Мы забудем друг о друге и простим обиды.»

«Хорошо».

'Не отвечай так поспешно, выдаёшь желание обмануть. Просто делай как я говорю и не вздумай хитрить. Не пытайся меня убивать ты не того уровня, чтобы злить Лютого. Ты веришь мне?

Фома верил и опять поспешно кивнул. Деду это не понравилось и он презрительно скривился.

«Ладно. Сейчас мы вдохнём жизнь в твоего друга. Немного холода ему в крови не помешает. А мне не помешает напарник».

Дед присел рядом с трупом и вроде как проверил у него пульс на шее.

«Чтобы сделать из человека снежного ангела нужно заменить кровь бродящую по кругу в его организме на холод. Я могу сделать это, но сначала нужно выцедить из него всю кровь до капли. Нельзя допустить смешения холода и человечности — это может привести к самым разным реакциям. Ты подержишь тело, пока я вскрою его в районе горла, вены на руках, надрезы на ногах и животе. Обычно мы развешивали тела на ветках деревьев, так было легче работать и кровь выходила быстрее, но здесь я не знаю как всё провернуть идеально, инструментов тоже нет подходящих.»

«Нечистые. Не зря вас так называют. Вы же звери. Сволота. Как так можно с человеком?»

«Это было давно и уже не практикуется сотни лет. Я и сам почти забыл каково это лепить снежного ангела.»

«Так зачем ты это делаешь?»

Фома понял, что забывается, но остановиться уже не мог. Его коробила эта ужасная ситуация, все человеческое естество сопротивлялось тому, что им предстояло сделать. Лысый смотрел на него как на безногого нищего — жалея.

«Странные вы люди. Ты же сам меня вынудил. Твои друзья меня заманили в ловушку и собирались продать, как раба. Твои родственники и друзья стреляли в меня. Ты привязал меня к мотоциклу и собирался пытать. Ты рассказал мне про Вонючий Улей и спрашиваешь зачем мне Ангел? Без друга и напарника мне не выжить в вашем мире. Мне нужен тот, кто прикроет мне спину и поможет разобраться, слишком много у меня здесь дел. Разобраться в происходящем, освоиться в вашем мире, найти Бабу и тех, кто обидел меня вчера. А потом я вернусь домой. Распечатаю вход, поставлю самовар, наношу воды, нагрею её, выкупаюсь и буду пить чай с малиной которую собирала и закручивала в банки моя…»

Он замолчал, не желая называть имя.

' Но сейчас мне придется слепить Ангела и нарушить ещё много правил. Она будет надрываться в моей голове, будет кричать, будет просить чтобы я не делал этого. Но мне придется делать страшные вещи, я чувствую это. И мне это не нравится. А еще больше это не понравится тем, кто встанет у меня на пути.'

Фома вздрогнул. Ему показалось, что льдинка упала сверху и растаяв у него на вороте протекла холодным стремительным ручьем между лопаток.

«Ты ведь не будешь мешать мне, человек?»