Борода из ваты – пули из серебра. Том 1

Глава 14 Всем Карачун

1.

Касьян Могущественный долбился в мозг железным долотом. Ждёт там, наверху, и командует, а бедному смраду приходится отдуваться за всю эту мини-армию. На штурм не идут — испугались силы Мороза, хотя он всего-то двоих «уработал», а точнее двоих с половиной. Теперь приходится одному за всех отрабатывать.

«Смрад, что там происходит? Отвечай! Почему прервалась связь с глазом?»

Подручный Мороза замер рядом, недвижим как статуя. Вот у кого терпение ангельское. Нужно с ним быть поаккуратнее, Мороз тоже мог засесть в его башке, чтобы следить за смрадом, пока сам внизу — также как Касьян без труда занял этот череп — Мороз мог занять голову ангела.

«Дед спустился в подвал. Наверху только слуга. Можно сейчас войти и взять его. Были бы у меня руки я бы запер его в подвале.»

«Продолжай следить за обстановкой. Дед нужен живым. Продолжай наблюдать. Что с глазом?»

Хорошо, что ангел не слышит Касьяна, ему бы не понравился этот разговор.

«Дед всё понял и уничтожил его».

«Продолжай наблюдать».

Касьян Могущественный перестал сверлить его мёртвый мозг и ушёл, освободив пространство. Череп покосился на мертвеца. Стоит — лицо кирпичом. Ну, пусть стоит.

2.

Фома рассматривал космонавта, которого ему вручил нечистый. Игрушка, хорошо сохранившаяся. Старого типа, такие были в его детстве со всем этим патриотизмом и пропагандой — кривое изображение первого человека вышедшего в космос. Нашего человека. Некрасиво нарисованное лицо, неровно вылитые формы, зато яркая надпись — год первого полёта…

— Что? — спросил дед, — он внимательно наблюдал за реакцией человека и заметил изменения. — Что не так? Говори правду, напарник.

Фома думал, не знал как правильно выразить сомнения, которые мухами вились в голове. Он не был уверен в том, что знает, но лысый ждал ответа и на вранье мог обидеться. Фома повертел фигурку в руках, осматривая со всех сторон. Поискал штампик — дату изготовления. Не нашел. Несмотря на свой более полувековой возраст игрушка в очень хорошем состоянии — дед, как и все старики, ценит свои вещи и наверное раз в неделю пылинки сдувает с игрушек.

— Я не уверен, — сказал Фома, — но… я, конечно давно в школе не был, да и телевизор не смотрю. Но здесь неправильно указан год первого полета в космос. Наверное эта игрушка стоит очень дорого — игрушки, монеты с браком ценятся среди коллекционеров.

— Ты плохо учился, — улыбнулся дед, — год указан правильно. Тысяча девятьсот шестьдесят первый.

Фома кивнул и улыбнулся, разглядывая игрушку. Может и правда шестьдесят первый, может это у него с памятью проблемы. Сейчас бы Андрейкин учебник, там в конце перечень всех важных дат.

— Что с тобой? — дед не переставал следить за ним и увидел, как резко помрачнел человек, как тучи набежали на чело, как сжались в узкую полоску губы и засверкали глаза. А еще он перестал бояться.

— Дед. Как там тебя. Долго будем сиськи мять? Мне нужно точно узнать, что случилось с моей семьей, а если… что-то плохое то ты обещал помочь.

— Да, — сказал Мороз, — продолжим. Как говорил первый космонавт «Поехали!»

Фома точно помнил, что первый сказал «Полетели!» и на этот раз он точно помнил, потому что это написано на его любимой футболке, но спорить не стал. Поехали, так поехали.

3.

— Эй, — сказал череп, глядя на тень на полу. — Эй, ты. Как там тебя! Ангел, я тебя не вижу, ты здесь?

Конечно, он видел что тот стоит сзади — тень выдавала, но нужно растормошить этого придурка.

— Эй! Ты здесь? Куда ты ушел? Ангел? Я что тут один? Кто-нибудь?

Тень молчала и не двигалась. Двое в подвале задерживались. Что-то явно происходило, но всё проплывало мимо него, как венки и ленточки с затопленного кладбища. Касьяну Злобному не понравится такая служба. Если бы мог, череп бы вспотел. Он прислушался к себе — разум чист, эфир свободен, хозяин ещё не пришел, но скоро он вернётся и потребует новой информации. Почему они не нападают пока есть шанс победить?

— Знаешь, — обратился череп к тени, — ты ведь меня очень обидел. Да ты победил. Да, бошку мне оторвал. И вот я с тобой разговариваю, а ты даже пёрнуть не хочешь, убийца. Тебе твой ледяной шеф запретил общаться со мной? Думает, что я тебя обману, как лисица ворону в той басне? Ну помнишь? Каар! Про кусочек сыра? Ну? Что я могу сделать тебе? Выйди из сумрака! Понял отсылочку?

Тень молчала. Череп еще раз проверил чужеродное присутствие в своей голове и убедился, что никого нет. Пока нет.

— Продолжаем разговор, чертова снежная мумия?

Тишина.

4.

Дед смотрел на ёлку сверху вниз. Фома стоял рядом и тоже рассматривал её. Дерево как дерево. Судя по приятному запаху не искусственная. Её уже украсили: аккуратно завесили гирляндами, цепочками, флажками. На верхушку прикрепили звезду.

В стене углубление, в котором елочка элегантно поместилась, оно как будто специально спроектировано под деревце. Лысый взялся обеими руками за верхушку и посмотрел на Фому. Взгляд у него был грустный.

«Пристегнись, поехали!»

И он потянул верхушку дерева на себя. Фома зажмурился ожидая услышать треск, звон падающих и разбивающихся игрушек и ломающихся веток, но все прошло как по маслу. Елка аккуратно легла в выемку на полу, а стена начала раздвигаться. Фома открыл рот и не закрывал его пока трансформация не закончилась.

Выемка начала расширяться вправо и влево. Невидимые глазу плиты разъезжались, прятались одна за другую. Стена распадалась, как карточный домик немного расширив дыру углублялась вперёд, открывая секретный проход из которого шел синий пар. Фома понял, что ошибся, когда мягкий шёлк пара коснулся кончика носа и оставил на нем снежинку и каплю холода.

«Держи игрушку крепче, — сказал дед, он все еще смотрел на Фому, улыбаясь печально каким-то своим мыслям — Сейчас будет холодно».

И пришёл холод. Проход в стене сформировался окончательно открывая ледяной коридор из которого принесло холод. Фома поежился и обхватил крепче игрушку, было у него такое предчувствие, что если ослабить хватку то примерзнешь ступнями к полу.

— Всё правильно, — одобрительно кивнул лысый и шагнул в проход. — Идём, посмотришь. Не каждому человеку дано ступать в такие места.

Фома перешагнул ёлку и пошел за дедом. Коридор светился синим, стены обледенели, лёд выступал на кулак, не меньше, снег хрустел под ногами. Они как будто пришли в гости к Снежной Королеве и идут по узкому проходу для слуг и прочей челяди. Но если пройти чуть дальше, то можно выйти прямиком во дворец со всей его роскошью.

— Не отставай, — сказал дед, оглянувшись, — он не любит чужаков.

5.

Из-за широкой спины деда толком ничего видно не было, а он встал, загородив свет, и не двигался, только голову склонил в почтительном поклоне. Фома переступил с ноги на ногу холод уже брал своё и крепче схватил космонавта. Попытался заглянуть через плечо деда: с одной стороны, с другой, но видно было плохо. Там точно была пещера и она была широкая. Всё. Конец информации. Дед выпрямился и прошел дальше, открывая шикарный вид.

Да, это была тайная ледяная комната. Пещера под землей, которую кто-то вырыл и спрятал от глаз долой. Пол пещеры покрыт льдом как на стадионе, а в центре стадиона постамент и на нем стеклянный гроб. Стенки ящика расписаны рунами и снежинками. Фома поёжился, но не от холода. Скорее это был страх или отвращение. В гробу лежал человек.

— Подойди, — сказал лысый и первый подошел к возвышению. — Склони колена.

Фома замер, не в силах согнуться. Не холод, а страх заморозил его суставы не давая двигаться. Существо в гробу не выглядело мёртвым, скорее наоборот. Стоит открыть крышку и оно оживет, откроет глаза и посмотрит на него, жутко ухмыляясь.

Лысый уже сидел на коленях, уткнувшись лбом в пол перед собой и что-то бубнил. Фома попытался сесть, но колени не слушались, поэтому пришлось рассматривать существо в гробу. Это определенно был человек. Старик, но не такой как Мороз, а намного старше. Длинная борода вытянулась до колен и обвивала их. Чёрные и очень длинные волосы практически спрятали лицо, оставив только глаза. Одет он был в белую рубаху с длинными рукавами, украшенную вышивкой, на ногах белые льняные брюки и неожиданно валенки.

— Склони колена, — прошипел Мороз. Он обернулся и не вставая показывал Фоме, что нужно сесть, — давай, давай.

Крышка гроба скрипнула. В тишине звук ударил плеткой по спине лошади — резко и громко — Фома сам не заметил, как рухнул оземь, чуть не разбив коленки (в его возрасте такие трюки опасны) и склонил голову так что шея заболела. Страх накрыл его с головой быстро, как тень ночи плотно накрывает землю. Если бы страх был водой, то его только что облили из ведра с ног до головы и страх капал с его одежды, с его волос и промочил одежду насквозь так, что он дрожал от холода.

— Крепче держи космонавта. Тогда он тебя не тронет. В крайнем случае поднеси ему игрушку, как дар.

Фома задрожал ещё сильнее, его трясло как при высокой температуре и он даже не мог скрыть эти конвульсивные дёрганья, а лысый начал монотонно напевать.

'Карачун! Карачун! Прийди, беду от внука отведи!

«Карачун! Карачун! Прийди в этот дом, но не трогай живущих в нем!»

Он продолжал молиться и Фома молился тоже. Он просил молча, но надеялся что его услышат: «Не убивай меня, Карачун! Не дай сойти с ума, дай выжить и отомстить! И если виноват Мороз, то дай мне огромную раскалённую кочергу!»

6.

Мёртвая тишина пугала смрада, больше чем смертоносные выстрелы. Касьян не возвращался, и череп пустовал. Мёртвый урод, который стоял столбом за спиной, тоже зловеще молчал. Тишина бесила. Атака на дом прекратилась и в прихожей было тихо. А ещё дед с человеком замолчали там внизу. Страшно неудобная тишина, которую нарушало только тиканье часов с кукушкой.

— Эй! — крикнул череп, — Эй, где вы все подевались! Эй, ты! Снежный ангел, что происходит?

Он не видел как Женька-мертвец пришел в движение. Заблестели глаза неестественным синим цветом, голова повернулась осматривая помещение, взгляд опустился вниз на руки, на молоток, который он держал в руке. Женька повёл головой, разминая шею, и в тишине дома раздался громкий, как выстрел, хруст.

Смрад замолчал, прислушиваясь.

— Ангел?

Тень взлетела на полу, вытягиваясь в длинный черный отросток с крестом на конце и когда она опустилась смрад успел понять, что это летит рука с молотком. Потом он ушел на перерождение. Женька — синие глаза — мертвец безразлично смотрел на последствия удара. Череп раскололся на две половины: одна покатившись на край стола упала вниз и покачивалась там, зияя пустой дырой. Вторая качалась на столе, притворяясь пепельницей. Ангел отвернулся, забыв о смраде, и пошел к выходу. Дойдя до прихожей отшвырнул попавшуюся под ноги обувь и встал в круг. Подёргал за веревочную лестницу, все еще свисавшую сверху и посмотрел туда, где ярко по-зимнему светило солнце. Улыбнулся и прикрыл глаза.

«Сколько лет — сколько зим» — пробормотал Женька — Карачун и вытянув руки по швам взлетел ракетой вверх, только изморось осталась, там где ступал он.

7.

В склепе выла пурга. Она завывала мордами тысячью волков, свистела, вопила, била по нервам и крутила снегом, засыпая заживо.

Фома выпрямился, собираясь противостоять зиме, собираясь бороться и не замерзнуть здесь как последний бомж. Он вскочил на ноги решительным богатырем и замер. Ничего этого не было. Ничего что он слышал. Не было этого ужасного природного воя ветра и снега. Не было сбивающих с ног порывов, не было сугробов, гроб не замело с горкой и Мороз всё также склонив голову сидел перед ним на коленях.

«Морок, — подумал Фома. — Обман. Нечисть шалит, » — и пошатнулся от накатившей слабости. Лысый обернулся, посмотрел на него, всё понял и встал. Вокруг выл ветер, от его напоров содрогались стены, грозя обрушиться в склеп под давлением тонн снега, но на самом деле не было ничего. Иллюзия.

Дед встал на цыпочки и заглянул в гроб, в котором все ещё лежал черный старик. Дед долго всматривался в него и наклонился почти прижавшись к стеклянной крышке губами. Так и не получив чего хотел он выпрямился и посмотрел на Фому.

— Идём человек, идём наверх. У нас еще много дел.

8.

Снег шёл уже час и только усиливался, хотя прогноз погоды обещал день ясный без осадков. Обманул, и деревья на поляне уже прикрыли верхушки белыми шапками, а ветки белыми рукавами. Тучи закрыли небо своими чёрными спинами, спрятав недавно яркое солнце, теперь только изредка лучи выбивались на поверхность. Сильно потемнело вокруг, заставив военных напрягать зрение рассматривая колодец в перекрестья прицелов.

Пауза затянулась, и даже Касьян Мощный устал держать свою маскировочную сеть на парнях. Сам он с кем-то в палатке очень громко общался и поэтому не заметил человека, покидающего Лежбище.

За край колодца ухватились руки и потянули за собой тело человека. Он напряг мускулы и перевалившись через край грузно упал на землю, ударившись плечом.

— Стой! — крикнул Алешка, он первый заметил человека и среагировал тоже первым, — Ручки вверх, поднимаем!

9.

Черный человек медленно поднимался. На него было нацелено с десяток стволов, красные кружки лазерных прицелов бродили по телу — искали свободное место, а он не замечая этого этого начал раздеваться, приговаривая: ‚Жара, спекотно-то как. Не нравится'. Снежинки падали на обнаженное тело и таяли, человек высунул длинный язык и поймал пару звездочек, втянул их в себя и прикрыл от удовольствия глаза. На него смотрели десятки пар глаз, а человек на них не смотрел. Просто хорошо. Просто зима.

— У него живот разрезан, — пробормотал Алешка, но его никто не услышал, — крест на крест. Это не человек. Я где-то то читал про этих. Как же его. Как их называют…

Он огляделся в поисках бригадира, но как назло не нашел. Тем временем человек из колодца уже был раздет по пояс и хватая снег пригоршнями растирал его по телу. Улыбался, фыркал и плевался, а тело его краснело и разрезы пульсировали как вены. Ветер усилился, и волнами носил снег по земле, кидая в лица солдат, лишая их зрения. Солдаты чертыхались и ежились, оглядываясь в поисках бригадиров или хоть кого-то кто отдаст приказ.

10.

Дед проскочил коридор быстро, в два раза быстрее чем шёл в ту сторону. Подождал отставшего Фому и когда тот выскочил в подвал поднял елку, запечатав секретный ход.

— Следы, — сказал запыхавшийся Фома. Холодный пол подвала теперь был усыпан мелким снегом, снег лежал между банок, на банках, лед на полках, вишневый компот замерз, пара литровых консерваций лопнула, разбросав содержимое на стеклянных соседок. Дорожка из снега и льда уверенно вела от ёлочки и продлившись по ступенькам тянулась наверх, в дом.

— Вижу, — дед зашагал на выход, приказывая следовать за ним. Наверху никого не было. Температура упала ниже нуля, изо рта шел пар, а на полу легким порошком лежал снег. Односельчанина в доме не было, Фома понятия не имел как он выбрался, но очень хотел бы узнать — в жизни пригодится. Зато был кое-кто другой. Череп, безжалостно расколотый, как грецкий орех, светил безжизненными глазницами. Одна половинка на столе, там где и стоял этот живой подсвечник, а вторая на полу, на половину присыпанная снегом.

— Дела, — выразил общее мнение дед и посмотрел в сторону выхода. И без нечистой силы по следам было ясно, что Женька ушел туда — наверх. Почти одновременно они оба посмотрели на картину. Картина изменилась в очередной раз. Дед-жертва на ней пропал, зато появился дед-победитель. Не понятно как художнику удалось выразить это настроение, но там чувствовалась мощь, сила и свобода. Фигурка теперь была одинока, вокруг огромные барханы сугробов и бесконечное уходящее в даль белое поле, но фигурка не опустила руки, а тянет их вверх в боевом жесте.

— Вьюга забери — он здесь — выругался дед и положил руку на плечо Фоме. — Ты! Останься тут. Можешь взять веник и заняться уборкой, но наверх ни ногой.

‚Я бы и не смогу выйти, наверное', — подумал Фома и кивнул. Дед похлопал его по плечу и пошел на выход. На картине ветер швырял снег в лицо одинокой фигуре, но кажется ее это не беспокоило.

‚Чтобы к моему приходу было чисто', — погрозил пальцем дед и улыбнулся. А потом исчез в синей вспышке.

11.

Прошлый раз когда он выходил из дома была поздняя осень. Редкие лужи, дожди-ливни и грязь по обочинам. Теперь он вышел сразу в середину злющего декабря и в самую злую зиму за последние пару тысяч лет. Это по его ощущениям, а о чем думали местные жители дедушка не знал. Зато хорошо видел виновника. Карачун в чужом обличье смеялся от счастья, разгребая руками снежные бури. Он был полностью голый, но чужое тело не чувствует холода, когда им владеет отец полярных Буранов и жгучих холодов. Карачун радовался свободе, радовался снежным вьюгам и низким температурам.

Мороз видел это и даже разделял его радость, разделил бы если бы не последствия. Вокруг колодца расположились десятки ледяных фигур, трудно было понять, когда застал их холод и почти трупное окоченение. Вон лежит паренёк, примерзший к своей винтовке. Вон еще трое, обнимаются, пытаясь спастись. Вон машина в снегу как в сугробе, а там обвалившаяся под тяжестью снега палатка и рядом с ней фигура в плаще. Единственная, которая подает признаки жизни. Мороз охает и фигура, длинная, худая и с маленькой головой на тонких плечах оборачивается — видит его. Черный плащ развевается на ветру изображая крылья и человек скрежет зубами.

— Ты!

— А ну-ка постой, Касьянушка, — говорит Мороз и идет по снегу, как по пляжу, жалея, что забыл ружье.

— Нечистого трогать не смей! — кричит Женька, шагая навстречу. Глаза его зияют синими дырами. Из ран на груди пробивается сияние, рассекая тело на две половинки. Он распахивает руки навстречу деду, стремясь обнять его по братски. Дед отступает, спотыкается и сжимает кулаки.

— Не подходи, проклятый змей!

— Как же ты с папой говоришь, с папулечкой! — завывает Женька и проваливается в снег по пояс. Бьет руками по снежному насту, мотает головой и блюет сине-белой радугой. Черная длинная фигура убегает прочь смешно задирая ноги. Она бежит и оглядывается только раз, когда деда кто-то хватает за ногу.

Это Женька проваливаясь в снег все глубже хочет утащить за собой деда.

‚Что ты сделал со мной!'

Его глаза превращаются в синие прожекторы, а рот превращается в акулью пасть полную острых клыков.

‚Ты заставил меня убить друзей!'

Рывок, и Дед падает на спину. Снег накрывает его одеялом и Женька выдергивает его из-под белого покрывала — тащит по настилу к дыре в которую сам проваливается как в болото.

‚Ты заставил меня забыть! Заставил убить!'

Дед отпихивает его руку ногой и ползёт назад, но мертвец опять цепляется, как мёртвая синяя пиявка, и тонко визжит, безумной сиреной.

‚Далеко собрался, дедушка Мороз? Где мой подарок? Хочешь я прочту тебе стишок? Твой любимый, послушай!'

Дед не кричит от страха, не дергается и не вырывается, а наклоняется и отдирает палец один за другим и смотрит в обезумевшие глаза ангела.

— Я знаю кто ты, чего тебе нужно?

— Я узнал что у меня, — кричит и хохочет существо, оно хватается руками за наст и выползает на поверхность, а дед сам того не желая пятится назад, ползет на заднице и снег набивается в штаны, приятно охлаждая страх — есть огромная семья!

— Отцепись, Карачун! Не для того я тебя звал! Не для того будил!

12.

Фома смотрит на двустволку, которую дед оставил стоять у кровати. Оглядывается на выход, прислушивается к тишине и закрывает крышку подвала, как крышку гроба. Аккуратно накидывает сверху ковер и поправляет его. Тщательно осматривает и косится на ружьё. Оно ждёт его. Никто не следит за оружием и оно, скорее всего, заряжено, а вокруг никого. Фома оглядывается и пытается подумать, решить что делать, как поступить правильно. Достает из кармана игрушечного космонавта и всматривается в выражение его лица, как будто ищет правильный ответ. Космонавт оживает и подмигивает маленькими глазками-точками:

— Не думай! Возьми оружие! И когда он вернётся застрели убийцу своих детей!

Космонавт улыбается и это помогает Фоме решиться. Он кладет игрушку в карман и огибая стол подходит к кровати и берет ружье. Проверяет предохранитель и разворачивается. Человек из стеклянного гроба стоит посреди комнаты и смотрит на него.

— Ты что задумал, смертный? Неужто убить живой символ Нового Года?

Фома молчит и думает, почему нечистый просвечивается, как шторка на окне? Почему он сияет, и что будет если пальнуть в него серебром из двух стволов?

Призрак подплывает к нему, не касаясь ногами пола, и Фома с криком роняет двустволку на пол.

— Тсс, — говорит призрак и бросается к нему. Фома взлетает вверх, переворачивается в полете и врезается в стену. Поднимается, перепугано озираясь по сторонам, и успевает заметить мелькнувшую синюю тучку, когда прилетает пощечина справа. ‚Ай' — кричит Фома и, держась за обожжённую щеку, ползет в сторону. На этот раз пощечина слева и заливаясь слезами он ползет в сторону подвала. Его хватают за ногу и волокут в противоположную сторону. Игрушка вылетает из кармана и Фома вспоминает слова деда, пытается схватить космонавта и, промахиваясь, уезжает вдаль.

13.

Чёрный плащ скрывается среди деревьев, и пурга сходит на нет. Мороз лежит на спине и его никто не тащит больше, Женька стоит в ногах, возвышается над ним и сверкает глазами.

— Зачем разбудил меня, внучёк? Зачем побеспокоил?

Голос у него писклявый, искаженный. Если закрыть глаза, то и не поймёшь с кем говоришь.

— Совет, — прокряхтел Мороз и сел. Ветер притих, перестал хоронить лес заживо и вернул тишину в лес. Касьян Трусливый оправдал свое прозвище и скрылся в лесу, только его и видели.

— Совет тебе нужен? — Карачун задумался. — Есть несколько. Готов ты их выслушать, внук?

— Да, — дед поднялся и встал напротив собеседника. — Ничего я не понимаю в этой жизни, нужна мудрость твоя.

— Был бы я мудр, не лежал бы в стеклянном гробу, — пропищал ‚Женька' и начал крутиться вокруг своей оси. Как заправский монах из монастыря Шаолинь он вертелся на одной ноге, все ускоряясь и ускоряясь, и чем быстрее крутился, тем тоньше и противнее становился его голос.

‚Мир вокруг нас изменился, Мороз! Изменился в худшую сторону! Ты даже не представляешь насколько плохо! Теперь живи с этим!'

Он раскрутился так, что видно было только синюю дымку и, вдруг, упал в снег, раскинув руки. Затылком ударился об снежный наст так, что щелкнула челюсть и если язык вдруг попал между зубов, то новый уже не отрастет.

— Всё? — Мороз по-лемуровски вытаращил глаза. — Это всё?

Он бросился к Женьке и начал трясти его, бить по щекам, пытаясь оживить.

‚Вставай, Карачун! Это что всё? Это твой совет? Живи с этим? Вставай, дедушка! Укажи мне путь! Где Касьяна найти? Это он к Снежке безлицых подослал? Да скажи хоть что-нибудь!'

Но пустая обертка из-под Карачуна молчала и не двигалась. Раны на теле перестали светиться и кожа побелела ещё больше чем раньше, а дед продолжал трясти его, слабея от ощущения безнадёги с каждой секундой. Ответа не было.

14.

Женька смотрел на повисшую над ним тень нечистого и внимательно впитывал что ему говорят. Потому что призрак сказал, что если он не будет слушать и запоминать, то будет ему карачун.

‚Обидишь деда, — говорил призрак, — заморожу, так что кости твои в порошок превратятся. Не будешь слушать его приказы — уши отморожу. Не будешь защищать его — отморожу яйца, они тебе не нужны стало быть.'

Фома кивал соглашаясь — нечистый не врал. Этот придет и отморозит всё что обещал. Это не добрый и мягкотелый дедушка Мороз. Это настоящий северный ‚Дубарь'. Это — зло в чистом виде. Это — вмёрзшие в льдину пингвины. Это — провалившиеся в полынью олени. Это заблудившиеся в тундре и замерзшие на смерть рыбаки. Это — пурга, которая вырывает из рук ребенка и швыряет в Лиман. Это — холод, который ломает кости и портит зубы. Это, бля, авитаминоз.

‚И последнее', — говорит бесплотный дух и шепчет неразборчиво.

15.

Когда сверху падает безвольная кукла, когда-то бывшая Женькой, Фома не удивляется — он знает, что они уже идут. Он наоборот хватает человеческую куклу за руки и втаскивает внутрь. Вовремя, следующим падает сверху огромный (по сравнению с обычным человеком) дед и там где ступает его нога раньше находилось Женькино лицо.

— Где моё ружье? — говорит Лютый и видит его у печки — Пойду пристрелю Карачуна.

— Не надо, — говорит Фома и его спокойствие останавливает деда.

— Что ты сказал, человек?

— Северный Дух явился мне и передал послание для тебя.

Лютый заинтригован и временно забывает про оружие. Сделать дело за елкой можно и позже.

— Что он сказал?

— ‚Исследуй Улей. Найдешь его там'.

— Кого? Касьяна? И как найти его?

Фома пожал плечами, икнул, хотелось есть.

— Сказал: ‚В Улье все разгадки. Там твой мир и твое будущее, Мороз'. И добавил: ' Пора становиться колючим'.

Мороз ухмыльнулся криво, (опять за своё Карачун) и уточнил:

— Что-то еще сказал?

— «Человек будет твоим проводником — и рискнул добавить немного от себя. — Он должен выжить, береги его».

«А вот это уже Карачуна не похоже», — подумал Мороз, но вслух сказал только: Давай будем Снежного Ангела оживлять'.

Фома кивнул и кое-что оставил для себя. Зачем выдавать всю инфу? Нужно будет, сам узнает.