Босфорский поход Сталина, или провал операции «Гроза»

Начало

Как уже отмечалось выше, после гражданской войны численный состав РККА и РККФ стал стремительно сокращаться и к 1924 году составлял 562 тысячи человек (вместо 5,5 миллиона). Сторонники существования единой политической «линии Ленина — Сталина» утверждают, что демобилизация 1921–1923 годов носила временный характер (почти как и нэп), дескать, необходимо было уменьшить военное бремя на разрушенную войной экономику страны. А после восстановления народного хозяйства планировалось вновь увеличить численность вооруженных сил.

Нам не известны ленинские планы относительно армии и флота, но если было запланировано будущее увеличение их численного состава, то почему тогда сокращение достигло подобного невиданного 10-кратного (!) масштаба? Если эти меры были направлены на укрепление Красной Армии, то почему в 1923 году было распущено Броневое управление РККА и самое главное — начался постепенный перевод армии на территориально-милиционную систему (что является характерным признаком перехода вооруженных сил на откровенно оборонительную доктрину)?

«Важнейшим вопросом военной реформы (1924—1925 годов. — С.З.) был переход к смешанной системе комплектования войск, которая позволяла иметь в мирное время небольшую кадровую армию с минимальной затратой средств на ее содержание в сочетании с территориально-милиционными формированиями внутренних округов…» [10].

Ответ однозначен — Ленин понял всю иллюзорность идеи «мировой революции» и полностью от нее отказался, а коли так, то и незачем держать в стране большую армию, лучше сделать ставку на экономику. Ленин не бредил мировым господством, им бредил Сталин, и будущее страны после похорон Ильича находилось в его руках.

Когда СССР начал подготовку к «Большой войне»?

Целенаправленная подготовка началась в 1925 году; этот год — одна из важнейших отправных точек в расследовании, увы, не замеченная большинством специалистов. Определенные подвижки произошли еще в 1923 году. В этот период Сталину очень легко было скрывать свои агрессивные планы, так как по окончании Гражданской войны был брошен клич о необходимости «укрепления РККА» и спасения ее от «развала». Под эти лозунги Сталин мог начинать подготовку к «Большой войне» совершенно не маскируясь — любое усиление военной мощи можно было объяснить «укреплением вооруженных сил».

Кроме того, у Кобы было много единомышленников. Во-первых, за «укрепление армии» ратовали многие видные большевистские вожди, товарищ Троцкий, например, в отличие от Ленина не отринувший идею «мировой революции» и ее экспорта за рубеж. Ничего против укрепления армии не имел и товарищ Каменев, да и многие другие. Во-вторых, за «укрепление» выступал практически весь комсостав этой самой РККА, оставшийся на «гражданке» без дела и недовольный «разрушением вооруженных сил».

«Конечно, демобилизация отвечала интересам миллионов солдат. Тянуло к земле, станку, хотелось вернуться в семью, домой. Удержать кадровых солдат в армии было оченйтрудно, тем более, что среди них большинство составляли крестьяне. Этот процесс мог далеко зайти, «размыть» ядро армии. В феврале 1921 года по решению Оргбюро ЦК РКП (б) демобилизация коммунистов из армии была прекращена.

… Дело не обошлось без острых споров. По поручению ЦК партии М.В. Фрунзе и С.И. Гусев (настоящие имя и фамилия Яков Давидович Драбкин, в 1921 году — начальник политуправления РККА. — С.З.) подготовили тезисы «Реорганизация Красной Армии», в которых отстаивали сохранение кадровой армии и намечали постепенный переход к милиционным формированиям… Другие утверждали, что нужно немедленно переходить к милиционной системе комплектования армии. X съезд РКП(б) принял ленинский курс военного строительства в мирное время. В постановлении съезда было прямо записано: «Неправильной и практически опасной для настоящего момента является агитация некоторых товарищей за фактическую ликвидацию нынешней Красной Армии и немедленный переход к милиции» [27, с. 82–83].

Ну а уж высший командный состав СССР — это особая категория. Им не надо было рассказывать сказки о необходимости «укрепления», многие и сами понимали, к чему следует готовиться. А товарищи Фрунзе, Тухачевский, Триандафилов и прочие — так вот они это самое и готовили. Они лишь не предполагали, что собираются на чужую вечеринку, где многих из них не ждут.

«В 1922 году началась крупная перестройка РККА. Во всех стрелковых дивизиях упразднялись бригады. Теперь дивизии внутренних округов состояли из трех стрелковых полков, дивизионной школы младших командиров и различных подразделений с вдвое уменьшенной численностью бойцов. Новый шаг был сделан в 1923 году, когда утвердили единый штат стрелковой дивизии… а также ввели в РККА стрелковые корпуса, как высшие тактические соединения сухопутных войск. Параллельно шла массовая демобилизация. При расформировании соединения сливались. Бригады, преобразуясь в полки, а полки в батальоны, передавали им свои номера» [14, с. 48].

Любопытно, но Александр Михайлович делает различие между 1921–1922 гг. и, к примеру, 1924 годом. Это свидетельствует о существовании двух различных периодов в развитии РККА на этом коротком промежутке времени. И в свою очередь, сей факт свидетельствует об изменении одних планов и замене их другими. Ленин в это время был болен и уже не мог влиять на ситуацию в вооруженных силах.

В каком состоянии находились вооруженные силы советской республики в этот период?

«При резком сокращении государственного военного бюджета оставшиеся в частях кадры должны были обучать и призывников и обеспечить на случай войны быстрое развертывание соединений до штатов военного времени. Первые сборы переменного состава РККА состоялись осенью 1923 года… Приписной состав территориальных частей проходил военную подготовку на военных сборах. В год призыва военнообязанные усваивали курс допризывного обучения по военной, политической и физической подготовке.

…В первый год службы молодые призывники привлекались для прохождения трехмесячного (май — июль) сбора, а каждый год из последующих четырех — на осенние месячные общие сборы всего переменного состава, приписанного к полку. На время сборов территориальные части получали полностью все, что полагалось по штатам военного времени: оружие, боевую технику, транспорт и имущество. Общие сборы приписного состава, как правило, заканчивались дивизионными учениями или участием дивизий на корпусных либо окружных маневрах. Общая продолжительность обучения рядового состава в стрелковом полку, не считая трехнедельного срока допризывной подготовки, составляла, таким образом, около семи месяцев» [14, с. 52–53].

«X съезд партии предложил «обратить исключительное внимание на все специальные технические части» Красной Армии, в том числе авиационные. Получила практическое осуществление трехлетняя программа восстановления, дооборудования и расширения авиационных предприятий, утвержденная Советом Труда и Обороны в декабре 1922 года.

В 1-й Краснознаменной истребительной эскадрилье, созданной из отряда легендарного летчика Нестерова, Валерия Чкалова назначили в звено летчика Москвина, выделив для первоначальных тренировочных полетов французский самолет «Ньюпор-24 бис», много раз ремонтированный, побывавший во многих мастерских.

Механик самолета Прошляков, старательно ухаживавший за стареньким калекой, предупредил новичка об ограничениях в полетах на этой машине, а командир звена ему строго сказал:

— Только по кругу. И никаких сарталь-морталь не вздумайте делать: «Ньюпор» может рассыпаться…» (Байдуков Г.Ф. Чкалов. Мн., 1984, с. 26).

«Армия требовала экстренных мер в оснащении броневых сил новой материальной частью — в строю находились устаревшие, предельно изношенные трофейные машины, а к апрелю 1925 года сложилось критическое положение и станковым вооружением. Обеспеченность танков «Рик-кардо» (МК V) исправными 57-мм пушками «Гочкис» равнялась 10 %, а пушечные «Рено» (FT-17. — С.З.) вообще оказались фактически разоруженными. В качестве хоть какой-то замены предлагалось использовать пулеметы «Максим».

…На тот момент (1927 год. — С.З.) единственный танковый полк Красной Армии располагал трофейной техникой — сорока пятью тяжелыми танками «Риккардо» (МК V), двенадцатью средними танками «Тейлор» (МК А «Уиппет») и тридцатью тремя легкими «Рено» [52, с. 100].

«РККФ в 1923 году далеко еще не здравствовал, хотя и начал выздоравливать. После решений X съезда РКП (б) дело пошло быстрее.

…При этом, разумеется, о теоретических концепциях — какой флот необходим державе — не задумывались. Восстанавливали и вводили в строй хорошо сохранившиеся корабли (на Балтике) или оставшиеся на театре после гибели основных сил (на Черном море). Часто шли на компромиссы, принимали решения, не вполне оптимальные даже тогда, но вынужденные. Эго можно отнести к ветерану Цусимы — «Авроре», идеологические соображения в судьбе которого вплоть до конца 1940-х годов решающего значения не имели. При этом в той же степени морально устаревшие, но более новые и вооруженные лучшей артиллерией «Рюрик», «Баян», «Адмирал Макаров» из состава флота были исключены и проданы на слом. «Авроре» и «Коминтерну» (бывший «Память Меркурия». — С.З.) просто повезло. У этих кораблей были близнецы, которых можно было разобрать на запчасти — крейсера «Диана» и «Богатырь». У «Рюрика» такой «ремонтной базы» не оказалось.

До начала военной реформы ожидать крупных ассигнований на флот не приходилось.

…Прежний флот в ходе мировой войны, революции и гражданской фактически утрачен. Остатки его в полном объеме страна не в состоянии ни ремонтировать, ни содержать. Воссоздать можно лишь какую-то часть наследия царского флота, при этом конкретных соображений относительно использования морских сил в возможной войне пока нет, а значит, нет и надежного критерия, какие корабли нужно оставить в боевом составе, а какие сдать на слом. Поэтому следует исходить из того, что позволяет выделить тощий госбюджет, сохраняя флот постольку, поскольку он есть почти у всех держав, обладающих выходами к морским побережьям» [43].

«Сейчас осталась только одна лодка, годная для строевой службы, из девяти, числящихся в составе морских сил Балтийского моря — это «Краснофлотец»… Этот краткий перечень говорит сам за себя и показывает, что мы идем к факту полной гибели нашего подводного флота. Только экстраординарными мерами можно задержать его гибель» [75, с. 278].

Но в скором времени положение начало меняться.

«В январе 1924 года Пленум ЦК РКП(б) решил провести проверку деятельности военного ведомства, которая была поручена военной комиссии ЦК во главе с В.В.Куйбышевым (сталинская креатура. — С.З.), а затем С.И. Гусевым. В подготовке материалов о положении в армии к Пленуму ЦК участвовали М.В. Фрунзе, К.Е. Ворошилов, А.С. Бубнов, Г.К. Орджоникидзе, А.А. Андреев, И.С. Уншлихт, Н.М Шверник и другие. Общие выводы из анализа собранных фактов были безрадостны и резки.

Стало ясно, что задачи укрепления вооруженных сил страны требуют коренной военной реформы…

…Мероприятия военной реформы были закреплены в Законе о военной службе, принятом в сентябре 1925 года ЦиК и СНК СССР. Это был первый общесоюзный закон об обязательном несении военной службы всеми гражданами нашей страны, одновременно определивший и организационную структуру вооруженных сил.

Были реорганизованы центральный и местный аппараты военного управления. Новый штаб РККА во главе с М.В. Фрунзе (помощники — М.Н. Тухачевский и Б.М. Шапошников) становился основным организующим центром Красной Армии. Управление упростилось, повысилась оперативность и ответственность в работе. Новую организационную систему руководства вооруженными силами партия укрепила сверху. В январе 1925 года народным комиссаром по военным и морским делам и председателем Реввоенсовета СССР стал выдающийся полководец-большевик Михаил Васильевич Фрунзе» [27, с. 91–92].

«Большой вред армии нанесла антипартийная деятельность Троцкого. ЦК партии принял решение создать; комиссию по изучению боеспособности войск. Обследовав состояние вооруженных сил страны, она в начале 1924 года отметила ряд серьезнейших недостатков и подчеркнула необходимость резко повысить боеспособность Красной Армии.

… Уже в марте был утвержден новый состав Реввоенсовета СССР, после чего и началась реформа в прямом смысле слова. Она включила в себя ряд крупных мероприятий, действительно позволивших повысить боеготовность Советских Вооруженных Сил и подвести их к тому новому рубежу, который определился в связи с переходом СССР к индустриализации» [14, с. 53].

«…Β 1927 году под руководством начальника штаба РККА М.Н. Тухачевского специалисты по военному планированию приступили к разработке пятилетнего плана развития вооруженных сил до 1932 года…» [52, с. 100].

Итак, в 1924 году началась военная реформа, продолжавшаяся год. Какие цели она преследовала?

«В результате военной реформы 1924–1925 годов был сокращен и обновлен центральный аппарат, введены новые штаты частей и соединений, улучшен социальный состав командных кадров, разработаны и внедрены новые уставы, наставления и руководства» [10].

На первый взгляд, складывается впечатление, что реформа продолжила курс на сокращение, разоружение, переход на оборонительную стратегию и т. д. и т. п. Однако это только напервый взгляд. На самом деле именно «реформа 1924–1925» остановила сокращение вооруженных сил. Увеличения на первых порах не произошло (оно начнется с 1927 года), зато произошло укрепление кадрового состава армии, укрепление командного состава, заложена новая система штабных структур и управления и пр.

«В результате военной реформы Красная Армия получила твердую штатную численность (562 тыс. человек). В ее составе на кадровом положении находились 26 стрелковых дивизий, почти вся кавалерия, технические части и ВМФ. Территориальные войска (милиция. — С.З.) состояли из 36 стрелковых, 1 кавалерийской дивизий, полка бронепоездов и 3 национальных полков, подразделений и частей войсковой артиллерии. Смешанная система просуществовала до середины 1930-х гг., когда в связи с возрастанием угрозы фашистской агрессии (естественно, только вот общих границ с этой «агрессией» в середине 30-х у СССР не было. — С.З.) и укреплением экономической мощи СССР был совершен переход к единому кадровому устройству Красной Армии» [10].

Одним словом, был создан крепкий скелет, а нарастить его мясом и мышцами планировалось, используя всеобщий призыв в рамках все той же территориально-милиционной системы.

«Военная реформа завершилась принятием 18 сентября 1925 Законом об обязательной военной службе трудящихся в возрасте от 19 до 40 лет (народ так и не понял, что его уже «подвязали» к будущей войне. — С. 3.)» [10].

Многие могут справедливо возразить: «Ну и что из того? Где конкретные доказательства подготовки СССР к наступательной войне в этот период?»

Самое смешное, что доказывать ничего не надо — большевики в то время ничего и не скрывали, нужно только иметь желание видеть истину.

Маневры 1925 года

Прежде чем перейти к рассмотрению важнейших событий 1925 года, необходимо небольшое отступление.

В дальнейшем мы неоднократно столкнемся с избитым утверждением, что любые меры военного характера в стране объяснялись «сложной и напряженной международной обстановкой», грозящей якобы СССР военными осложнениями. Чтобы понять, что в большинстве случаев это объяснение притянуто за уши, не надо быть семи пядей во лбу, достаточно просто посмотреть, что в тот или иной временной промежуток происходило в мире.

Рассматриваемый период — середина 1920-х годов был одним из «тишайших» в истории человечества. Мир зализывал раны и преодолевал последствия первой мировой бойни, воевать никому не хотелось. Если не считать проявлений религиозной и межэтнической розни (также довольно немногочисленных в то время), вроде выступлений «Шин фейна» в Ирландии, единственным местом, где у границ СССР действительно «полыхало», был Китай. В указанный период там происходила революция, а в 1926 году начался знаменитый Северный поход Гоминьдана. Но странное дело — как раз «восточный рубеж» СССР в ту пору не больно-то и беспокоил военное и политическое руководство страны.

Вообще складывается впечатление, что с момента окончания Гражданской войны и до середины 1930-х годов вся безопасность дальневосточного региона была отдана на откуп руководству Особого Краснознаменного Дальневосточного округа (ОКДВО). Единственной существенной мерой военного характера на этом направлении явилось то, что в стан Чан Кайши стаей потянулась целая группа советских военных советников во главе с командармом Блюхером. Китайская революция не только не беспокоила советское руководство, а напротив, очень даже устраивала.

Зато в европейской части СССР военная подготовка шла полным ходом (достаточно познакомиться с мемуарами советских военачальников), хотя, вопреки россказням горе-историков «от русской сохи», никто из крупных капиталистических государств нападать на Советскую республику не собирался.

Свое нежелание вмешиваться в «русские дела» страны Антанты, уставшие от четырехлетнего кровопускания на полях Первой мировой, продемонстрировали еще в ходе гражданской войны, когда организованная с таким трудом сэром У. Черчиллем «интервенция», при первых же признаках общественного недовольства у себя дома, начала расползаться по швам. Сэр Уинни был, пожалуй, единственным, кто видел назревавшую угрозу на Востоке, но в тот момент над ним откровенно потешалась вся Европа. Ну не хотел цивилизованный мир больше воевать, и все тут!

Надо полагать, что, руководствуясь исключительно «агрессивными» намерениями, практически все крупнейшие государства мира, аккурат в середине 1920-х, возобновили с «красной» Россией дипломатические отношения.

Можно, конечно, предположить, что, дескать, советские политические и военные деятели не знали о мирных намерениях «проклятых буржуев» и готовились к вражьему вторжению, которое в действительности не планировалось. Но дальше мы увидим, что и политическое, и военное руководство Советской республики имели очень даже распрекрасное представление о политической ситуации на Западе.

Поэтому вся пресловутая «западная угроза» — не более чем повод скрыть собственную подготовку к агрессии. Параноидальные версии о том, что на СССР планировали напасть страны — «лимитрофы» (то есть бывшие царские колонии: Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша) — пусть останутся на совести тех, кто с этих баек кормится (хорошо было бы, если бы эти горе-писаки смогли более-менее правдоподобно объяснить, зачем этим самым лимитрофам все это надо было?). Чтобы покончить с рассуждениями на эту тему, приведу отрывок из книги П. Аптекаря «Советско-финские войны»:

«Любопытно, как, в противном случае, можно представить нападение Финляндии с ее чуть более трехмиллионным населением и регулярной армией, состоявшей в 1938 году из трех пехотных дивизий, кавалерийской бригады и четырех егерских батальонов, на Советский Союз с мошной армией, колоссальной военной машиной и 180-миллионным населением? Прямо-таки финский Давид, поражающий русского Голиафа, или Македония во главе с Маннергеймом-Македонским, идущая завоевывать огромные просторы империи Дария-Сталина».

А сейчас вернемся к событиям 1925 года.

Еще в 1921 году выходит фундаментальный труд М.В. Фрунзе «Единая военная доктрина и Красная Армия»:

«Основная идея и смысл пролетарской диктатуры сводятся к задаче уничтожения капиталистических производственных отношений… Диктатура пролетариата означает самую беззаветную, самую беспощадную войну класса трудящихся против класса властителей старого мира, буржуазии… Между нашим пролетарским государством и всем остальным буржуазным миром может быть только одно состояние — долгой, упорной, отчаянной войны не на живот, а насмерть… Внешняя форма этих взаимоотношений может видоизменяться; состояние открытой войны может уступить свое место какой-либо форме договорных отношений. Но основной характер взаимоотношений эти договорные формы изменить не в состоянии».

Итак, «между… пролетарским государством и всем буржуазным миром» может быть только одно состояние — «…отчаянной войны не на живот, а на смерть…», «враги — весь мир». А если этот самый «буржуазный мир» вовсе не желает воевать с пролетарским государством? А это неважно, зато пролетарское государство очень хочет воевать с буржуазным миром. Никогда лимитрофы не рассматривались советским командованием в качестве вероятного агрессора — слишком много чести, они рассматривались в качестве государств, по которым будет нанесен первый удар. Основным (а вовсе не вероятным) противником вплоть до 1940 года для СССР являлись Франция и Великобритания. Что же до использования территории лимитрофов в качестве плацдарма для агрессии против СССР, то это не что иное, как заранее подготавливаемый повод для вторжения на территории этих государств. СССР (да и Российская империя) редко начинали войну без того, чтобы не выдумать какой-нибудь благовидный предлог для ее начала и с подобным приемом мы еще не раз столкнемся. Прибалтийские государства, Польша (а также Румыния и Чехословакия, которые лимитрофами не являлись) действительно подписали союзнические договоры с Францией и Великобританией, но эти договоры предусматривали военное участие со стороны последних лишь в случае агрессии против лимитрофов. Таким образом, без «помощи» самого СССР никакое вооруженное столкновение между Красной Армией и вооруженными силами лимитрофов или их союзников было попросту невозможно.

Дальше — больше. На январском пленуме ЦК ВКП(б), посвященном итогам военной реформы, новоиспеченный наркомвоенмор Фрунзе заявляет следующее:

«Многие из наших товарищей, и, я думаю особенно те, которые побывали на фронтах гражданской войны, вероятно, живут настроениями, созданными эпохой нашей гражданской войны. Я утверждаю, что эти настроения очень опасны, так как война, которая будет в дальнейшем (заметьте — без всяких «может быть». — С.З.) будет не похожа на гражданскую войну. Конечно, она будет носить характер классовой гражданской войны, в том смысле, что будем на стороне противника иметь белогвардейцев. И наоборот — будем иметь союзников в лагере наших врагов. Но по технике, по методам ведения ее это не будет война, похожая на нашу гражданскую войну. Мы будем иметь дело с великолепной армией, вооруженной всеми новейшими техническими усовершенствованиями, и если мы в нашей армии не будем иметь этих усовершенствований, то перспективы могут оказаться для нас весьма и весьма неблагоприятными. Это следует учесть, когда мы будем решать вопрос об общей подготовке страны к обороне».

Кому-то что-то еще не ясно? Шутки в сторону. Это было сказано министром обороны страны и, как вы понимаете, не за дружеским застольем. Красную Армию целенаправленно готовят не к какой-то гипотетической, а к вполне конкретной войне, причем с конкретным противником. Заметили — Фрунзе намекает на определенную армию, которая будет противостоять РККА. Что за армия имелась в виду? Ответ очевиден — французская, возможно, объединенная франко-британская, но это несущественно.

Одни британцы, без французов, рассматриваться не могут, так как у Великобритании в мирное время армии попросту нет, вооруженные силы Соединенного королевства мобилизуются только при возникновении серьезного военного кризиса. Армии лимитрофов, Турции, Китая и других соседей СССР не являлись «великолепными и вооруженными всеми новейшими техническими усовершенствованиями», так что Фрунзе явно имел в виду не их. Что же до Германии, то после подписания Версальского мирного договора от ее некогда грозных вооруженных сил остались лишь одни воспоминания. То, чем располагала Веймарская республика — 100-тысячная армия, практически лишенная тяжелого вооружения и фактически боеспособного флота, могло вызвать у командования РККА лишь слезы умиления. Ктомуже Германия вплоть до 1940 года не рассматривалась Советским Союзом в качестве вероятного противника. Напротив, немцам в планах советского руководства отводилась роль союзника и стратегического партнера.

Так что речь в выступлении наркомвоенмора Фрунзе могла идти только о французах.

В начале 1920-х годов по заданию Коминтерна член ЦК компартии Франции Жан Креме организовал шпионскую сеть по разработанному в Москве плану (со стороны советских спецслужб работу сети контролировал резидент во Франции Иван Масленников). Сеть Креме действовала в военных портах Франции, в ее авиаисследовательских, пороховых, танковых и авиастроительных заводах, военно-морских верфях. К плану операции прилагались вопросники, по которым Москва хотела получить ответы на интересующие ее вопросы. Вот, к примеру, что интересовало большевиков в области французского танкостроения, а также в отношении бронетанковых войск «вероятно-определенного» противника.

«1. Материалы, использующиеся в конструкции вооружения, и тактические данные о новых танках, как находящихся в разработке, так и строящихся. В частности, новые тяжелые танки Ц 2 (имелись в виду тяжелые танки фирмы FCM 2С. — С.З.), легкие Ц (неясно, какая машина скрывается под этой аббревиатурой. — С.З.) и средние танки Виккерса. Конструкция танков, использовавшихся во время войны (Первой мировой. — С.З.), нам известна.

а) Нас интересуют следующие данные: 1) проходимость и вес; 2) двигатель; 3) его система и мощность; 4) вооружение; 5) броня; 6) толщина лобовой и боковой брони (пункты 5 и 6 не объединены потому, что в пункте 5 красных интересует состав брони, а не ее толщина — С.З.); 7) скорость и способность преодолевать препятствия на подъеме; 8) запас горючего (запас хода).

2. Выяснить, все ли 22 полка легких танков полностью укомплектованы танками (300 единиц), есть ли недостатки и в чем они заключаются? Установить, взяты ли на вооружение средние танки, и какие танки на вооружении батальонов тяжелых танков?

3. Получить разведданные, касающиеся танков и боевых уставов танковых частей.

4. Имеются ли специальные транспортные средства по обеспечению топливом и боеприпасами, и какими данными вы располагаете на эту тему?

Какие транспортные средства применяются в артиллерийских войсках?

Выяснить в первую очередь:

1. Какие артиллерийские соединения обеспечены механическими транспортными средствами?

2. Установить технико-тактические данные тягачей, применяемых в артиллерии: а) тип гусениц; б) тип и мощность двигателя; в) заводы, на которых производят тягачи; г) скорость тягача по дорогам и бездорожью.

Дать определение в особенности конструкции и результатов испытания тягача Шнейдера с лентой Кегресса (созданного на базе танка СА-1 времен Первой мировой войны. — С.З.) и трактора Сен-Шамона (созданного на базе одноименного среднего танка образца 1917 года. — С.З.) на гусеничном ходу.

Выяснить в дальнейшем:

1. Какие заводы производят танки и бронемашины?

2. Другие дополнительные данные о танках и приборах наблюдения, средствах связи, способах управления, средствах химической защиты и т. д.

3. Существуют ли средства, помогающие танкам преодолевать препятствия, укрываться дымовой завесой, снимать шумы и т. д.?

4. Как осуществляется пополнение танковых частей обученным персоналом и как ведется подготовка этого персонала? Личный состав бронетанковых частей» [21, с. 138–139].

Читатель может быть уверен, что и относительно других родов войск Французской республики вопросники были не менее подробными. А сейчас задумайтесь — зачем Москве знать все это о государстве, расположенном черт-те где и не собирающемся нападать на СССР? Просто так? Для общего развития?

После разгрома французской контрразведкой сети Креме в феврале 1927 года, ОГПУ воссоздало ее в лице организации Поля Мю-рая, в свою очередь разгромленной в июле 1932 года. В тот период в Китае, например, Коминтерн также не дремал.

«В первой половине двадцатых годов как наиболее вероятные противники руководством страны рассматривались государства, возникшие после мировой войны у западных границ СССР и проводившие политический курс, враждебный Советской России (?! — С.З.). В отдельности любое из этих государств, пожалуй, кроме Польши, не представляло серьезной угрозы. А вместе, даже с учетом того, что после реформы 1924–1925 гг. общая численность их вооруженных сил стала примерно равной численности кадровой армии СССР, опасность их соседства оценивалась исходя из их союзнических отношений с Англией и Францией. Тогда многие полагали, что первая способна сколотить и возглавить широкую антисоветскую коалицию, используя «лимитрофы» в качестве плацдарма для агрессии против Страны Советов» [43, с. 21].

Хочу обратить внимание на появление в 1924 году такого советского «ноу-хау» как стратегическая конница. Этот отдельный род войск просуществовал в РККА вплоть до начала Великой Отечественной. Для чего он был создан — понятно даже дилетанту. Никаких серьезных оборонительных действий конница вести не могла, это было средство развития прорыва. Стратегическая конница, таким образом, предназначалась для развития стратегического прорыва. Следовательно, первые практические шаги по реализации идеи стратегического наступления в глубину обороны противника были предприняты еще за 10 лет до того, как была сформулирована теория «глубокой операции» и за 9 лет до того, как канцлером Германии стал Адольф Гитлер.

Вернемся в 1925 год. Осенью на Балтике и Черном море, а также во многих военных округах, впервые после Гражданской войны, были проведены крупные учения. Эти маневры являлись очень важной вехой в развитии советских вооруженных сил, они явились масштабной проверкой всей структуры РККА и РККФ, заложенной в 1924–1925 годах, и определили программу дальнейшего военного строительства. По политической значимости они не уступают знаменитым маневрам Киевского Особого военного округа в 1935 году.

Но почему же о них постарались «забыть» историки? Ну, во-первых, потому, что эти маневры выявили практически полную небоеспособность и слабость, в частности, Рабоче-Крестьянского Красного флота. А поскольку, как уже отмечалось выше, маневры явились завершающим этапом проверки всей РККА в целом, попутно выявилась ее техническая отсталость, слабость экономической базы и, как следствие, несоответствие предполагаемым задачам. А во-вторых, маневры 1925 года не были обычной запланированной отработкой гипотетических задач, как это преподносилось до сих пор (историки толи сознательно демонстрируют удивительную слепоту, то ли действительно слепы). В ту осень на Балтике и Черном море происходило нечто: репетировалась война и война наступательная. Причем отрабатывалось самое что ни на есть бандитское нападение на прибалтийские государства, другие страны — лимитрофы, а также Румынию и Турцию.

«Комэску припомнился недавний случай, когда бесстрашный и искусный пилот выручил всю его Краснознаменную эскадрилью во время маневров Балтийского флота (1925 года. — С.З.)… Была осенняя пора. Дрянная, дождливая погода. 1-я Краснознаменная эскадрилья работала на стороне «красных».

На третий день условной войны разведка обнаружила «противника»… Командир получил вновь категорическое требование: установить связь с линкором «Марат» (бывшим «Петропавловском». — С.З.) и предупредить его о появлении противника (сбросив на палубу корабля вымпел. — С.З.)» (Байдуков Г.Ф. Чкалов: Биограф. повесть. Мн., 1984. с. 37).

С кем же «воевали» товарищи «воздушники» и краснофлотцы?

«Справка: Разногласия штаба РККА и штаба РККФ.

Балтийское море.

Штаб РККА: До прибытия флота Антанты — борьба с флотами лимитрофов и вспомогательный десант на побережье Эстонии с целью непосредственного оперативного содействия сухопутным силам. В случае появления английского флота — оборона подступов к Ленинграду, опираясь на Кронштадт. Необходимо иметь на флоте 2 линкора, 2 крейсера, 14 миноносцев (эсминцев. — С.З.), 14 подводных лодок, 2 канлодки и 34 сторожевых катера.

Штаб РККФ ставит задачей не только успешное сопротивление морским силам Антанты, но при известных условиях владение Финским заливом в полной мере. Состав линкоров довести до полной бригады — 4…» (ЦГСА, Ф. 4. On. 2, ЛЛ. 60–61).

Война по замыслу «красных» развивается следующим образом: сухопутные войска СССР вторгаются на территорию Прибалтики и Румынии и быстро продвигаются вглубь. Для непосредственного оперативного содействия войскам Балтийский и Черноморский флоты высаживают на побережье Эстонии и Румынии (либо Турции) вспомогательные десанты (нет нужды объяснять, что если бы Красная Армия находилась на своей территории в обороне, никакие вспомогательные десанты на вражеский берег не потребовались бы).

«Красные» осуществляют агрессию вполне осознанно, им прекрасно известно, что за подвергшиеся нападению государства почти наверняка вступятся страны Антанты (согласно союзническим Договорам), а это приведет к появлению в Финском заливе (как это было в 1919 году) и на Черном море (как это было в Крымскую кампанию) британского флота. В этом случае, в частности, балтийцы, не мудрствуя, лукаво уходят в глухую оборону и, закрывшись минными полями и артиллерийскими позициями, перебираются в район «Маркизовой лужи». Так российский флот поступал при столкновении с сильным флотом противника более 100 лет, поэтому ничего нового штаб РККФ не изобрел.

«Но с чего вы взяли, — спросит читатель, — что «красные» отрабатывают наступление по всей территории Прибалтики, может быть, СССР «воюет» на учениях только с Эстонией?» Однако штаб РККА черным по белому указывает — «борьба с флотами лимитрофов, а не с «флотом лимитрофа. Возможно, что помимо Прибалтики Советы отрабатывали наступление и на Финляндию, уже тогда, в 1925 году — финны ведь тоже «лимитрофы» и у них тоже есть флот.

«Так может быть, — снова возразит читатель, — отрабатывается вариант, при котором территория лимитрофов была использована Антантой для нападения на СССР, и продвижение Красной Армии вглубь Эстонии, равно как и вспомогательный десант на ее побережье — результат успешного контрнаступления советских войск?»

Но и по этому поводу все тот же штаб РККА указывает совершенно конкретно — и продвижение сухопутных войск по Эстонии, и вспомогательный десант, а также «борьба с флотами лимитрофов» осуществляется до прибытия флота Антанты. Если бы эта самая Антанта осуществляла с территории Прибалтики наступление на территорию СССР, ее флот уже находился бы в водах данного театра боевых действий, а не ожидался бы.

Все это штаб РККА прекрасно осознает, чего не скажешь о штабе РККФ. Моряки не понимают, что готовится конкретная война, а не гипотетический конфликт будущего.

Теперь обратим взор на Черное море. Там такая же картина.

«…Черное море.

Штаб РККА: а) борьба с флотами Румынии и Турции и вспомогательный десант на Румынский или Турецкий берег, б) в случае появления флота Антанты оборона побережья Черного моря, опираясь на Севастополь и группы береговых батарей. Состав Черного (так записано в тексте. — С.З.)… флота: линейных кораблей 1–2, крейсеров — 2, миноносцев (эсминцев. — С.З.) — 4. Заново построить 6 подводных лодок, 24 (исправлено на 60) глиссеров, до 15 сторожевых катеров и, если обстоятельства позволят, 2 монитора.

Штаб РККФ: Судостроение 1-й очереди: 2 монитора, 6 подводных лодок, 27 сторожевых катеров, 60 торпедных катеров. Восстановление и достройка: 2 линкора, 4 крейсера, 1 авианосец, 7 эскадренных миноносцев» (ЦГСА, Ф. 4. On. 2, ЛЛ. 60–61).

Ни Румыния, ни Турция «лимитрофами» не являются. Турция не является даже членом Антанты, наоборот, с 1921 по 1923 год ее войска сражаются с этим блоком в лице Греции. Румыния является членом Антанты, но это «малая Антанта». Ее состав (Румыния, Чехословакия и Югославия) напугать СССР не в состоянии, они и объединились перед угрозой большевистского вторжения. За что же румын и турок собираются атаковать Советы (причем и тех, и других, заметьте — «борьба с флотами Румынии и (а не или) Турции)»?

Ответ лежит на поверхности — достаточно знать приоритеты российской имперской политики, продолжателем которой стал товарищ Джугашвили. Сталину, так же как и российским монархам, до зарезу нужны черноморские проливы — Босфор и Дарданеллы. Поэтому война с Турцией — вопрос решенный, дело лишь во времени. Но для того чтобы занять проливы, необходимо вторгнуться в европейскую часть Турции, так называемую Румелию, а для этого, в свою очередь, необходимо пересечь территорию Румынии и Болгарии — это аксиома.

Через Румынию и только через нее лежал путь к вожделенным берегам Мраморного моря. Через Румынию шли армии Румянцева и Суворова, через Румынию шли части Дибича, Скобелева и Гурко. Через Румынию же наметил путь для РККА и Коба. Миновать эту страну в походе на Стамбул невозможно! Поэтому В. Суворов ошибается, когда утверждает, что Сталин планировал сильный удар по Румынии в 1941 году только потому, что это был нефтяной придаток Германии. Нефть — нефтью, но в действительности сырьевой вопрос имел второстепенное значение.

— Хорошо, — возразят оппоненты, — но как в таком случае следует понимать эту часть предложения: «…вспомогательный десант на румынский или турецкий берег»? Что означает этот союз «или»? Не это ли свидетельство гипотетического характера маневров?

Все объясняется очень просто — вспомогательный десант для содействия наступающим на Босфор войскам можно высадить в одном регионе, но в разных странах, как в Румынии (например, в Добрудже), так и непосредственно на турецкое побережье (например, в районе Кыркларели), как планировал подобную операцию в 1916–1917 годах покойный адмирал Колчак, в бытность командующим Черноморским флотом. Куда конкретно будет высажен десант, командование РККА еще не знает, конкретное решение еще не принято, отсюда это самое «или» в документе.

Высадить десант, к слову, можно было бы и на болгарском побережье, в районе Варны, но Советы такую возможность в 1925-м почему-то пока не рассматривают (они вернутся к вопросу оккупации Болгарии позже, в конце 1930-х). Очевидно, как и в случае с Германией, Болгария воспринимается в качестве союзника (трения болгар с румынами, турками и Антантой в целом общеизвестны).

«Заключение (по справке разногласий штабов РККА и РККФ. — С.З.):

У штаба РККФ отсутствует достаточно точный взгляд на задачи морского флота в будущей войне: «успешное сопротивление», спорное владение морем (в условиях господства флота Антанты. — С.З.), «частичное владение Финским заливом», «малая война» — все это очень неясно. Необходимо признать более правильным взгляд штаба РККА, который рассматривает роль морского флота в общей системе Вооруженных сил Союза как вспомогательную и ставит их по значению на третье место после сухопутных войск и воздушного флота.

Вывод:

1. Одобрить тезисы штаба РККА о роли морского флота в системе Вооруженных сил.

2. Предложить штабу РККА разработать детальный трехлетний план развития морского флота, увязав его с планом усиления береговой инженерной обороны и с предполагаемыми финансовыми ресурсами.

Начальник штаба РККА Тухачевский» (ЦГСА, Ф. 4. On. 2, ЛЛ. 60–61).

Мнение автора статьи «Какой РСФСР нужен флот. 1923–1925 гг.» Михаила Монакова:

«Логика будущего маршала выглядит безупречно. И не сразу заметно, что произошла подмена понятий. Штаб РККА рассуждает о задачах флота, привязывая их только к планам операций Красной Армии, разрабатываемым на основании сценария конкретной войны (отрабатывалась конкретная война, а не гипотетическая. — С.З.). Моряки же… пытаются создать цельную, и главное, универсальную теорию оперативно-стратегического применения флота во всех войнах, которые придется вести стране в обозримом будущем. Если бы спор шел только о направленности боевой и оперативной подготовки или разработке планов операций морских сил на татрах, точка зрения штаба РККА выглядела совершенно верной». В данной ситуации точка зрения штаба РККА не выглядит, а является совершенно верной, так как страна готовится к конкретной войне и общие теории руководства РККФ здесь явно не к месту — в этом истинная причина разногласий штабов. Выше я уже отмечал, что «универсальные теории» применения флота «во всех будущих войнах» советское политическое и военное руководство не интересовали, отсюда и нахлобучка штабу РККФ от Тухачевского. «Непонятливость» моряков будет стоить им в будущем дорого — во второй половине 1930-х всех «теоретиков» отправят кого на Колыму, а кого и к стенке. Вместо них придут молодые да ранние «практики», не обремененные излишними теоретическими познаниями, зато всегда готовые выполнить любой приказ партии, правительства и в особенности дорогого и горячо любимого «балабоса».

Каковы же были результаты «войны»? «Для разбора маневров в РВС СССР подготовили свои доклады В. Зоф, ставший в декабре 1924 г. начальником Морских сил, и начальник оперативного управления штаба РККФ А. Тошаков.

Выводы обоих были довольно пессимистичны: в отношении морских сил Балтийского моря — качественная слабость корабельного состава, нерешительность действий командования, плохая подготовка матросов и командиров, полная неспособность к борьбе с подводными лодками, устарелое техническое оборудование, слабость нашего подводного флота и морской авиации.

…Выводы по морским силам Черного моря были еще категоричнее: флот для выполнения активных операций нуждается в усилении его состава линейными единицами и легкими силами; материальная часть существующего боевого ядра требует значительного улучшения; Севастопольская крепость требуется вооружить 12-дюймовой артиллерией; морская авиация — небоеспособна.

…Одним словом, руководство Морских сил было согласно с тем, что флот самостоятельного значения не имеет, готово было удовольствоваться финансированием его развития по осуждаемому ныне остаточному принципу и хотело иметь лишь «минимум» до тех пор, пока у страны не появится то ли явная нужда в ускоренном развитии флота (такая нужда внезапно появится в середине 1930-х. — С.З.), то ли средства для развертывания его «в ответ на усиление гонки военно-морских вооружений в мире».

Таким образом, флот в предстоящей войне отодвигался на «третий план». Фактической задачей его отныне становилась в первую очередь оборона собственного побережья и действия на коммуникациях противника подводными силами и минными постановками («метод Жерве»), Осуществлять серьезные наступательные операции РККФ в текущем своем состоянии не мог. Крупных кораблей строить пока не собирались, вместо этого было решено развивать легкие силы: принятая Советом Труда и Обороны в ноябре 1926 года шестилетняя программа военного судостроения на 1926–1932 годы, наряду с подводными лодками и торпедными катерами предусматривала строительство 18 сторожевых кораблей, из которых 8 подлежали постройке в первую очередь: 6 единиц для Балтики и 2 для Черного моря. Забегая вперед, отметим, что к 1941 году РККФ превратится в грандиозный по количеству (но не по мощи) флот береговой обороны.

Сам «поход в Европу» откладывался на неопределенный срок. Сталину было понятно — для осуществления подобной грандиозной задачи потребуется грандиозная армия, вооруженная большим количеством первоклассной техники, а этим требованиям РККА пока, увы, не отвечала и близко. Нужна была передовая теория ведения будущей войны и конкретный оперативно-стратегический план операции. Нужен командный состав — техники войны, которые будут умело претворять сталинские указания в жизнь на поле боя, будут знать свое место и при этом не будут «умничать» (Михаил Тухачевский со товарищи на эту роль не годился — все они были изначально обречены). И самое главное — необходимо создать в стране загодя такую экономическую структуру, которая поможет державе «вытянуть» груз новой затяжной мировой войны и обеспечит вооруженные силы всем необходимым, пусть даже в ущерб гражданскому населению.

Военный лагерь

«На III Всесоюзном съезде Советов специально обсуждался вопрос о создании прочной экономической базы обороны СССР и обеспечении Красной Армии новой военной техникой.

… Однако в целом техническая оснащенность Красной Армии двадцатых годов была, конечно, на низком уровне. Сказывалось трудное экономическое положение страны, недостаточное развитие военной промышленности.

…А в это время крупные империалистические государства усиленно наращивали свои вооруженные силы. В случае войны Англия, например, могла бы выпускать 2500 танков в месяц, Франция — 1500, десятки тысяч самолетов насчитывалось в их военно-воздушных силах, быстро осуществлялась моторизация войск…

Итак, было ясно: только создание в стране развитой промышленности могло дать Красной Армии и Флоту современное вооружение. Только индустриализация могла обеспечить обороноспособность Советского Союза. Техника должна была решить все. И наши военные руководители того времени не обманывались на этот счет, они верно представляли себе характер и специфику будущей войны» [27, с. 111, 113].

Обращает на себя внимание, какие страны приводит в пример Георгий Константинович Жуков в качестве вероятных супостатов, заметьте — не Германию, не Японию, не США, а как раз те государства, речь о которых я уже вел выше. Однако это не столь важно. Гораздо важнее другое — соответствуют ли действительности цифры военной мощи «потенциальных противников», используемые маршалом, ведь «могла бы выпускать» еще не значит, что выпускала. Обратимся к прямым свидетельствам.

«В 1936 году, летом меня в числе других советских инженеров командировали во Францию для закупки у фирмы «Рено» спортивных самолетов «Кодрон» (предлог, в действительности — для того, чтобы разведать, как обстоят дела у французов в области авиации. — С.З.)

…Мы посетили заводы наиболее известных французских конструкторов (это они так «закупали» спортивные самолеты у «Рено»! — С.З.) — Блерио, Рено, Потеза и Мессье.

…Во Франции предвоенных лет не было четкой авиационной военно-технической политики… велась кампания за производство 5 тысяч самолетов (всего. — С.З.). Она широко обсуждалась в печати на радость Герингу (а на радость Сталину французы показывали Яковлеву и другим советским конструкторам свои авиазаводы. — С.З.), так как в 1938–1939 годы — уже перед самой войной — самолеты выпускались лишь десятками. Вот как, раскрывая карты (и государственную тайну), освещал положение французской авиации не кто иной, как министр авиации Франции того времени — Ги ла Шамбер в одном из номеров журнала «Эр»:

«Месячное производство военных самолетов, при плане в 100 машин, достигало: в январе — августе 1938 года — по 44, в сентябре — ноябре — по 55, в декабре —74» [81, с. 123–127].

Как видим, информация Жукова, в частности, по авиации Франции не соответствовала действительности. Даже в предвоенные 1930-е годы французы еще только «вели борьбу за 5000 самолетов», что уж говорить про 1920-е, особенно учитывая жуткий экономический кризис в Европе и США.

К слову, французам так и не удалось достичь заданной отметки. К началу войны с Германией, даже с учетом самолетов RAF, действовавших во Франции, «трехцветным» удалось наскрести не более 3200 машин. Великобритания также не имела в 1920-е годы «десятков тысяч» боевых самолетов, авиапарк RAF насчитывал не более 2–3 тысяч машин. А что же с танками?

«По окончании Первой мировой войны французская армия имела самый многочисленный танковый парк в мире. Однако затем танкостроение в этой стране вступило в стадию «летаргического сна» — за 17 послевоенных лет было выпущено всего около 230 (/ —С.З.) новых танков.

Столь легкомысленное пренебрежение танками вполне объяснимо. Французские генералы мыслили исключительно понятиями времен Первой мировой войны, тем более, что они с гордостью носили звание победителей. Любое предложение оснастить армию новейшей техникой отвергалось. Даже простая моторизация войск объявлялась вредной. Танки же считались пригодными только для поддержки пехоты и были распылены по частям.

«К началу 1930-х годов английское танкостроение сохраняло передовые позиции: после Первой мировой войны и особенно на протяжении 1928–1930 годов из заводских цехов выходили образцы боевых машин разных типов. Среди них были танкетки, легкие, средние танки и тяжелый танк. Они широко экспортировались за границу и во многих странах послужили образцами для подражания при развертывании национального танкостроения.

…Однако в Великобритании не сумели правильно определить генеральную линию развития танкостроения, и в итоге к началу Второй мировой войны английская армия не имела ни одного танка, отвечающего современным требованиям.

…Всего за рассматриваемый период в Великобритании разработали более 50 образцов танков и танкеток (не считая модификаций), но серийно выпускали лишь 10. К началу Второй мировой войны британская армия получила 792 легких танка, в основном МКIV, и только 130 крейсерских и пехотных А9, А10 и А11» [52].

Что же до ВМС крупных держав, то, как известно, Вашингтонская конференция 1922 года наложила ограничения (надо полагать, от избытка агрессивности по отношению к СССР) на гонку морских вооружений. Таким образом, практически все сказанное маршалом о «потенциальной западной угрозе» — ложь.

Некоторые могут возразить — в конце 1920-х Жуков был еще «рядовым» комбригом, всей тогдашней информацией о «заморских варягах» не располагал, отсюда и неточности. В таком случае, если не располагал данными, зачем тогда писал? Значит, в этом абзаце был смысл. Какой? Не стоит забывать: Жуков в начале 1941 года участвовал в разработке знаменитого и никому неизвестного плана «Гроза» — плана нападения на Германию (или точнее, нападения на Германию и ее союзников, Турцию (транзитом через Румынию и Болгарию), Великобританию (в Иране, Афганистане и Индии), Финляндию и Японию). Кто-кто, а Жуков с его военными способностями не мог не понять, в чем он участвует и куда катится СССР. А осознав это в 1940-м, он мог догадаться, что и все, что было ранее, с конца 1920-х — не что иное, как глобальная подготовка к агрессии. А кому охота признаваться в том, что фактически являлся агрессором и поджигателем войны? Почти наверняка Георгий Константинович это понял и его «информация» об англо-французской угрозе — всего лишь попытка оправдать военные приготовления Советов мифической опасностью мирному существованию СССР.

Кстати, в 1929 году СССР воевал с Китаем из-за КВЖД, но этот реальный, а не выдуманный конфликт почему-то не вызвал никаких особенно активных «телодвижений» со стороны советского политического руководства. Блюхер легко управился с Чжан Сюэ-Ляном, мир на КВЖД был восстановлен и двухмесячному советско-китайскому конфликту суждено было стать самой «незнаменитой войной» в истории СССР. Иногда даже складывается впечатление, что этого столкновения на Дальнем Востоке и вовсе не существовало. Во всяком случае, в Большой советской энциклопедии отмечено, что конфликт с японцами у озера Хасан летом 1938 года был первым (?), в котором участвовала Красная Армия с момента окончания Гражданской войны.

В 1929 году в стране началась первая пятилетка. Сталин, якобы претворяя в жизнь ленинские экономические принципы и программы, организовывает грандиозное индустриальное строительство. Почему только через 5 лет после смерти вождя?

Прежде всего, сам план пятилеток разрабатывался еще в 1927 году. Только к 1929 году Коба наконец одолел всех основных политических оппонентов на пути к абсолютной власти. Необходимо было учесть итоги военной реформы 1924–1925 годов и проверки РККА, ибо весь так называемый «пятилетний план развития экономики и народного хозяйства» был одним большим обманом и сплошным надувательством. На самом деле это был первый пятилетний план подготовки страны к «Большой войне» с цивилизованным миром.

«Первый пятилетний план (1929–1932) был разработан на основе Директив Пятнадцатого съезда ВКП(б) (1927), утвержден V Всесоюзным съездом Советов (1929)… Главная задача 1-й пятилетки состояла в построении фундаментальной социалистической экономики, дальнейшем вытеснении капиталистических элементов города и деревни, в укреплении обороноспособности страны. План предусматривал задания и мероприятия, направленные на превращение СССР из аграрной в развитую индустриальную державу, на коллективизацию значительного числа крестьянских хозяйств» [10].

Это если верить коммунистической пропаганде. На самом деле «укрепление обороноспособности» было главным, а все остальное — обеспечение, в том числе и коллективизация деревни. И первая, и вторая, и третья пятилетки были в действительности планами давно задуманной войны. Об этом, не называя, впрочем, вещи своими именами, свидетельствует и Жуков. Обратимся вновь к его книге. Сперва маршал, как обычно, пугает читателя «сложным международным положением», которое в действительности сложным не являлось. Это, кстати, не шутка — постоянное вдалбливание в голову населению мысли о том, что вот-вот страна подвергнется нападению, при низком уровне кругозора среднестатистического гражданина СССР. Эта акция также была давно и хорошо продумана.

«В конце двадцатых — начале тридцатых годов международная обстановка обостряется. Яснее обозначается группа империалистических государств — прежде всего Германия, Япония, Италия (в конце двадцатых?! — С.З.), — правительства которых, выполняя волю монополистических кругов, все активнее готовятся к выходу из экономического кризиса с помощью нового передела мира. В 1931 году японские войска без объявления войны вторгаются в Китай и оккупируют Маньчжурию. Конечно, в планы тогдашнего японского правительства входило создание плацдарма для нападения на Советский Союз» [27, с. 117].

Но, как видим, даже при подобном раскладе никакой временной, а следовательно, и логической связи между политическими событиями нет. Ситуация якобы стала обостряться в 1931 году (причем опять-таки на Дальнем Востоке, а воевать-то готовились с Францией и Великобританией), решение же о проведении первой пятилетки приняли еще в 1927 году, осуществили в 1929, то есть за 2—4 года до «обострения». А Гитлер стал канцлером Германии еще через 4 года. Воистину, прозорливость партии и лично товарища Сталина не имела пределов! У Георгия Константиновича мы, кстати, узнаем, в чем же был реальный, а не вымышленный смысл первого пятилетнего плана:

«Конечно, в подобной обстановке необходимо было принимать решительные меры (вот только принимать их начали почему-то за 5 лет до этой самой «обстановки». — С.З.) по наращиванию оборонной мощи нашей страны… Насытить, оснастить современной техникой Советские Вооруженные Силы — эту задачу можно было решить только на путях индустриализации.

;. Курс на социалистическую индустриализацию — всемерное развитие тяжелой индустрии на основе электрификации, техническое перевооружение и реконструкция промышленности, транспорта, сельского хозяйства — был взят партией на XIV съезде в конце 1925 года (после маневров 1925 года. — С.З.). Через два года XV съезд партии записал в директивах по составлению первого пятилетнего плана:

«Учитывая возможность военного нападения со стороны капиталистических государств на пролетарское государство, необходимо при разработке пятилетнего плана уделить максимальное внимание быстрейшему развитию тех отраслей народного хозяйства вообще и промышленности в частности, на которые выпадает главная роль в деле обеспечения обороны и хозяйственной устойчивости страны я военное время» [27, с. 118].,

Таким образом, ни о каком повышении благосостояния населения и развитии «мирной» экономики Сталин и не помышлял. Чихать он хотел на народное благосостояние. Индустрия СССР росла, как на дрожжах, а население, особенно в сельской местности, умирало с голоду. Для чего же в таком случае создавалась такая индустрия?.,

«Ведь можно было бы на пять-семь лет отложить такой крутой подъем тяжелой индустрии, дать народу, который стократ заслужил это, побыстрее и побольше товаров широкого потребления, продукции легкой промышленности. Разве это не было соблазнительно (и нормально. — С.З.)? Но поступи мы так, кто знает, когда бы завершился тот тяжелейший период, который мы называем начальным периодом войны (завершился бы с началом западных военных поставок по «ленд-лизу». — С.У.), где, под каким городом или на какой реке были бы остановлены фашистские войска?..

Мудрость и прозорливость партии, окончательную и высшую оценку которой дала сама история, правильное направление развития страны (следствием которого стал, в частности, голод на Украине. — С.З.) и трудовой героизм народа заложили в те годы основы наших побед в Великой Отечественной войне» [27, с. 119].

Все вышесказанное было бы справедливо, если бы фактическая подготовка к войне в СССР не началась волшебным образом аж за 10 лет до самой войны и за 5 лет до прихода к власти в Германии Гит-лераи его сторонников, что, кстати, само по себе вовсе не означало угрозу советской стране, так как нацисты практически с самого начала рассматривались в качестве союзника в борьбе с Антантой.

«Введено (в ходе 1-й пятилетки. — С.З.) в действие 1500 новых крупных государственных промышленных предприятий, заново создан ряд новых отраслей: тракторо-, автомобиле-, стан ко- и приборостроение, производство алюминия, авиационная и химическая промышленность. В черной металлургии — важнейшей отрасли тяжелой промышленности, ставшей основой индустриализации страны, созданы электрометаллургия, производство ферросплавов и сверхтвердых сплавов, качественных сталей. Коренным образом реконструированы нефтяная и другие отрасли тяжелой промышленности» [10].

«XVI и XVII съезды партии решительно потребовали сосредоточить внимание народа на усилении мощи Красной Армии и Флота, указав на все более возрастающую угрозу новой войны (?! — С.З.). Дается прямая директива ускорить темпы развития промышленности, особенно металлургии, накапливать государственные резервы, коренным образом реконструировать транспорт. Поставлена задача расширить мобилизационные возможности народного хозяйства, строить и размещать промышленные объекты таким образом, чтобы в случае нападения можно было быстро перевести промышленность на военные рельсы и обеспечить ее срочное мобилизационное развертывание.

…В середине 1929 года Центральный Комитет партии принимает постановление «О состоянии обороны страны», в котором излагается линия на коренную техническую реконструкцию армии, авиации и флота. Реввоенсовету СССР и Народному комиссариату по военным и морским делам было предложено… добиться в течение ближайшего времени получения опытных образцов, а затем и массового внедрения в армию современных типов танков и бронемашин, осуществить серийный выпуск новых типов самолетов и моторов.

Это постановление легло в основу первого пятилетнего плана военного строительства, который, кроме всего прочего, предусматривал создание новых технических родов войск, моторизацию и организационную перестройку старых родов войск, массовую подготовку технических кадров и овладение новой техникой всем личным составом. В январе 1931 года Реввоенсовет СССР уточнил план строительства РККА на 1931–1933 годы, чем и завершился процесс разработки первого пятилетнего плана военного строительства»[27].

А для чего в начале 1930-х осуществили коллективизацию? Сталин прекрасно понимал, что «частник»(«кулак») не даст бесплатно столько провианта, сколько требовалось на всю ораву РККА в будущей войне, а кроме того, и воевать за товарища Сталина не станет. Как действовать в этой ситуации? А просто ликвидировать «частника», а остальных подмять волевым решением и силой! Поэтому советское народное хозяйство к середине 1930-х и стало представлять собой смесь военного коммунизма (колхозы) и рабовладельческого строя (ГУЛАГ).

Преимущества такой гениальной системы «хозяйствования» заключались в том, что средств на само ее функционирование отпускалось минимум (вся электрификация и механизация деревни осуществлялась фактически уже после Второй мировой войны), а 100 % дохода доставалось государству (Старый советский анекдот: — Что такое скелет? — Это колхозник, который сдал государству шерсть, сало, мясо и яйца!).

При этом никого не приходится упрашивать: приказал — получил, вот и весь принцип! «Зэки» же вообще практически ничего не стоили, а построили практически всю промышленность, вся индустрия создавалась именно ими, а не комсомольцами-добровольца-ми. В случае войны крестьян в колхозах можно было ободрать, как липку, ничего не дав взамен, послать на фронт на убой, а оставшимся предоставить возможность выживать как угодно — никаких прав жители сельской местности, лишенные паспортов, не имели. Про «зэков» и говорить не приходится. Гегемон же (рабочий класс) в награду за труд (за 3 копейки) получил в итоге фактический 12-часовой рабочий день и семидневную рабочую неделю, женский и детский рабский труд, возможность получить от 10 лет до высшей меры за опоздание на рабочее место по любой причине и отсутствие возможности сменить место работы.

Все эти драконовские меры, так же как и расстрел 12-летних, были закреплены законодательно еще до войны, но российский официоз до сих пор предпочитает не комментировать сей примечательный факт.

СССР в 1930-е годы превратился в один большой военный лагерь.