Боссу не откажешь: маленькое счастье в нагрузку

Глава 21

Ромаан

— Кристина Анджеевна, — входя торопливым шагом в приёмную, где на миг запнулся, созерцая дочку, мирно сидящую на диванчике, — даже покосился с недоверием, — но только Тиранша на меня подняла глаза, тотчас опять на Кравчик глянул: — Сэма за шкварник в конференц-зал. Обеда у вас нет! Потом накормлю. Час на создание новой концепции в струе шедевров Лерки! И её взять — пусть консультирует, коль мозги так в тему работают. Новые слоганы с вас! И не дай бог, вы не успеете! — обманчиво ровно пригрозил. И если вначале Кристина побледнела, да напряглась, словно готовилась к быстрому побегу то, на последних моих словах сморгнула:

— Вы, что, — метнула взгляд на Тираншу, которая тоже боялась дышать, — даёте нам опять работу? — неверующе довершила мысль.

— Осталось пятьдесят восемь минут и тридцать… двадцать вос… уже семь секунд.

Кравчик точно в зад ужаленна на своих невероятно суксуальных каблуках побежала прочь. Мы с дочкой синхронно проводили её взглядом.

Секунда — Кристина вернулась:

— П-простите, — выдавила улыбку, схватила Лерку за руку и теперь обе помчались прочь.

Эти красотки делали мой день. ОНИ, мать их, делали мою ЖИЗНЬ!

Конечно же я не сложил рук. Быстро выискал тематические материалы, казалось бы смешно, но на женских форумах и площадках, где мамочки обильно делились творчеством и перлами своих деток. Это оказался кладезь информации. Я бы не догадался, если бы не эта… сверх неординарная троица гениев.

Через полчаса наработок, естественно, я вернулся в конференц-зал.

Их задумки были не сильно отличимы от моих с разницей — я и правда мыслил взрослее и больше с позиции психологии, а они… подошли к вопросу с позиции ребёнка.

Мы немного поспорили — нормально для рабочего момента, и в конце концов нашли консенсус!

Быстро доработали, для этого вызвал двух самых сильных своих рекламщиков. И все дружно довершили проект до нового итога.

Новое “что за…” ожидало, когда заказчики аплодируя нашей задумке, решили глянуть на отобранных актёров.

Нет, я знал, что моя дочь непревзойдённо талантлива, но не настолько же… чтобы детей и мамочек затравить жуткими байками, какой босс в этой фирме жестокий и кровавый ДЕПСОТ, — именно так, коверкая слово, — “и Синяя Борода”, напугано заикалась на словах одна из дамочек, пытаясь мысли собрать в кучу. Правда детская фантазия оказалась безгранична и по словам дочери, ОН, то есть Я, порой деток съедаю на завтрак, а мамочек увольняю…

В общем веселых детей не было на показе. А мамки дышать боялись и больше на меня пялились, улыбки идиотские выдавливая.

— Нет, ну это совсем не идёт! — недовольно заключил Аркадий Львович, после кастинга и ухода последней семьи. — Почему они все деревянные и неестественные? — с недоумение обвёл всех присутствующих вопрошающим взглядом. — Нам нужен обычный ребёнок, которому веришь. Ведь у вас такие хорошие слова придуманы. Тут нельзя играть… Неужели больше никого нет? — по его глазам я понимал, что мы на грани провала.

— Конечно есть! — заверил ровно и красноречиво посмотрел на Кравчик:

— Валерию готовьте! — распорядился кивком.

Анджеевна сморгнула непонимающе, а потом округлила глаза:

— Мы быстро, — кивнула рьяно и поспешила на выход.

Все! ВСЕ без исключения мужчины в зале проводили этот виляющий зад взглядом. Уволю её! Всё-таки уволю!

Нет, сначала трахну, убью, потом уволю… именно так!

Говорить не надо, Лерка отыграла роль настолько точно, что у народа глаза слезами умиления наполнились.

Она говорила душой и сердцем, без лишних улыбок и затыков:

“Без мамы мне плохо!

С мамой можно долго и весело гулять…

Она читает на ночь…

Она делает красивые причёски!

Она вкусно готовит.

“ Мама мягкая и нежная…

Она целует не как папа!

Без мамы чего-то не хватает…”

Она рвала душу органичностью и тем, что умела наравне с болью показать любовь и благодарность:

“Папа балует!

С папой можно подурачится…

С папой прогулка становится праздником!

Он часто покупает мороженное…”

Не было в во фразах ничего сложного, но именно подача Тиранши показывала всю глубину и боль ребёнка из неполной семьи:

“Папа и мама должны быть!

Только папа и мама делают меня счастливой!

Мама и папа, я — это моя мечта.

Мама, папа, я — полная семья!

Я очень хочу быть счастливой полностью!!!”

Правда для достоверности пришлось и Кристине в кадре, как главной маме помелькать. Ну а кто ещё мог этому мелкому очаровательному чудовищу мамкой стать?

Ну и мне пришлось поработать. Это было неправильно, я о том шипел и сквозь зубы чеканил угрозы, но дочь настаивала. Кристина краснела, бледнела, робела… Потому и сдался.

Вот так нас всех утвердили на роль. А потом я решил что точно убью Кравчик… за финальную сцену, — просто её рукой пометка была сделала, — финальный поцелуй родителей.

Правда это было до… нашего утверждения на роль.

И мы не собирались ничего из роли выходящего делать, но бл*, затянуло, так, что оторваться от губ Кравчик я сразу не смог. Утонул как вчера в её тепле и мягкости. В запахе её манящем и сладком, а вкус её не позволял оставить такой лакомый источник.

И спасло Кристину только наличие толпы в зале и бурные овации, крики зрителей-оценщиков, которые вынудили прекратить непристойность.

Я бы её трахнул! Прямо тут!

О чём мечтал уже столько времени, что пекло с каждым днём всё болезненней и нетерпимей. И из зала сбежал позорно, даже не слушая народ…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

У меня, мать его, такой стояк был, что большего палева, останься я в зале, случиться уже не могло. Но даже охладиться спокойно не вышло! До своего кабинета не добежал — вильнул в общую уборную для персонала. Только кран с холодной водой врубил, вездесущий Сэм подоспел.

Пока я умывался/охлаждался, чертыхаясь, что плоть так быстро не усмирялась, Польски к писсуару подошёл:

— Мда, тяжко вам, — совсем не вовремя звучал парень.

— Нормально, — буркнул я, очередную порцию воды в лицо плеснув.

— Угу, — слишком понимающе-уличающе кинул Саймон, аккурат со звуком струи в нужник.

— Вам везёт, что Кристинка не понимает до конца, как на вас действует, а так бы…

— Не умничай, таких не любят…

— Так мне и не нужна всеобщая любовь, — пропел Польски. — Кристинку жаль…

Я метнул на парня гневный взгляд.

— Что? — продолжал звучать Сэм. — Я вам не враг, но Кравчик мне как сестра. Вас надолго не хватит, а она правда хочет работать в вашей компании. Смешивать личное и работу… — неопределённо мотнул головой Польски, заправляя хозяйство в брюки под молнию. — В общем, — отмахнулся уже у раковины рядом со мной, — итог один, — наши взгляды встретились в огромном зеркале.

— Тебе нужно держать язык за зубами, — решил я поставить Сэма на место. — Иначе так и не будет у тебя друзей. Никому не нужны такие умные и говорливые. Молчание — золото!

— Поэтому вы богатый и несчастный? — вскинул брови парень, омывая руки.

— А ты бедный и одинокий, — парировал я. Другого ответа не нашёл. Зло утерев руки и лицо, вернулся в зал.

Последние штрихи доделывали неторопливо и уже без заказчиков. Ну и я оставил команду — Лерку домой решил отвезти.

Но у меня горечь во рту осталась, когда мы с Кравчик столкнулись на улице, на парковке. Я предложил её довести, чему была несказанно рада Тиранша, но Кристина, потупив взор, отозвалась:

— Спасибо, но я на своей, — и покраснела смущённо. Впервые я не был рад скорому выполнению своего слова. Тачку Кравчик уже оказывается доделали.

— Спасибо ещё раз, — это она бросила, когда мы в стороны расходились, каждый к своей машине.

По дороге домой мелкая уснула, а я задумчиво крутил баранку и ковырялся в мыслях. Где же я так в жизни согрешил, что сейчас горю в Адском огне, а просвета к миру не вижу?

Кристина

Я ехала домой…

В общем, всё в лучших традициях: на каждом светофоре залипала в телефон, будто ждала какой-то весточки от “непонятно кого” и каждый раз невольно вздрагивала при виде чёрных машин, будто в каждой из них мог ехать Роман, с сидящей рядом в детском кресле, Леркой. Я их ждала. Чёрт! И очень мучилась из-за поцелуя на съёмках. Самого настоящего, не шуточного, не наигранного, потому что мы банально не актёры, чтобы ТАК “играть”.

И Макс эту рекламу увидит.

И будет скандал.

И будут вопросы.

И я этого не хотела не из-за трусости, а потому что вообще не хотела никаких разборок.

Снова за спиной мелькнули крылышки свободы и безответственности.

Я с Максом…

Звонок не дал оформиться мысли, и я с удивлением обнаружила, что звонящий — не Роман.

И с чего бы ему звонить?..

— Привет, Ма, как Греция?

— Сыро, — перевела дух моя дрожащая, с которой мы не говорили уже недели три. Переписки и лайки в “Инсте” не в счёт. — Я чувствую, что у моей крошки на душе кошки, — пропела маман. — Твой папенька бросил меня у бара и смотался узнавать про какие-то там катера, скучища такая… не хочу никаких катеров. Ты там цветочки поливаешь? — прыгала с темы на тему, а в этом она была профи.

— Нет, — призналась, с большим вниманием следя за дорого и вытягивая шею, чтобы оценить ситуацию и избежать очередной аварии.

— Как головушка твоя? Не болит? Мы с отцом такие нехорошие, пока ты страдаешь — отдыхаем…

— Да не страшно, — усмехнулась в трубку, действительно не испытывая сожалений.

Есть они в городе или нет, я знала, что они за меня, а слушать их переживания — увольте! Мама любитель нагнетать… Так и хочется всякий раз крикнуть: “Да знаю я, что вы волнуетесь и любите меня! Но и так тошно!”. А мама именно нагнетала и была в этом неподражаема.

— Как Максик? — выделила имя моего жениха, но с лёгкой насмешкой. Она его не воспринимала, и редкое общение случалось только потому, что я с Кравцовым встречалась. В противном случае, уверена, ни мама, ни папа бы и не вспоминали о его существовании.

— Ма, хочу с ним… расстаться, — вдруг выдала то, что совсем не планировала. На том конце, в Греции, повисла тишина. Прям вся страна, кажется, замолчала и прекратила свои дела.

— О. Боже. Мой! — Я чуть не оглохла от радости на другом конце провода. — Наконец-то!

— Тебе же он нравился… — невнятно пробурчала я.

— Ну да — милый малый, — отмахнулась легкомысленно мама. — Мне многие нравятся. Ничего такие… красивые, болтливые, успешные… Но не значит, что с ними стоит общаться, встречаться, родниться, — тараторила по обычаю. — А ты… — мама притихла, будто собиралась задать неловкий вопрос. — Точно решила? — ещё одна щекотливая пауза. — Да же? — с робкой надеждой услышать “да”.

— Ну как… — мямлила, не зная, как сформулировать мысль. — Я с ним ещё не говорила, и судя по тому, что он в командировке — не поговорю, — бессвязно лепетала, продолжая глазами следить за дорогой и нужным поворотом, куда сворачивала. — Но “да”, решила.

— Тогда вот что, — мама воодушевилась, — не откладывай в долгий ящик. Иди — и делай! Ты с ним сама на себя не похожа, звиздец какой-то. Затюканная калоша, ей богу! — огорошила тирадой. — Ты моя бохо-дива, а не не понять что. Брр, скучища! Зви-здец, просто! Три года! Три! — вторила с нажимом, словно пыталась до моих мозгов достучаться. — Крис, ну это не шутки, это звиздец! Зви-здец! — пластинкой заезженной повторяла глупое словечко. — Ау! — секундой погодя, когда на линии повисло молчание. — Алло, гараж! — очередная попытка докричаться, но не до меня, а так… обороты речи, когда упорно привлекают внимание. — Что это вообще за мужик такой?..

Дальше маман пошла во все тяжкие, как обычно. И это при том, что никогда её моя личная жизнь в этом смысле не интересовала. Всё было очень отстранённо, на расстоянии вытянутой руки и зажатой в ней для верности швабры. Не оттого, что мы друг друга не любили, просто очень уж мама боялась нарушить моё “личное пространство”, как в своё время делала её мать. По этому плану, мы должны были стать подружками, но такого тоже не вышло, слишком уж разные цели и ценности. И взгляды на жизнь.

— Я разберусь, мам, спасибо за поддержку, — пришлось вклиниться, пока маман переводила дух. Никогда она мне столько всего за раз не говорила. — Созвонимся как-нибудь, ладушки? — попыталась я завершить разговор.

— Ладушки-оладушки, — хохотнула маман. — Если что… заезжай к нам. У нас в Греции, как в Греции, ха-ха. А вообще, я серьёзно! — тараторила на своей волне. — Если что, дуй в нашу хатку, проверить всё ли на местах, и бери билетики. Тут рай земной.

Мда… Сгоняю как-нибудь вечерочком в соседний город…

Это же как за хлебушком сходить. А потом на маршрутку пятьдесят шестую, она же без пересадок до Греции!

Эх, всё-то у тебя просто, мам…

Дома повисли тишина и усталость. Сразу! Сходу! Я даже не успела войти. Видимо, их тут забыл Макс, когда уходил…

Озираясь, остановилась посреди гостиной — кто-то явно собирался в спешке и мне от этого не хотелось смеяться. Раньше на разбросанные вещи реагировала… как все, мол, ой, мой-то всегда все кидает, только и убирай следом за ним. Сидела в компании таких же как я, у кого мужики поросята, и кивала. А сейчас хотелось эти долбанные штаны лежащие на диване, в глотку ему запихнуть, приговаривая: «Какого, бляха, хрена ты их до гардероба, свинота, не донёс? Я тебе что, служанка?».

Упала рядом с брюками, и взвизгнула, потому что села аккурат на брошенную им зарядку от телефона, которого у нас и в помине нет. Откопал же где-то такую, для «Нокии», тонкую.

Больно было, жутко, так что не нашла ничего лучше, чем всплакнуть о женской доле. Нет. Даже не всплакнуть. Разреветься! Хныкала, как уставший ребёнок, свернувшись на диване и мысленно с квартирой… прощалась. А что дальше? Диван, телик, кухонная техника, стеллажи, шкафы, место на подземной парковке, бесконечные ящики под мою мелочёвку, которые наставил всюду Макс… целая жизнь одним словом.

Уйти? Снять квартиру? Перекантоваться где-то? Может у родителей? Мама была настроена воинственно… хотя нет. Уходила когда-то с четкой позицией: «Я взрослая!», и теперь к «мамке» возвращаться, как в пошлых не смешных анекдотах, не собиралась.

Пойду куда угодно, но не по шаблону, в отчий дом. Да и не отчий он у нас, папа — мамин дворецкий, не иначе, иногда плакать от этого хотелось, когда поняла, что он очень-очень слабый и никакой не супергерой.

А мама давит своей энергетикой хуже танковых траков.

Вычеркнуть всё это из своей жизни? Научиться засыпать одной? Собрать вещи? Много вещей, накопленных тут за несколько лет.

А что Максу останется? К сожалению, всё.

Тут всё ему принадлежит, и он, наверное, не пожалеет ничего, но мало ли… Может не так хорошо я его знаю?

Это в моей голове он кивает и соглашается, что нам нужна пауза. Позволяет взять всё самое необходимое и лично отвозит на съёмную однушку, где мы мирно жмём друг другу руки и прощаемся…

А если иначе?

Он с криками: “Шлю-ю-ю-юха-а-а-а!” — швыряет из окна мой гардероб…

Почему-то захотелось поторопиться. Решить все сразу, как будто вырвать зуб про который говорят, что ему скоро хана, хоть пока и не болит.

Оглядываясь, как воровка, даже в режиме инкогнито, стала гуглить квартиры, прикидывая, что потом главное не забыть стереть историю.

И почти мгновенно как-то легче стало.

Ну в самом деле, вот тут я могла бы жить, однушка в центре, без посредника, чистенько. Тут же представила, как хозяйничаю в «своей» квартире и ни у кого ни на что разрешения не спрашиваю. А как подумала об этом, задохнулась, будто воздух отравлен.

Разве умею, ни у кого ничего не спрашивая?..

Безответственные во многом родители, научили ответственности раньше времени, а стоило появиться Максу, и я присосалась как пиявка, чтобы за меня хоть что-то решали…

Пора снова брать себя в руки!

Брякнул телефон, снова мама. А я успела перепугаться, что Макс мысли мои прочитал и теперь звонил выяснять, какого лешего я удумала.

— Тебя то нет, то трижды в день созвон? — поинтересовалась я, на что мама красноречиво фыркнула.

— Ты меня взволновала! — воскликнула она так, будто это было обычным делом. А может и было, впрочем, что уж там. — Я вот что подумала: Тетя Лиза хату сдаёт в центре, хочешь узнаю? Ой, ещё ты не волнуйся, если что, — мама артистично понизила голос. — Ну сама-а понимаешь, если что там как по денежке…

— Мам, всё хорошо! — отрезала я твёрдо. — Я сама найду квартиру, если что. Не переживайте.

— Пока нас нет, вполне можешь у нас…

— Мне с работы ездить из соседнего города? — раздражение уже закипало, как это часто бывало во время бесед с мамой.

У неё совсем границ нет, все просто и понятно, прямо-таки по щелчку пальцев работает.

Мама может в любой момент собраться и умотать куда-то, а потом отписаться, что мол отдыхает. Потеря работы — для неё только забавная случайность, а живёт она одним днём и на целой планете сразу, не привязываясь к месту где стоит её мнимый «дом».

— Оо-й, бедняга-работяга… — на том конце провода явно закатили глаза. Она никогда не понимала этого во мне. Учеба/работа/курсы, всё ей казалось не первостепенным.

Кому рассказывала — не верили. Нет, мама, конечно, оплачивала почти любые “учёные” прихоти, но всё с “бровками домиком” и вечным “Оо-й, лучше бы купила маску для волос, а то концы сухие — звиздец!”.

— Ладно, мам. Я спать, — понимала, что разговор может невероятно затянуться, поэтому решила его быстрее завершить. — Созвонимся…. как-нибудь, — добавила торопливо, уже готовясь пальцем по сенсору мазнуть.

— Агась, агась. С папой хочешь поговорить? — голос у мамы задорный, как будто уже ничего и не произошло у меня “печального”. Я даже опешила с её простоты. Должна была за столько лет привыкнуть, да видимо, отвыкла, за три года жизни с Максом и минимум общения с маман.

— Нет, потом, ладно? — бурчала, выискивая оправдание. — Я позвоню… — и отбой нажала, кляня себя за малодушие.

Слышать папу сейчас — как ножом по сердцу. Слишком он у нас чувствительный. Милый. И, увы, несчастный. А хуже несчастного папы для ребёнка — только ещё более несчастная мама, которой никогда дома нет!

Вернулась к сайту с квартирами, и уставилась на экран. Под моей чудо-однушкой появился коммент: “Развод! Чистой воды! Мошенники!!!”.

Ничего не поняла. Обновила страницу, а там уже: “комментарий удалён”.

Ну… Звиздец, как говорит маман.

С утра, пока изучала другие варианты квартир и комнат, мой телефон опять ожил. Я даже глаза закатила, чертыхаясь на любимую мамулю и споря с собой, отвечать или нет. Но когда порядочная часть меня победила, — вдруг что-то важное, — и я взяла мобильный, то к удивлению на экране увидела “Суровый Босс”, а это Роман Игоревич.

Сердце волнительно бултыхнулось, не с первой попытки удалось принять вызов:

— Да, — голос тоже подвёл, чуть вильнул.

— Кристина Анджеевна, — тон начальника был более чем деловой, он почти вибрировал. А я его разозлила? Опять? Чем?.. — Я вас жду в офисе! — отчеканил холодно. Огрызаться и напоминать, что сегодня у меня выходной, не решилась, а я ведь его собиралась потратить на планирование новой жизни. Если Кирсанов требовал выйти на работу, видимо дело горело. Уточнять по телефону причину срочности не стала, в пятницу в офисе такая жара была, что немудрено было ещё и в выходные встрять.

— Д-да… хорошо… я скоро, — запинаясь на словах, отозвалась. На другом конце тотчас отключились, а я несколько секунд продолжала держать мобильный возле уха и слушать быстрые гудки и встревоженный бой своего сердца.

— Доброе утро, — давненько я так не волновалась, заходя в кабинет Романа Игоревича. Может дело в том, что его звонок стал неожиданностью и заинтриговал. Может, дело в том, что у меня личная жизнь висела на волоске, и одна из причин её сегодня была не в духе… А может всё вместе взятое, но меня потряхивало.

— Доброе, — угрюмо обронил Роман Игоревич и кивков указал на стул, напротив его стола.

На ватных ногах дошла до места, не сводя взгляда с мрачного босса, села.

— У меня к вам есть ряд вопросов. Мне нужны короткие и честные ответы, — это бы приняла за игру, если бы не серьёзность момента. Мы же вроде уже в подобной ситуации были. В лифте. Кирсанов спрашивал…

— Вы готовы отвечать на вопросы? — впервые за всё время на меня посмотрел и синева его глаз

— Да, — кивнула зажато, уже предчувствуя неладное.

— Вы знакомы с Кравцовым Максимом Константиновичем? — и взглядом меня на прицеле держал. Точно детектор лжи — сканировал и с точностью мог дать ответ, лгала я или нет. Поэтому отрицать было бессмысленно, Кирсанов знал ответ.

— Да, — тяжко далось.

— Ко мне на работу вы пришли по его указанию? — даже не моргнул.

— Да… — с шумным выдохом, на грани хлопнуться в обморок.

— Он просил вас добыть сведения?

На горле словно сжимались невидимые пальцы. Я уже дышала урывками, и сердце редко билось.

— Да, — сглотнула, — но…

— Данные по проекту слили вы?

— Что? — мотнула головой, не понимаю о чём речь.

— Крымский проект? — вторил с нажимом и чуть повысив голос. — Информацию слила ты? — перешёл на тыканье Кирсанов.

— Нет! — с чувством выдохнула переходя на крик. — Нет! — для пущей убедительности головой затрясла.

— Вы свободны, Кравчик Кристина Анджеевна, — короткий кивок на дверь. И глаза опустил на документы, которые лежали перед ним, но я видела, что ему нелегко. Он едва держался, чтобы не наорать.

— Роман…

— Не забудьте свои вещи! Расчёт будет сегодняшним днём, — не дал договорить. Отрезал сурово, перекладывая, изученные бумаги из одной стопки в другую.

— Роман Игоревич, — я подалась вперёд. Меня тянуло объяснить ситуацию. Прояснить момент, и хоть голос дрожал от волнения, а слов правильных не находилось, я была обязана оправдаться.

— Ваши оправдания, — словно прочитав мысли, опять оборвал мою речь Кирсанов, — меня не интересуют, — металл в голосе, еле сдерживаемый гнев в жестах. — Я несколько раз давал вам шанс рассказать правду. Мне кажется я был более чем лоялен, — обманчиво спокойно. — Терпелив, вежлив. Если не хотите вылететь из офиса и получить рекомендательное письмо, ставящее крест на вашей дальнейшей карьере, я прошу вас немедленно покинуть мой кабинет! — припечатал гневной тирадой.

Глаза уже резало от слёз, на языке куча оправданий, но горло сушило — меня переполняло обидой и негодованием. Я НЕ БЫЛА ВИНОВАТА В ТОМ, В ЧЁМ ОБВИНИЛИ! Да, знакома, да пришла, да работаю, но я ничего не сливала!!!

— Вы, — уже одной ногой за порогом кабинета, я всё же набралась смелости и открыла рот, — в который раз сделали неправильные выводы, а что хуже — не хотите слушать кого-то кроме ВАС! — выделила последнее уважительное, несмотря на обиду. — Когда разберётесь, надеюсь Вам будет стыдно, но в этот раз я вас так просто не прощу! — наверное было глупо с моей стороны такая самоуверенная угроза, но я знала, что не виновата, а стало быть, настоящего виновника рано или поздно найдут. И раз так, Кирсанов, как человек порядочный и совестливый, — а я была теперь о нём именно такого мнения, — обязательно вспомнит, что незаслуженно обвинил и приговорил невиновного! МЕНЯ!

Он даже головы не поднял, взглядом не проводил.

Я тоже гордая и обиженная!

Тихо закрыла дверь, быстро собралась, — благо за короткий промежуток работы, не слишком много личного здесь оставляла, — и с небольшой коробкой, по сути неважных вещиц, с гордо поднятой головой покинула здание. Мне повезло, что сегодня было пусто, а так бы…

Только сев в машину, я позволила себе разреветься.

Прежде чем пошла в душ, получила от мамы СМС, её прямо прорвало, бедолагу, на общение с доченькой: “Если больше переживаешь о работе — рви нахрен с блондинистым хером!”.

Маман не скупилась в выражениях. Ни-ког-да.

Я чувствовала себя оскорблённой, несправедливо оболганной, преданной. Меня только что очень обоснованно отхерачили по лицу неверно преподнесённой правдой, не подозревая насколько она размыта.

Да! Я ничего не сделала, но могла. И быть может… даже и правда была в чём-то виновата, но это “в чём-то” мелко…

Да — знакома!

Да — Кравцов пихнул.

Да просил…

И только!

Я не шпионила!

Я разграничить личное и рабочее.

Я объяснила Максу, что не буду вредить фирме…

Он согласился! ОН ПОНЯЛ!..

И пока мысленно спорила с собой и мнимыми оппонентами, как наяву видела пальцы Макса, перебирающие мои волосы и выуживающие долбаные наклейки… С кусками айдентики “Централ Пелас”, чтоб его!!!

Чёрт побери!!!

Стояла в душевой кабине и не решалась войти под воду. Всё как тогда, всё в точности так же, только в тот раз меня уважительно облапали и зажгли, а в этот… безжалостно погасили.

Прикоснулась к воде, и она тут же разбилась о мои пальцы, покрыв кожу на животе и груди брызгами. По телу тут же пробежали мурашки. Я мёрзла, замерзала в этой квартире. И в этом городе. И вообще везде, где веяло поганым предательством.

Вода была как всегда горячущей, и я прекрасно знала, что стоит под неё войти — станет хорошо. Но “хорошо” совсем не хотелось, хотелось “охренительно”, но так больше, не будет. Ни с Максом. Ни… с Ромой.

И тогда я вошла под горячие струи и разрыдалась, как никогда в жизни не рыдала, хватаясь за кафельные стенки и сгибаясь пополам Впервые за этот долгий-долгий день.

Мне было больно! И больше душевная оказалась настолько пронзительной, что выворачивала наизнанку.

Я захлёбывалась слезами и никак не могла понять, о чём больше всего жалею, о решении порвать с Максом или о том, что со мной “порвал” Роман? О том, что так и не нашла верных слов, чтобы прекратить отношения с первым или потому что не уверена, что смогу пережить разрыв со вторым? Но скорее всего предательство обоих и не желание СЛЫШАТЬ меня!