Глава 19 Улики

Лубянка, Москва

— … Чего⁈ Схватили⁈ Да эти макаронники охренели вконец! — ярится Владислав Владимирович. — Немедленно вызволить Данилу! Это первоочередная миссия посла! Первостепенная! Если потребуется, пусть своими ножками топает в римские застенки и вызволяет графа! Так ему и передай!

— Так точно, Ваше Высочество! — щелкнув каблуками, адъютант уносится связываться с посольством в Риме.

Красный Влад, выдохнув, переводит дух. Ну, римляне, ну макаронники гребаные! Неужели прознали про связь Золотого Дракона и Солнечного Дара? Вряд ли. Уж слишком дерзкая выходка. Скорее всего, ничего они не знают, а схватили Данилу из-за каких-то своих дел. Только вот они могут ненароком и про Солнечный Дар выпытать, а это уже допустить никак нельзя! Царский род держится на секрете Данилы!

Владислав вздыхает. Молодой телепат опять угодил в историю. Хорошо, что всё с ним происходящее незамедлительно докладывают начальнику Охранки. Есть время подсуетиться.

Вдруг просыпается мобильник. Номер незнаком.

— Ну кто ещё⁈ — раздражённо спрашивает начальник Охранки.

Ещё графиня Лариса Вещая-Филинова, — мелодичный голос красавицы-жены Данилы звучит непривычно сухо и жестко. — Владислав Владимирович, я звоню узнать, какие меры вы приняли по вызволению моего мужа из римской тюрьмы.

— Кхмхм, мы этим уже занимаемся, — отвечает Владислав, немного растерявшись от тона графини и сам этому удивившись. — В любом случае без официального обвинения Рим не может задерживать иностранных подданных свыше двадцати четырёх часов. Римские силовики поддерживают с нашим посольством связь и, по их словам, они не собираются нарушать собственные законы. Римляне не посмеют также и залезать Даниле в голову. А иначе Рим сам себя подставит: мы объявим ему войну, а другие страны разорвут с ним дипломатические отношения.

— Двадцать четыре часа — слишком много, Владислав Владимирович, — произносит главная графиня. — Вы сами это знаете. Знаете, каким знанием владеет мой муж.

— Вы правы. Знаю, а потому мы делаем всё, что в наших силах по вызволению Данилы.

— Спасибо, буду ждать вестей.

Владислав цокает языком. Мда, вот это тебе мутантка из деревни. Где там, по донесениям, Данила её откопал? По социальному интеллекту явно превосходит многих аристократок. Ух, ладно, надо донести Царю о плене нашего озорного телепата. Скорее всего, Борис напрямую свяжется с Цезарем и настучит ему по черепу.

* * *

— Граф, знаете, почему вы здесь?

— Мы это уже проходили с предыдущим следователем, прежде чем он резко убежал, визжа: «какашка-а». Кстати, как он поживает?

— Не уходите от разговора, — раздражённо произносит второй уже следователь со значком жаворонка на лацкане пиджака. — Вас подозревают в преступлении против самого Цезаря. И если вы пойдёте навстречу следствию…

— А зачем здесь это подсолнух? — киваю я на растение в горшке на тумбочке в стороне прямо под часами.

Цветок в допросной — нечто странное. Обычно здесь нет места лишним вещам, ведь они могут отвлекать или сбивать с толку допрашиваемого. Но этот цветок явно не случайный. Простым его не назовёшь. Магии в нём нет, римляне и не рискнули бы использовать её против иностранного подданного — последствия были бы катастрофичны. Зато эфирные масла, которые выделяет растение, тонко влияют на психику, вызывая беспокойство и неуверенность. Я, благодаря «включённому» друиду, быстро разгадал их хитрость. Этот маленький цветок действует на пленников как незаметная ловушка, делая их податливее. На меня, конечно, оно не действует. Как и на любого телепата. Эмоции у нас под контролем.

— Неважно, — отрезает следователь, хмурясь. — Считайте, что это для вашего комфорта. Так что, начнём говорить? — он с хрустом сжимает пальцы, добавляя угрозы своим словам. — Или мне вас отвести в ещё более… «комфортную» комнату?

А я тем временем тихонько усиливаю у цветка испарение масла. Больше концентрации вещества, ещё больше! Следователь, хоть и одарённый, но явно слабак, давно не тренировался как следует. Обычно цветок на него не действует, но при сильной дозе эфира даже он поддастся его влиянию. Вот уже у нашего «Жаворонка» зрачки начинают расширяться, а на лбу проступает лёгкая испарина.

— Молчите? Значит, не хотите отвечать… — голос его уже не такой уверенный.

— Не на того наехал, следак, — я ухмыляюсь и резко бью кулаком по столу, разламывая его пополам с оглушительным треском. Следователь отскакивает, глаза расширены от ужаса. — Филин питается жаворонками, а не наоборот! Р-А-А!

— Ах! Чёрт возьми! — он отшатывается к стене и, не раздумывая, колотит кулаком по двери. — Уведите этого сумасшедшего! Чёртов псих! — голос его дрожит, а сам он слегка трясется.

Фу-у-у… да он надюзал в штаны! С запаха одного цветка и небольшого перформанса! Каких слабаков же отправили меня допрашивать?

В допросную забегают конвоиры и уводят меня обратно в камеру. Причём даже не снимают кандалы. Я бросаю взгляд на видеокамеру под потолком. Странное поведение, учитывая, что у «Жаворонков» времени в обрез. Зачем снова в камеру? Логичнее пытать до последнего следователя. Обвинений нет, а значит, больше суток меня держать не имеют права. Но они уже потеряли семь часов, и сколько ещё будут тянуть время?

Устраиваюсь в комнатушке поудобнее. Конечно, лезть мне в голову никто не посмеет. Это чревато разрывом дипломатических отношений с Царством. Первый следователь просто запугивал, ясно как день. Мне нужно всего лишь перетерпеть эти сутки, и меня выпустят. Владислав Владимирович уже в курсе, а он не оставит это дело на самотёк.

Дверь камеры распахивается, и наведывается мразь, по вине которой я и оказался в римских застенках. Но этот-то чего ради приперся? Он же не следователь.

— Ну снова здравствуйте, Данила Степанович, — скалится Леонардо де Симони, словно шакал. — Какая необычная встреча! Теперь вы, правда, в кандалах.

— Ничего страшного, — усмехаюсь. — Мне это не мешает вести учтивые беседы. Тем более что эти штуки на мне ненадолго…

Едва заканчиваю фразу, как мне прилетает резкий удар ногой в печень. Я невольно пошатываюсь, хватаясь рукой за стену, чтобы удержаться на ногах. Подняв взгляд на видеокамеру, замечаю, что она не мигает.

— Видеосъёмка временно приостановлена, — ухмыляется макаронник, довольный собой. — Ну что, граф, всё ещё хочется пофилософствовать?

— Почему бы и нет? — вскидываю брови, словно удивлён его недалёкостью. — Можем поговорить, например, о том, как ты умудрился профукать Машу Морозову и теперь вызываешь у неё только отвращение…

Новый замах, но я уже готов. Скрещиваю руки перед собой, и удар гасится с металлическим звоном браслетов. Макаронник резко отшатывается, его лицо искажает удивление — явно не ожидал такого поворота. Пришлось применить силу физика, иначе он мог бы меня размазать. Всё-таки одарённый, целый Мастер, хоть и придурок. Может пинками бетон трескать.

— Хм, придётся тобой поиграть всерьёз, — макаронник расстёгивает пуговицы блейзера на пузе, чтобы не мешал при замахе. Снимает его, чтобы не мешался при следующем ударе. Видимо, приписал мой успешный блок обычному везению.

— Сколько бабок ты отвалил, чтобы тебя сюда пропустили? — спрашиваю с тягучей скукой, как будто это банальный риторический вопрос.

— Щенок, нисколько, — огрызается Леонардо, подходя ко мне почти вплотную, кулаки сжаты. Тесная комнатушка едва не сводит нас нос к носу. — Ты даже не представляешь, сколько дверей открывает фамилия «Симони».

Он смотрит на меня с самодовольным презрением, его загорелое до черноты лицо буквально пышет ощущением собственного величия. В глазах — злобное ликование. И почему бы нет? В конце концов, я в антимагических кандалах, моя судьба — в его руках. Правда, свернуть мне шею он не посмеет — даже его славное имя «Симони» не спасёт от гнева Царства и своего же Цезаря. Вопрос только в том, насколько далеко этот напыщенный индюк готов зайти.

— А как насчёт разрыва дипотношений? — приподнимаю бровь, откровенно развлекаясь его самоуверенностью. Интересно, чем он думает? Подставить своё государство ради мести? Да его собственные же и повесят. — Побои ведь зафиксируют в посольстве.

— Не зафиксируют, — Леонардо демонстративно разминает плечи, пытаясь выглядеть угрожающим. Такой смешной макаронник. — Я взял с собой Целителя. Он тебя подлатает перед тем, как выпустят.

— Допустим, а моя память? Я ведь всё запомню. А щиты ломать нельзя, — продолжаю любопытствовать.

— О, хорошо, что ты спросил, — смеётся он. — У нашего рода есть один замечательный препарат. Он вызывает амнезию на последние полдня, при этом щиты остаются нетронутыми. Ты вообще ничего не вспомнишь — ни как я тебе мозги выбил, ни как рёбра поломал.

— Ого, да ты всё продумал, — удивляюсь. — Похоже, у тебя большой опыт в таких вещах.

— Уж разбирался так с парой выскочек, — недовольно бросает он.

Моя спокойная реакция явно начинает его раздражать. Он не настораживается, нет, у меня же на руках антимагические наручники, хех, я беззащитный, я уязвимый. Но моя уравновешенность явно портит ему весь настрой, разрушая прелюдию к его садистскому спектаклю.

— Ну всё, сейчас получишь!

— Неа, — я делаю шаг назад. — Ты ошибся адресатом. Лови!

Как я уже отметил, освещение в камере хреновое. Везде полумрак, углы утопают в темноте. По моему приказу Ломтик, затаившийся на потолке, сбрасывает маленькую белую сферу. Леонардо на инстинкте ловит рукой непонятную штуковину. Едва его пальцы касаются шара, я уже накидываю на себя каменный доспех.

— Сюрприз!

— ЧЧТ?!. ДДОСПЕХ⁈ — Леонардо вылупляет глаза.

Мгновенно он бледнеет как смерть и со страха почти дристает… но немного не успевает. Моментальная вспышка, и его разрывает на куски.

БУМ!

Взрыв артефакта занял всего несколько секунд, и результат оказался предсказуемым: Леонардо де Симони был размазан по стенам и полу камеры. Тупой макаронник думал, что сможет избить меня без доспеха, за что и поплатился. Взрывная волна моментально разметала его все стороны, превратив в кровавые ошмётки.

«Молодец, Ломтик!» — мысленно поздравляю своего помощника, не забывая похвалить.

— Тяв! — отзывается пушистик из тёмного угла, довольный своей работой.

Я же спокойно сбрасываю каменный доспех, отряхиваю от гранитной пыли рукава и осматриваюсь. Всё, кроме кровавых пятен на дверях и стенах, осталось на удивление целым.

— Ух, какой бардак… — вздыхаю, бросив взгляд на разбросанные внутренности бывшего врага. Перешагнув через кишки Леонардо, заваливаюсь обратно на койку и устраиваюсь поудобнее. Во время взрыва мой гранитный доспех надёжно заслонил нары, так что на них не попало ни капли крови. Уф, кайф. Будто нежданный отпуск дали. Ой, чуть не забыл снова сделать наручники рабочими. Конспирация же, хех.

Через несколько минут тишины дверь камеры со скрипом приоткрывается. Шокированный конвоир входит и останавливается на пороге, будто пришибленный током. Я, не открывая глаз, слышу, как его голос дрожит, когда он хватается за рацию.

— А-а-а! Моя сицилийская мама-а! Первый, приём! Тут всё в крови! Кишки на стенах! Мозги… Млядство! — вопит он в истерике. — Первый, второй, приём! Симони мёртв! А⁈ Пленник! Дрыхнет! Сука! Всё вокруг в мозгах и кровавых ошмётках, а он дрыхнет! В наручниках, да! Не знаю, как так! На допрос⁈ Мне нужно подкрепление! Я к этому монстру один не подойду! Тем более вести его… Приём!

Я только лениво открываю глаза и смотрю, как дверь захлопывается. Конвоир сбежал, не рискнув ко мне приблизиться. Логично, конечно. Не знаешь с чем столкнулся — беги.

Спокойствие, впрочем, длится недолго. За мной вскоре приходит штурмовая группа. Они осторожно подходят, держа меня под дулами автоматов, будто я хищник в клетке. Я лениво поднимаюсь и следую за ними в допросную комнату. Конечно, стол уже успели заменить на новый, а подсолнух, вызывающий тревожность, по-прежнему стоит на своём месте.

Я усаживаюсь за стол и бросаю взгляд на настенные часы. Сколько у «Жаворонков» осталось времени? Около пяти часов, а никто не идет. Лучше бы им пошевелиться.

Только подумал — как хлопает дверь и забегают аж пятеро следователей, все бледные как мел и взлохмаченные. Они окружают меня плотной толпой и начинают засыпать вопросами один за другим, словно участвую в какой-то бессмысленной викторине.

— Как вы убили посетителя в камере⁈

— Вы про кого конкретно? — уточняю.

— Отвечайте на вопрос!

— Никак, я спал, — пожимаю плечами. — А что, кто-то умер?

— Вы видели, как умер посетитель⁈

— А можно мне сначала увидеться с адвокатом? — с усмешкой отвечаю вопросом на вопрос.

— Вы взломали наручники⁈

— Нет.

— Вы снимали наручники⁈

— А можно было их снять? — удивляюсь и резко протягиваю руки вперёд. — Тогда снимите, пожалуйста.

Следователи тут же отшатываются, трое из них спешно активируют свои доспехи. Боятся — значит уважают. Хотя, вероятнее всего, здесь ещё и «подсолнух» своё дело делает, его эфирные масла вызывают тревожность. Несколько минут они пытаются что-то выяснить, но всё без толку — я, как всегда, не даю ни одной полезной зацепки. Наконец, они выходят за дверь и переговариваются между собой. Я, конечно, снова обхожу магическую блокировку наручников и усиливаю свой слух.

— Ну и чего⁈ — требовательно спрашивает первый.

— Наручники исправные, монсеньор, — отчитывается второй, явно сканер. — Входящие каналы заблокированы. Подозреваемый не способен пользоваться магией.

— Как же он тогда взорвал де Симони⁈ — бесится первый. — Из артефактов русскому оставили только переговорный амулет. Он безвредный! Как, господа⁈ Как⁈

Молчание. Вероятно, остальные четверо только плечами пожимают.

— Камеры были выключены, улики отсутствуют, — произносит третий голос. — Мы ничего не можем предъявить русскому. У нас нет доказательств его вины. Обвинение без улик прокатило бы с нашими простолюдинами, но не с русским графом. Россия такого не потерпит.

— Монсеньор, а может быть, де Симони сам подорвался? — вдруг предполагает четвёртый.

— А тут поподробнее, — требует первый.

— Допустим, что де Симони захотел расправиться с русским. Это же по его доносу он вообще здесь… Де Симони мог взять с собой взрывчатку, да и сам случайно подорвался. Он же явно без доспеха был во время детонации.

— Хм, похоже на то, — соглашается первый. — Вопрос: а кто вообще впустил постороннего к подозреваемому?

— Так это… мхм… сверху же приказали.

— Доприказались, — ругается первый. — А нам теперь расхлёбывать кашу из мозгов на стенах. Ладно, расходимся. Доложу начальству, а оно уже решит, что делать с подозреваемым.

На этих словах я вздыхаю. Опять двадцать пять. Ждать нового следователя. Вряд ли теперь меня выпустят до истечения суток. Скорее всего, следующим, с кем придётся беседовать, будет уже сам коронный босс.

* * *

Штаб-квартира Пятого легиона «Жаворонки», Рим

Легат Пятого легиона, старый и закалённый командир с немалыми амбициями, уже десятки лет управлял аналогом российской Охранки. За это время он пережил двух Цезарей и видел не одну интригу в высших кругах Рима. Но сегодняшний день потряс его до глубины души. Потомок древнего рода де Симони, которого в свете знали как умного парня, разлетелся на куски прямо в стенах его штаб-квартиры. Мало того что этот идиот взорвался, так ещё и сделал это по собственной глупости!

— Мошонка Плутона! — рявкнул легат, ударяя кулаком по столу так, что старые бумаги взметнулись в воздух. — Кто вообще впустил этого сопляка в зону заключения подозреваемых⁈ Да ещё и с бомбой в кармане, нахрен! Кто устроил этот бардак⁈ — его глаза метают молнии в сторону ближайшего офицера — трибуна, который замер у двери, бледный как полотно.

— Я лично веду расследование, монсеньор, — отзывается трибун, стараясь держать голос спокойным, хотя его внутренности буквально скручивались узлом. Ему нужно было найти крайнего, иначе его ждала не лучшая участь. Признаваться, что он сам дал добро на эту встречу, было бы самоубийством. — Виновные обязательно понесут наказание.

— Я их казню нахрен! — зарычал легат, прищурившись, словно тигр перед прыжком. — Так, а что с русским графом? Филиновым? Он раскололся насчёт храмовников?

— Ещё нет, монсеньор…

— ЧТО⁈ Чешуйчатые яйца Нептуна! — лицо легата налилось кровью от ярости. — Чем целые сутки занимались следаки⁈ Чем ты занимался⁈ Живо иди к нему! Допроси сам! У тебя осталось четыре часа!

— Так точно, монсеньор! — трибун, отдав честь, спешит из кабинета, чувствуя на себе тяжёлый взгляд начальника, который, казалось, готов был сжечь его на месте.

У трибуна не осталось выбора. На кону его карьера. Он должен выбить из щенка признания.

Загрузка...