#Бояръ-Аниме. Газлайтер. Том 14

Глава 20 Свободу филинам!

Ну, про коронного босса я не ошибся. Следующим ко мне заявляется моложавый легионер с эполетами трибуна. То есть уже почти самый верх. Трибун — это высший офицер, заместитель легата. А легат «Жаворонков» — это, по сути, местный начальник Охранки. Поэтому я отнесся к пришедшему со всей серьезностью… Отнесся бы, если бы не вдруг налетевшая зевота.

— Вас манерам учили, граф? — не замедлил сделать замечание трибун, усаживаясь напротив.

— Из-за приставаний ваших людей я уже почти сутки не спал, — позевываю вовсю, что аж челюсть хрустит. — Мне не до мане-е-ер.

Трибун кривится и бросает быстрый взгляд на часы. На лице его спокойствие. Времени полно. А цветок на такого борова не подействует. Ранг Мастера эфирными маслами не взять.

— Предлагаю вам простой выход из этого неудобного положения. Вы расскажете, о чем говорили с Главным жрецом Юпитерским, и отправитесь домой отсыпаться, — предлагает трибун.

— Серьезно? Всё так настолько легко? — радуюсь я. — И почему никто из ваших людей раньше не предложил мне это? Конечно, я принимаю ваше предложение! С Главным жрецом я говорил о достопримечательностях Рима. Очень красивый город.

— Хм, значит, продолжаете упираться? — трибун стучит пальцами по столу. — Не желаете сотрудничать?

— Ну, я просто не вижу своего адвоката, — пожимаю плечами. — Считаю это неуважением по отношению ко мне. А раз не уважаете — о каком сотрудничестве можно говорить? Один из ваших вот вообще пришел ко мне в камеру и разлетелся на куски. Думаете, мне было приятно? Это у вас такой метод запугивания?

— Он не из наших, — угрюмо отвечает трибун. — Это был Леонардо де Симони, уважаемый аристократ, но не легионер. По его свидетельским показаниям вы и оказались здесь.

— О! Так вот кого мне стоит винить в своем аресте? — приподнимаю бровь. — Размазанного по полу аристократа?

— Именно так, — кивает трибун. — У нас к вам никаких претензий. Более того, мы уже начали расследование, как посторонний смог проникнуть в вашу камеру. Однако показания уважаемого де Симони вынуждают нас допросить вас для устранения возможной угрозы престолу.

Я киваю-киваю, а сам мотаю на ус. Удобно устроились «Жаворонки». Обвинили во всем расфаршированного Симони, а тот уже ничего не скажет в своё оправдание, так что можно его делать козлом отпущения, если соскребут. А пока же, под шумок, можно быстренько допросить меня, причем внаглую попирая мои права, ибо де Симони настаивал на моих шашнях с храмовниками, аж клялся Юпитером. Как же тут не проверить? Ну а потом, если моя вина не оправдается, посольству и скажут: вините во всем де Симони, это он наклеветал, вот вам мешок с его потрохами.

— С какими аристократами вы общались в Риме? — продолжает допрос трибун, пытаясь подойти с другой стороны.

— Знаете, с разными. — Отвечать прямо я не собираюсь. Пошли эти макароники далеко и подальше. — Но недостаточно. Я всё никак не успел посетить оперу. А говорят, что в Риме опера просто бесподобная. Величие постановок, талант исполнителей… А вы любите оперу? Как вам «Трубадур»?

Моя игра в обходной манёвр продолжается. Пусть он думает, что я куда больше озабочен высоким искусством, чем тем, что меня держат в этой комнате.

— Не отлынивайте от вопроса, — впервые показывает характер трибун, лязгая голосом, как железом.

Но я продолжаю отлынивать. В течение продолжительного времени играю в дурака и несу всякую чушь. Трибун краснеет, гремит командирским басом, пытается сверлить меня требовательным взглядом. Но я побеждал в гляделки сраных мутантов-монстров, что мне какой-то римский силовик со своей недовольной миной и командирским взглядом? Попробовал бы он таскаться по радиоактивным пескам апокалиптической пустоши раненым и босым, да еще с перепонками на левой ноге. Я бы на него поглядел.

— … А вы какую пиццу любите? С морепродуктами или с пепперони? Мне лично кажется более изысканной «Дон Бекон…»

— Я не собираюсь слушать этот бред! — рявкает трибун, бросив очередной взгляд на часы. Времени ещё было больше часа, то есть вагон, но он явно не хотел провести его в моей компании. — Что вам сказал Главный жрец⁈ У нас есть сведения о ваших кознях против Цезаря!

— От кого сведения? От дятла Симони? — хмыкаю. — У него же явно был личный мотив. Напал на меня, да ещё пукан себе подорвал.

— Какой ещё пукан⁈ — не выдерживает трибун, лицо его багровеет от раздражения. — Всё, граф, вы доигрались, — он скрещивает пальцы, и те угрожающе хрустят. — Времени у нас ещё достаточно, но я успею испытать на вас свой главный козырь, — с злобной ухмылкой обещает он — Когда-то в этом деле мне не было равных.

— Ладно-ладно, ваша взяла. Наклонитесь ближе, и я скажу вам важную вещь, — подмигиваю заговорщически и понижаю голос. — Поверьте, после этого у вас не будет повода держать меня здесь, да и самому сидеть.

Трибун недоверчиво смотрит на меня один миг, словно раздумывая. Но всё же, глядя на мою довольную морду, поддается и наклоняется вперёд.

— Вы скажете что-то о Юпитерском? — тихо спрашивает он.

Я, наклонившись навстречу, молчу, а потом, покачав головой, произношу тихо-тихо:

— Эти часы отстают на час.

— ЧТО⁈ — округляет глаза, и в ту же самую минуту дверь распахивается.

— Трибун, время вышло. Я больше не имею права их сдерживать, — раздаётся голос, и в комнату входит суровый, статный старик в легатских эполетах. Ого, сам главный сатрап явился! Почёт-то какой! Его взгляд холоден и тяжёл, словно весил тонну, и он сразу бросает его на нас. — Ты что-нибудь успел выяснить?

— Я… я… я… — растерянно блеет трибун.

— Виновен или нет? Есть что предъявить? — допытывается легат.

— Эммм… вроде нет…

— Что ещё за «вроде»? Ладно, остальное потом доложишь, — отмахивается статный дед.

Вслед за легатом заходят уже наши, русские — сам посол Арсений Арсеньевич Безбородов в сопровождении целого свиты. Среди них точно должен быть мой адвокат, а может, даже сразу несколько — на всякий случай. Такие важные люди встречают! Я чувствую себя прямо-таки суперзвездой.

— Данила Степанович, собирайтесь, — коротко бросает Безбородов, появившийся в дверях. — Вам обвинения так и не предъявили, значит, вы свободны.

— Без проблем, — я резко встаю, срывая крепления наручников, и направляюсь к всё ещё ошеломлённым конвоирам. — Прошу.

Легат кивает конвоирам. С меня снимают браслеты. Трибун же всё это время не сводит глаз с отстающих часов. Ну да, я их немного подправил, пока мы тут сидели. Точнее, это Ломтик по моей просьбе крутанул стрелку.

— А ноту протеста мы оставляем в силе, — продолжил Безбородов уже с большей уверенностью, обращаясь к легату. Тот нахмурился, но кивнул, даже не взглянув на меня.

— Мы уходим, — бросает посол через плечо, и я с радостью следует за ним в коридор, покидая душную комнату допросов, в которой стены дышали негодованием.

Уже в коридоре слышится из допросной:

— Ну, и что выяснил?

— Эм… так сразу и не скажешь, монсеньор… Может, я подготовлю доклад?

— Какой к чёрту доклад⁈ Говори прямо сейчас!

Я с усмешкой качаю головой. Жалко, конечно, что я не смогу дослушать, чем закончится юление трибуна, но, может, ему прилетит не сильно, хотя… Легат — начальник строгий, это сразу видно.

Мы с послом быстро садимся в машину с дипломатическими номерами и направляемся в отель. Я с облегчением откидываюсь на сиденье, но Безбородов продолжает, глядя на меня со своей дежурной серьёзностью:

— Данила Степанович, ваш бизнес-джет уже заправлен. Отправитесь с женой и вашими фаворитками в Россию через пару часов.

Хм, фаворитками? Это он так Веер со Змейкой назвал? Ну, ничего себе! Горгона-фаворитка. Такое только Лакомке и может в голову прийти.

— Арсений Арсеньевич, я не спешу домой, — качаю головой. — У меня ещё дела. Завтра отправлюсь.

— Данила Степанович, как это завтра⁈ — вытаращивает глаза посол. — Вы сутки просидели в римских застенках! Цезарь поставил вас на карандаш. В Риме вам небезопасно находиться.

— Почему? «Жаворонки» же снова не могут меня задержать, — замечаю я. — К сожалению, ещё ночь и утро мне нужно провести в Риме. Это решение я не изменю.

Завтра храмовники должны передать мне анализ генов Пса, и я не могу поручить это никому другому. Вдруг Юпитерский решит соскочить?

Безбородов только вздыхает и проводит рукой по лбу.

— Владислав Владимирович меня прибьёт, — бурчит посол под нос.

Палатинский дворец, Рим

Цезарь сидит среди апельсиновых деревьев, лениво перебирая плоды, словно каждое из них содержит ответы на его нерешённые вопросы. Легат стоит рядом, побледнев от напряжения.

— Ты держал щенка целые сутки и ничего не узнал? — спрашивает Цезарь с ноткой недовольства, продолжая собирать апельсины в своём саду. — Стареешь, старина, теряешь хватку.

Легат невольно дёргается, как от удара. Это «старина» в устах правителя Рима прозвучало как приговор.

— Августейший, — начал легат, голос его звучит осторожно, — меня гложут сомнения в вине русского. Ныне уже мёртвый де Симони наплёл с три короба, а мы ему поверили…

Цезарь поморщился, швырнув гнилой апельсин в мусорную урну.

— Мы поверили не из-за Симони, — его голос звучит твёрдо и холодно. — Мы поверили потому, что храмовники не унимаются со своим «Аватаром». Юпитерский явно что-то замышляет. Он хочет подсадить на мой трон сына то ли Януса, то ли Плутона. А Симони просто был под рукой — доложил, что Филинов якшается с храмовниками. Парня нужно было проверить.

— Мы проверяли…

— Жёстко надо было, без лишних сантиментов. — Цезарь срывает апельсин. — Сведения, друг мой, мне нужны сведения! В курсе ли сам русский…этот Филинов… об Аватаре? Хочет ли он взойти на трон? Если не хочет, то какие у него цели? Если не в курсе, то кто из знати его направляет и играет в тёмную? Тут все средства хороши. А на ревнивца Симони потом повесть всех собак! Все нарушения международного права! Можно даже было бы его четвертовать, если бы русские настаивали на моральной компенсации!

— Мы так и планировали, — вздыхает легат. — Но всё пошло не по плану. Трибун переусердствовал и впустил Симони прямиков в камеру Филинова, чтобы тот надавил на него. Симони заявился с бомбой и подорвал себя. Дальше собак было не на кого вешать.

Цезарь отрывает очередной гнилой апельсин с мрачным спокойствием.

— Говорю же, старина, хватку теряешь, — спокойно замечает Цезарь, небрежно выбрасывая ещё один подгнивший апельсин в урну. Его тон спокоен, но от этого становится только хуже — кровь у легата стынет в жилах. — Парня-то, поди, уже увезли в Россию?

— Не увезли, Августейший, — отвечает легат с едва уловимой ноткой надежды. — Разведка докладывает: он всё ещё в отеле. Судя по всему, вылет намечен только на завтра.

— Вот как? — Цезарь прищуривается, словно не ожидал такого поворота. — А этот телепат, видимо, крепкий орешек. Стальные нервы.

— Мы можем устроить тайную операцию и quietly вынести его из отеля, — предлагает легат, пытаясь вернуть себе уверенность.

— Нет, — качает головой Цезарь, задумчиво глядя в сторону. — После ареста это будет чересчур подозрительно. Не хочу раздувать конфликт с Борисом, особенно если заговора и вовсе нет. Я назначу аудиенцию. Поговорим с телепатом по душам.

Ленка очень обрадовалась моему возвращению. Еще бы — сутки не виделись. Ночка вышла жаркая. Еще и Лакомка, походу, подключалась к восприятию младшей жены и корректировала поведение «сестренки». Я не жаловался — ведь сам получал максимум удовольствия.

Утро началось с двух интересных наблюдений. Первое — Веер, красная до корней волос, пила кофе с таким смущённым видом, что даже слов не требовалось, чтобы понять: стены в отеле до неприличия тонкие. Второе — на столе лежало приглашение явиться к Цезарю в Палатинский дворец. Не просто явиться, а буквально требование встретиться с Императором. Прикольно! А вот с Ци-ваном я до сих пор лично не встречался, хотя наши отношения тянулись уже долгое время. Но первым делом — встреча с Главным жрецом Юпитерским.

Я не скрываясь отправляюсь в Капитолийский храм. Там меня быстро проводят в помпезный кабинет Тита Ливия. Этот огромный бородач, явно не привыкший к суете, протягивает мне стопку бумаг.

— Диагностические заключения по анализам вашего зверя, достопочтенный граф.

— Благодарю, Ваше Преосвященство, — жадно вцепляюсь я в документы. А что? Здесь был зашифрован по сути ключ к созданию искусственных зверей багрового уровня. Очень сложно зашифрованный, но ключ!

— Признаюсь, мы сами многое почерпнули из этих данных, — с достоинством поглаживая широкую, как лопата, ладонь, произносит Тит Ливий. — Но так и не поняли, как воспроизвести это в наших условиях. Нам просто не хватит знаний. В ваших руках, Данила Степанович, находится поистине ценнейшая тварь из всех возможных.

— С тварями мне вообще по жизни везёт, — киваю, рассматривая бумаги.

— Понимаю, — сочувствующе вздыхает Юпитерский. — Казематы Пятого легиона — не лучшее место для времяпровождения.

— Да нет, там неплохо. Только душновато. Народу много, — я встаю, кладя документы в папку. — Всего доброго, Ваше Преосвященство. Об услуге помню. Сочтёмся.

— Конечно, конечно, — широко улыбается Тит Ливий, провожая меня к выходу.

Теперь меня ожидает встреча с самим Цезарем. В Палатинском дворце меня встречают десятки стражников. Правда, и без того я чувствовал себя не одиноким — на пути в Капитолийский храм за мной едва ли не взвод шпионов тянулся, словно шлейф.

Цезарь сидит в своём саду, поливая саженей апельсинового дерева из пластиковой лейки. Лысоватый старичок с добрым лицом, казалось, занимался этим делом всю свою жизнь.

— Здравствуйте, юноша, — улыбается он приветливо и указывает на пальмы, ломящиеся от плодов. — Прошу, угощайся финиками. Ты ведь телепат? Финики — самый сладкий фрукт. Содержание сахара в небольших плодах свыше восьмидесяти процентов.

— Да, сладкое мы любим, — с кивком срываю спелый фрукт и уминаю его, не стесняясь. Они действительно были вкусными — мягкими, сочными, словно тающими на языке.

— Скажи, юноша. Слышал ли ты слово «Аватар»? — вдруг спрашивает Цезарь, явно пытаясь поймать меня на эмоции. — От Юпитерского или от кого-то ещё?

— Неа, — продолжаю уминать финики. — А что за Аватар такой?

Цезарь же внимательно наблюдает за мной, едва не впивается взглядом. Э, не понял. Чего надо? А! Считывает мысли по мимике и движениям. Ну это знакомо, это мы умеем обходить, хоть сейчас не нужно.

— Видишь ли, граф, Рим — мой, — перешёл на официальные титулы Цезарь, отведя лейку в сторону. — А храмовникам это не нравится. Вот они и выдумали себе сказочного Аватара, который должен отобрать у меня престол и погрузить страну в пучину религиозного дурмана.

Сказочного, говорите, Августейший? Я ведь тоже умею читать эмоции по движениям, и что-то ты сильно встревожен. Неужели всё дело только в храмовниках?

Я лениво пережевываю финик, а затем поднимаю взгляд на Цезаря.

— Слушайте, Августейший. Я здесь всего лишь проездом. Меня чужие интриги мало интересуют. Своих дел хватает выше крыши.

— Что ж, хорошо, — говорит он, явно довольный таким ответом. — Но не обессудь, храмовники могут иметь свои планы на тебя. Поэтому в Риме мои легионеры всегда будут поблизости. На всякий случай.

Слежка, значит. Ну я всё равно ее замечал уже. Да и в Империи не задержусь, сегодня уже вылет.

— Понял вас, — не согласился, но принял к сведению. А значит и силу могу применить в случае чего, если эти следящие будут докучать слишком.

— Ну, тогда… можешь набрать фиников и апельсинов в дорогу! — Цезарь с улыбкой доброго дедушки достаёт из кармана авоську и протягивает её мне, как будто это великое подношение.

В дорогу, ха.

— А сколько? — прищуриваюсь я, изображая вежливую заинтересованность.

— Да сколько унесёшь, — великодушно обводит он рукой деревья, отягощённые урожаем.

Ну, сам напросился. Не стоило давать такое предложение на полном серьёзе. Авоськи, конечно, не хватит. Но у нас ведь есть кротовая нора, да, Ломтик?

«Тяв!» — раздаётся в ответ.

С широкой улыбкой я принимаю авоську.

Усадьба Морозовых, Москва

— Пилик-пилик…

Раннее утро, в комнате тихо, но звук звонка безжалостно разрывает покой. Князь Морозов, лежащий на кровати, не открывая глаз, протягивает руку и на ощупь хватает мобильник с тумбочки.

— ДА АЛЛО! Кто это там дергает меня в такую рань, шкураки адовые⁈ — срывается он, ещё не до конца проснувшись.

— Ну, так меня ещё никто не называл, Юрий Михайлович! — раздаётся знакомый голос, сопровождаемый коротким смехом.

Морозов моментально выпрямляется, будто его ударило током. Это Красный Владислав, Владислав Владимирович! Если он звонит, да ещё в такую рань, значит, дело серьёзное. Очень серьёзное. Остатки сна тут же испаряются.

— Владислав Владимирович? — голос Морозова резко меняется, становясь деловым. Красный Влад не звонил просто так, тем более на рассвете. — Что-то случилось?

— Да ничего особенного, Юрий Михайлович, — лениво отвечает Владислав, явно растягивая момент, наслаждаясь ситуацией. — Просто выдалась минутка, и я решил уточнить у тебя кое-что.

Морозов крепче сжимает телефон, ощутив напряжение. Он, конечно, один из сильнейших князей, но против Охранки не попрёшь.

— До меня тут дошли слухи, что ты сватал Машу за какого-то римлянина, — продолжает Красный Влад с лёгкой усмешкой в голосе. — Что за дела, князь? Мы же договаривались, что выдадим её за Данилу.

— Э-э-э… — Морозов теряется. Он инстинктивно бросает взгляд на окно, словно ища путь для спасения.