Братство Грааля

Глава 12. Рискованная профессия. Часть 1

Si tibi copia, si sapientia, formaque detur

Inquinat omnia sola superbia, si dominetur

Если ты красив, если мудр, то обрёл богатство.

Но гордыня оскверняет всё, если побеждает.

(выгравировано на стене дворца крепости госпитальеров Крак-де-Шевалье)

В сарацинской крепости меня снова тепло встретила ночь. Заявляться в неё днём было бы слишком самонадеянно, а от приобретения навыков, скрывающих меня от чужих глаз, я сознательно отказался. На миг замер, настороженно вслушиваясь, но никто не закричал, не поднялась тревога, не вспыхнули, разгоняя мрак, факелы… Если меня и искали, то декада — более чем достаточный срок для того, чтобы энтузиазм стражников угас. Собственно, как и ожидалось. Я поправил куфию* и слегка расслабился. Даже заметь меня сейчас кто-нибудь, то должен принять за местного жителя. Ничего сложного, на самом деле, если изучен соответствующий навык. А умение «Ассасин», изученное до третьего уровня, обошлось мне всего лишь в шестьдесят ОС. Навык невидимости, к слову, обошелся бы в двести, ведь приобретать его пришлось бы за баллы репутации. А так, никакого волшебства, обычная маскировка, а результат даже лучше — если меня и заметят, то не обратят внимания. Мало ли какие поручения могут быть у слуги или раба, да и кому интересны их заботы?

* куфия — она же тюрбан или чалма — головной убор из платка, повязанного особым образом, распространённый и в наше время.

(примечание автора)

Крадучись сделал несколько шагов. Не так, как это делает горожанин, наивно желающий остаться незамеченным, а так, как это делает охотник. Неторопливый плавный шаг, при котором нога мягко ставится на пятку, а потом как бы перетекает на носок. Впрочем, это не единственный отныне известный мне способ бесшумной ходьбы, в том же лесу я бы двигался иначе. Сейчас пригодилось бы ещё умение видеть в темноте, но приобретать дорогостоящий навык по каждому поводу — непозволительная роскошь. Может быть, я и раскошелился, если бы злоумышлял против местных обитателей, но мои планы на их счёт другие. Хотя Рока Римай действительно предлагал просто захватить эту крепость. Но если насилия можно избежать, то не лучше ли обойтись без него? Ну или хотя бы попробовать?

Похоже, я вернулся туда, откуда и убывал. Хоть какая-то определённость. Теперь бы ещё понять, где находится это место. Перед возвращением на землю я просил Ангела-хранителя показать мне карту побережья. Просьбу он исполнил, даровав не только запрошенное изображение, но и соответствующий навык E-ранга, так что сориентировался быстро. Да и чего тут сложного? Небольшое усилие, и перед мысленным взором всплывает карта всего Леванта, от Каира до Византии. Именно перед мысленным взором, так как обыденному зрению ничто не мешает, и я вижу** как бы две картинки сразу — окружающий мир и незримую никому, кроме меня, карту. Моё местоположение отмечено светящейся точкой. Увеличиваю масштаб. Карта как будто раздвигается. Я нахожусь к востоку от Кипра, прямо на отметке, обозначающей замок или крепость. Называется Маргат. Поднатужился, но вспомнить такое название не сумел. С одной стороны странно, ведь это практически город, с другой — было бы наивно полагать, что я знаю все замки и крепости, которые есть на свете.

** Главный герой слегка заблуждается, неверно интерпретируя данный эффект. На самом деле видеть две картинки одновременно, и адекватно их воспринимать, ему помогает дополнительный поток сознания, который он получил от системного навыка «Мыслитель» (1/5). Помимо этого, многие сложные системные навыки весьма требовательны к значению параметра Разум, который влияет на их эффективность и корректность функционирования. Существуют и уловки, в некоторых случаях позволяющие снизить требования, например, за счет расхода маны. Но главный герой о таких нюансах не знает, и даже системный бог, считающий себя Ангелом Божьим, и выдающий себя за архангела Гавриила, о многих вещах может лишь догадываться.

(примечание автора)

«Картограф» — очень полезный навык! Сам по себе он слабенький, и всего лишь обозначает местность вокруг своего владельца, причём на очень скромной дистанции. Но всё меняется как по волшебству, если к нему приобретается знание карты мира. Мало того, что оно само по себе бесценно, так ты ещё и всегда можешь видеть своё местонахождение. Ерунда, безделица, — ведь обычно любой человек и так прекрасно знает, где он находится. И огромное преимущество в моём случае. Особенно, если придётся «телепортироваться» в другие края, исполняя божественные поручения. Впрочем, моряку такой навык тоже будет полезен, а в некоторых случаях просто незаменим. Море есть море, и заблудиться в нём можно запросто. Поэтому так важно всегда держаться берега. Нет ничего страшнее, чем потерять его из виду. Его можно уже не найти никогда. Скорее всего, наша галера потому и шла к этому берегу потому, что его видно с Кипра.

В общем, меня выбросило за борт не в окрестностях Тира, как я полагал, а у северной границы графства Триполитанского, павшего под ударами сарацин в позапрошлом году. То есть это даже не Святая Земля, так как та начинается в окрестностях Сидона, расположенного четырьмястами километрами южнее. Не близкий путь мне предстоит. Но дорогу осилит идущий.

Кстати, согласно карте, недалеко отсюда находится один из уцелевших осколков павшего графства — портовый город Тортоса, до сих пор обороняемый тамплиерами. Хм, километров тридцать отсюда. Вроде и не далеко, но это если не учитывать, что вокруг простираются захваченные сарацинами земли. Впрочем, деваться мне некуда, а наличие поблизости дружественного города значительно облегчает моё положение. Может быть, будет проще преодолеть путь до Акры по морю?

Проклятье! — я слишком глубоко задумался. С улицы во двор решительно шагнула человеческая фигура, резко замерла, заметив меня, а в следующий миг зашелестела извлекаемая из ножен сталь. Вот тебе и маскировка, надо было всё-таки брать невидимость. Но как же так?!

Интерлюдия 1. Начальник конюшен*

Хмурый, рано постаревший, в простой чалме, прикрывающей облысевшую голову, в старом, засаленном шёлковом халате с выцветшим узором, протёртом на локтях, в кожаных сапогах с твёрдым носком** и стоптанной подошвой, даже в это тревожное время сопровождаемый всего лишь одним телохранителем — таким же старым воином, как и он сам, — Назиф, привычно выпрямив больную спину, застуженную в одном из бесчисленных походов, проезжал внутренний двор. Встреченные люди расторопно расступались перед конём, провожая его фигуру поклоном или почтительным шепотом. Возле чайханы, от входа на него потянуло сладким запахом гашиша, — внутри явно предавались пороку. Воин непроизвольно скривился. Увы, но чайханщик исправно платил эмиру налоги, и тому не было дела, откуда берутся деньги. А после недавних событий незыблемые, казалось бы, позиции начальника конюшен пошатнулись, вынуждая хранить молчание там, где раньше он не прошёл бы мимо. Из двери вывалился пошатывающийся стражник, увидел знакомую фигуру и охнул. Раб-телохранитель, перехватив взгляд хозяина, презрительно сплюнул в сторону испуганно скрывшейся с глаз фигуры.

* Начальник конюшен — это старший командир для всех воинов гарнизона. Выше него в военной иерархии стоит лишь сам эмир или султан.

** В описываемое время, в арабских странах модной являлась обувь с острыми загибающимися к верху носками. Она считалась очень красивой, и многие зажиточные люди предпочитали носить именно такую. Причём эта мода не обошла стороной и западную Европу, отразившись, к слову, в Правилах тамплиеров (в виде запрета на ношение). Обувь с прямыми носками — это скромность на грани вызова придворным приличиям. А если они ещё и твёрдые, то это говорит о том, что обувь не здешняя, так как в Сирии обувь преимущественно изготавливали с мягким носком.

(примечание автора)

Назиф с отвращением отвернулся, но лишь для того, чтобы с высоты коня заметить плотное кольцо людей, окруживших двух других, сидевших на земле.

— Игра! — догадался он. — Что за вечер такой сегодня? И ведь он ещё не закончился. Посмотреть что ли? Играть, конечно, не буду, — не дурак же я. Но почему бы умному мне не посмотреть ещё раз на дураков?

Он подъехал ближе. В задних рядах пара человек обернулась на шум, но, видимо, не признав его в этой одежде, равнодушно отвернулась. Что ж, одет он действительно неподобающе, зато его воины, в подавляющем большинстве, обуты в сапоги, не говоря уж о прочем.

— Глупые люди! — шепнул он послушно наклонившемуся к нему ухом телохранителю. — Они рискуют последним в надежде приобрести большее. А ведь Пророк запретил нам азартные игры на деньги. Хвала Аллаху, что я не подвержен этой пагубной страсти… Как везёт, однако, этому игроку: он выигрывает третий раз подряд… Смотри — он опять выиграл!

— Поразительное везение, — нейтрально бросил телохранитель, бдительно оглядывая окрестности, в благородном стремлении оградить себя и своего господина от возможных карманников. Конечно, здесь не Хомс, не Дамаск, и уж тем более не Багдад, но это не повод терять бдительность.

— Да, ты прав, — качнул подбородком его хозяин. — Интересно, найдутся ли глупцы, которые купятся на этот трюк?

— Думаю, что найдутся. Иначе на что бы жили мошенники?

— Раньше такого не было.

Слуга мудро промолчал. Простому человеку лучше не заводить речи о том, что раньше было лучше. Так рассуждая легко можно дойти и до того, что и без египетского султана жить можно. Причем богаче и лучше, чем ныне.

Назифу не нужно было умение читать чужие мысли, он и так знал, о чём думает его старый слуга. Сирии просто не повезло. С юга их подпирает могущественный Египет, с востока — великая монгольская империя, с запада — зажимает море и приходящие из-за него западные варвары, захватившие побережье, изрядно ослабевшие за последние сто лет, но всё ещё опасные, с севера — угасающая, но тоже ещё могучая Византийская империя и воинственные племена бежавших от монголов турок. Все они сцепились между собой, а ареной их боёв служит его несчастная родина, которую разоряют со всех сторон. Богатые некогда города обращены в руины и обезлюдели, древние оросительные системы нарушены, и не осталось мастеров, знающих как их восстановить. Заброшенные поля зарастают сорной травой или на глазах превращаются в пустыню. А главное — война продолжается, и ей не видно конца. Султану выгодно иметь между собой и монголами разорённую пустыню, где нечего взять и где сложно провести многочисленное войско. Когда-то он верил, что сражается за правое дело, а сейчас уже поздно что-то менять. Но этой ли судьбы он желал своей земле?

Когда взявшиеся ниоткуда, словно из старых страшных сказок, ассасины начали резать патрули стражи, у него ещё была надежда, что удастся сохранить свою должность. В конце концов, крепость ведь они удержали. Часовые были обязаны поднять тревогу в случае атаки на крепость, и они выполнили свой долг. Кто же знал, что это не попытка ночного штурма, а вылазка проклятых недобитков из низаритов? Пришли в ночи и растворились в ночи, оставив после себя лишь обобранные окровавленные трупы и липкий страх. Как в легендах. А что в итоге? Получив сигнал тревоги от пограничной крепости, сирийская армия, марширующая на соединение с египетской, пришла в смятение. Маркаб — очень сильная крепость, штурмовать её слабыми силами никому даже в голову не придёт. Армия, способная на это, не может быть слабой. И не суть важно кто неведомый враг — войско Киликийской Армении, неугомонные турки или вовсе внезапно высадившиеся на побережье христиане, что казалось наиболее вероятным, и было бы самым неприятным.

Получив сигнал об ударе в спину, эмиру Хомса пришлось спешно разворачивать свои отряды прямо на марше, а движение обоза с осадными орудиями для разрушения крепостных стен, идущего на соединение с армией султана, наоборот — ускорить. Быки и так еле тянули перегруженные повозки, а тут вскоре стали просто падать в изнеможении. И обоз, вначале действительно ускорившийся, вскоре замедлился, а потом и вовсе встал. В результате, армия султана Египта вот-вот подойдёт к стенам христианской Акры, а обещанные эмиром Хомса осадные орудия запаздывают. Подобное не просто ставит под угрозу выполнение плана на всю военную компанию этого года, но имеет и практическую цену, ведь содержание войска стоит денег, и каждый лишний день задержки обходится египетской казне в огромные убытки. Не сложно сообразить, что правитель окажется недоволен подобным нерадением своего вассала. Тот изольёт свой гнев на голову эмира Маркаба, а эмир — на своего начальника конюшен. И былые заслуги тут не защитят, кто-то должен ответить за срыв сроков, и раз ассасинов не поймали, то не сложно угадать, кого назначат виновным.

Назиф ласково потрепал по холке своего коня и тот изогнул недоумённо шею, удивляясь и радуясь неожиданной ласке.

— Лишь тебе не стоит опасаться гнева султана, хоть ты и числишься в моей свите.

Он выпрямился, утрачивая интерес к игре.

— В замок не поедем, заночуем, где обычно. Гнев эмира ещё не угас, и лучше мне ему на глаза не попадаться.

К знакомому дому Назиф подъехал уже в сгустившихся сумерках. Отпустил телохранителя, вручив ему коня, постоял немного, любуясь звёздами, и вошёл во двор, сразу заметив затаившийся у окна силуэт, — человека, которого здесь не должно быть. Сердце укололо страхом, — не за себя, за семью. Тень отдёрнулась, но опытный взгляд воина даже в темноте выхватил уверенную ловкость движений, а ухо уловило тихий характерный звук, который издает лишь кольчуга, пусть её и прикрывает халат. Он не думал, не сомневался, в этот короткий миг на него снизошло просветление, как это бывает в критической обстановке. Его сабля покинула ножны, а враг уже вырастал перед ним, преображаясь подобно ночному дэву или убийце, сбросившему неуместную маску. Со звоном столкнулась сталь, и Назиф почувствовал разгорающийся азарт. Не смотря на неожиданность нападения, он сумел ударить первым. И судя по тому, как легко ассасин его отразил, ему встретился настоящий мастер.

Противник пытался что-то говорить. Но кто же будет отвлекаться во время боя в такой ситуации? И стража неизвестно когда прибежит. Закричать? Позвать на помощь? И эмиру тут же доложат, что он одряхлел настолько, что не смог справиться всего с одним разбойником. Недоброжелателей у него хватает, да и то, что он впал в немилость, не укрылось от чужих проницательных взоров. Нет, звать на помощь нельзя. А перестук клинков привлечет внимание соседей не сразу, в этом доме живет семья воинов.

Противник ловко сдерживал его натиск, в то же время не атакуя, когда ему выдавалась эта возможность, а затягивая бой, и в какой-то момент начальник конюшен ощутил и налившееся тяжестью брюхо, и одышку, и то, что годы коварно и незаметно украли у него молодость. Он понял, что не справится, и ощутил лёгкое сожаление. Смерть в его годы и при его профессии не такая плохая штука, но с возрастом начинаешь больше ценить жизнь, даже если давно перестал цепляться за неё. А ведь ему надо думать и о семье. Настороженно отслеживая взглядом силуэт противника, он мягко отступил на два шага. Тот не преследовал, и Назиф, чуть поколебавшись, опустил саблю кончиком в землю, показывая нежелание сражаться дальше.

— Ты слишком хорош для меня, — сбившееся дыхание едва не заставило голос дрогнуть. — Говори, теперь я готов тебя слушать.

(конец интерлюдии)

В конечном счёте, столь некстати объявившийся сарацин оказался тем, кого я искал — проводником к владельцу замка. Видно, что небогат, но оружие в полном порядке, да и владеет им отменно для обычного человека, не имеющего системных навыков. Он слегка удивился, когда я заявил, что хотел бы выкупить пленных и рабов-христиан, всех, какие есть в крепости. Но предложение провести меня для переговоров к эмиру сделал столь легко и с такой уверенностью в голосе, что я поверил — действительно проведёт, и стража нас пропустит. Мало ли, что одет скромно? Может они с эмиром побратимы или ещё что. Да и какое мне дело?

Не удержался и задал представившемуся Назифом сирийцу вопрос о том, почему эта крепость выглядит франкской постройки. Тот охотно поведал, что ещё недавно Маргат принадлежал рыцарскому ордену госпитальеров, и армия султана Калауна, отца нынешнего правителя Египта, захватила его всего лишь пять лет назад. Тридцать восемь дней длилась осада, многотысячная армия несколько раз ходила на штурм, но крохотный гарнизон, возглавляемый двумя десятками «братьев», успешно отразил все попытки ворваться на стены. Тогда мамлюки прорыли подкоп в основании горы, прямо под стену замка, и заложили в него пороховую мину. Осознав безнадёжность своего положения, госпитальеры сдались, под обещание сохранить гарнизону жизнь и дозволение для себя беспрепятственно покинуть свою бывшую твердыню.

Мой собеседник рассказывал об этом с неприкрытым удовольствием. Насколько я понял, он принимал в той осаде самое непосредственное участие. Думаю, что рыцари изрядно рисковали, доверившись султану, сарацины очень редко держат данное слово*, но эти мысли я благоразумно озвучивать не стал. Что до самого способа уничтожения стен, то мне о нём доводилось слышать, хотя лично ни разу не сталкивался. Уж очень дорог и сложен в изготовлении этот порох**. Везут его из арабских стран, но я слышал, что к ним его привозят из далёкой Индии. Впрочем, толком я про это не знаю, и вообще считал тот рассказ вздорной выдумкой монаха. Удивительно, что среди тех рыцарей нашлись знающие люди, сумевшие не просто поверить в реальность угрозы, а и распознать её.

* К сожалению это не преувеличение, обычно подобные клятвы нарушались, стоило христианам сложить оружие. Есть ли в том, что слово было сдержано, заслуга Назифа — вопрос спорный, решение принимал египетский султан. Но советы ему кто-то давал.

Назиф — вымышленный персонаж, так как имён настоящих командиров сирийского гарнизона мне установить не удалось, а вот история самой крепости — реальна. Её хорошо сохранившиеся руины и поныне возвышаются над местностью в нескольких десятках километрах к северу от сирийского портового города Тартус (бывшая Тортоса).

** Задолго до того как порох догадались использовать для бомбард и мушкетов, его использовали в осадном деле для разрушения крепостных стен методом их подрыва.

(примечание автора)

Меня пригласили в дом. Единственное, воин, слегка раздражённым тоном, попросил снять халат, надетый для маскировки. Ещё и пробурчал что-то про олухов на воротах, которым он задаст. Я смущённо исполнил это требование. Желания оправдывать неведомых караульных у меня, естественно, не возникло. К счастью, уточняющих вопросов о том, как я попал в крепость, не последовало. Собеседник сам придумал себе достоверное объяснение. После того как местные стражники допустили прорыв в крепость одиночного всадника, веры в их непогрешимость, наверное, нет ни у кого, а трёпка им в любом случае не помешает.

Перед визитом к эмиру я попросил дозволения переодеться. Парадная одежда у меня всего одна, так что альтернатив одеянию Стража Грааля у меня просто не было. Да, белая котта с красным разлапистым крестом, как у тамплиеров, наведёт сарацин на вполне определённые мысли, но уж лучше так, чем объяснять им как всё обстоит на самом деле. Находясь в христианской крепости, я бы, конечно, не посмел столь дерзко нарушать закон, но не думаю, что у местных жителей возникнут вопросы.

Для моих нужд Назиф предоставил целую комнату, встав, впрочем, у порога, сразу за занавесью. Из коридора время от времени доносился его голос и шум поднявшегося переполоха.

— Готов? — Назиф, уже богато переодетый, вошёл в комнату. Взглянув в мою сторону, он хмыкнул, как будто мой вид подтвердил какие-то его мысли. — Извини, но предлагать тебе ничего не буду***, не знаю, о чём вы договоритесь с эмиром. К тому же ассасины недавно вырезали несколько наших патрулей, напугали людей, так что незнакомцам у нас не рады. Стражу я уже вызвал. Не беспокойся, я передал, что ты посол, и с какой целью прибыл. Кстати, давай договоримся, что ты не прокрался как тать, а попросил стражу вызвать старшего. Ну и сюда тебя провёл я. Просто на воротах стоят мои люди, и их промах эмиру подадут как мой промах. Мы договорились?

Я немедленно кивнул, и собеседник удовлетворённо выдохнул.

*** Согласно традиции, гость, разделивший с хозяином пищу или воду, становился неприкосновенен.

(примечание автора)

Ощущая некоторую скованность, в окружении недобро зыркающих в мою сторону воинов, я прошёл в замок. И вроде бы понимаю, что в любой момент могу отступить, активировав миссию «Паломничество», а всё равно не по себе. Не знаю, как выдерживают подобные испытания настоящие посланники. Идея выкупить пленных уже не кажется привлекательной, но передумывать поздно. Раз меня не бросились вязать сразу, то пока всё идёт по плану. Может быть, я зря нервничаю.

Перед входом в указанные покои пришлось разоружиться. Раб-нубиец, закутанный в зеленые одежды, обнажёнными мускулистыми руками, которые торчали из коротких рукавов, едва прикрывающих его плечи, принял меч, смерил небрежным взглядом и отставил в сторону. Ха! Видел бы он моё настоящее оружие, а не эту трофейную поделку. Два других раба, похожих как близнецы, встали за моей спиной с обнажёнными кривыми мечами. Не доверяют. Впрочем, с высоты моих текущих знаний и умений, их поза не слишком-то удачна и излишне нарочита. Вместо того чтобы дополнительно занервничать, я наоборот — успокоился.

Сарацинский эмир оказался зрелым мужчиной, лет тридцати, типичной для арабов внешности, с правильными чертами лица, узкой кучерявой бородкой клинышком, и умными насмешливыми глазами. Он сидел на корточках на ковре, на маленькой расшитой подушке, перед небольшим столиком, на котором стоял затейливо расписанный кувшин и серебряный кубок. По бокам от него жиденькой толпой выстроились богато разряженные придворные и слуги. Он смотрел на меня открытым прямым честным взором, в котором плескалось лёгкое любопытство.

Меня представили, я исполнил полагающийся по этикету поклон и выпрямился. Сарацин молчал, внимательно разглядывая моё платье и выглядывающую из-под него кольчугу. Я тоже безмолвствовал, потому что разрешения говорить мне не давали. Наконец мужчина удовлетворил своё любопытство. Впрочем, сесть он мне не предложил, задав вместо этого вопрос.

— Мне доложили о цели твоего визита, но добавили, что верительных грамот у тебя при себе нет. Я, разумеется, не против передать тебе часть имеющихся у меня христианских рабов, но хотелось бы взглянуть на цвет твоих денег. Или у тебя вексель? Вашего ордена, верно? Боюсь, обналичить его мне будет затруднительно.

Сарацин доброжелательно улыбнулся, а в толпе придворных угодливо захихикали. Он глядел мне прямо в глаза, как будто что-то искал и не находил. Нахмурился.

— Генуя? Венеция? Может быть Пиза? Я не приму их бумаги, выписанные на крупную сумму. Или у тебя есть поручитель из наших купцов?

Я медленно, чтобы не спровоцировать стоящих за моей спиной телохранителей, придвинул к себе тяжелую котомку, которую нёс с собой, отказавшись передавать слуге. Всю дорогу она притягивала чужие взгляды, но никто не попросил у меня дозволения в неё заглянуть, как и не потребовал предъявить содержимое. Отказу передать груз слуге тоже не особенно удивились. Медленно запустил в неё руку, вытащил, не глядя, сколько влезло в ладонь, и высыпал на пол серебро. Монеты звонко застучали, ударяясь о каменные плиты, раскатываясь по полу. Зал замер, и в наступившей тишине я высыпал содержимое котомки под ноги. Демонстративно встряхнул опустевшее хранилище и повесил на плечо.

Эмир не шелохнулся, хотя может быть просто замер от неожиданности. Впрочем, растерялись даже телохранители. А ведь я нарочно не наполнял котомку более того, что физически могло в неё влезть. Не время поражать присутствующих чудесами.

Подчиняясь почти неуловимому жесту, один из придворных с поклоном протянул своему повелителю одну из рассыпавшихся монет. Тот жадно вгляделся.

— Собрать, сосчитать, проверить, — коротко приказал он и сделал рукой жест, позволяя мне приблизиться

Один из слуг выскочил в коридор и куда-то убежал, другой бросил растерянный взгляд на рассыпанные монеты, на котомку на моём плече, но вмешаться в разговор, разумеется, не осмелился.

— Мне нравится цвет твоих денег, — сарацин задумчиво подкинул на ладони тяжелую монету, — хотя я ожидал увидеть золото. Оценка твоих монет займёт время. Надеюсь в них не слишком много меди?

Я отрицательно мотнул головой, но на всякий случай уточнил:

— Монеты отчеканены из серебра высшей пробы.

— Мы проверим, — собеседник спокойно мне кивнул, принимая сказанное к сведению, — а пока это делается, предлагаю оговорить детали. Сколько человек тебе поручено выкупить и кого именно? Ну или можешь назвать сумму, которую тебе разрешено потратить.

— Я бы хотел выкупить всех.

— Всех? — сарацин неприкрыто удивился, а потом неожиданно засмеялся. Впрочем, смешки раздались со всех сторон.

— Ты, наверное, недавно прибыл в наши края, и не понимаешь, о чём просишь. Возможно, твои христианские братья, не рискнувшие заявиться сюда лично, выбрали именно тебя за то, что ты молод, ничего не знаешь, и не сможешь выдать их тайны? Что ж, придётся мне самому рассказать тебе то, о чём они умолчали.

Эта крепость была занята нами пять лет назад. Защитники сдали её без боя, со всем добром и жителями. Султан Калаун, которого мы зовём Победоносным, пощадил их жизни и отпустил, но — только рыцарей. Как ты должен понимать, в столь огромную крепость в ужасе перед нашествием нашей армии набилось множество народу, а ещё больше его осталось в окрестностях. Сотни простых воинов, слуг и оруженосцев, тысячи простых жителей. Ты точно собираешься выкупить их всех?

Сколько серебра тебе выдали? Цену за выкуп я спрошу обычную. Тысячу золотых динаров за знатного рыцаря, за всех остальных — как за рабов. Скажем, 15–16 динаров за подростка любого пола, 20 — за молодую женщину, 30 — за мужчину. Детей, если будешь брать, отдам по два динара за штуку. Цена, разумеется, примерная*.

* Цены на рабов в средние века действительно могли колебаться в очень широких пределах, в зависимости не только от раба, но и от региона, внешних обстоятельств (во время войн и захвата городов цены на рабов падали в разы), спроса и предложения, объёмов покупки/продажи, иных факторов. В данном случае, торг вполне допустим, но и речь пока идёт скорее о намерениях, нежели о чём-то конкретном.

(примечание автора)

Я мгновенно прикинул в уме: один золотой динар — это примерно три с половиной серебряных монеты, если брать по весу и обычному курсу золота к серебру. Того, что я столь небрежно высыпал на пол, хватит на выкуп нескольких сотен детей. Или вдесятеро меньше — молодых женщин. Или на полтора — два десятка мужчин, не обученных военному делу. Да, полная котомка серебра, это не так уж много, на самом деле.

— Я готов выкупить всех. Прошу рассматривать выданную сумму как задаток.

В зале зашушукались, над ухом эмира попытался наклониться один из придворных, но тот резким движением ладони заставил его отпрянуть.

— Если твои монеты окажутся так хороши, как ты об этом говоришь, то завтра мы вернёмся к этому разговору. А пока будь моим гостем. В крепости неспокойно, поэтому покидать выделенные покои я тебе запрещаю.

Араб сделал повелительный жест и меня чуть ли не под локти вывели в коридор. Разделить хлеб и воду мне так никто и не предложил.

Интерлюдия 2. Совещание

— Ну, что скажете? — голос эмира утратил всякие следы доброжелательности и звучал требовательно и резко.

Недоумевающих, по какому поводу их собрали, среди придворных не было, здесь находились лишь посвященные.

— Страна происхождения монет мне неизвестна, — голос взял казначей. — Но способ чеканки, изображения на оборотной стороне и письмена совпадают с ранее переданными образцами. Письмена нам до сих пор не удалось разобрать, я пошлю запрос в Хомс, но как скоро мне ответят, сказать не возьмусь. Возможно, там тоже не найдётся никого, кто знает эту письменность. Тогда надо будет запрашивать в Каир и Дамаск, может быть даже в Багдад. Не может быть, чтобы никто ничего не знал. Чеканка монет совершенна, любой, кто их видел, не сможет забыть. Судя по внешнему виду, все они отчеканены недавно или очень хорошо хранились. Но меня смущает то, что следов износа и потертости нет вообще ни на одной.

— Содержание серебра?

Казначей промокнул рукавом вспотевший лоб.

— Надо проверить каждую монету, но на первый взгляд неверный не солгал. Опять же, качество чеканки невозможное для наших мастеров. Такую монету невозможно подделать. Ни нам, ни христианам. Эти монеты — не их.

Присутствующие закивали, одобрительно зашушукались, что — да, действительно, и чеканка не та, и язык неизвестный.

— Кроме того, мои люди ранее проверили незнакомую золотую монету, с изображением ангела и похожими письменами. Там оказались какие-то примеси, повышающие её износостойкость, но по содержанию — это золото высшей пробы. Думаю, с серебряными монетами будет то же самое. Хотя мы, конечно, всё проверим.

— Это могут быть исмаилиты?

Эмир обратился к другому советнику и казначей с облегчением отступил на шаг назад.

— Исключать нельзя ничего, повелитель. Но я не думаю, что эти монеты отчеканены в наших землях. Иначе мы бы о них знали. Что касается дальних стран, то кто знает? Но два раза эти монеты попадали к нам из рук франков, и один — от ассасинов. Мы знаем, что в старину орден тамплиеров поддерживал связи со Старцем Горы. Может быть, эти связи сохранились? Мы не знаем достоверно всех возможностей их Ордена.

— А что сообщают по этому поводу наши соглядатаи?

Начальник тайной стражи сделал шаг вперёд и глубоко поклонился.

— Я сегодня же разошлю письма. Теперь, когда мы знаем, на что следует обратить внимание, мы обязательно найдём источник. Раз этими монетами расплачиваются, то следов не может не быть. Купцы должны что-то знать. И ещё, я думаю, что они появились лишь недавно. Иначе, как уже было озвучено, мы бы о них знали. Возможно, неверные открыли новые земли, неведомые нам. Возможности их флота, да будет он проклят, вы сами знаете.

— Запроси наших венецианских друзей, да и других тоже. Если тамплиеры открыли новые земли, то Венеция и Генуя наверняка в курсе. А если нет, то они будут искать истину даже усерднее нас. Приложи образцы монет.

— Что с нашей армией?

Начальник конюшен напрягся, но вопрос был обращён не к нему, хотя военные дела — его зона ответственности.

— Свежие волы были доставлены, и несколько дней тому назад обоз возобновил движение. Он прибудет с опозданием в неделю или полторы. Основная армия прибудет к Акре вовремя. Эмир Хомса выражал своё крайнее недовольство нами.

Присутствующие поморщились, включая эмира.

— Думаешь, христиане хотят выкупить как можно больше единоверцев, способных держать оружие в руках?

Начальник тайной стражи ещё раз склонился в поклоне.

— У меня нет других предположений. Хотя я удивлён, что они нашли на это деньги.

— Ну, нашли или нет, мы пока не знаем. Но, пожалуй, султан не обрадуется таким известиям. Отпиши эмиру Хомса обо всём.

— Повелитель, может быть нам не стоит разрешать христианину выкуп обученных военному делу мужчин? А вместо этого предложить обузу из множества голодных ртов, которых им придётся кормить и которые всё равно вернутся к нам, когда султан захватит их земли.

— Хм, признаться я и сам думал провернуть нечто подобное. Но ты всё равно молодец. Пожалуй, так и попробуем сделать, даже если цену придётся скинуть. Казначей! Подготовь свои предложения на утро.

Придворный послушно склонил голову, но эмир уже смотрел на другого.

— Назиф, а что скажешь ты? Ведь это ты привел его сюда?

Взгляды присутствующих обратились на начальника конюшен.

— Скорее всего, охрана этого рыцаря встала лагерем где-то в окрестностях. Я могу выслать отряд на их поиски.

— Не смей! Я запрещаю. Если этот неверный не врёт, то сегодня он принёс лишь задаток. Рисковать срывом сделки не стоит. Мы окажемся в глупом положении, если никого не найдём, особенно их казны. А вот потом… Кто знает, что будет потом?

(конец интерлюдии)