Братья Никитины

Громовую весть о февральской революции Никитин встретил прикованным к постели. Сообщение ошеломило, привело в полное замешательство. За стенами его комнаты бурлило и клокотало людское море, а до него доносились лишь отголоски сходок, речей, лозунгов: «Свобода, равенство и братство...»

Дом непривычно опустел — ни шагов, ни голосов — всех как ветром сдуло, все на улицах, митингуют. Поздно вечером ввалился Николай, а с ним — низкорослый, румяный юрист Данкман и весельчак Станевский. У всех на рукавах повязки, а на груди банты того же красного шелка. Разговаривали громкими голосами, взбудораженно, наперебой, словно в подпитии.

Силы покидали Акима Никитина, а мышление оставалось по-прежнему ясным, быть может, даже более ясным, чем раньше. Умирающий отчетливо осознавал: должен успеть сделать все распоряжения. Послал за нотариусом. «Просил, мол, прийти незамедлительно...»

Дожидаясь Невяжского, сосредоточенно обдумывал духовное завещание в деталях, стараясь ничего не упустить. Досадовал, что не может, как издавна привык, записывать в блокнот цифры и пункты. Теперь все приходится держать в уме. Значит, так: пять тысяч на вечное поминовение незабвенной Юлии. Пенсию пожизненную долголетним служащим: Трофиму Хрисановичу Моисееву и кухарке нашей Екатерине Павловне. Наказать Эмме и Коле поддерживать брата Дмитрия до конца его дней. Далее — содержание приюта на Масловке для престарелых и потерявших трудоспособность. Какую же сумму выделить? Нет, пожалуй, лучше будет не единоразово, а ежегодными отчислениями. Пусть будет записано в завещании: в каждом из пяти оставшихся после меня цирков в пользу приюта поступает ежегодно полный сбор с одного представления. Так им выгоднее.

Здесь следует немного задержаться. В последние годы жизни, как я смог удостовериться, роясь в архивах и беседуя со старыми артистами, в характере А. А. Никитина произошли значительные перемены. По рассказам его современников и по свидетельству беспристрастных документов, Аким Никитин стал словно бы другим человеком — уже не скопидом, дрожащий над каждой копейкой, а щедрый благотворитель. Что ж, сто раз прав поэт-мудрец, воскликнувший: «Бегут, меняясь, наши лета, меняя все, меняя нас...» Умудренный духовным опытом, поразмышлявший над смыслом жизни, этот любомудр, как его назвали в одном из некрологов, спешил в последнее время делать добро. Когда-то Юлия выговаривала мужу: «Хозяин вытравил из тебя человека...» Ныне человек в его душе взял верх над хозяином.

Выбившийся из самого неимущего слоя населения, Аким Александрович в последнее время старался как можно больше, выражаясь его собственным языком, воспомоществовать бедным. По материалам архива видно: в том его цирке дали представление в пользу сиротских яслей, в этом — в пользу погорельцев, отчисляли сборы в пользу вдов, мужья которых погибли на фронте, в пользу инвалидов войны.

Упомянутая уже рукопись воспоминаний Н. А. Никитина содержит строки об отзывчивости его отца: «Оказывал помощь многим артистам. Подарил лошадь под жокейскую езду Н. Козлову. Две лошади — Нони Бедини. Купил тигров дрессировщику Вильгельму, бывшему помощнику знаменитой укротительницы Зениды. Когда Алеша Сосин в «Конкурсе прыгунов», организованном в нашем цирке, сделал без трамплина первым в мире двойное сальто-мортале, то отец, чтобы отметить его рекорд, заказал именную медаль из чистого золота и преподнес ее замечательному прыгуну... При несчастных случаях — переломах ног или рук, вывихах — отец продолжал выплачивать пострадавшему до выздоровления». (Подчеркнем, что владельцы других цирков производственные травмы не компенсировали.)

В те самые дни в Москве был учрежден Международный союз артистов цирка. Отзывчивый ко всему новому, Никитин с полным сочувствием отнесся к молодой общественной организации и распорядился ежегодно отчислять в каждом городе сбор с одного спектакля — «на усиление средств вновь созданного Союза».

В благодарственном адресе Российского общества артистов варьете и цирка, отпечатанном типографским способом всего в двух экземплярах и примечательном еще и тем, что на нем стоят автографы всех крупнейших мастеров тогдашней арены и эстрады, говорится: «Великодушно и щедро жертвуя Обществу и время и деньги, вы снова ознаменовали вступление Общества во второй год своего существования новым актом широкой щедрости, подарив Обществу валовый сбор от идущего теперь представления в вашем московском цирке».

В пункте втором завещания А. А. Никитина сказано: «Дачу на Верхней Масловке дарю Российскому обществу артистов варьете и цирка для устройства дома призрения престарелых и потерявших трудоспособность артистов варьете и цирка». Второй такой же приют бывший паяц с улицы Печальной намеревался открыть и в Саратове.

Познакомимся еще с одной достойной внимания выдержкой из архивного документа. 4 июля 1918 года в казанском цирке, еще недавно принадлежащем Никитину, а в то время уже национализированном, происходило общее собрание, которое вынесло постановление: «приобрести просторный дом и учредить на его площади для престарелых артистов убежище имени А. А. Никитина».

Невяжский, постоянный нотариус Никитиных, дошел до третьего пункта завещания: «Весь принадлежащий мне капитал и все прочее мое движимое имущество и все мои недвижимые имения завещаю в собственность жене моей, Эмме Яковлевне, в двух третьих долях и усыновленному моему сыну в одной третьей доле».

...Пункт шестой: жена и сын «один без согласия другого не имеют права продавать, закладывать и иным образом отчуждать завещанное им недвижимое имущество и цирки посторонним лицам...» Задумался... Невяжский деликатно выжидает, видит, как уважаемый клиент борется с приливом слабости.

О чем же он так напряженно размышляет? Быть может, на роковом переломе между жизнью и небытием ему дано пророчески проникать в тайны судьбы? Возможно, по какому-то особому внутреннему чувству он, подобно ясновидцам, прозорливо предугадывал, что всего через несколько недель после погребальных псалмов добродетельная Эмма Яковлевна станет супругой его сострадательного сына... А почему же, собственно, и не сострадать, разве так ли уж грешно утешить слабую женщину, миловидную, почти его ровесницу, обладательницу к тому же «двух третей» капитала, а не одной, как он сам. Ну зачем же, посудите сами, распылять «движи­мое и недвижимое», в одних-то руках оно куда надежнее...

Завещание составлено 18 марта 1917 года, а 21 апреля Аким Александрович Никитин ушел из жизни. Сохранилось медицинское заключение: «Склероз сердца и воспаление легких»! Его тело было перевезено в Саратов и похоронено в семейном склепе. В краткой скорбной надписи на венке от Международного союза артистов цирка Никитин назван отцом и другом артистов арены. А в проникновенном некрологе газеты «Эхо цирка» было сказано: «С его смертью исчезает одна из крупных и талантливейших сил цирка... Незаменимая утрата!.. Никогда память не угаснет об этом великом деятеле цирка». Тот же мотив — глубочайшее почитание — и в скорбном некрологе популярного журнала «Геркулес»: «Сорок лет быть цирковым директором и при этом всеми любимым, это что-нибудь да значит...» «Сцена и арена», искренне соболезнуя, сокрушенно замечает: «Умер дедушка русского цирка, а вместе с ним умерла и волшебная сказка о бродячих артистах...» Откликнулись на смерть циркового директора международного класса Берлин и Лондон: английские артисты в своем профессиональном органе, сообщая о смерти мистера Никитина, назвали его типичным «селф-мейд-меном», то есть человеком, который сам себя сделал.

Он прожил трудную и беспокойную жизнь, этот выбившийся в верха уличный гаер, ставший «королем цирка». Путь, пройденный им, содержал некий символический смысл: от улицы Печальной он дошел до Садово-Триумфальной. Поистине триумфальный путь!

В заключение остается сообщить о том, как в дальнейшем сложилась судьба остальных членов семейства Никитиных. Сперва о старшем — Дмитрии. По словам Николая Акимовича, его дядя, после того как вышел из дела, «начал самостоятельно директорствовать, но неудачно. И это при том, что отец и дядя Петр неоднократно помогали ему. Потом отец купил брату музей-паноптикум, с которым он и продержался два года. После был зверинец, и то же самое — «не везло», вернее, обкрадывали компаньоны. Позднее отец купил дяде Мите домик в Нижнем Новгороде, где тот и доживал свои последние дни». Д. А. Никитин ненамного пережил брата: он умер 13 января 1918 года в возрасте 83 лет. Похоронен также у себя на родине в фамильном склепе.

Эпистолярное наследие создателей русского цирка невелико, тем большую ценность представляют те несколько записок и открыток Петра Никитина, что сохранились частью в ЦГАЛИ, а частью в архиве автора этих строк. (Переданы Н. А. Никитиным.) Скупые строки позволяют восстановить трагическую картину начала 20-х годов, когда Поволжье было охвачено голодом. Больной, овдовевший, одинокий, без средств, он тяжело переносил эту горестную пору. Записка Эмме Яковлевне Никитиной: «Я все время болею и навряд с тобой когда-нибудь увижусь. А приехать в Москву у меня не хватает сил... Знакомые меня все забыли... Хлопочу, чтобы меня поместили в богадельню, но навряд ли это удастся, ибо говорят, что я бывший буржуй... Жить в Саратове стало очень трудно. Все дорого. Голодуха полная. Люди мрут от голода и от холеры. Бывают случаи до 86 человек в день. Урожая никакого. Дождей не было во все время. Ты пишешь, чтобы мне поехать в Ялту. Но ведь и там жизнь несладкая... Прости, дорогая Эмма, писать более не в силах. Голова моя решительно не работает».

В письме, датированном первым днем февраля 1921 года, вновь жалоба на тяжелую болезнь. «Чувствую себя очень слабым... Приведет ли бог повидаться с тобой...». И последнее короткое послание, написанное на визитной карточке размашисто нервическим почерком,— вопль, вырвавшийся из груди отчаявшегося человека: «Ради бога, нельзя ли меня спасти отсюда!..» Голод унес многие жизни саратовцев, в том числе и Петра Александровича Никитина — гордость и славу русского цирка. Умер он 20 августа 1921 года.

Сыну А. А. Никитина, выдающемуся мастеру цирковой арены, заслуженному артисту РСФСР Николаю Акимовичу Никитину выпадут в бурные дни революционных событий серьезные испытания, из которых он в конце концов выйдет с честью. Но это уже тема другой книги. В мою же задачу входило лишь рассказать о рождении русского цирка, о его основателях и о той замечательной преемственности и глубинной связи, которая существует между школами старого русского и советского цирков.

...Прошли годы. На цирковом манеже блистают новые артисты, афиши называют новые имена. Сила современного циркового искусства как раз в том и состоит, что оно умеет соотносить настоящее с прошлым и делает это не механически, а творчески.

Сегодняшний манеж наследовал у старого никитинского цирка не построение номеров, не форму трюков и даже не его стилистику, он взял более глубинное — сам дух этого искусства, его национальный характер — его благородную красоту и романтику, его жизнерадостный смех и неподдельное веселье, молодеческую удаль, лихость, увлеченность, истоки которого в народных празднествах с потехами скоморохов.

По исполнительской технике, по художественному совершенству артисты советской арены недосягаемо далеко ушли от тех, кого контрактовали братья Никитины, однако не стерлась, живет и будет жить всегда глубокая общность, тот национальный дух, которые столь же очевидны, как если бы мы взяли в руки и стали раз­глядывать две лаковые шкатулки палехской работы — одну, изготовленную умельцами дореволюционной поры, а другую — художниками наших дней: при всем различии содержания без труда обнаруживается сходство исполнительской манеры, стилевое единство и национальная принадлежность этих произведений.

У нашего народа установилась добрая традиция — поклоняться трудовому подвижничеству и высоко чтить заслуги предшественников. Не забыты и те, кто сто с лишним лет назад поднял на льду реки Суры убогий, продуваемый всеми ветрами, брезентовый шапитон. Там, где произошло это знаменательное событие, в Пензе, неравнодушные люди открыли недавно Музей театра, в котором представлены все видные деятели сценических искусств, музыки, кино, связанные с этим городом. По достоинству оценены и братья Никитины, вставшие, таким образом, в один ряд с выдающимися строителями национальной культуры. В музее этом целый зал отведен под экспозицию «Первый в России русский цирк». Здесь наши современники с благодарностью обращаются к прошлому, отдавая дань глубочайшего уважения славным основателям Русского цирка.