А проснулась она именно от объятий, но уже не крылатого бога сновидений, а кого-то вполне материального. Было темно. И этот кто-то недвусмысленно шарил горячими руками по ее телу, заклиная:
— Тише! Только тише!
Марина, еще не разобравшись, кто это, стала так отчаянно сопротивляться, что та самая кровать из металлолома, на которой она спала, яростно заскрежетала.
— Пустите! Кто вы? — тоже шепотом потребовала она, пытаясь удержать тяжелое мужское тело на вытянутых руках.
— Саша я, Саша! — хрипло дохнул ей в ухо мужчина и словно в подтверждение своих слов коснулся бородой ее шеи.
— Да плевать мне, что Саша! — уже по-настоящему рассердилась Марина, а каким-то краем сознания отметила, что прежде в такой ситуации она бы впала в панику, а вовсе не чувствовала злость. — Я не собираюсь ни с кем здесь трахаться!
«Фу, как грубо!» — хмыкнул все тот же внутренний наблюдатель, которому отчего-то было смешно. Со стороны.
— Хорошо, не будем здесь, — легко согласился лежащий на ней, невидимый в темноте Саша, — давай возьмем одеяло и пойдем на берег моря. Там классные лежаки, и вода рядом…
И тут зажегся свет. Как пишут в книгах, вспыхнул. В голове Марины тоже вспыхнул сигнал тревоги: «Берегись, сейчас начнется!»
В дверях комнаты стояла Кира в кокетливом кружевном халате, наброшенном на голое тело — оно как раз таки из этого халата вываливалось, с трудом удерживаемое единственной пуговицей, — и прикрывала рот ладонью, словно закрывая в нем крик.
Нелепее положения, в котором Марина очутилась, трудно было и придумать. Саша даже не сделал попытки тотчас спрыгнуть на пол, а словно закаменел на ней, усугубляя ситуацию. Изобрази теперь Марина сопротивление, оно выглядело бы не натуральным, а как бы запоздалым откликом на зажегшийся свет.
Наконец Саша медленно сполз с нее и примиряюще проговорил:
— Ладно тебе, Кира, ничего же не было!
— Да. У меня не в порядке третий позвонок, и ваш муж решил мне его вправить, — не удержавшись, добавила Марина; что за бес поселился в ней? В самые неприятные минуты только и делает, что ерничает.
— Проститутка! — ударил в уши визгливый женский голос, и Кира метнулась к ней, как кошка в каком-то детском мультике, которая летела когтями вперед.
Марина обреченно замерла на месте, отчего-то представляя себе, как ей в лицо сейчас вцепятся эти красные наманикюренные когти, и весь отпуск ей придется провести либо в комнате, которую она сняла, либо вернувшись домой каким-нибудь ночным автобусом… Она даже глаза зажмурила и невольно приподняла подбородок, словно подставляя себя этим когтям, но тут опять раздался визг, на этот раз полупридушенный.
Марина приоткрыла один глаз и увидела, что Кира сидит на полу у ног Саши и он крепко держит ее за запястье.
— Дела-а, — медленно произнесла Марина и, почувствовав в себе некий кураж, наверное, как облегчение от того, что самого страшного не произошло, сказала Кире: — Вообще-то проститутки — это те, которые отдаются за деньги, а у вашего мужа даже карманов никаких нет.
Саша взглянул на нее и чуть заметно покачал головой: мол, смотри, а то я сейчас ее отпущу.
— Давайте разойдемся по своим комнатам и поспим, — сменила тон на просительный Марина. — Я просто падаю с ног от усталости. Давайте отложим цирковое представление на завтра.
— На завтра?! — взвыла Кира и попыталась вскочить на ноги, но муж ей этого не позволил, и она опять покорно уселась возле его ноги.
— То есть я пошутила. Я хотела сказать, давайте поспим, а утром поговорим о том, кто прав, кто виноват.
— Утром ты соберешь свои шмотки, и чтобы я тебя здесь больше не видела!
— Дело в том, — уточнила Марина, — что я заплатила за эту комнату и по крайней мере неделю имею право жить здесь, в то время как вы грубо нарушаете Уголовно-процессуальный кодекс в части неприкосновенности жилища…
Вот это она загнула! Вика, наверное, описалась бы от восторга, услышав такую абракадабру.
Супруги обалдело уставились на нее, а потом Кира первая, а Саша за ней вышли из комнаты, оставив наконец Марину одну. Она думала, что больше не сможет заснуть, но, наверное, ее психика уже устала на потрясения реагировать. Марина заснула, едва коснувшись подушки.
Разбудила ее квартирная хозяйка, и, судя по доброжелательному тону, она еще не успела узнать, что произошло минувшей ночью.
— Мариночка, там тебя спрашивает какой-то молодой человек. Я сказала, что ты спишь, но он потребовал разбудить. Говорит, что он из комитета по надзору за отдыхающими.
— Надо будет написать в ООН о нарушении им прав человека или лично разогнать к чертям собачьим этот комитет! — вздохнула Марина, но хозяйка уже ретировалась.
Ничего не поделаешь, пришлось вставать. Она надела ситцевый костюмчик, который состоял из двух частей: длинной юбки до щиколоток и топика, открывающего широкую полоску живота. Виктория строго-настрого наказала: каждый день надевать что-нибудь новое. Она даже свой сарафан в гардероб сестры подкинула — для количества.
Главное — Марина надела свою широкополую соломенную шляпку, ту самую, дорогую, которая должна была придавать ей какой-то особый изыск. Ну да, по шляпке встречают, по чему-то там провожают…
Марина забросила в пляжную сумку купальник, большое махровое полотенце, выскочила за дверь и, пробегая мимо умывальника, ладонью плеснула на лицо водой. Ей так часто в жизни приходилось ждать, что она не только навеки возненавидела ожидание, но и старалась не заставлять ждать других. Тех, к кому хорошо относилась…
— Доброе утро, ваше величество, — проговорил Тимофей, который стоял, нависая над калиткой, наверное, приготовился долго ждать. — Ваша шляпка не слишком велика для этого маленького поселка?
— Как раз такая, чтобы закрыть от любопытных глаз мое до крови расцарапанное лицо.
— Что? — испугался он и сорвал с нее шляпу, но ничего такого не увидел и облегченно вздохнул. — Это ты пошутила, да? На мне, веришь ли, ажно шерсть встала дыбом. Думаю: кто посмел? Урою!
— Ох, какой ты, оказывается, агрессор!.. Но не стал бы ты бить женщину!
— Если на близкого мне человека кто-то поднимает руку, пол не имеет значения.
Марина с интересом посмотрела на своего спутника:
— Я всегда мечтала о таком защитнике! Но кто-то из великих сказал: берегитесь мечтать, мечты сбываются… Тимоша, друг мой, ты говоришь только о физическом оскорблении твоего близкого человека или и о моральном?
— О любом! — сказал он категорически.
— Можешь и моему бывшему мужу навалять?
— Почту за честь. Вы мне доверяете, мэм?
— А какие у тебя расценки?
— По ночи за каждое рыло.
Марина расхохоталась.
— Убери с лица это зверское выражение! Я же пошутила.
— А я — нет.
— Кто платит, тот девушку и танцует, — пробормотала Марина. — Шутки шутками, но мне откровенно не нравится направление нашего разговора. Ты — кто? Рэкетир? Разбойник с большой дороги? Сообщаю сразу, чтоб без недомолвок: никакой тяги к уголовному миру я никогда не ощущала. Выходцев из зоны не романтизирую. От блатных песен не тащусь!..
— Мариш, ты чего? Прямо-таки вызверилась!
— Это оттого, что в какой-то момент мне стало страшно находиться рядом с тобой.
— Но тебе-то чего меня бояться? Пусть боятся враги.
— Сегодня я тебе друг, а завтра тебе во мне что-то не понравится и я перейду в другой разряд…
— Да пойми ты! Я как только почувствовал, что у тебя что-то случилось…
— У меня ничего не случилось!
— Как представил, что тебя в этом гадючнике посмел кто-то обидеть, мне просто кровь бросилась в голову!
— Думаешь, я за себя не сумею постоять?
— Зачем стоять тебе, если есть я? Значит, все же что-то произошло?
Рассказывать — не рассказывать? Она же совсем не знает Тимофея. Еще подумает, что это Марина спровоцировала нападение на себя. Решит, что кокетничала, дала повод…
— Будет тебе раздумывать! Я же вижу, лоб наморщила, слова подбираешь. Колись, пока я добрый.
— Тим, ты видел, какие в этом доме окна?
— Видел. Маленькие.
— Да еще и ни одной форточки!
— Хочешь сказать, спать было душновато?
— Хочу сказать, что я легла спать и оставила дверь в свою комнату открытой. Тем более что и дверь на улицу тоже была открыта…
— Понятно, дальше.
— А дальше проснулась я от того, что кто-то на меня навалился, закрывает рот и шепчет: «Только тихо!» А сам руками по телу шарит…
— Ты узнала, кто это был?
— Конечно, увидела.
— Разве не было темно?
— Жена этого типа почти тут же зажгла в моей комнате свет.
Тимофей остановился и удивленно посмотрел на нее:
— Ты знала их раньше?
— Нет. Вчера первый раз увидела. Они как раз сидели за столом, когда я шла к себе. По-моему, все бабкины квартиранты, человек восемь. Усадили меня за стол. Я посидела минут пять, только рюмку пригубила, а потом потихоньку сбежала. Я ведь вчера только приехала… И не заставляй меня оправдываться! Я терпеть не могу делать это, когда не виновата!
— Что ты кричишь? Я тоже не люблю оправдываться. И никогда не стал бы тебя подозревать в чем-то нехорошем…
— Ты же меня совсем не знаешь и подумаешь, что это я…
— Я ничего не подумаю, слышишь? — Он опять остановился посреди улицы, взял Марину за плечи и развернул лицом к себе. — Запомни, я очень хорошо знаю, что такое оправдываться, не будучи виноватым. А тем более требовать того же от тебя… Она тебя поцарапала?
— Не успела. Муженек ее перехватил.
— Сейчас мы позавтракаем и прогуляемся по пляжу. Ты мне его покажешь.
— Ни в коем случае!
— Тебе его жалко?
— Нет, я не хочу, чтобы из-за меня случилась драка. Может, кому-то из женщин это бы понравилось, а я не хочу!
— А драки не будет. Таких, как он, я бью всего один раз, после чего у них отваливается все, что тянется не туда, куда надо…
— Тем более, ни к чему отягощать свою совесть чьим-то членовредительством.
— Ну, если ты не хочешь… Хотя мне это непонятно. Хамы должны получать по заслугам. В прежние времена я вызвал бы его на дуэль и все бы знали, что я защищаю честь женщины. Теперь, значит, это просто сойдет ему с рук…
Но Марина ничего ему не ответила, а задумалась: в небольшом промежутке времени со стороны сильного пола это уже вторая попытка применить к ней насилие. Что случилось? Вроде бы прежде она не казалась другим мужчинам настолько желанной, чтобы ради нее идти на риск. Она слышала о том, как к некоторым женщинам, случалось, подкатывали товарищи мужа или еще какие знакомые. У нее такого ни разу не было… Привела себя в порядок, стала выглядеть лучше, но не легкодоступной же!
— Приятно поговорить с умным человеком?
— А? Что? — очнулась Марина.
— Я говорю, разговариваешь сама с собой. Может, поделишься?
— Знаешь, совсем недавно на меня никто не обращал внимания…
— Не придумывай, я никогда этому не поверю.
— Поверь уж, так все и было. Я жила как во сне. Плыла себе по течению и ничего вокруг не видела. А если о чем задумывалась, так это о том, какой стиральный порошок лучше купить и каким «Утенком», желтым или синим, чистить унитаз.
— «Утенок» — чистящее средство?
— Вот именно. С разными добавками: запаха лимона, хвои или еще какого другого.
— Маришка, я никак не уловлю, к чему ты ведешь разговор.
— К тому, что нужно было мужу бросить меня и уйти к другой, чтобы я взглянула на себя со стороны. Оказалось, я совершенно запустила себя. Ну там обычный уход за волосами, за фигурой — для меня этого не существовало. Муж, уходя, сказал: кому ты будешь нужна?
— Ты посмотри, какая гнида! — не выдержал внимательно слушавший ее Тимофей. — Значит, мало того, что уходил, постарался еще посильнее обидеть. Кастрировать таких кобелей нужно!.. И ты ему поверила?
— Прежде всего я разозлилась. Сказала себе: посмотрим! Занялась собой, понимаешь? Я думала, что для меня как для женщины жизнь уже кончилась: сиди дома и готовь обеды, и вовсе не обязательно выглядеть привлекательно. Муж любит, и ладно. Не для других же мужчин себя холить!.. Дура, да?
— А ты знаешь, я тебе завидую.
— Что? Завидуешь, что меня бросили?
— Нет. Завидую, что ты открываешь себя для себя. Это очень интересно. У тебя каждый день происходит что-нибудь новенькое…
— Ага, всего за неделю это уже вторая попытка… склонить меня к сожительству, как говорит моя сестра.
— Ты и меня считаешь?
— Нет. Перед самым отъездом я в городском транспорте столкнулась с сексуальным маньяком!
Тимофей остановился и захохотал так громко, что за забором свирепо залаял огромный пес.
— С тобой не соскучишься! — Он взглянул на часы и схватил ее за руку. — Заболтались! До конца завтрака осталось полчаса. Завтракать мы будем в «Прибое», я договорился с директором ресторана. У них здесь самые свежие молочные продукты. Побежали!
И они помчались по улице, мимо моря, хохоча на ходу и вызывая удивленные взгляды отдыхающих. В этом приморском поселке никто не бегал.
— Значит, говоришь, маньяк был сексуальный?
— Не очень, больше пугал… В том смысле, что проявить себя во всей красе ему помешали.
Возле здания санатория они остановились, приняли серьезный вид и вошли в ресторан чинно, как и положено взрослым людям, но всплеск веселья и склонности к дурачеству, посетивший их одновременно, странным образом сблизил молодых людей. Как будто у них появилась общая тайна или общее дело. Они переглядывались, все еще посмеивались, даже когда к их столику подошла официантка.
Марина успела посмотреть меню и попросила:
— Мне, пожалуйста, овсяную кашу и апельсиновый сок.
— Ты экономишь или таким образом поддерживаешь фигуру? — удивился Тимофей.
— Ни то, ни другое. Утром я никогда не могла есть помногу…
А когда официантка, приняв заказ, отошла, Марина продолжала:
— Фигуру берегу, говоришь? Еще чуть-чуть, и мы с тобой станем отдыхать, словно давно живущая вместе супружеская пара. И я не стану думать о фигуре, ведь ты будешь любить меня всякую…
— А разве это плохо? — осторожно поинтересовался он. — Мне это было бы очень приятно…
— А мне — дискомфортно! — рассердилась Марина. — Ты не понимаешь или делаешь вид? Сколько ты заплатил за мое питание?
— Маришка, какая разница?
— Большая. Я не хочу переходить на твое иждивение только потому, что вчера мы провели вместе полдня и ты спас меня от возгорания… И потом, эти шуточки насчет твоей женитьбы на мне. Как хочешь, но я вовсе не считаю брак чем-то смешным или достойным того, чтобы его воспринимали без пиетета…
— Марин, ну чего ты на меня вызверилась? Я же ничего такого не сделал. И к браку я отношусь самым серьезным образом…
— Ничего. Просто застолбил, как старатель, участок и теперь начал его разрабатывать!.. Лучше скажи прямо, что ты от меня хочешь?
— Тебя удивляет, что я хожу вокруг да около? Потому, что я тебя обхаживаю, охмуряю, облизываюсь, как кошка на сметану, пускаю слюни, как хохол перед салом…
— Довольно! — рассмеялась она.
— Нет, погоди, я договорю. Конечно, я не знаю, как ты отнесешься к тому, если я скажу тебе прямо: переезжай ко мне в номер, давай вместе проведем отпуск. Вдруг разозлишься и дашь мне по физиономии. Или обидишься: «За кого ты меня принимаешь?» Или возьмешь и уйдешь из-за стола, чтобы никогда больше не видеть мою наглую рожу… Уверяю тебя, моя спешка вовсе не из-за отсутствия неуважения или плохого воспитания, а всего лишь из-за того, что у нас мало времени. Вот скажи, ты надолго приехала?
— На недельку-полторы. Сестра уговаривала остаться на две недели, но у меня есть еще кое-какие дела…
— Видишь! И ты будешь все это время жить на квартире, где тебя каждую минуту может обидеть какое-нибудь чмо…
— А в твоем номере меня никто не сможет обидеть?
— Клянусь! — Он поднял кверху два пальца. — Не обижать, не принуждать, не требовать, не склонять, не…
— Хватит, я уже верю.
Она опять невольно поддалась той бесшабашности, которая с самого начала стала присутствовать в их отношениях. Хотя внутренний голос пытался о чем-то ее предупредить, но он столько лет работал против Марины — ведь это у него она шла на поводу долгие годы, веря, что только так и надо жить, терпеть и не обращать внимания на мелочи, то есть на саму жизнь…
— «Я не насильник, поверь мне, Сима», — чуть ли не пропел Тимофей, поднося ее руку к губам.
Ну как можно на такого сердиться? Он сразу почувствовал перемену в ее настроении и просиял:
— Значит, ты согласна?
Почему бы Марине хоть раз в жизни не побыть легкомысленной? «И легкодоступной!» — все же съехидничал внутренний голос. Но она уже приняла решение, хотя и не без некоторого трепета: эх, была не была! Потому Лишь согласно кивнула.
— Обещаю, ты об этом не пожалеешь! — сказал он. — После завтрака мы пойдем к тебе на квартиру и заберем вещи…
— Вообще-то я заплатила вперед, — промямлила она и устыдилась собственных слов.
— Я тебе все компенсирую! — торжественно провозгласил Тимофей, принимаясь за отбивную размером с его ладонь.
Марина, к своему стыду, почувствовала, что и сама не прочь вонзить зубы в такую на вид вкуснятину. Но она запретила себе об этом думать, потому что в ее новой жизни — она это поняла — придется отказаться от некоторых вредных привычек, чтобы поддерживать форму, которая вызывает интерес у таких незаурядных мужчин, как Тимофей.
Одним из стереотипов, которым Марина следовала в своей прошлой жизни, было представление о том, что все российские медики — честные, принципиальные люди, которые борются не только с болезнями, но и с человеческими пороками. Она не могла бы теперь объяснить, откуда это взяла. В свое время она, например, считала чуть ли не небожительницей свою любимую учительницу и очень удивилась, придя к ней домой, что та, как самая обычная женщина, вешает на балконе белье.
Такое длинное вступление понадобилось Марине теперь, когда, идя с Тимофеем на квартиру, она представляла себе, как они войдут в калитку, а из-за стола поднимется Саша-терапевт и скажет:
— Прости меня, Марина, я поступил подло.
Или что-то в этом же роде. Она протянет ему руку в знак примирения, а Тимофей уронит скупую мужскую слезу…
И ведь она почти угадала. Насчет того, что Саша с Кирой сидели за столом в беседке и завтракали. Словно накануне ничего не случилось. Как самая обычная любящая семейная пара.
Тимофей прошел в калитку следом за Мариной и в ответ на ее предложение: «Может, здесь подождешь?» — Буркнул:
— Пойдем вместе. Во избежание какого-нибудь очередного конфликта…
Наверное, Кира хотела что-то сказать. А Саша весь словно сжался, приподнялся и опять рухнул на лавку под тяжелым взглядом Тимофея. Тот полуобернулся к Марине:
— Этот?
— Этот, — кивнула она, удивляясь самой себе: неужели она все-таки хочет, чтобы Тимофей ради нее устроил здесь драку?
Раньше она никогда не ощущала в себе мстительности. И, если честно, осуждала женщин, которые допускают, чтобы из-за них дрались. Ведь совсем недавно она ничего этакого не хотела. Ей-богу, у Марины Ковалевой семь пятниц на неделе!
Почему у нее даже ноздри затрепетали в предчувствии мордобоя, нет, битвы… Именно битвы за ее доброе имя. Сражения. Дуэли за честь дамы. Кажется, даже грудь у нее стала шире… И увеличилась на один размер. Это уже Марина над собой посмеялась.
Неожиданно обстановку разрядил сам Саша:
— Ладно, мужик, не зверей. Я обошелся подло с твоей девчонкой, признаю. Если ей недостаточно моего извинения, тогда, конечно, давай драться. Что поделаешь, такой у меня дурной характер. Стоит хоть немного выпить, как меня тянет на приключения. Скажи, Кира! Ей, бедняжке, больше всего достается.
— Все ведь обошлось, не так ли? — подключилась и Кира, наверное, прикинув, что мужчины находятся в разных весовых категориях.
Тимофей выслушал вначале Сашу, потом его жену, слегка согнувшись, будто в боксерской стойке. Марина как-то ходила с Михаилом на турнир по боксу. Ей так и хотелось сказать: в красном углу ринга боксер тяжелого веса Тимофей… Цирк, она даже фамилии его не знает, а туда же!
Но они ждут чего-то… Ах да, Марина должна как бы взмахнуть платочком. Или поднять вверх большой палец. Или опустить его вниз. Мол, убей моего обидчика.
— Я прощаю его, Тимоша, — сказала Марина. — Подожди здесь, пойду сумку соберу.