Марина сидела перед зеркалом. Собиралась на работу. Опять и опять смотрела на свой изменившийся облик и все не могла наглядеться. Смешно сказать, никогда прежде она собой не любовалась, потому что себя категорически не любила. Одна из ее приятельниц сказала, что такого не бывает. В том смысле, что все себя любят. Но видимо, она была не права.
Наверное, дело в том, что не все люди знают: себя можно изменить. Марина по совету младшей сестрицы — не девчонка, а справочное бюро по любым жизненным вопросам! — сходила в косметический кабинет, уменьшила свои широченные брови, кстати, без всякой боли. Посетила хорошего парикмахера, и вместо короткого каре сделала более модную прическу, какую-то там асимметрию, так что теперь одна прядь кокетливо падала на правый глаз, придавая своей хозяйке некоторую лихость. Так что сейчас, глядя на себя в зеркало, Марина заговорщически подмигнула себе.
Выходит, правы авторы некоторых книг, которые пишут: «Сделай себя сам!» Полностью изменить себя — это вряд ли, но измениться так, чтобы выглядеть другим человеком, вполне возможно.
Когда Марина заявилась на свою старую работу за расчетом, ее с первого взгляда никто не узнал.
А директор, к которому она понесла на подпись заявление об уходе, вышел из-за стола, пожал ей руку и стал Марину уверять, что как раз на днях собирался повысить ей оклад и вообще предложить другую, более высокую должность…
Она обошлась без патетики, не стала говорить, что, мол, поздно, надо было раньше. Директор не виноват, что Марина теперешняя была так глубоко погребена под слоем прежней, неинтересной и серой женщины, что не то что человек посторонний, сама хозяйка едва себя оттуда выгребла.
Неизвестно почему, она вдруг призналась ему:
— Знаете, от меня ушел муж, и врачи посоветовали мне сменить обстановку. А так… Я бы ни за что от вас не ушла. Такой хороший коллектив, такой обаятельный директор…
Несмотря на то что это была наглая ложь, ее бывший начальник принял славословия Марины за чистую монету, понял вдруг, какое сокровище в ее лице теряет, и долго тянул время, прежде чем поставил под заявлением свою подпись.
Теперь Марина уже вторую неделю работала главным бухгалтером в фирме Георгия. Новый коллектив, новый банк — все пришлось начинать сначала. Но что главное, ее новый облик был для всех сослуживцев именно ее обликом просто потому, что другого они не знали.
С новой внешностью к Марине пришла уверенность в себе. Даже характер ее переменился почти кардинально. Правильно говаривал ее отец: глаза боятся — руки делают! Она взялась за это самое дело и убедилась, что руководить и принимать решения вовсе не так страшно, как казалось поначалу.
Теперь в банк ее возил шофер Георгия на «мерседесе», и она поймала себя на том, что быстро к этому привыкла, хотя на прежней работе была рядовым бухгалтером и служебным автомобилем не пользовалась.
Если случалось ездить в банк, то в основном на общественном транспорте. Тогда звали ее по имени, а теперь — Марина Алексеевна. Со всеми признаками уважения. Ей верилось, это не только потому, что Ковалева — протеже самого шефа.
Недавно Гарик поинтересовался, не нужен ли главному бухгалтеру аванс.
— Не помешал бы, — сказала она.
— Так чего ж ты молчишь? — попенял он. — Все еще стесняешься?
Не то чтобы у нее не было денег — она всегда хозяйствовала экономно, но теперь Марине требовался совсем другой гардероб. На первых порах она даже вынуждена была заимствовать кое-что из вещей младшей сестры, хотя прежде никогда этого не делала. Та утверждала, что американцы два дня подряд не надевают один и тот же костюм, так как это дурной тон.
Один из клиентов фирмы, увидев Марину, заметил Георгию:
— Под такого главного бухгалтера, хозяин, вам нужен совсем другой офис.
А другой со смехом попросил:
— Не одолжишь своего главбуха в министерство съездить? Мне надо бизнес-план подписать, а моя для такого дела не выглядит соответствующим образом.
Марина еще раз оглядела себя. Если откровенно говорить, красавицей она не стала. Но научилась подчеркивать в своей внешности то, что у нее и в самом деле выглядело неплохо.
Например, ярко-синий цвет своих глаз. Оказывается, он становился таким не только при соответствующем макияже, но и при освещении лица улыбкой — Господи, она чуть ли не заново училась улыбаться! Смешно сказать, перед зеркалом репетировала. Улыбку на лицо напяливала, как маску. А потом привыкла. И для нее было открытием, что даже такая заученная улыбка поднимала ее настроение, словно ею включался в организме какой-то невидимый тумблер.
Прежде она стеснялась своих, как она думала, чересчур пухлых губ. Пока однажды случайно не услышала, как один из менеджеров фирмы заметил своему коллеге:
— Рот нашего главбуха зовет к поцелую.
— Да, губки — что надо, — согласился его собеседник.
А Марина опять подумала, что зря столько лет себя не любила. Вон специалисты оценили: рот как рот.
За последние десять дней она еще на три килограмма похудела. Юбки стала носить короткие, в обтяжку. Талию — изрядно похудевшую — подчеркивать. У нее самой создавалось впечатление, что с началом новой жизни вместе с лишними килограммами с нее сползло все лишнее, что прежде прибавляло ей возраста, как ледник с горы. И макушка ее — горы то есть — зазеленела. Марина помолодела настолько, что к ней стали приставать совсем молоденькие мальчишки.
Она продолжала мыслить образами, а от этого нового, с горой, ей захотелось расхохотаться. Представила свою голову поросшей свежей зеленой травой.
Поначалу Марина вовсе не собиралась раскрываться людям. Все-таки как ни крути, а пока что она мужем брошенная, и никто не выражает желания ее подобрать! Кому нужны все эти ее ухищрения — улыбки, юбки! Но потом поняла, что это она сама с собой кокетничает. Получалось жалостливо и как-то по-сиротски. Можно было бы в этом состоянии еще подержаться. Поплакать над собой. Но тут здоровый ее инстинкт возмутился. Ну и что, пусть бросил, ему же хуже. Опять рифма. От Тимофея, что ли, заразилась?
Вчера она получила по факсу — и откуда он только узнал номер! — очередные стихи Тимофея. Аж с самого Алтая. Неужели решил вернуться в родные места? А что, если он благодаря ей, Марине, решил порвать со своими «пацанами»? Гарик что-то говорил насчет того, что поздно, ну а вдруг? Ей хотелось так думать. Она считала, что Тимофей заслуживает счастья, и отчего-то была уверена, что его не удовлетворит жизнь с какой-нибудь «шмарой». Или как там криминальные авторитеты называют своих девиц?
Время лечит любые раны;
это азбука. Видишь ли,
для того и есть океаны,
чтобы в них топить корабли.
На душе, что ты с ней ни делай,
Долго кошкам еще скрести…
Так прощай, мой кораблик белый.
Не грусти.
Женщина, которой посвящают стихи, должна такому образу соответствовать. Но попробуй сочетать в себе романтику белого кораблика и сухую прозу цифр. А может, и не создавать этот образ, а просто жить, выйдя на свет из своих четырех стен? Может, на взгляд кого-то, это и не очень сочетаемо, но Марина больше не собирается ни на кого оглядываться. Она еще и сама стихи начнет писать!.. Шутка!
На днях она поймала на себе изучающий взгляд сына. Девятилетний ребенок смотрел на нее чуть ли не по-мужски.
— Мама, ты похожа на девочку.
Марина невольно одернула короткие шортики — теперь дома она принципиально не носила халатов.
— Надеюсь, на красивую девочку?
— Красивую, — согласился Юрка, отчего-то тяжело вздыхая.
Наверное, он грустил по той прежней «матери в халате», которая принадлежала только ему. Что поделаешь, и сын, как маленький мужчина, был непосредственно-эгоистичен. Мать ему нравилась всякая. Даже располневшая и старообразная.
Ой, что-то она размечталась. Еще немного, и на работу опоздает. Марина ездила к офису фирмы в маршрутке. Изредка ее подвозил Гарик, хотя она всячески этому сопротивлялась.
— Зачем нам лишние разговоры!
— На всякий чих не наздравствуешься! — не соглашался Гарик.
Но Марина еще не была настолько уверена в себе, чтобы не обращать внимания на мнение окружающих. И ей не хотелось создавать у коллег по работе мнение о себе как о женщине, с которой спит директор. Ну и пусть она дурочка, но лучше не рисковать!
— Я здесь директор! — сердился Гарик. — Я! Как и соучредитель.
— Ты, — соглашалась Марина. — Если ты такой широкий, плати мне за дорогу, ты можешь ввести такую статью расхода.
— Платить за твою маршрутку? Еще чего! — ворчал он.
— Скупердяй! — шутливо бранилась Марина.
Хочется ему кого-нибудь возить, вон пусть лучше Вику подвозит — кажется, они теперь встречаются. Хотя для нее почему-то делают вид, что встречи у них в основном случайные.
Перед уходом Марина, как всегда, зашла в комнату сына. Его подушка опять валялась на полу, да и сам Юрка наполовину со своей кушетки свесился. Летает во сне, потому и падает. Для него в свое время они с Михаилом купили этот палас с длинным ворсом, чтобы не сильно ударялся об пол. И кушетку возможно низкую…
Летай, сынок, летай! А маме пора на работу. Завтрак для Юрки на столе прикрыт салфеткой. Поест, помчится в свой клуб с прозаическим названием «Натуралист».
Клуб работает в летние месяцы на территории школы. Посещают его юные ботаники. Сын вначале сходил, как он сам сказал, для интереса, а потом пристрастился к собиранию гербариев. И слушал нескончаемые истории о травах, которые участвовали в развитии человечества, в поддержании его здоровья, а то и спасении, после чего благодарные люди увековечивали очередной подвиг какой-нибудь прежде скромной травки…
Какая-то учительница этим всем руководила, по-хорошему одержимая. Может, потому что молодая? Бессребреница? Или есть еще в стране учителя, которые вот так бескорыстно отдают детям свое свободное время?
Странно, что Марина удивляется тому, на что прежде не обращала внимания…
Сентиментальная стала. Как молоденькая девушка, постигающая азы жизни. Только не поздновато ли?
Как бы то ни было, но Марина не только сама изменилась, но и по-другому начала ощущать жизнь. Нюх обострился, точно у гончей. Глаза зорче стали. Горизонт расширился. Небо выше поднялось…
Вчера вечером приходил Михаил. Марина сделала вид, что не замечает его удивления при взгляде на ее макияж, на домашнюю одежду. Макияж она попросту не успела смыть. Задержалась на работе, а накануне пообещала приготовить столь любимые Юркой сырники. Успела только душ принять, и к плите. За своим телом она теперь следила дотошно.
Подумать только, читала Марина во взгляде покойного мужа — это она его так про себя называла, — его жена — он отчего-то упорно называл ее женой, живя при этом с другой женщиной, — была на кухне в платье-рубашке! Для рубашки — длинном, а для платья — несколько коротковатом. Он так уставился на ноги Марины, словно впервые их увидел. Одно слово — кобелино!
Покосился на букет, понял, что цветы не из дешевых. Ей теперь часто дарили цветы. Пока лишь клиенты фирмы. А этот, как она думала, последний, оставался от Тимофея.
Мужем Михаил был плохим, но зато хорошим отцом. Он отыскал в клубе сына, повез в магазин. Купил все, что нужно к школе.
— Будешь с нами ужинать? — спросила его Марина и удивилась, как неожиданно охотно он согласился:
— Буду.
Даже не спросил, как обычно, что она приготовила. Не кормит его «тетя Таня», что ли? Он и вправду здорово похудел. Видимо, ночами приходится усиленно работать.
Она теперь ощущала себя очень опытной в вопросах секса, хотя после Тимофея у нее никого больше не было.
— А тебе идет этот рыжий цвет. На его фоне глаза у тебя такие яркие…
— Спасибо за комплимент, — дежурно улыбнулась она.
Сели за стол втроем, как когда-то давно.
— Папа, ты пришел насовсем? — спросил Юрка.
Михаил вопросительно и со странной надеждой посмотрел на Марину. Интересный расклад! Когда уходил, он не спрашивал у нее разрешения, а сейчас — как побитый пес!
— У папы теперь другая семья, сынок! — улыбнулась она. — И скоро у него будет еще один сынок, только совсем маленький.
— Мой брат? — оживился Юрка.
— По отцу, — уточнила Марина.
— Что ты несешь! — возмутился Михаил. — Какой такой сынок? Хоть бы ребенка постеснялась.
— Это тебе надо стесняться, — жестко сказала она. — Тебя тетя Таня заждалась, а ты сидишь тут как ни в чем не бывало.
— Спасибо, накормила! — ядовито процедил он, бросил вилку и ушел.
— Извини, сынок, не сдержалась, — покаялась Марина.
— Ладно, я понимаю, не маленький, — солидно сказал Юрка и продолжал уплетать ужин, пока мать изумленно на него взирала.
Потом она мыла посуду и ревела белугой, но слезы ее были не те, мучительные и выматывающие, как прежде, а скорее слезы раздражения на себя — не сдержалась, повела себя как базарная торговка, — и на Михаила. Ходит, как лис вокруг винограда. Думает, она устанет от одиночества и все ему простит… А вот фиг тебе!
Лето, кстати, еще не кончилось. Только начало августа. Послезавтра пойдет машина на море, и Марина тоже решила съездить. С сыном. Может, и сестру с собой взять? Позвонила Вике — та обрадовалась.
— Одна поедешь? — спросила ее Марина.
— Почему одна? С вами.
— Не притворяйся. Я о твоем бойфренде говорю.
Сестра ни разу не обмолвилась насчет Гарика, и Марина не настаивала. Может, младшая влюбилась впервые в жизни? Боится свое же чувство спугнуть?
— Нет у меня никакого бойфренда. И уже давно.
— А когда я на море уезжала, был?
— Так с того дня времени сколько прошло? Полтора месяца!
И правда, полтора. А для нее чуть ли не целая жизнь! Если прежде у Марины годы проходили безо всяких событий и потрясений, то теперь у нее неделя может пойти за квартал, а полтора месяца — за полтора года…
Потом Марина прошла к себе в спальню, опять на ходу взглянув на себя в зеркало. Еще не хватало — постоянно любоваться собой, как Нарцисс! Но все-таки смотреть на себя с некоторых пор приятно.
Она легла поверх покрывала, с улыбкой слушая, как через стенку Юрка в своей комнате играл в очередную компьютерную игру — сражался не то с динозаврами, не то со злыми инопланетянами — рев животных гремел на всю квартиру. Ей бы встать, сказать ребенку, чтобы прикрутил громкость, но она так расслабилась…
В тот день в кабинет к Марине — кстати, небольшой, но очень удобный — словно ненароком заглянул сам директор Георгий и после всяческих необязательных слов вдруг спросил:
— Как ты думаешь, семь лет разницы между мужчиной и женщиной — не много?
— Если женщина старше, то срок почти пограничный, а если мужчина — почти идеальный. Конечно, это сугубо мое мнение.
— Все у тебя — почти, — проворчал Гарик, — а для второго случая идеально — это сколько?
— Я всегда считала, лет пять-шесть.
— Но от развода это не спасает, не так ли?
— Не спасает, — согласилась Марина.
А шеф ее ушел задумчивый…
Спала она теперь, несмотря ни на что, крепко, сны видела цветные, хотя пока что в ее жизни изменилось лишь служебное положение… Минуточку, почему лишь служебное? А материальное? Марина в свою работу уже «въехала», стала давать шефу дельные советы и благодаря этому огребла на днях очень приличную премию.
Гарик опять завел свою песню:
— Конечно, ты заработала куда больше, но мы теперь расширяемся. К тому же я новый офис присмотрел!..
Сегодня она все никак не могла дойти до двери, чтобы отправиться на работу. То забыла губную помаду, то кошелек…
Марина уже стояла в коридоре, когда услышала телефонный звонок. Хорошо, босоножки не успела надеть, а то ни за что бы не вернулась. Звонил юридический муж, с которым давно пора было бы развестись, да все некогда.
— Извини, я на работу опаздываю, — сказала она, чувствуя, что разговор парой фраз не окончится. — Позвони мне на работу.
— Я тебе по мобильнику звоню. Как раз стою у нашего дома. Давай я тебя подвезу, а по дороге и поговорим.
— Хорошо, — согласилась она, — я уже выхожу.
Нашего дома. Вспомнил! Чего бы это вдруг? Уж не возвращаться ли надумал? Или он так нарочно подчеркнул, чтобы Марина не слишком привыкала к хорошей жизни?
Вот он подаст на развод, а заодно и на раздел их отличной трехкомнатной квартиры. От такой мысли ей стало не по себе. Квартиру было откровенно жалко. Даже не как дорогую недвижимость, а как удобное привычное жилье. Тем более что Марина уже задумала кое-какие перестановки, поменять мебель, переклеить обои.
А если сделать так: взять в банке кредит и выплатить Мишкину долю деньгами, как если бы квартиру пришлось разменять? А что, это удачная мысль! Почему это бухгалтер солидной фирмы должен ютиться с сыном в какой-нибудь однокомнатной квартире? Надо будет посоветоваться с Гариком…
Михаил ждал ее в машине у подъезда. Впрочем, он тут же вышел, чтобы распахнуть перед ней дверцу.
— Что-то я не помню, чтобы ты делал это прежде, — полушутя заметила Марина.
— Ну, ты стала такой женщиной, — пробормотал он, — перед которой просто нельзя не расшаркиваться. Я уже сомневаюсь, что ты моя жена…
— Бывшая, — поправила она.
— По всем юридическим законам самая что ни на есть нынешняя.
— Вот как! А чего вдруг ты об этом вспомнил?
— Все-таки десять лет вместе прожили…
— Одиннадцать, если быть точным. И теперь ты понял, что рядом с тобой такое сокровище? — уже откровенно смеясь, подхватила она. — Что во мне изменилось?
— В тебе появилось нечто царственное. Ты как Клеопатра, которая пленяла мужчин, вовсе не будучи классической красавицей.
— Прощу тебе, пожалуй, утверждение, что я не красавица, за сравнение с Клеопатрой. Так и хочется вспомнить Пушкина: «Тогда, не правда ли, в пустыне, вдали от суетной молвы я вам не нравилась. Что ж ныне меня преследуете вы?»
— Вот, и стихи ты раньше не читала. Может, ты и курить начала? — невпопад выпалил он и пожаловался: — Смешно сказать, я робею перед тобой, словно жалкий придворный перед королевой.
— Курить я не начала. А что, королеве это непременно нужно?
— Королеве нужен король.
— Хорошо, я учту, — кивнула Марина. — А о чем ты со мной хотел поговорить?
— Вот как раз об этом.
— О короле? Ты нашел мне подходящую кандидатуру?
— Зачем искать? Разве не было ее у тебя все эти годы?
— Имеешь в виду Гарика?
Она откровенно валяла дурака, но Михаил в запале этого не замечал.
— При чем здесь Георгий? Я говорю о себе, — с натугой выдавил он и взорвался: — Черт возьми, Марина, что ты из себя строишь? Я сказал, словно королева. Но ты-то не королева! Подумаешь, бухгалтер со среднетехническим!.. Хочешь, чтобы я повинился, прощения попросил? Так я могу. И на колени встану, если хочешь!
— Зачем? Я ничего от тебя не хочу. Разве ты не ушел от меня насовсем?
— Я ошибся, — признался он.
— Ошибки нужно смывать кровью, — сказала она словами из «Кавказской пленницы».
— Марина, я не шучу.
Он ее не понимал. Думал, она набивает себе цену. Но Марина и в самом деле больше не хотела сохранять или реанимировать свою семейную жизнь. Ничего для нее в ней хорошего не было. Сплошная униженность, скука и прозябание.
Это прежде, когда еще Марина не осознала себя женщиной, которая может нравиться, она испугалась. Чего уж перед собой-то кокетничать: цеплялась за мужа, потому что была уверена, что никому будет не нужна и пропадет в одиночестве.
О черт, она отвлеклась! Куда это Михаил едет?
— Поворачивай! — закричала она. — Ты везешь меня в другую сторону!
— Разве ты не на работу едешь?
— А разве у нас в городе можно работать только на одном месте?
— Нет, конечно, — растерянно произнес он. — Похоже, я не успеваю за всеми переменами, которые происходят в твоей жизни.
— Понятное дело, замок проснулся.
— Какой замок?
— Замок Спящей красавицы. А еще точнее, замок Спящей женщины. Случилось чудо: она не только проснулась, но и прозрела.
— Я не понял — ты мне отказываешь?!
А чего это он так удивился? Подумаешь, супермен! На свете есть мужики и покруче. Вот если бы еще их к криминалу не тянуло…
— Увы, ты прав. Разбитого не склеишь… Пожалуйста, доедешь до угла, поверни направо. Так, проедь еще полквартала. Все, приехали. Теперь остановись… Благодарю, ты был очень любезен.
Михаил все еще пребывал в остолбенении. Права Вика, избаловала его Марина. До сих пор, бедненький, цены себе не сложит…
— Марина, насколько мне известно, Меньшовы происходят из рабочей среды. По крайней мере я не слышал ни от тестя, ни от тещи, что в ваших корнях запутался хотя бы один аристократ.
— Считаешь, я выпендриваюсь не по чину?
— Именно; считаю!
— Ну и считай себе, а мне это нравится.
— Брось, тебе это не идет.
— Интересно почему?
— Потому что по сути ты совсем другая: простая, понятная, домашняя…
Кажется, ясно, в чем дело. В отличие от Марины «тетя Таня» оказалась женщиной самодостаточной. Она наверняка прилично зарабатывает, у нее своя жилплощадь, и она привыкла, что мужчины ухаживают за ней, а не наоборот. Вот Ковалева и пробила ностальгия по ручной заботливой женушке.
Она с улыбкой посмотрела на Михаила:
— Сомнительный комплимент. В былые времена это меня бы расстроило, ну а вдруг ты ошибаешься? Откуда тебе знать наверняка, мое это или нет? Может, в моих — корнях таки были дворяне.
— Ладно, дворянка! Пока мое предложение остается в силе. Послушай дельного совета: лучше не перебирай харчами, а то останешься у разбитого корыта…
«О чем он опять говорит? Намекает, что женщине в тридцать лет уже пора «сливать воду»? Хамите, парниша! Это мы уже проходили. Теперь меня подобным шантажом не возьмешь. Я обещаю и в пятьдесят лет, если доживу, лапки не складывать. Да что там обещаю, — клянусь! Если случится мне впредь полюбить, то это будет любовь на равных. Я больше никому не позволю шантажировать меня любовью. Или даже тем, что якобы я останусь одна и никто больше не глянет в мою сторону. Или глянет сверху вниз. Я теперь и сама умею смотреть сверху вниз. Понял, Мишенька?»
— …Тебе дарят букеты роз? Но конфетно-букетный период бывает у многих. Вначале. Но потом и он кончается. Особенно если женщина быстро сдается…
Михаил испытующе глянул на нее. Неужели он прав и она уже спит со своим… хорем? Его окатила волна ревности: подумать только, и развестись не успели, а она уже на сторону пошла! Он даже не замечал, что себя и вовсе перестал считать виноватым. Это она, Марина, разрушила их такую крепкую семью!
Но поскольку Марина никак не отреагировала на его речь, продолжал с тем же пылом:
— А потом начинаются серые будни, рыцарь слезает со своего коня и садится за стол. Пожрать! Вот и вся романтика… От меня ты хоть никаких сюрпризов ждать не будешь.
— Почему же не буду? Буду. Ведь совсем недавно дождалась, хотя и не ждала, так что ты тоже не подарок… когда с коня слезешь!.. Смотри-ка, и я стала каламбурить!
Он, конечно, не понял, что она вспомнила Гарика, и вконец разозлился:
— Смеешься! Гляди, я тебя предупредил.
Ну, если он сказал ей все, что хотел… И больше не выходит из машины, чтобы распахнуть перед ней дверцу? Не надолго же его хватило! Нет, он и не подумал бы переменить своего отношения к Марине. Разве что сделал бы все возможное, чтобы опять запереть ее в прежнюю непривлекательную оболочку. И тешил себя мыслью, что она может быть другой. И то, что даже это знание принадлежит только ему…
Она открыла дверцу и поставила ноги на землю.
— Привет Тане!
Он сделал вид, что ее замечания не услышал, и настойчиво проговорил уже в ее спину:
— Так что ты ответишь на мое предложение?
Марина ступила на тротуар, потом пригнулась, чтобы видеть его лицо, и сказала насмешливо:
— Благодарю, что подвез.
С удовольствием увидела его вытянувшееся лицо и пошла к офису фирмы, цокая каблуками и покачивая бедрами. Пока не услышала, как за спиной яростно взвизгнули покрышки их машины.