Брошенная

Глава 18

Гарик уверял ее, что Нестеренко сам приведет Юрку, но Марина все-таки решила пойти навстречу. Она понимала, что с ее сыном ничего не случится, но подспудно ее точила мысль: а что, если этот бывший десантник подумает, будто она еще и как мать никудышная?

А что она «еще»? Вот уж накрутила! Права Вика, задел ее этот спасатель. Она и не могла точно определить для себя, чем именно. То ли своей неестественной суровостью, то ли безразличием… С некоторых пор Марина стала привыкать к вниманию мужчин. Конечно, она могла быть не в его вкусе, но уж брезгливости-то в любом случае не должна была вызывать! Словом, правы те, кто утверждает, что сильнее всего задевает нас не интерес, а равнодушие к нам, таким особенным, таким неповторимым! «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей!» Лучше классика не скажешь.

Она могла бы пойти по берегу в купальнике — все женщины ходили по пляжу именно так, но надела длинную ситцевую юбку, блузку-топ и свою элегантную шляпку из итальянской соломки. Все говорили, что этот наряд ей к лицу. Марине хотелось — уж себя-то чего обманывать! — чтобы в холодных серых глазах некоего директора базы хотя бы промелькнул огонек интереса к ней. Ведь Она так недавно обрела свой новый облик, не сразу привыкла, что в нем она производит впечатление на сильный пол, а привыкнув, уже не хотела отвыкать…

Пусть у нее небольшие глаза и, наоборот, большой рот, но уж к фигуре претензий быть не должно. Марина видела, как ее жадно оглядывают даже совсем молоденькие ребята.

Может, Иван Витольдович — импотент? Не в обиду будь ему сказано — он ведь мог и пострадать на работе.

Мало ли где в армии может использоваться радиация!.. Или он получил какой-то очень сильный стресс. Не в этом ли и есть его тайна?

А с другой стороны, разве стал бы он так явно презирать женщин? Скорее, презрение свое старался замаскировать…

Еще кое в чем ее испортил Тимофей — она теперь мужчин оценивает прежде всего в части секса. Тайна? Значит, секс или отсутствие такового… Дура вы, Ковалева!

Вика вслед ей сказала:

— Ты собралась словно не за Юркой, а на сцене выступать.

Молчи, малявка! Сестру обидели… невниманием! Она и сама не одобряет поспешности, с какой отправилась изымать своего сына у человека, которого как женщина совсем не интересует. Понятно, такой человек не должен находиться рядом с ее ребенком!

Лодки Нестеренко поблизости не было, и Марина поняла, что поторопилась.

Она присела за столик летнего кафе с бутылкой холодной пепси, но пить ей не хотелось. Она сделала всего пару глотков и теперь просто бездумно глядела на ровную гладь моря.

Трудно сказать, сколько времени прошло: пять минут или пятнадцать, но когда Марина в очередной раз взглянула в сторону, откуда должны были вернуться рыбаки, она и увидела появившуюся из-за выступа скалы лодку. Юрка сидел на корме и даже не смотрел на берег, увлеченный разглядыванием того, что, видимо, лежало на дне лодки.

Рыбаки причалили, и ее сын выпрыгнул на берег, сияющий от счастья. Он размахивал небольшой сеткой с каким-то серым комком. Причем нисколько не удивился появлению матери, а тыкал в нее сеткой и частил:

— Посмотри, мама, это мне дядя Иван подарил! Это морская звезда! Настоящая!

Но, не прочитав в ее глазах ответного восторга, даже насупился от досады.

— Как ты не понимаешь!

И тут же вспомнил о человеке, который мог разделить с ним радость.

— Я покажу дяде Гарику. Ему понравится. Мама, можно, я не буду тебя ждать?

— Можно, — кивнула она и с улыбкой смотрела, как он бежит к их лежаку, разбрасывая в разные стороны ноги: точь-в-точь как Маринин папа, то есть Юркин дедушка.

Кроме директора базы отдыха «Горизонт», в лодке был еще какой-то мужчина. Он выбросил на берег сетку с рыбой и вылез следом.

— Подумай, Иван, может, ты возьмешь себе хоть что-нибудь?

— Мне ничего не надо, — махнул рукой тот.

— Смотри, чтоб потом обид не было.

Мужчина хохотнул и пошел прочь, почти такой же довольный, как Юрка. Иван Витольдович вытолкнул лодку подальше на берег и, разогнувшись, увидел Марину.

— Я хочу поблагодарить вас за сына.

— Пустяки! — Он невольно скользнул взглядом по все еще запотевшей бутылке пепси-колы, которую Марина держала в руке.

— Хотите? — Она перехватила его взгляд. — Правда, я уже отпила.

— С удовольствием!

Он нетерпеливо принял у нее из рук бутылку и тут же залпом выпил.

— Фу! Думал, умру от жажды, но на моем пути возникла добрая самаритянка.

Что такое? Бывший десантник проявляет кое-какие энциклопедические знания. Она уж было подумала, что, как в анекдоте, его единственная извилина — всего лишь вмятина от козырька.

Ладно, об этом потом. Марина поколебалась, но все же произнесла:

— Я должна извиниться перед вами за то, что нарушила ваши правила поведения на море. Но учтите, я вовсе не раскаиваюсь. И поплыла за буйки вовсе не для того, чтобы досадить вам, а потому что люблю плавать далеко и терпеть не могу постоянно ограничивать себя какими-то рамками. Мне хватило долгого сидения в четырех стенах…

Вот это она уже сказала зря. Извинилась как сумела, и иди себе! А так ее монолог прозвучал чересчур патетически, а в его глазах опять мелькнула некоторая растерянность Хоть какая-то эмоция. А то словно с манекеном разговариваешь.

— Я всего лишь выполнил свой долг. И правила поведения на воде вовсе не мной придуманы, но пока я слежу за порядком на вверенном мне участке…

Господи, у нее даже зубы заболели от его официоза!

— Понятно. Значит, пока я здесь, поплавать вволю мне не удастся?

Он лишь пожал плечами.

— Хорошо, постараюсь впредь не нарушать! — Она тоже будто отрапортовала и повернулась, чтобы уйти.

— Минуточку! Погодите, э… Марина Алексеевна!

Она остановилась.

— Могу я пригласить вас в кафе? На мороженое.

Она ждала от него чего угодно, но такого! Чего это вдруг он снизошел? Марина с трудом удержалась от ехидного замечания, прямо рвалось с языка что-нибудь вроде: наши отношения и так не слишком теплые. Но подумала, еще воспримет эти слова как намек на то, что ее следует пригласить на что-нибудь горячительное.

Марина не нашла ничего лучше, как уточнить:

— Вы приглашаете меня в кафе?

— Должен же я как-то компенсировать выпитую воду.

Да, речь у него еще та. Сплошной газетно-чиновный слог. Это тебе не Тимофей с его стихами. Так и хочется вытянуться по струнке и сказать; «Есть!»

Ладно, сделаем скидку на то, что он явно смущен. Совсем одичал в своем добровольном уединении. Прежде десантников она представляла себе этакими бравыми ребятами, которые не теряются ни в каких ситуациях. Равно как и в отношениях с женщинами. Они их берут штурмом, так же как объекты, взять которые их посылает командование.

Это он прочел на ее лице. Или угадал, что она должна была подумать именно так. Пожаловался:

— С привлекательной женщиной разговаривать — это тебе не с парашютом прыгать.

Проверяет, сказал ли ей Гарик, кто он. Марина не стала притворяться, будто удивлена его сравнением.

— Считаете, разговаривать труднее? — посмеялась она, прощая ему свой арест и угрозу штрафа за одно это словечко — «привлекательная». Не скоро, видно, надоест Марине выслушивать комплименты от мужчин, слишком долго она их не слышала.

— А то! — по-одесски бросил он. — Подождите меня, пожалуйста, пять минут, я только сбегаю брюки надену.

Только теперь она обратила внимание на лестницу, к которой направлялся директор-спасатель, — она вела в небольшую стеклянную башенку.

«Э, да у него тут свой хрустальный замок, а мне говорили про какой-то там убогий домик! — насмешливо подумала она. — И из этого замка он следит за действиями врагов, которые покушаются на его владения».

Иван Витольдович появился перед ней в джинсах и голубой футболке, которая эффектно смотрелась на загорелой коже. Кажется, это становится традицией: со всяким мужчиной, с которым судьба столкнет ее нечаянно — и непременно на море! — идти в кафе. Летние романы Марины Ковалевой. Или морские романы? Когда-нибудь она напишет мемуары.

— И вы спокойно оставите свое хозяйство? — не могла не подколоть она.

Он бросил на нее насмешливый взгляд:

— Вы подумали, что я на пляже один? У нас дежурят по одному спасателю с каждой базы отдыха. Кстати, моя идея. Получается, я как бы старший смены. Остальным тоже удобно — не каждый день на море торчать. У нас две лодки, и одну мы обычно используем в личных корыстных целях…

— Для ловли рыбы! — подхватила Марина.

— Или катаем знакомых женщин.

— Ну наконец-то вы заговорили как нормальный мужчина.

— Не пойму, это комплимент или обвинение в том, что прежде я производил на вас впечатление ненормального?

— Я не хотела вас обидеть. Просто вы слишком отстранены. Безучастны. Как космический пришелец.

— В смысле — инопланетянин?

— Как человек со стороны, который в нашей жизни так и не прижился, потому ему совершенно все равно, что здесь происходит.

— Здесь — значит на Земле?

— Именно.

— Хорошего же вы обо мне мнения!

— Мой папа говорит: что потопаешь, то и полопаешь! Разве вы не делали все для того, чтобы произвести именно такое впечатление?.. Вот, вы уже и надулись! Я могу быть не права, так что заранее прошу прощения.

— Ничего, я не обиделся. По крайней мере вы сказали то, что думали. И применительно к человеку, который живет скорее по привычке…

— Ну у вас и заявочки! Разве можно жить по привычке?

— Но я же живу.

— Не знаю, что и сказать… А женщин вы в кафе часто приглашаете?

— До сегодняшнего дня — ни разу.

— Понятно. Я, значит, первая удостоилась. Это оттого, что вы видите во мне не женщину, а всего лишь главного бухгалтера?

Он смешался, не зная, что сказать.

— Не волнуйтесь, я буду учитывать, что Георгий Васильевич вам симпатизирует, что начальство вы уважаете, так что, когда вы приедете с отчетом, я не стану слишком к вам придираться.

— Ох вы и язва! — покачал он головой.

— У каждого свои недостатки.

— Недостатки? Среди женщин очень мало по-настоящему откровенных людей, так что вашу прямоту я воспринимаю как достоинство.

Нестеренко усадил ее за свободный столик, а сам пошел к барной стойке.

Ишь ты, похвалил, точно медалью наградил. Скупо, но торжественно. Среди женщин мало откровенных людей. Что б ты понимал! Ну почему она все время чувствует какое-то глухое раздражение от его высокопарных сентенций? Может, потому, что и сейчас он живет по уставу, им самим выработанному? В котором все четко обозначено: кто плох, кто хорош и как должна вести себя порядочная женщина…

Ага, вот и он возвращается. В сопровождении официантки, несущей заставленный всевозможными лакомствами поднос. Прямо-таки праздник Сладкоежки!

Официантка, выставив на столик пирожное, мороженое, сок и фрукты, незаметно оглядела Марину. Но видимо, ничего этакого в ней не нашла и устремила вопросительный взгляд на мужчину:

— Чего-нибудь еще, Иван Витольдович?

— Спасибо, Валюша, пока хватит. Если чего понадобится, я тебя кликну.

Официантка, вроде невзначай, немного помедлила и удалилась, покачивая бедрами.

«Тайная воздыхательница, — решила Марина. — А может, и не тайная. Может, весь поселок знает, что она бегает по ночам к одинокому директору базы. Небось подумала, что такие, как я, приезжают и уезжают, а она все равно останется…»

— Так на чем мы с вами остановились? — прервал ее размышления Иван, усаживаясь за столик напротив нее.

— На том, что я — женщина особенная, не такая, как остальные мои товарки. Те тщательно маскируют свое подлое нутро, кокетничают, притворяются добренькими, понимающими, сострадающими… А я сразу сняла маску и предстала перед вами во всем своем нравственном безобразии…

— Я вовсе не это хотел сказать, а тем более в мыслях не держал вас обидеть. — Нестеренко развел руками с видом полного раскаяния. — Наверное, вы правы, я совсем здесь одичал. Забыл, как нужно ухаживать за женщинами…

— Нет, я вам ничего о вашей дикости не говорила, — запротестовала Марина.

— Но вы обо мне так подумали… Может, поговорим о другом?

— Давайте. Например, о том, как выгодно вовремя оказать кому-нибудь нужную услугу. Подумать только, за бутылку пепси я имею такой шикарный стол!

— Почему вы все время задираетесь? Или вы, как и я, недавно вышли из войны, потому все еще настроены воинственно? Со мной можете расслабиться. Я никогда не нападаю на женщин…

— Без объявления войны, — подсказала Марина.

— Однако вы и сами агрессор, Марина Алексеевна.

— Что есть, то есть, — согласилась она.

И уже не удивилась этому. Прошла пора удивляться, пришла пора привыкать к своему новому облику. Но каково, а, Марина — агрессор! Пожалуй, для нее это комплимент. Вот, значит, почему люди говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Может, некоторые мужчины инстинктивно побаиваются этой ее новой воинственности? Примем к сведению — нам не хватает мягкости и женственности…

— То есть, вы хотите сказать, в нас есть что-то общее.

— Как говорит молодняк, стопудово!

— Однако вы себе неплохой имидж выбрали.

— Не понял, — опять подобрался он. Неужели и вправду ждет от нее только агрессии?

— Умеете интриговать нас, бедных. Раньше, говорят, наши прабабушки клевали на интересную бледность, меланхолию, разочарованность. А нам, нынешним, подавай мужественную профессию, накачанные мышцы, наколку и скупые, отточенные фразы…

Иван Витольдович смотрел на нее и молчал. Марина почувствовала себя не в своей тарелке. Это называется — живое общение? Замучаешься вытягивать из него по одному слову! Он, наверное, думает, что Марина опытна в общении с мужчинами. Потому и настороженный такой. А она сама только начала крылья расправлять.

Может, неверный тон в разговоре с ним взяла? Женщины с Иваном Витольдовичем так прежде не разговаривали? Если на то пошло, редко какая женщина станет нахально грубить мужчине, который ей небезразличен… Стоп, а это в самом деле так? Он ее уже не раздражает?

И вообще, откуда в Марине возник этот охотничий азарт? Отчего она вдруг решила, что лучшее средство для того, чтобы ему понравиться, — вывести его из себя, разозлить? Впрочем, для этого ей и не понадобилось особенно напрягаться, — злить господина Нестеренко ей хотелось. Как и ему самому злиться — как с горы катиться!

Прежняя Марина никогда бы не стала так жестко кокетничать. Она бы просто прошла мимо него, объяснив себе, что такой непробиваемый мастодонт ей не по зубам. Вот именно, она бы не стала и пытаться.

А новая Марина… О, ей палец в рот не клади. На вопрос самой себе, смогла бы она его завоевать, она сама себе и ответила: «Почему бы и не попытаться?»

Скорее всего на нем пробовали свои зубы довольно многие представительницы слабого пола. Иначе и быть не могло. Этаких бравых офицеров у нас с огнем поискать. Пусть и в отставке. А если учесть, как обычно мужикам идет военная форма… О, это еще с давних пор идет: «И стояли барышни у обочин, им солдаты нравились очень-очень…» Солдаты, офицеры, не столь важно. Братцы-военные…

Ладно, позлословила, яд свой повыпускала, и хватит. Подойди к десантнику с другой стороны. В смысле словесного подхода.

— Иван Витольдович, вы помните свой первый прыжок с парашютом?

Так, на лице удивление пополам с недоумением. Главное получилось: заинтриговала.

— Помню, — медленно проговорил он.

До чего он все-таки настороженный! Как объяснить ему, что Марина не собирается покушаться на его свободу. И кусать не собирается. Пока. Это так, легкая разведка. Но он все тянул с ответом, словно искал подвох, так что она в конце концов решила пояснить:

— Я как-то по телевизору интервью с десантниками смотрела. И с той поры все хотела со знающим человеком поговорить. Они в той передаче все как один восхищались небом, ощущением полета, и никто не сказал, как это страшно.

— Страшно? — переспросил он.

— Я думаю, да, пока не привыкнешь. Я совершенно отчетливо представляю себе человека, который прежде поднимался разве что по лестнице своей девятиэтажки и вдруг оказался на недоступной прежде высоте. Мало того, на земле он мог надеяться на свои руки, ноги, голову, а здесь — только на какую-то там штучку за спиной, с которой ему надо прыгнуть в бездну и которая вовсе не так надежна, как о ней говорят. Или нормальный инстинкт самосохранения на высоте не работает? Признайтесь, в самый первый раз вам страшно не было?

— Было, — нехотя согласился он. Но тут же его лицо озарила улыбка. — Да мне и во все последующие разы было страшно, чего уж греха таить!

Вот наш десантник и приоткрылся. Это хорошо, что он не боится выглядеть слабым в ее глазах. Значит, доверяет. Точнее, верит, что она не ухватится за это его признание и не станет высмеивать.

Уж не пойти ли Марине в психологи? Будет изучать такие вот замкнувшиеся в себе личности. Выводить их из пограничного состояния. Так, кажется, это называется. Вот ведь улыбнулся, и сразу стало ясно, что прежде он мог и любил улыбаться. И шутки понимает. Так что извилин у него, может, даже больше, чем она поначалу думала: две или три…

— Вы ни к чему не притрагиваетесь, — попенял он Марине, как бы отодвигая разговор от их стола. — Не съели, не выпили. Попробуйте, это очень хорошее полусладкое вино…

— А вы не предложили тост, — отшутилась она. — Я — человек консервативный. Пью только по поводу.

— За встречу!

— Понятно, тост должен быть коротким, как выстрел. Если позволите, в качестве «алаверды»: давайте выпьем за тепло, которое должны дарить друг другу люди. Ведь без него нам будет так холодно во Вселенной…

Сказала и представила себе обнаженного человека, который сидит где-нибудь на пустынной горе, открытый всем ветрам, обхватив самого себя за плечи, и дрожит от холода. И никого нет рядом, чтоб хотя бы обнять…

— А насчет встречи… Вдруг вы пожалеете, что вообще со мной встретились? Тогда получается, что пить за встречу преждевременно.

— Странная вы женщина, Марина Алексеевна, — покачал он головой. — Как же вы собираетесь дарить людям свое тепло, если сразу начинаете сомневаться в их добрых намерениях?

— Вообще-то я не в ваших намерениях усомнилась, а в том, что мое общество будет для вас приятно.

— Кокетничаете? Ладно, хорошенькую женщину это вовсе не портит. За тепло так за тепло!

Они чокнулись. Иван Витольдович коротко глянул на нее. Такое впечатление, что Марина все время сбивает его с толку. Никак не идет на стандартный контакт. В его рядах смятение. Словно Марине организовали торжественную встречу у парадного подъезда, а она вошла через заднее крыльцо. И теперь встречающие не знают, что делать.

Она тоже змея еще та. Нет чтобы посмотреть на своего кавалера томно, призывно. Ресницами помахать, глазками влажными от чувств поблестеть… А вместо этого Марина нахально подмигнула ему:

— Давай на ты.

— Давай.

Как-то он медленно на все реагирует. Неужели действительно одичал на базе «Горизонт» в период межсезонья? Или, наоборот, привык к более простым, предсказуемым отношениям? Конечно, он не может знать, что и Марина только растет, только обрастает тонкой шкуркой, только отращивает острые зубки…

А что, если она все напридумывала, как часто с ней в последнее время случается? Вдруг за его скупыми фразами прячется скудость мысли и ему просто сказать нечего?

Она ненадолго окунулась в свои мысли, а откуда-то из недр души выплыли строчки:

Марина замерла и уставилась в глубь себя: откуда это? Вспомнился один из стихов Тимофея, или она сама заболела стихотворчеством? Но такого не может быть! Не может бухгалтер сочинять стихи! Да еще не в юном возрасте, а когда ему — точнее, ей — под тридцать!

— У вас ничего не случилось? — поинтересовался Нестеренко, оказывается, внимательно за ней наблюдавший.

— Ничего! — довольно резко отозвалась она: не признаваться же в том, что только что сухой прагматик пытался взобраться на брыкающегося Пегаса.

Но в конце концов, она же не для этого сюда пришла. Ее пригласил мужчина, не без приятности. Такое впечатление, что он недавно перенес затяжную амнезию и с трудом вспоминает свои прежние манеры и привычки.

— Почисть мне апельсин.

Он тщетно потыкал в большой рыжий шар тупым столовым ножом, а потом вынул из заднего кармана брюк складной нож, больше похожий на тесак, и ловко очистил фрукт.

— Прошу.

— Нож у вас прямо-таки бандитский.

Видали эксперта по бандитам!

— Так он бандитский и есть.

— Не поняла.

— Я его отнял у бандита. Кинулся на меня вот с этим самым оружием. Мозгов-то маловато, он и считал, что нож — это универсальная отмычка жизни. Пришлось маленько поучить.

Иван Витольдович, конечно, рисовался перед ней, но самую малость, перья не шибко распускал.

— И вы не боялись, что он мстить будет?

— Он бы и мстил, да несподручно. Мальчишка на Сахалин уезжал, а оттуда не наездишься. Тем более для мести. Пообещал: «Мы еще встретимся!» А что, земля круглая, все может быть… Кстати, мы ведь договаривались говорить друг другу «ты». Придется пить на брудершафт… Валюша, — он окликнул проходившую мимо официантку, — принеси, пожалуйста, коньячку.

В глазах женщины мелькнуло удивление. Может, он говорил ей, что не пьет? Или он сидел за столом с этой самой Валюшей и пил только минеральную воду? Нет, знает его Валюша, знает гораздо ближе, чем просто официантка своего клиента.

— Похоже, в этих краях у вас репутация непьющего человека.

— В этих краях у меня репутация отшельника. Пью я или не пью, наверняка никто не знает.

— Даже Валюша? — вырвалось у Марины.

Он как-то неопределенно пожал плечами, и Марина поняла, что говорить этого не стоило. Как по-дурацки получилось! Если не сказать, по-бабьи. Та самая реакция, которую она вовсе не хотела ему демонстрировать. Ей это абсолютно все равно, вот что он должен видеть!

— Валюша многое знает, — наверное, он решил: каков вопрос, таков ответ, — но при ней я коньяк до сих пор не пил.

Вот так-то! Не будешь лезть с глупыми вопросами.

Официантка принесла коньяк, а кавалер Марины подвинул свой стул к ней поближе. В ответ на ее удивление он пояснил:

— А целоваться? При брудершафте положено. Или вы боитесь?

— Бояться поцелуя? — хмыкнула она, как многоопытная обольстительница. — Но у вас во рту, надеюсь, не клыки вампира?

— Ну вы и скажете! — покачал он головой. — Никакой серьезности. Я главбухов представлял себе другими…

— Я тоже, — согласилась она.

Они оба незаметно перешли на фривольный тон. Прежняя сущность Марины попыталась пискнуть, что они еще так мало знакомы, чтобы позволять себе подобные шуточки, но Марина только отмахнулась: надоело.

И он, и она собирались с силами, будто предстоял им не поцелуй, а тот же первый прыжок с парашютом.

И как выяснилось, не напрасно. Едва их губы соприкоснулись, между ними проскочила искра такой силы, что оба вздрогнули.

— Какая ты… электроопасная! — ошеломленно пробормотал Иван.

— Я бы то же самое сказала о тебе!

Они невольно отодвинулись. Марина про себя усмехнулась: захотела поиграть с огнем? Смотри сама не сгори. Тоже мне, соблазнительница!

— Вообще-то на брудершафт три раза целуются. — Он взглянул на нее в упор.

— Три, — согласилась Марина. Но лучше остановимся, пока не поздно.

— Боишься высоты?

— Боюсь глубины.

Они опять выпили, словно хотели загасить вспыхнувшую между ними искру.

— Почему ты позвал меня в кафе? — спросила Марина.

— Решил наладить контакт с начальством.

Марину как обухом по голове ударило. Вот это он брякнул! Она испытала прямо-таки жгучее разочарование. Место возгорания моментально заполнила холодная пена. Значит, бравый десантник испугался того, что его потянуло к женщине, и решил сделать вид, будто ничего не произошло? Будто он всего лишь, по выражению Гарика, прогнулся перед главным бухгалтером?

Марина даже на мгновение растерялась, а потом разгневалась. Таким праведным женским гневом. И решила: «Ну, погоди!»

— Считай, что наладил, — холодно-равнодушно кивнула она. — Поздравляю. Отчеты теперь ты будешь сдавать на ура. И смету на ремонт базы я тебе подпишу… А сейчас, извини, мне нужно идти.

— Куда ты торопишься?

Он казался растерянным.

— На обед. Я обещала своим, что задержусь не надолго. Ровно на столько, чтобы подчиненный успел наладить с главбухом дружеские отношения. Теперь все в порядке, не так ли?

— Мы могли бы пообедать вместе.

— Обычно я не уделяю столько времени сотрудникам фирмы. И, кроме работы, принимаю их в исключительных случаях. Так что, будут вопросы, пожалуйста, ко мне в кабинет с девяти утра до шести часов вечера. До свидания. Можешь меня не провожать.

Он смотрел на Марину обиженными глазами, но она не собиралась его жалеть. Он ведь не просто пошутил насчет контакта с начальством. Он как бы границу очертил: мол, в кафе я могу пригласить, а дальше — не моги. Чтобы и не думала на него виды иметь!

Чего он испугался? Того, что их отношения могут далеко зайти? Получается, он уверен: Мариной серьезно не увлечется. Значит, он думает, что в него влюбится она. Это же надо — быть таким самонадеянным!

У Марины пока нет любимого человека. Но если она влюбится, то не в такого примитива и труса! Отношения с начальством он налаживает! Радуйся, наладил. Вот только на стол потратился, а начальство почти ничего и не съело. Но ничего, вечерочком с Валюшей доедите. И коньячком запьете, а то она, бедная, ни разу не видела директора базы пьющим коньяк…