Буря

Глава четырнадцатая

Понедельник, 10 сентября 2007 года

Я вошел домой через парадную дверь и тут же услышал голос: это был отец, но говорил он не по-английски. Интересно, что это за язык? Может быть, русский?

Прислонившись к стене в противоположном углу кухни, я пару минут прислушивался к его беглой речи, а потом он повесил трубку.

— Джексон, это ты?

Хватит подслушивать.

— Да, папа.

Он вышел в холл и увидел меня.

— Где ты был?

— Гм… я просто гулял… кое с кем.

Он нахмурился:

— Уже поздно. Было бы неплохо, если бы ты позвонил мне.

— Извини, — пробормотал я и поспешил сменить тему: — Ты сейчас говорил по-русски?

Он повернулся ко мне спиной.

— Это был турецкий язык. Мы сейчас проводим испытания нового препарата. Мне нравится общаться без переводчика, когда это возможно.

Какие-то тайные дела ЦРУ!

Внезапно я вспомнил еще один подозрительный момент. Из будущего. В тот момент я искренне считал, что мой отец — обычный сноб и этим определяется его отношение к тому, что я встречаюсь с самой обычной девушкой. Это произошло в середине июля две тысячи девятого года. Мы с Холли только что поужинали и шли ко мне домой. Холли запрыгнула мне на спину, и мы вдвоем приветствовали Генри, стоящего у двери. Он засмеялся и покачал головой:

— Хорошего вам вечера, мистер Майер, мисс Флинн.

— Почему они никогда не называют нас по именам? — поинтересовалась Холли.

— Я предлагал им быть менее официальными, поверь мне, но они отказываются.

Мы не успели еще войти в квартиру, а она уже целовала меня в шею. Нас обоих не было в городе в эти длинные выходные, мы не виделись целых пять дней и готовы были тут же наброситься друг на друга или как минимум продолжать обниматься. В любом случае идея начать вечер с ужина была ужасной.

— Ты не хочешь выпить? — спросил я, открывая холодильник за барной стойкой в гостиной.

— Мне нравится вино с насыщенным фруктовым вкусом. У тебя есть такое?

Я достал бутылку, но не стал брать бокалы. Мы действительно планировали встретиться сегодня за ужином, но сейчас мне хотелось лишь одного — окунуться в водоворот чувств, из которого мы не могли вырваться всю прошлую неделю.

— Давай сегодня напьемся хорошенько.

— Что мы празднуем? — поинтересовалась Холли, когда мы вошли в мою комнату и сели на кровать.

«Ничего… пока еще», — подумал я, вытягивая пробку, и протянул ей бутылку:

— За нас, самых классных парня и девушку во всем мире!

Холли сделала глоток вина — фруктового, как она его назвала.

— Поверить не могу, что ты не взял бокалы. Кстати, сколько стоит такое вино?

Я внимательно изучил наклейку на бутылке:

— Не знаю… долларов сто, наверное.

Холли чуть не подавилась:

— Сто долларов! Чтобы напиться, достаточно бутылки виски за десятку.

Я рассмеялся:

— Ты сама его выбрала. Кроме того, тебя валят с ног даже два-три бокала пива.

Она вытаращила глаза, а потом снова улыбнулась:

— Расскажи мне про Европу. Адам никак не может успокоиться, что видел Альпы и мужчин в кожаных шортах на подтяжках.

— Сначала ты… Чем ты занималась в Индиане? — спросил я, пытаясь сменить тему. Мне нужно было сначала слегка отредактировать свою историю.

— Джексон, это же Средний Запад. Ужасная скукотища. Я напекла кучу печенья с бабушкой и нянчила двоюродных сестер.

Я коротко рассказал о том, как мы с Адамом съездили в Германию и Италию, — кроме прыжков во времени, конечно. К тому моменту мы уже допили бутылку, и Холли принялась изучать мои диски с музыкой. Выбрав наконец один, она поставила его в проигрыватель и забралась ко мне на кровать.

— Послушай, я знаю, что в наших отношениях все легко и просто, но можно я скажу, что скучала по тебе? Совсем чуть-чуть, когда было совсем уж нечем заняться. Например, когда единственным развлечением было смотреть, как растет кукуруза.

— Можно. — И я только что решил, что сегодня вечером мы полностью разденемся. В этой комнате. У меня появился план.

Теперь остается лишь уговорить Холли.

До сих пор мы проводили наедине очень мало времени, и я пока что не торопился с раздеванием. То есть я вообще не собирался ни в чем торопить ее. Я старался действовать убеждением или, как хороший продавец, придумывал маркетинговый ход. Холли перекатилась на спину, и я поднял ее блузку, оголив живот, а потом наклонился и прикоснулся губами к коже прямо над пупком.

Я внимательно следил за выражением лица Холли, когда расстегивал ей джинсы. Когда я практически стянул их с нее, протащив ее до края кровати, она вдруг громко расхохоталась. И напряжение, висевшее в воздухе, рассеялось.

— Неплохо, Джексон.

Я снова лег рядом с ней и поцеловал в щеку:

— Ты смеешься надо мной?

— Да, — она прикоснулась губами к моей шее и просунула руку под рубашку.

Некоторое время спустя, когда почти вся наша одежда валялась на полу и Холли лежала сверху на мне, а я ее крепко обнимал, в моей комнате кто-то вдруг громко кашлянул. Мы одновременно подняли головы и увидели моего отца, который стоял в дверном проеме, скрестив на груди руки.

— О боже! — воскликнула Холли и забралась под одеяло, натянув его на голову.

— Папа, что ты тут делаешь? Я думал, ты в Южной Африке.

— В Южной Америке. Джексон, надень на себя хоть что-нибудь. Нам нужно поговорить. Наедине, — произнес он и вышел, хлопнув дверью.

Я стянул одеяло с головы Холли — она закрывала лицо ладонями, но я все равно разглядел яркий румянец на щеках.

— Поверить не могу, что это случилось, — простонала она.

Рассмеявшись, я подтащил ее повыше и уложил на подушки.

— Все в порядке, ему наплевать, чем мы тут занимаемся, поверь мне.

— Джексон, твой отец только что видел меня в нижнем белье. У меня есть все основания чувствовать себя некомфортно! — Она перевернулась на живот и снова накрыла голову. — Давай уже, иди!

Холли не смотрела на меня, но я все равно улыбнулся:

— Мне нужна минутка, чтобы немного остыть.

Она затряслась от смеха:

— В следующий раз запирай дверь, даже если будешь уверен, что твой отец в Антарктике.

— У тебя отличное чувство юмора! — сказал я и поцеловал ее в щеку. — Никуда не уходи, договорились?

— Ты серьезно? А то я как раз собиралась пойти показать трусы лифтеру, — пробормотала она в подушку.

— Ему бы понравилось! — Я натянул джинсы и вышел на кухню. Отец ждал меня, опираясь на стол.

— Как это называется? — поинтересовался он.

Я открыл холодильник, взял молоко и стал пить прямо из пакета, чтобы позлить его.

— Ты разве забыл? В двенадцать лет ты сам мне обо всем рассказал.

— Джексон, не пытайся строить из себя умника! Кто эта девушка? И почему ты продолжаешь встречаться с ней?

— Ты и этого не помнишь? Ее зовут Холли, ты ее уже видел. И встречаемся мы потому, что она мне нравится. В чем проблема, пап?

Он подошел ближе и наклонился ко мне:

— Ты ничего о ней не знаешь. А она уже довольно давно имеет доступ к конфиденциальной информации. Ты ложишься спать у нас дома с какой-то незнакомкой! Кто знает, что она делает здесь в это время?

Я показал на него пальцем и кивнул:

— Думаю, ты попал в точку. Эта девушка из Джерси занимается промышленным шпионажем. Я как раз заметил, что ее ежедневник как-то странно потолстел в последнее время. Подожди меня здесь, а я пойду и обыщу ее, чтобы найти доказательства.

— Джексон, ты ведешь себя как ребенок.

Я выдохнул:

— Пап, знаешь что? Мне нравится Холли. Мы с тобой оба взрослые люди, и каждый делает то, что считает нужным.

Не оглядываясь, я ушел к себе. Я строил из себя крутого парня, но внутри трясся, как будто мне десять лет.

Забравшись в постель к Холли, я задумался о том, что происходит с отцом в последнее время. Раньше ему были абсолютно безразличны девушки, с которыми я встречался и приводил домой.

— Все в порядке? — поинтересовалась Холли.

— Да, конечно. Ты ведь не шпионка?

Она рассмеялась:

— Нет, но с детства хотела ею стать.

Воспоминания о том, как мы с Холли легко и непринужденно проводили вместе время, давались мне очень тяжело. И сейчас, когда я застрял в прошлом, моя основная задача — сделать так, чтобы события тридцатого октября две тысячи девятого года не повторились. Если мне это не удастся, виноват буду я один, ведь я знал о них заранее.

Ложась спать в две тысячи седьмом году, который теперь стал моей основной базой, я перебирал в памяти все детали того вечера в две тысячи девятом, когда мой отец вел себя как самый настоящий секретный агент. Если уж на то пошло, он ведь отсутствовал тогда целых три недели, но откуда-то знал, что Холли несколько раз приходила ко мне. Он знал гораздо больше, чем следовало обычному родителю.

Все эти мысли возвращали меня к тому единственному вопросу, который меня пугал… возможно ли, что парни, стрелявшие в Холли, работали на моего отца или были на его стороне? Пока я не мог исключить эту версию, как, впрочем, и любую другую.