Буря

Глава тридцать третья

Суббота, 15 августа 2009 года,

01 час 20 минут

— Джексон!

Я сидел, положив голову на деревянный стол.

— Что?

Так плохо после прыжка мне еще никогда не было. Мне казалось, что у меня очень высокая температура.

— Давай уйдем отсюда, — сказал отец.

Он помог мне встать и закинул одну мою руку себе на плечи. Мы прошли через холл к лифту и поднялись к нему в номер. Не в состоянии двигаться, я упал на кушетку и закрыл глаза.

— Черт, плохо дело, — пробормотал он. — Что ты хочешь? Есть, пить?

— Нет, — застонал я. — Меня тут же вырвет.

Отец включил свет:

— Что с тобой? Почему ты смотришь на руки?

Пока он не спросил, я не осознавал, что делаю это. Мои руки были совершенно чистыми, но мне казалось, что они липкие от крови.

— Я дотронулся до раны. У него шла кровь… Как я мог это сделать!

— У него — это у кого?

— У того парня, которого я застрелил. Он мертв. То есть, конечно, все не так, но я сделал это.

— Но… ты видел, что произошло? С… ней? — Отец поперхнулся на последнем вопросе и опустил глаза.

— А что должно было случиться? Когда меня там не было? — И тут я все понял. Я совершенно не помнил Айлин, и отец интересовался, видел ли я, что произошло с ней. — Ее убили? Тогда, в девяносто втором году?

Отец медленно склонил голову и, отпустив мои руки, сел на пол.

Выходит, когда это случилось в действительности и меня там не было, никто не смог помешать рыжеволосому застрелить Айлин.

— Папа, это был тот же парень… один из тех, кто был в комнате, когда убили Холли! — Я по-прежнему смотрел на свои руки. Кровь исчезла… Ничего этого в действительности не произошло, но казалось таким реальным! — Мне очень жаль. Я не мог позволить ему сделать это…

— И не вмешаться? — спросил отец, а потом поднялся с пола и сел в кресло напротив меня.

— Это было глупо, ведь я не смог ничего изменить. — Я постарался не думать сейчас о случившемся и задал другой вопрос: — Кем она была? Я спрашиваю об Айлин.

Отец помолчал минуту, собираясь с духом.

— Она занималась наукой — была очень талантливой и работала вместе с доктором Мелвином. Айлин — та женщина, которая выносила вас с Кортни, хотя биологической связи между вами нет. Но она называла себя вашей матерью.

— Я слышал об этом. Но мы ведь были для нее всего лишь научным проектом? Заданием? Доктор Мелвин рассказал мне о суррогатной матери для эксперимента.

Отец покачал головой:

— Может быть, поначалу так и было, но в то мгновение, когда она почувствовала ваши первые толчки… и потом, позже, когда она взяла вас на руки… вы были для нее родными детьми. Два чудесных малыша с потрясающими способностями, которые могут изменить мир. Вот чего она ждала от этого эксперимента.

— А в чем состояла твоя задача? Ты охранял ее?

— Я должен был защищать тебя и твою сестру. А агент Фриман — не тот, которого ты сегодня уложил на землю, а его отец, — был приставлен к Айлин. Я присоединился к этому проекту, когда вы с Кортни делали первые шаги… вам было около одиннадцати месяцев.

— Когда я выстрелил в того парня в прошлом, ты был в бешенстве из-за агента Фримана. И сказал, что не знаешь, где он находился в тот момент.

Отец внезапно побледнел:

— Я не за этим отправлял тебя туда. Мне нужно было лишь показать тебе, что там случилось. Чтобы ты понимал, почему я делаю то, что делаю.

— Не нужно ничего объяснять! — Я поднял руки вверх, хотя крови на них уже не было. — Ты ведь любил ее, да?

— Да… — Его голос дрогнул, и он перевел взгляд на экран телевизора. — Если бы я мог изменить хоть что-нибудь, то это был бы тот день. Будь у меня еще пятнадцать секунд, и я смог бы прикрыть ее.

— Ты уже собирался сделать это, но потом схватил меня и Кортни, — чуть слышно заметил я.

— Я понимаю, о чем ты сейчас думаешь, Джексон. Но все немного не так. Многие считают, что я поступил неправильно. Можно подумать, что такие события происходят постоянно! Если бы я спас Айлин, но что-нибудь случилось бы с тобой или с Кортни, она ни за что не простила бы меня. Никогда! — Отец попытался улыбнуться, но его лицо исказилось от горя. — Мне она оставила тех, кого любила. Вас обоих. Частичку себя, которую я мог бы оберегать. Я хотел стать вашим отцом еще до ее смерти. Думал о женитьбе и планировал, что у меня будет семья. Конечно, этого бы не одобрили, но я собирался нарушить запрет, как только придумал бы, как сообщить о своем решении начальству.

— Папа, мне очень жаль, — произнес я и тяжело вздохнул. — Все это время я задавался вопросом, кто растил меня до того, как появился ты. Теперь я знаю.

— Я понимаю, что ты мне не доверяешь, но я потерял сначала любовь всей моей жизни, а потом дочь. И не хочу еще и тебя потерять.

— Ты ведь в какой-то момент остался без напарника?

Отец кивнул:

— Агент Фриман-старший был моим учителем. Он был потрясающим человеком и погиб в тот же день, что и Айлин. И сейчас, когда к нам присоединился Фриман-младший… это непросто, ведь его отец погиб на этой работе. Агенты в «Буре» не случайно так молоды… и многие не задерживаются надолго.

— Они увольняются?

— Нет, никто сам не уходит, никогда, — ответил отец и тут же сменил тему. — Джексон, послушай, нашу систему тоже можно обмануть, если знать как. К счастью, я это умею. И, чтобы защитить вас с Кортни, я скрывал кое-что от Маршалла и «Бури». И тебе не нужно рисковать жизнью ради них.

Но я все еще оставался под впечатлением от последнего прыжка в прошлое:

— Но… почему в моем свидетельстве о рождении указано ее имя? И твоя фамилия?

— Айлин была самым близким для вас человеком. Кого, кроме нее, можно было назвать вашей матерью? А моя фамилия подкрепляла историю, которую я рассказывал вам с Кортни… О том, что ваша мать умерла в родах.

— А какая у нее была настоящая фамилия?

— Ковингтон. Айлин из очень богатой семьи… из Шотландии. Я думаю, ты уже понял это по ее акценту. Вот откуда у нас деньги. Она завещала все тебе и Кортни. Мы живем в ее квартире. Я постарался создать вам все условия — так хотела бы Айлин. И они совершенно не похожи на те, в которых вырос я.

— А какое у тебя было детство? — поинтересовался я.

Отец похлопал меня по плечу:

— Это отдельный разговор. Не забывай о моих словах… Маршалл знает, на что я способен, и он постоянно настороже. Вряд ли он позволит мне вмешиваться в твое обучение.

— Почему?

— Он осознает, кого я на самом деле защищаю на этой работе, — усмехнулся отец. — Кроме того, они готовы сделать из тебя достаточно хорошего агента, но не настолько, чтобы ты мог работать в одиночку.

— Или против них, — добавил я.

Рация, стоявшая на раковине в ванной комнате, вдруг громко загудела. Отец резко развернулся:

— Вот черт!

— Что случилось?

— Сработали датчики, которые я поставил в твоем номере, — объяснил отец. Набрав код, он открыл сейф и достал пистолет. — Кто-то туда проник.

Я вскочил с кушетки и подбежал к двери раньше отца, хотя всего несколько мгновений назад едва переставлял ноги. Мы вдвоем бросились вперед по коридору и вверх по пожарной лестнице. Я повернул за угол и столкнулся с Холли, стоявшей у двери нашего номера. Она ахнула, но удержалась на ногах. А я был слишком слаб и, покачнувшись, упал спиной на ковер. Холли не сразу поняла, что это был я, — она была вся на нервах из-за последних событий с участием ЦРУ.

— Черт, Джексон, ты меня до смерти напугал, — сказала она. — Я только хотела найти тебя… Что случилось?

Отец протянул мне руку и помог встать на ноги.

— Он не очень хорошо себя чувствует. Наверное, отравился чем-нибудь.

— Ты очень бледный, — сказала Холли и, положив мою руку себе на плечи, открыла дверь в номер. Добравшись до кровати, я тут же упал в нее.

— Я принесу воды, — сказал отец.

Холли развязала шнурки и сняла с меня туфли, а потом села рядом со мной, прислонившись спиной к изголовью.

— Придвигайся поближе, мы накроемся одеялом.

Я послушался и положил голову ей на колени. Холли накинула на меня одеяло и принялась гладить по волосам.

— Спасибо, Хол.

— Тебе еще что-нибудь нужно? — спросила она.

Я покачал головой и задремал.

— Представляете, когда я рассказала своим первоклассникам, что езжу домой на метро, один мальчик так распереживался, что заплакал, — смеясь, сказала Холли.

— Уровень преступности в метро и вообще в общественном транспорте гораздо ниже, чем считают многие, — заметил отец.

— Думаю, во всем виноват Голливуд. Слишком много фильмов со взрывающимися автобусами и погонями за плохими парнями по метро, — сказала Холли.

— Что ты чувствовала, работая с детьми, у которых есть прислуга? Они ведь даже не представляют себе другой жизни? — поинтересовался отец. — Должно быть, это очень необычно.

Холли снова рассмеялась:

— Да, сначала так и было. Когда я преподавала гимнастику, то часто подкупала детей, обещая дать монетку за то, что они попробуют какой-нибудь новый элемент. Но после первого же дня в лагере я поняла, что мелкие деньги мне здесь не помогут. И все же я считаю, что любой ребенок заслуживает внимания.

— Да, ты права, — согласился отец.

Я собрался с силами и открыл глаза. Отец сидел на стуле напротив кровати. Я повернулся и взглянул на Холли:

— Я долго спал?

— Пару часов, — ответила она и прикоснулась к моей щеке. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. — Я медленно поднялся и сел рядом с Холли, прислонившись к изголовью кровати. — Папа, ты почему еще здесь?

Он поднялся и протянул мне бутылку с водой:

— Хотел убедиться, что с тобой все в порядке. И с Холли очень приятно общаться. Я даже не заметил, что прошло два часа.

— Да, очень приятно, — сказал я и, обняв свою девушку, притянул ее к себе. — Что бы он тебе ни говорил, все неправда.

Холли рассмеялась и покачала головой:

— Значит, ты не встречался с одной из участниц мюзикла «Блондинка в законе»?

— Ну… это правда, но мы общались… всего две недели.

— Это была самая противная девчонка из всех, что я встречал, — сказал отец.

Я кивнул:

— Согласен.

Отец встал со стула и направился к двери:

— Думаю, мне нужно поспать несколько часов, прежде чем мы начнем строить планы на сегодня.

— Папа?

— Да.

Я оглянулся на Холли, а потом снова посмотрел на него:

— Я уверен в своем решении присоединиться к семейному делу.

Он изменился в лице, но потом кивнул в сторону двери, давая понять, что хочет поговорить наедине. Холли тоже разгадала его намек и вытолкнула меня из кровати. Когда мы вышли из номера в коридор и отец несколько раз посмотрел во все стороны, он наконец тихо произнес:

— Давай завтра еще обсудим это… но только не здесь. В таком большом здании непросто обеспечить безопасность. Я не в состоянии проверить каждый угол.

— Хорошо.

— Мы могли бы выйти в море… А Фриман присмотрел бы за твоими друзьями.

Я тут же покачал головой:

— Так не пойдет. То есть мы поплывем, но Адам и Холли будут с нами. И я хочу, чтобы ты мне все рассказал, хотя я уже дал слово Маршаллу и не намерен менять свое решение.

Отец вздохнул:

— Ты уверен, что хочешь именно этого?

Я кивнул:

— Я не допущу повторения тех событий.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал он. — Но нам все равно стоит поговорить, пока кто-нибудь другой не начал расхваливать нашу работу… и забивать твою голову великими идеями. — Он снова вздохнул и направился к лестнице.

Сейчас отец был единственным человеком, кто понимал весь смысл, который я вложил в свою последнюю фразу. На этой ветви времени тридцатое октября две тысячи девятого года — это будущее, но для меня оно уже было прошлым. И то, что случилось с Айлин, не должно произойти с Холли. Я был твердо намерен не допустить этого.

Ложась в постель, я наконец-то осознал: меня официально приняли на службу в ЦРУ. И это не шутка. Я притянул Холли поближе к себе, склонился над ней и поцеловал:

— Ты такая красивая. Хочешь, я расскажу тебе секрет?

— Да, я люблю секреты. Особенно твои.

— Я захотел поцеловать тебя сразу, как только увидел.

— В самом деле? — Она подняла голову и поцеловала меня в нос. — Расскажи еще какой-нибудь секрет.

— Я обещал сестре, что женюсь на тебе.

Холли рассмеялась:

— Это была одна из галлюцинаций, которые у тебя вызвал особый научный проект Адама?

Наклонившись, я поцеловал ее чуть выше ключицы.

— Гм, ты права… И еще: у нас будет шестеро детей.

— Шестеро!

— Угу… так что сохрани те огромные трусы, они тебе пригодятся.

Холли так смеялась, что у нее на глазах выступили слезы. Но потом улыбка исчезла с ее лица, и она долго и пристально смотрела на меня. Это был тяжелый, все понимающий взгляд.

— Так ты это имел в виду, когда говорил…

Я знал, куда она клонит.

— Что невозможно быть уверенным, пока все не будет в полном порядке?

Она протянула руки к моему лицу:

— Что случилось?

— Всего лишь плохой сон.

— Ты можешь рассказать мне.

Я положил голову на подушку:

— Ты видела когда-нибудь, как человек умирает?

— Нет, — ответила она и повернулась ко мне. Теперь наши лица практически соприкасались. — Никогда.

Я не смог сдержаться и рассказал Холли о том, как был в больнице у Кортни, назвав это сном или галлюцинацией.

— Долгое время я считал, что отец ненавидит меня за то, что я здоров… и живу на этом свете.

— Этого не может быть, — сказала Холли. Стоило ей произнести эти слова, как слезы закапали у нее из глаз прямо на подушку. Она поспешно вытерла их ладонью.

— Прости, не нужно было рассказывать тебе об этом.

— Нет, все в порядке. Ты можешь говорить мне что угодно. Я серьезно. — Она взяла мою руку и поднесла к губам. — Жаль, что я не знаю, как она выглядела.

— Но ты же видела… — Я замолчал, вспомнив, что Холли «ноль-ноль девять» видела лишь пустую комнату и несколько моих фотографий в моей квартире. — То есть… ты хочешь посмотреть? У меня есть ее фотография.

Она кивнула. Я потянулся за бумажником и, порывшись в нем, достал открытку, которую так и не отдал Кортни. Фотография на ней была сделана в Центральном парке накануне Рождества за месяц или два до того, как она заболела. Холли посмотрела на фото и перевернула открытку. Я был не против того, чтобы она прочитала мое послание, потому что Холли «ноль-ноль семь» уже видела его, и это казалось мне правильным.

Смахнув слезы, Холли вернула мне открытку. Я видел, что она изо всех сил пытается совладать с собой.

— Я тоже не смогла бы решиться на это. Смотреть, как умирает кто-то, кого ты любишь, — мне было бы ужасно страшно.

— Холли, я уверен, что ты не струсила бы, — сказал я и провел пальцами по ее щеке.

— Сейчас, возможно, но не в четырнадцать лет.

Я улыбнулся, глядя в ее все еще мокрые от слез глаза.

— Давай больше не будем о грустном. Мне больно видеть, что я так тебя расстроил.

— Тогда больше никаких разговоров о детях. Только от одной мысли об этом мне хочется скрестить ноги и остаться в этой позе навсегда.

Ее шуток мне как раз и не хватало, чтобы выйти из подавленного состояния.

— Мне нравится, что ты совершенно свободно говоришь мне такие вещи. Может быть, ты тоже расскажешь мне секрет? Хотя, скорее, я сам спрошу…

— И что же тебя интересует?

— Как получилось, что ты начала встречаться с таким парнем, как Дэвид Ньюман?

— А что с ним не так?

— Все нормально, но что тебя в нем привлекло? Как начались ваши отношения?

Она подняла бровь:

— Ты действительно хочешь это услышать?

— Мне любопытно, вот и все.

— Мы напились на одной вечеринке и принялись целоваться на глазах у гостей. А поскольку мы с ним и так были хорошими друзьями, все решили… что у нас с ним отношения. Дэвид был настолько пьян, что ничего не помнил. Он и сейчас не помнит.

— И это все?

Она пожала плечами:

— Несколько лет назад мне казалось, что я обязательно встречу идеального парня, а потом я решила…

— Попробовать?

Она сонно улыбнулась:

— Да, но я ведь не знала, как это бывает. Поэтому не видела разницы.

Я придвинулся к Холли и обнял ее за талию.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду.

— Какое-то время я ненавидела тебя за то, что ты заставил меня сомневаться в своих решениях. С Дэвидом я не чувствовала… он не…

— Не зажигает в тебе искру? — с улыбкой подсказал я.

— Да. — Холли поцеловала меня и улеглась сверху, запустив пальцы мне в волосы. Но потом немного отстранилась и зевнула. — Извини.

Я нежно прижал ее голову к своей груди:

— Поспи немного. Ты очень устала.

— Хочешь, чтобы я легла рядом? — с улыбкой спросила она.

Я еще крепче сжал ее в объятиях:

— Ни за что. Оставайся здесь. Так очень тепло.

Она подняла голову:

— У тебя всегда это хорошо получается.

— Что именно?

— Ты берешь меня за руку в нужный момент и целуешь вовремя. Как будто так ты говоришь мне то, чего не можешь произнести вслух. Но я знала, что рано или поздно слова найдутся. — Она снова прижалась щекой к моей рубашке.

— Прости, что я испытывал твое терпение.

В эту ночь я так и не смог уснуть. Я лежал в кровати, чувствуя как по телу разливается тепло от спящей у меня под боком Холли, и думал об отце и всех потерях, что ему довелось пережить. Он не предал бы меня. Даже если бы его обязанностью было спасать жизнь кому-то другому. Теперь я знал это.

Я видел след от пули на его плече и раньше. Он был ранен, когда закрывал меня своим телом семнадцать лет назад. Все это время я не знал, откуда взялся этот шрам. Мои переживания и стремление повидать Холли в две тысячи седьмом году, когда она еще не была знакома со мной, — сущие пустяки по сравнению с тем, что мой отец больше никогда не сможет увидеть Айлин. Никогда в жизни.

Узнав, что эта женщина была для меня почти как мать, я захотел выяснить о ней как можно больше. Все, что только возможно. Жаль, что это случилось так давно. Глядя на лучи солнца, пробивающиеся сквозь шторы, я знал, что жизнь никогда больше не будет такой простой, как в это утро. Но я не позволял себе думать ни о чем другом. Не сейчас.