Глава сорок вторая

Суббота, 15 августа 2009 года,

17 часов 30 минут


Что ж, похоже, я так и не научился концентрироваться во время прыжка.

— Вот черт! — раздался рядом с моим ухом голос Холли.

Она оказалась сверху на мне, и мы оба снова скользили вниз по скату крыши. Она ухватилась за выступающую черепицу — совсем как я некоторое время назад, а потом поймала меня за руку. Я быстро перевернулся и начал карабкаться вверх.

— Подумать только, мне не нравилось лазить по лестницам… По сравнению с ними повиснуть на наклонной крыше восьмиэтажного дома — это ужасно. — Я чувствовал, как у меня сдавливает грудь, и осознавал, что еще немного, — и я прямо здесь потеряю сознание.

Холли легонько хлопнула меня по щеке:

— Джексон, смотри на меня!

Я поднял голову и взглянул на нее. Дождь мешал мне сфокусировать взгляд.

— Я не могу этого сделать. Мне только нужно…

— Можешь, я в этом не сомневаюсь. — Она крепче обхватила меня за руку и тянула изо всех сил, пока я снова не начал карабкаться вверх.

— Прости, но я не могу, как ты, пройти по перекладине качелей. Ты отчаянная циркачка! — пробормотал я несколько раздраженно из-за того, что не смог обойтись без ее помощи.

— Постой, когда это ты видел, что я залезала на качели?

— Другая ты, в две тысячи седьмом.

— Ах да! Железная логика… Ты мне хоть нравился тогда? — поинтересовалась она.

— Сначала нет, потом да, потом опять нет и снова да.

— То есть все именно так, как было в этом году? — поддразнила она меня.

— Думаю, мы с тобой только что видели ту Холли, может быть, она лишь немного старше, — сказал я, все еще не веря в то, что произошло.

— Я стараюсь не думать об этом, но все равно чувствую, что в ближайшем будущем мне придется пройти курс психотерапии, — сказала она.

И тут я понял, что мы уже почти забрались на самый верх, — туда, где крыша становилась ровной, а Холли придумала отличный способ, чтобы отвлечь меня.

— Как ты думаешь, этот урод все еще здесь? — спросила она.

— Думаю, мы скоро это выясним. — Мой страх немедленно смыла волна гнева, и мне захотелось немедленно расквитаться с Томасом.

Мы забрались на самый верх, и Томас действительно был там. Он повернулся к нам и широко улыбнулся.

— Может быть, нам снова спрыгнуть вниз? — предложила Холли, стоя позади меня.

Я покачал головой:

— Он не тронет тебя. Даю слово.

— Это потрясающе! Ты намного способнее, чем девяносто девять процентов путешественников во времени! — сообщил он мне.

Его лицо не выражало ни сарказма, ни злобы — лишь искреннее удивление. Но это не означало, что он не собирается нас убивать.

У меня сжались кулаки, и я рванулся к нему.

— Я считал, что таким, как вы, ни к чему бессмысленные убийства. А если бы я не смог прыгнуть?

— Тогда — да, бедная девушка… Но она ведь не может жить вечно и никогда не сможет, — категорично заявил он.

Стиснув зубы, я заставил себя сконцентрироваться. На самом деле я хотел только одного: сбросить этого урода с крыши и посмотреть, как он разлетится на тысячу кусочков.

Холли ахнула, увидев, что Томас достал пистолет и навел его на нас.

— Боюсь, для меня слишком рискованно отпускать тебя куда-нибудь одного. Может быть, как раз такие, как ты, по-настоящему опасны? — Томас смотрел мне в лицо, как любопытный ребенок, который разглядывает инвалида в кресле-каталке. Да уж, эмоций им явно не хватает. Вот о чем ему не мешало бы подумать.

Выбить пистолет у Томаса из руки было очень легко, он даже не успел среагировать. Услышав, как оружие со стуком упало на крышу и съехало вниз, я почувствовал прилив адреналина. Боковым зрением я заметил, что Холли нырнула за столб, к которому он прижимал ее некоторое время назад.

Я схватил его за рубашку:

— Это я тебя никуда не отпущу. Можешь попробовать прыгнуть, если хочешь.

Он ударил меня локтем в лицо, и я почувствовал сильную боль, которая отдалась во всем теле. Еще один удар, на этот раз кулаком в живот — и у меня перехватило дыхание, и я согнулся пополам. В ту же секунду Томас высвободился из моего захвата. Я понимал, что он может с легкостью отправиться в будущее и там обдумать следующий шаг, поэтому метнулся вперед и обхватил его руками за ноги. Другой человек тут же упал бы лицом вниз, но Томас лишь подпрыгнул и снова опустился на крышу.

Мне с трудом удалось схватить его за запястье. Разжать пальцы я не мог, иначе он прыгнул бы без меня. Я изо всех сил потянул Томаса за руку и заставил лечь на крышу, чтобы он не пытался убежать от меня.

Прижав его к крыше, я смотрел ему в лицо и никак не мог придумать, что делать дальше. Достать пистолет и пристрелить его? Я сомневался, смогу ли сделать это, но вспомнил, как Холли летела с крыши, и моя рука сама потянулась за его оружием.

— Отлично, пусть будет по-твоему, — сказал он со злобной усмешкой. — Надеюсь, ты не против почувствовать, как тяжело перемещаться вместе со мной. Тебе покажется, что твоя голова вот-вот взорвется, и будет так плохо, что тебе захочется умереть.

— Джексон, отпусти его… пожалуйста, — взмолилась Холли у меня за спиной.

Я оглянулся и покачал головой, а потом снова взглянул на Томаса.

— Нет, не отпущу.

Одним быстрым движением он стукнул меня головой. У меня перед глазами все расплылось, я инстинктивно зажмурился и ослабил хватку. В этот момент Томас поднял ногу и ударил меня в живот. Отлетев назад, я ударился головой о металлический столб. Холли закричала.

Томас склонился надо мной и схватил меня за рубашку.

— Ты сам нарвался, — сказал он.

Я сморщился, ожидая почувствовать боль, которую он так красочно описал.

Но тут его уверенное лицо несколько поблекло.

— Что ты… сделал?

Я? Ничего, просто готовился к боли. Он еще крепче взялся за мою рубашку и при этом зажмурился и наморщил лицо. И в этот момент я вдруг осознал: может быть, он не в состоянии прыгнуть, потому что я не хочу… или потому что хочу остаться здесь?

Я колебался всего одно мгновение, а потом собрал все силы, чтобы снова уложить Томаса на крышу.

Он вскрикнул от боли, хотя я не делал ничего, просто тянул его вниз.

Он упал на бок, хватая ртом воздух, и я взгромоздился сверху на него и прижал дуло пистолета к его виску.

— Постой! Не стреляй, — сдавленно произнес он.

Я сильнее надавил пистолетом на висок, чувствуя, как разгорается мой гнев.

— А почему нет?

В этот момент дверь, ведущая на крышу, распахнулась и появился запыхавшийся отец.

— Джексон, слава богу!

Я отвлекся лишь на долю секунды, и в этот момент Томас протянул руку и вырвал клок волос у меня из головы. Я резко дернулся в сторону.

— Ты шутишь, что ли? Мой пистолет у твоего виска, а ты выдергиваешь у меня волосы?

— Это запасной план. — Я не сводил глаз с пучка темных волос, зажатых в его пальцах, и на его лице медленно появилась усмешка.

ДНК. Черт возьми!

Шаги отца, который приближался к нам, не помешали мне наконец-то собрать головоломку из всех намеков, которые я услышал за последние двадцать четыре часа.

— Джексон, я сделаю это, — произнес отец.

— Ты ведь знаешь, не так ли? — спросил у меня Томас, подняв одну бровь.

— Джексон! Поднимайся! — снова голос отца.

Но я не мог оторвать взгляда от моих волос в пальцах этого ужасного человека. Они не пытались воссоздать меня. Они хотели сделать кого-то совершенно на меня не похожего. Кого-то более совершенного, чем я. «Все, о чем они могут только мечтать».

Эмили.

Пот, стекающий с моей ладони, намочил указательный палец, и он слегка дрогнул на спусковом крючке. Я не мог убить его. Томас не должен был умереть. Иначе ее не будет на этом свете. В этот момент у меня в голове всплыли слова Эмили: «Доверься себе и сделай правильный выбор. Это не так тяжело, как кажется».

И тогда я понял, что решение уже принято, — иначе она не приходила бы ко мне. Эмили существовала. Было это правильным или нет, я не мог вычеркнуть из жизни этого ребенка или помешать ей появиться на свет.

Я отпустил Томаса и, наступив ему на живот, поднялся, почувствовав небольшое удовлетворение от его громкого стона. А потом, чтобы загородить Томаса от выстрела, встал между ним и отцом. Отец вопросительно посмотрел на меня, но не успел ничего спросить, потому что у него за спиной возник Реймонд — парень с отпечатком каблука на лице. Он стоял на краю крыши и целился отцу в спину.

— Папа! Берегись! — я нырнул вперед и сбил его с ног. Он упал на бок в тот момент, когда раздался выстрел. Я почувствовал, как пуля пролетела мимо, слегка задев мою руку. Хорошенько прицелившись, отец выстрелил, и Реймонд упал вниз. Через несколько секунд сквозь шум дождя мы услышали, как его тело ударилось о землю.

Отец тут же развернулся, ища взглядом Томаса, который теперь, как и Реймонд чуть раньше, стоял на краю крыши.

— Мы еще увидимся, Джексон.

А потом совершенно неожиданно для нас Томас развернулся и прыгнул — всего за какую-то долю секунды до того, как отец выстрелил. Удара не было слышно, и я понял, что он исчез задолго до того, как его тело коснулось земли. Я не удерживал его, и он снова обрел силу.

Отец тихо выругался, а потом подбежал ко мне и силой усадил на крышу:

— Джексон, черт возьми! Ты когда-нибудь будешь меня слушать?

Я слегка улыбнулся и прислонился лбом к стене:

— Ну, мы разобрались с пятью из них. Неплохо, как ты считаешь?

Холли выбралась из своего укрытия и поспешила к нам:

— О боже! Ты ранен!

Она упала на колени и начала расстегивать мне рубашку.

— С ним все будет в порядке! Обещаю, — произнес отец.

— Кто стрелял в блондинку снизу? — поинтересовался я у него.

— Агент Фриман.

— Он убежал, да? — спросила Холли, осторожно освобождая мою руку из рукава рубашки. — Тот злой парень?

Я кивнул и зажмурился, почувствовав пронизывающую боль. Здоровой рукой я дотронулся до щеки Холли. Наши взгляды встретились, и, не сдержавшись, я произнес:

— Хол, мне очень жаль… Прости меня… Этого не должно было…

Дотронувшись пальцем до моих губ, она покачала головой:

— Прекрати… ты не должен извиняться за то, что спас мне жизнь. Все так запуталось. Я не могу понять, какого черта ты решил в тот момент прыгать с крыши и… во времени.

Она немного разволновалась в конце этой речи, а потом наклонилась ко мне и прижалась щекой к моей щеке.

Я поцеловал ее в шею и произнес:

— Amor vincit omnia.

— Это латынь? — спросила Холли, когда мы коснулись друг друга лбами. — Что это значит?

— Любовь побеждает все, — ответил ей отец, который уже порвал рубашку и перевязал мою кровоточащую рану.

Холли провела губами по моему лбу:

— Я определенно могу с этим жить.

Через несколько минут дверь, ведущая на крышу, распахнулась и из нее появились Мелвин и Адам.

Еще один вздох облегчения. Где-то в глубине души я всегда знал, что отец не допустит, чтобы с Адамом что-либо случилось, — только не в его дежурство. Холли вскочила и обняла друга.

Он схватил ее за плечи.

— Почему ты прыгнула с крыши? У меня чуть сердце не остановилось!

Она оперлась о его руку, и я увидел, что на нее навалился весь ужас пережитого. Казалось, она вот-вот потеряет сознание. Адам усадил Холли на крышу рядом со мной, и она свернулась калачиком под моей здоровой рукой, дрожа так, словно на улице был мороз, а не плюс двадцать пять градусов.

Мелвин перевел взгляд на меня и быстро заговорил на фарси:

— Ты прыгнул вместе с ней?

— Вы видели? — решил уточнить я, переводя взгляд с Мелвина на отца. Оба кивнули. — Я даже не подозревал, что такое возможно.

— Мы называем это перемещением. — Мелвин склонился ближе ко мне, и его напряженное лицо напугало меня. — Послушай, ты действительно можешь взять с собой кого-нибудь, если твои способности позволяют это. Но у обычного человека не задействована та часть мозга, которую ты используешь во время прыжка. И если бы ты прямо сейчас переместился с ней снова, то с вероятностью восемьдесят процентов это бы ее убило. А третий прыжок грозит смертью уже на сто процентов.

Я тяжело вздохнул, жалея о том, что не знал этого раньше. С другой стороны, это ничего бы не изменило. Я бы все равно попытался спасти ее.

Услышав шум приближающегося вертолета, я закрыл глаза, чтобы защитить их от поднятой в воздух пыли и грязи, и заставил себя думать о маленькой девочке, глаза которой были полны слез, когда она оставляла меня на пляже. Куда бы она ни возвращалась — там ее не ждало ничего хорошего, и мне нужно было найти способ помочь ей. И все же я представить себе не мог, когда мы могли бы снова встретиться. Скорее всего, в будущем — вот единственный намек, который у меня был.

Отец помог Холли подняться и, дождавшись меня, подсадил ее в вертолет. Адам пристегнул ее на соседнем со мной сиденье. Холли снова открыла глаза и резко села, услышав громкий шум пропеллера. Я прислонился к спинке сиденья, стараясь не думать о боли. Рука Холли скользнула в мою ладонь, и она положила голову на мое здоровое плечо.

Когда мы поднялись в воздух, я взглянул вниз, на отель, и увидел, что, пока я путешествовал во времени и лазил по крыше, одна стена здания полностью обрушилась. Вокруг отеля стояло множество машин спасательных служб.

Мужчина в медицинской форме поставил мне капельницу гораздо быстрее, чем я ожидал, учитывая крутые виражи вертолета. Лекарство, которое он мне ввел, ослабило боль, и сознание слегка затуманилось. Но еще до того, как я отключился, у меня в голове всплыли слова Томаса: «Она ведь не может жить вечно и никогда не сможет».

Холли никогда не будет в безопасности. По крайней мере, пока знакома со мной. И в это мгновение боль с новой силой вернулась ко мне, но это была уже совсем другая боль. Худшая из всех возможных.


— Тебе повезло. Это одна из самых чистых ран, что мне доводилось видеть, — в десятый раз повторил врач, накладывая мне швы.

— Угу.

— Руку придется носить на перевязи? — поинтересовался отец.

— Да, возможно, несколько дней, — ответил врач. — Меньше чем через час вы будете дома.

— Сколько сейчас времени? — спросил я у отца.

Мы пробыли здесь всю ночь, вот только я отключился на некоторое время, а Холли с Адамом уже были дома и в безопасности.

Отец удобнее устроился в кресле, которое стояло рядом со мной, и посмотрел на часы:

— Восемь. Я обещал Холли, что ты позвонишь, когда придешь в себя.

Я медленно кивнул, чувствуя, как ко мне возвращаются страх и смятение. Дождавшись, когда врач закончит зашивать рану и наложит повязку, я признался отцу:

— Я не уверен, стоит ли.

Он поднялся и заглянул за ширму, проверив, что доктор уходит по коридору, а потом присел на край кровати и тихо произнес:

— Он угрожал причинить ей вред? Я о Томасе…

— Не совсем так, но я не сомневаюсь, что он сделает все возможное, чтобы добраться до меня. — Я не стал рассказывать отцу о моих догадках относительно ДНК и вообще собирался молчать на эту тему. И не потому, что Эмили просила меня об этом. Агенты ЦРУ могли попытаться предотвратить этот эксперимент, а я уже и так пожертвовал слишком многим, чтобы позволить им сделать это. Я позволил Томасу сбежать — возможно, руководствуясь при этом неверными мотивами. Но я — не шеф Маршалл, и не всегда представляю себе картину в целом, особенно если разглядел только небольшие фрагменты.

— Мы можем усилить защиту…

Отец замолчал, увидев, что я покачал головой:

— Этого недостаточно. Ты ведь видел, с какой легкостью они появляются словно из воздуха и исчезают. Мы не сможем им противостоять. Не всегда.

— Но, если ты отдалишься от Холли, им не понадобится убивать ее или причинять ей вред. Не забывай, что я говорил тебе об их подходе, — убивать только ради власти. Они не поймут, что ты жертвуешь собой, держась от нее подальше, а решат, что ты просто охладел к ней.

Я слышал отчаяние в голосе отца — он видел в этом единственный выход и хотел, чтобы я это сделал. Так же он поступил бы и с Айлин. Дал бы ей возможность оставаться живой и невредимой, но при этом не быть частью его жизни. Вот она — настоящая любовь. Но что, если я не такой стойкий, как отец?

— Это ведь очень тяжело… быть одному, как считаешь? — спросил он.

Рассматривая свои руки, я кивнул:

— Да.

— Но если это сохранит ей жизнь… — продолжил он.

— Я знаю.

Но что я мог сказать Холли? Что неизлечимо болен? Это не поможет — она захочет остаться рядом и держать меня за руку до самой смерти. Может быть, сказать, что я ее никогда не любил по-настоящему? Но одна лишь мысль о том, что я увижу ее лицо, когда она осознает смысл этих слов, была страшнее еще одного ранения.

И какой же у меня оставался выбор?

Чуть позже, когда доктора разрешили мне поехать домой, мы с отцом сели в такси. Когда машина остановилась у нашего дома, я вышел первым и сказал, что пойду прогуляться. Моя рука была на перевязи, и я все еще находился под действием обезболивающих, поэтому прошел совсем немного и, увидев в тени скамейку, опустился на нее.

— Тебе необязательно даже говорить ей.

Подняв голову, я увидел отца, стоящего напротив меня.

— Исчезнуть, ничего ей не сказав?

Он сел рядом со мной:

— Я понимаю, о чем ты думаешь. Ты или должен находиться с ней рядом двадцать четыре часа семь дней в неделю, или разбить ей сердце. Но мне кажется, что есть компромисс.

Я повернулся и посмотрел на него, отчаянно желая найти решение:

— Какой?

Глубоко вздохнув, отец заговорил:

— Ты не должен говорить об этом ни Мелвину, ни Маршаллу… никому.

Он полез в карман и, достав оттуда маленькую карту памяти, протянул ее мне. Я повертел ее в руках:

— И?..

— Адам Силверман не единственный, у кого есть собственный секретный код.

— Я все равно не понимаю.

Отец быстро огляделся по сторонам и продолжил:

— Это для меня. Я хочу сообщить тому, другому мне, из недалекого прошлого о последних событиях. Подумай о своей ветви времени, вспомни все. Ведь еще совсем недавно вы с Холли не были знакомы. А если она тебя не знает…

Я уставился на отца, не в состоянии вымолвить ни слова, а его план тяжелым камнем лег мне на сердце.

— Я даже не знаю, смогу ли я снова сменить свою основную базу.

Он кивнул:

— Тебе удавалось сделать это в самые важные моменты твоей жизни. Это только твое решение, но я понимаю, каково это, — терять близкого.

Мой мобильный телефон лежал на скамейке рядом со мной. Отец взял его и медленно вложил в мою руку:

— Позвони ей, но не прощайся. Тогда она не будет чувствовать ничего плохого.

Отец ушел, а я открыл телефон и стал смотреть на фотографию: мы с Холли на пляже всего пару дней назад. Пока я искал ее номер в памяти телефона, у меня перехватило горло. Она ответила через два гудка.

— Привет, ты все еще собираешься приехать сегодня утром? — спросила она.

Я собрался с силами и заставил себя говорить спокойно:

— Да, я уже выезжаю и скоро буду.

Она вздохнула с облегчением:

— Отлично!

Мне было очень больно слышать радость и желание в ее голосе. Я вынужден был откашляться, прежде чем продолжить. Разглядывая деревья перед собой, я постарался думать о жизни. О длинной и счастливой жизни Холли.

— Хол, послушай…

— Что?

— Я люблю тебя.

Слезы жгли мне глаза, и, казалось, я слышу в трубке, как ее губы растягиваются в улыбке.

— Я тоже тебя люблю. Скоро увидимся.

Нет, если я смогу сделать то, что запланировал.

— Пока, Холли.

Закрыв глаза, я попытался совершить полный прыжок в прошлое, в один из самых важных дней моей жизни. Чувства раздвоенности на этот раз не было, и я понял, что отец был прав. Если захотеть, я смогу это сделать.

Загрузка...