Бустан

«БУСТАН» И ЕГО АВТОР

Изучение литературных памятников показывает, что восточные поэты и писатели всегда неизбежно оказывались перед лицом тройной цензуры, требования которой учитывались ими самым тщательным образом. Прежде всего, авторам приходилось неукоснительно придерживаться традиционных канонов, вытекавших из предписаний официальной религии — ортодоксального ислама. Во-вторых, надо было считаться с идеологией, политическими устремлениями и просто настроением феодальной верхушки, находившейся у власти, и, наконец, необходимо было приноравливаться к вкусам тех, кому преподносилось произведение. Без преувеличений можно сказать, что эти требования негласной цензуры в значительной степени предопределили ход развития литературы народов мусульманского Востока.

По образному сравнению одного из исследователей иранской литературы, развитие ее походило на рост трав и растений, придавленных глыбой камня. Ей также приходилось приспосабливаться к условиям тяжелой действительности и приобретать часто неестественно причудливую, а порой и уродливую форму.

Поэтому при изучении памятников литературы той эпохи необходима тщательная работа по отделению подлинного от наносного, по выяснению того, что является плодом свободного творчества и что — данью требованиям времени.

Судьба предлагаемой вниманию читателей книги сложилась довольно счастливо. Автор «Бустана», выдающийся персидский поэт Саади, чьи творения органически входят в золотой фонд классической таджикской литературы, жил в XIII веке, в один из самых мрачных периодов истории народов Ирана и Средней Азии. Непрекращавшиеся братоубийственные войны, монгольские нашествия, опустошительные походы крестоносцев, свидетелем которых был Саади, и, наконец, необычайно сложный жизненный путь самого поэта определили своеобразие его творчества.

«Бустан», первое крупное произведение Саади, создавался в условиях, когда мир, по выражению поэта, «был всклокочен, словно волосы эфиопа», и «дети Адама сделались кровожадными, словно волки с острыми когтями». Приступая к написанию этой поэмы, автор не думал ни о материальных благах, ни о придворной славе, ни о благословении исламских шейхов.

В «Бустане» поэт выразил свое миропонимание, поделился с читателями своими жизненными наблюдениями и впечатлениями и попытался преподать людям добрые советы и наставления, которые могли бы помочь обездоленным и угнетенным. В этом произведении мы не найдем цельной философской системы, мысли и взгляды поэта часто поражают своей противоречивостью, но это вполне объяснимо всем духом той сложной и противоречивой эпохи.

На страницах «Бустана» читатель найдет яркое отражение быта, обычаев, чаяний и взглядов народов не только Ирана, но и всего Ближнего Востока XIII века.

На юге Ирана, у побережья Персидского залива, расположена область Фарс с древним городом Ширазом. Особое значение Шираз приобрел в XIII веке, — после монгольского нашествия он был, пожалуй, единственным крупным городом в Иране и Средней Азии, уцелевшим от разгрома. Правители Фарса дважды спасали его, заплатив выкуп монголам. Со всех концов мусульманского Востока в Шираз стекались ученые и поэты, спасшиеся от монгольских мечей; в результате этого после нашествия монголов Шираз сделался на полстолетие культурным центром почти всего мусульманского Востока. В этом городе родился Саади; полное и точное его имя, как удалось установить совсем недавно, Муслих-ад-дин Абу Мухаммад Абдаллах ибн-Мушриф ибн-Муслих ибн-Мушриф Саади Ширази. Дату рождения поэта обычно относят к восьмидесятым годам XII века. Однако, как позволяет думать ряд данных, содержащихся в произведениях самого Саади, он родился в начале первого десятилетия XIII века.

Отец Саади, Мушриф Ширази, был улемом — духовным лицом, проповедником ислама, и сына своего готовил к той же деятельности, поэтому Саади получил сравнительно широкое по тому времени начальное образование. Однако благополучное детство длилось недолго, лет с тринадцати Саади осиротел, и семья осталась без средств к жизни. Юность Саади, судя по многим строкам в «Бустане» и «Гулистане», была трудной и печальной:

В «Бустане» Саади с благодарностью вспоминает своего «доброго, ласкового и благородного отца», оказавшего большое влияние на его жизненные принципы. Своей любовью к поэзии, к учению Саади в значительной степени обязан отцу, бывшему одним из просвещенных людей Шираза и отличавшемуся исключительной для того времени веротерпимостью.

В двадцатых годах XIII века на Ближний Восток обрушилась невиданная до того в истории народов катастрофа. Орды Чингиз-хана вторглись в пределы Средней Азии и Ирана, предали огню и мечу цветущие города, перебив и поработив мирных жителей. Вот как описал страшную картину нашествия монголов очевидец событий арабский историк Ибн ал-Асир:

«Ведь даже антихрист щадит тех, кто следует за ним, хотя и губит того, кто оказывает ему сопротивление, — татары же никого не щадили: убивали и женщин, и мужчин, и детей, вспарывали животы беременным и резали еще не родившихся...»

«Ни одного города татары не щадили: уходя, разрушали. Все, возле чего они проходили, грабили. Что им было не нужно, они сжигали. Навалят они, например, груды шелку — и поджигают; так и разные другие товары». «...Татары овладели большей и лучшей частью вселенной, наиболее цветущими и густо заселенными странами, с населением высокообразованным, — овладели всего в течение какого-нибудь года. Никто не спал в стране, на которую татары еще и не нападали, — всякий со страхом и трепетом ожидал их нашествия...»

Потрясенный ужасами монгольского лихолетия, молодой Саади, как и многие другие, покинул свою родину.

После долгих мытарств Саади попал в Багдад — столицу Арабского Ирака, который монголы до поры до времени оставили в покое. Багдад в те времена был центром культуры мусульманского Востока. Почти все выдающиеся деятели культуры арабского мира, ученые, поэты и писатели, находились там. В Багдаде ему удалось устроиться стипендиатом в знаменитое высшее духовное училище «Низамийя», основанное во второй половине XI века. Кроме этого училища было множество других, — в одном из них, в «Мустансирийе» продолжал обучение Саади, оставивший почему-то «Низамийю». Огромное четырехугольное здание «Мустансирийи», выстроенное на берегу Тигра, имело большой внутренний двор, выложенный мрамором, с бассейном посредине. Занятия проходили на четырех айванах (крытых террасах), учащиеся носили черную длинную джуту и черную чалму.

В «Мустансирийе» изучались основы ислама, предания о пророке Мухаммеде, коран и комментарии к нему, медицина, филология, математика, зоология, история, логика и поэзия. При каждом отделении находились специальные чтецы корана и знатоки хадисов (преданий о Мухаммеде). Из произведений Саади видно, что он особенно увлекался хадисами, готовясь в проповедники. Но его уже тогда очень интересовала поэзия. В училище весьма поощрялись поэтические диспуты на самые разнообразные темы. В обширной библиотеке насчитывалось более семидесяти тысяч томов, поэтические произведения были собраны в специальном отделе под названием «Наука о рифме». Среди слушателей большой популярностью пользовались стихи знаменитого арабского поэта X века Мутанабби.

Учение в Багдаде дало Саади хорошее знание арабского языка, хадисов и корана, житий святых шейхов и, особенно, классической арабской поэзии.

Учителями Саади были многие выдающиеся ученые XIII века. Из них Саади часто и с любовью вспоминал двоих: Абул-Фараджа ибн-Джузи и Шихаб-ад-дина Сухраверди.

Ибн-Джузи воспитывал своего ученика как истинного праведного мусульманина, а Шихаб-ад-дин Сухраверди, известный суфий, проповедник и писатель, старался привить Саади любовь к мистическим учениям суфиев, к дервишскому образу жизни. Однако на молодого Саади больше повлияла темпераментная, жизнерадостная поэзия Мутанабби, вот почему его стихи этого периода дышат юношеской любовью к жизни и ее радостям и далеки от идеалов его духовных наставников.

Как отмечал один из исследователей «Бустана» — К. Чайкин, в произведениях Саади нас «поражает полное отсутствие признаков какого бы то ни было увлечения такими «науками», как астрология, толкование снов, алхимия и т. п., дань которым отдали почти все средневековые авторы Ирана...»[1]. Причина этого кроется, по-видимому, в самой атмосфере, царившей в учебных заведениях Багдада, во всеобщем увлечении великими арабскими поэтами и рационалистической философией. Разумный подход к объяснению явлений природы и истории общества впоследствии определил философские воззрения и практическую деятельность Саади.

По окончании учения в «Мустансирийе» молодой проповедник и поэт, следуя требованиям традиции, совершил паломничество в священный город Мекку, после чего начались его долголетние путешествия, длившиеся вплоть до пятидесятых годов XIII века.

Странствуя как обыкновенный дервиш, он не раз бывал в Мекке, где долгие дни проводил у священного «черного камня» Каабы. В Дамаске он долго жил при знаменитой соборной мечети Омейядов и коротал свои дни в молитвах и в диспутах с дамасскими учеными и богословами, а в Баальбеке «читал пламенные проповеди изнуренному народу». В Иерусалимской пустыне попал в плен к крестоносцам, они заставили его рыть рвы в Триполи. Некий алеппский купец вызволил Саади из плена, увез к себе в Алеппо и женил на своей сварливой дочери. Поэту пришлось спасаться от нее бегством. В Басре он слушал бесконечные рассказы рыбаков и ловцов жемчуга. Во время пребывания в Йемене смерть лишила его единственного сына. Поэт повидал также и далекий туркестанский город Кашгар, где был принят с большими почестями, и остров Киш в Персидском заливе. Неоднократно он бывал в Тавризе, где давал смелые наставления монгольскому хану Абака.

В пятидесятых годах поэт обосновался в Дамаске при мечети Омейядов, где и начал писать свой знаменитый «Бустан». После этого он возвратился в родной Шираз и приступил к созданию другого своего большого произведения — «Гулистан».

Во время долголетних скитаний Саади испытал много лишений, голодал, нищенствовал, ходил босой, в лохмотьях, не раз подвергался опасности. Все это красочно описано им в «Бустане» и «Гулистане».

Но никакие трудности и невзгоды не могли заставить поэта прекратить свои странствия. Он беспрестанно переходил из одного города в другой, из одной страны в другую.

К этому прежде всего побуждала его профессия странствующего проповедника, дервиша, добывавшего себе средства к жизни тем, что, собрав вокруг себя людей, читал им на улицах и площадях, при мечетях и на дорогах проповеди. Естественно, что он не мог оставаться долго на одном месте. Когда в одном городе теряли интерес к его речам, он в поисках новых слушателей отправлялся в другие города.

Содержание проповедей Саади было пестрым, но главной темой служили деяния пророка Мухаммеда, первых четырех халифов и жития суфийских шейхов. Как явствует из «Бустана» и «Гулистана», Саади в проповедях затрагивал вопросы общественной морали, нравственности. На убедительных примерах он объяснял слушателям, в чем суть добра и зла, богатства и бедности, кто такие царь и дервиш и как они должны поступать, чтобы угодить богу, каким должен быть хороший правитель, к чему должны стремиться люди.

Свои проповеди поэт подкреплял рассказами из жизни, живыми и увлекательными, яркими бытовыми картинами, народными поговорками и пословицами и нередко сопровождал их чтением своих стихов. Некоторые рассказы, афоризмы и, разумеется, стихи, производившие большое впечатление на слушателей, он записывал, чтобы не забыть и повторить в других местах.

Однако не только профессия проповедника побуждала поэта к странствиям, но и большая любознательность. Как справедливо отмечал академик С. Ф. Ольденбург, «Саади был большой сердцевед, и его всегда глубоко интересовали люди, их поступки и побуждения, и поэтому, вероятно, ему и хотелось сравнивать людей разных стран и народов. Вывод, который он сделал из этих сравнений, если судить по его сочинениям, тот, что люди всех народов и стран мало чем друг от друга отличаются: одинаково, как ему казалось, и любят и ненавидят».

Не зря сам поэт так часто и восторженно говорит о пользе путешествий. «Выгоды путешествия велики: путешествуя, радуешь сердце, видишь разные диковины, слышишь о чудесах, расширяешь образование и познания, и знакомишься с людьми, и испытываешь судьбу». А люди, встречавшиеся Саади в его скитаниях, были самыми разными: суфийские шейхи и ученые богословы, купцы и ремесленники, поэты и воины, отшельники и правители. Но больше всего и ближе всего соприкасался он с простыми обездоленными людьми, которые, вполне понятно, были основными слушателями поэта-проповедника.

В годы странствий Саади ясно понял одно: везде и всюду большая часть общества трудится, но голодает и бедствует, а меньшая присваивает плоды чужих трудов и живет в безмерной роскоши. Об этом он неоднократно говорит и в «Гулистане» и в «Бустане».

Поразительно точную характеристику деления общества на богатых и бедных дает Саади в одном из рассказов седьмой главы «Гулистана» («Спор Саади с лжедервишем по поводу богатства и бедности»). С потрясающей силой, удивительно верно и правильно для того времени раскрыл Саади источник всех пороков и язв общества.

Богачи — «это горсточка людишек высокомерных и надменных, самодовольных и скверных, алчущих имущества и мирских благ и жаждущих высокого положения и богатства. Они не говорят ничего, кроме глупостей, а на бедных взирают только с презрением. Ученых они считают нищими негодяями, а бедных — безмозглыми лентяями. Возгордившись своим действительным богатством и обольщаясь своим мнимым высоким достоинством, они садятся выше всех, считая себя лучше всех; им не приходит в голову поднять на кого-нибудь глаза. Они не ведают слов мудрецов, изрекших: «У кого страха божия меньше других, а богатства больше, те внешне богаты, а внутренне бедны».

«Они рабы дирхемов... Они и шага не сделают ради господа и дирхема не дадут без упреков и укоров. Они собирают богатство ценой больших усилий, оберегают его жадно и после себя оставляют его с горечью безотрадной. Как говорят мудрецы: «Серебро скряги только тогда выходит из земли, когда он сам уходит в землю».

Писать Саади начал еще в юношеские годы. До написания «Бустана» поэт создал целый ряд газелей, вошедших впоследствии в его «Куллият» (собрание сочинений).

Саади считается основоположником чистой газели. Он довел до совершенства эту форму лирического стиха. До Саади тоже писали газели, и в диванах (сборниках стихов) многих поэтов XI и XII веков можно найти целые разделы, включающие лирические стихи в форме газели, но в большинстве их отсутствуют некоторые элементы, определяющие газель, — так, в одних отсутствует «макта» — заключительное или предпоследнее двустишие, в котором приводится псевдоним поэта, в других мы находим посвящение какой-нибудь высокопоставленной особе, что характерно скорее всего для касыды (хвалебной оды). Лишь после Саади газель стала самостоятельной поэтической формой, и на литературной арене появились крупные поэты интимной лирики, писавшие исключительно газели.

Газели Саади отличаются простотой образов, естественностью описываемых чувств, убедительностью и жизненностью сравнений, ясностью языка, отсутствием головоломных метафор и формальных украшений, исключительной певучестью и музыкальностью, глубоким содержанием и чрезвычайно изящной формой.

Кроме газелей, Саади писал и стихотворения дидактического, назидательного характера, с которыми обращался к правителям, призывая их к справедливости, к доброму обращению с подданными. Однако такого рода стихи, по-видимому, не пользовались особенной популярностью среди тех, кому адресовались, среди тех, кто считался ценителем и являлся покупателем поэзии. От поэтов требовали хвалебных од — касыд, прославляющих «доблесть» и «величие» власть имущих, описаний их походов и военных подвигов. Но это претило Саади, который на себе испытал последствия «походов и военных подвигов», пережил невзгоды и лишения, бывшие прямым результатом возвышенных «деяний» всевозможных правителей. Не раз намекает на это поэт в своих произведениях:

Несмотря на равнодушие, проявляемое к «словам назиданья», поэт продолжал писать, «поучать» венценосцев и помогать своими «добрыми советами» простым людям. Впоследствии многие стихи, написанные в годы странствий для иллюстрации своих проповедей, Саади включил, доработав и отшлифовав их, в соответствующие разделы поэмы «Бустан». Первоначально книга эта называлась «Саади-наме» («Сказания Саади»). Поэт завершил ее в 1256 году, перед возвращением на родину, и посвятил правителю Фарса Абу-Бакру Са'ду ибн-Занги, к которому питал глубокое уважение за спасение им Фарса от монголов. Однако хвалебное посвящение Абу-Бакру Са'ду ибн-Занги, вставленное в «Бустан», как и другие касыды Саади, не имеет ничего общего с модными в то время хвалебными одами, в которых, к примеру, подкова коня какого-нибудь хана сравнивалась с небосводом, а гвозди ее — с планетами и звездами. Саади ставил в заслугу Абу-Бакру то, что он «своим золотом воздвиг перед монголами неприступную стену» и спас страну от разорения, а жителей от гибели, что благодаря этому многие бездомные чужестранцы нашли себе приют в Фарсе. Кроме этого панегирика, вступительная часть «Бустана» содержит также традиционные славословия аллаху, пророку и первым четырем халифам. Далее поэт излагает историю и причину составления книги:

Поэма «Бустан» состоит из десяти глав. Каждая из них содержит определенное количество рассказов, притч и небольших философских отступлений автора. Хотя рассказы и притчи в книге занимают основное место, все же они служат лишь для иллюстрации, подтверждения многочисленных сентенций поэта.

Материал расположен по главам неравномерно. Первые две главы по объему равны остальным восьми главам, ибо их содержание составляет пафос всей поэмы. В первой главе поэт непосредственно обращается к венценосцам, к властелинам со смелым призывом к «справедливости, рассудительности и мудрости». Поэт так определяет свою задачу:

Далее Саади, говоря его же словами, переходит к «душеспасительным беседам, нанизанным на нитку прекрасного слога, и добрым наставлениям, приправленным горьким снадобьем правды». Поэт выступает защитником интересов трудящихся масс, придавленных тяжкими условиями жизни. Но защита обездоленных выражается в характерной для того времени форме. Саади призывает власть имущих и всех богатых не притеснять и не грабить тружеников, «тех, на труде которых зиждется государство и которые составляют корень общества».

Поэт требует от правителей не только доброты и великодушия, гуманности и милосердия, но и рассудительности, мудрости, праведности и благочестия, требует следить за тем, чтобы их приближенные, наместники, чиновники и военачальники обладали теми же качествами, ибо в противном случае доброта самого правителя принесет лишь вред народу. Великодушное обращение с сановниками, творящими зло, — это злодейство по отношению к подданным:

Саади требует от правителей положить конец бессмысленным войнам, грабительским походам. Мудрому царю прежде всего полагается быть скромным, говорит поэт, довольствоваться малым; он не должен ради пополнения своей казны, побуждаемый алчностью, идти войной на соседние страны, ибо войны и походы разоряют не только вражескую страну, но и собственный народ.

Однако понимая, что подобные поучения почти не достигают цели, не оказывают желаемого воздействия на шахов и правителей, Саади старался устрашить их муками ада, напоминал о загробной жизни, о возмездии за земные грехи. Но нередко поэт предупреждал притеснителей народа, остававшихся глухими к его наставлениям и проповедям, что народ, доведенный до крайности, сам может расправиться с ними, «лишить их корня жизни» на земле.

Другой значительной темой «Бустана» является тема благочестия. Саади призывает к воздержанию довольству малым, к аскетическому образу жизни, выполнению всех предписаний ислама. Некоторые исследователи его творчества не видят в этом ничего разумного и объясняют все это исторической ограниченностью взглядов поэта. Но внимательное изучение поэмы показывает, что Саади вовсе не призывал ко всеобщему отречению от мирских благ, ибо он обращался с этим не к обездоленным и голодным массам, а к сильным мира сего, к тем, кто расточал народное добро, жил в роскоши и разврате, притеснял и грабил простых людей. Советуя богачам «умереть от бедности, но не объедаться хлебом бедняков», Саади безусловно выказывал себя человеком передовых, прогрессивных взглядов.

И далее Саади неоднократно повторяет, что его призывы к воздержанию и довольству малым обращены не к тем, которым не от чего воздерживаться, которым и без того приходится удовлетворяться самым малым.

Особо следует отметить, что поэт, внушая своим читателям богобоязненность и благочестие, не призывает их к молитвам и выполнению внешних обрядов и формальных предписаний ислама, он учит, что истинное благочестие — в добрых деяниях, в человеколюбии, в заботах о людях. «Путь к богу, — восклицает поэт, — не в рясе, не в четках и отшельничестве, а в том, чтобы служить народу на земле. Сидя на троне, необходимо быть нравом смиренным и чистым, искренним и великодушным, ибо молитвы без добрых дел и пустые обряды противны господу богу».

Можно сказать, что большинство рассказов «Бустана» иллюстрирует мысль о том, что народ создает все блага жизни, составляет основу и корень общества и поэтому не должен подвергаться насилию и гнету. Оскорбление, угнетение простых людей, по мнению поэта, не что иное, как оскорбление самого аллаха. Царь, который не заботится о своих подданных, неизбежно получит возмездие за свои злодеяния или от рук народа на этом свете, или от карающей десницы аллаха в судный день на том свете.

С советами к царям и правителям обращались и до Саади. У многих поэтов, предшественников Саади, мы можем найти призывы к милосердию и человеколюбию. Однако поучения Саади отличаются своей необычайной смелостью и логичностью. Гуманные по своей сути, высокохудожественные по форме, они на протяжении многих веков пользовались самой широкой популярностью на всем Ближнем Востоке.

В год написания «Бустана» началось второе варварское нашествие монголов на Ближний Восток — на этот раз во главе с Хулагу-ханом. Опять превращая в руины цветущие города, разоряя целые области, истребляя население, порабощая оставшихся в живых, монголы направились в столицу Ирака Багдад, который подвергли беспощадному разрушению. Немало бед народу причинили и начавшиеся междоусобные войны и феодальные раздоры.

Саади, испытавшему в своей жизни ужасы монгольского нашествия, похода крестоносцев, последствия междоусобиц, собственными глазами наблюдавшему уничтожение городов, истребление народов, неимоверные страдания людей, естественно было прийти к выводу, что все это — результат воли ожесточенного рока и божьего гнева. Ничем иным он не мог объяснить, почему варварские племена, стоявшие на такой низкой ступени развития, легко одолевали могучие войска, обученные всем правилам ведения войны. Отсюда вытекает его скептицизм, и его фатализм, отчетливо проявившиеся не только в «Бустане», но и во всем творчестве поэта.

«Бустан» глубокими корнями связан с жизнью народа, с народной культурой и традициями. Он возник под непосредственным влиянием духовных запросов и стремлений народа, и, естественно, что на страницах «Бустана» нашли отражение думы, нужды и идеалы народов мусульманского Востока. Этим обстоятельством объясняется та популярность и любовь, которыми пользовалась книга на протяжении многих столетий среди широких народных масс. Благодаря высоким нравственным идеалам, воспетым в «Бустане», живописным картинам быта и глубине поэтического чувства поэма и в наше время не потеряла своей художественней и познавательной ценности.

«Бустан», как, и другая замечательная книга Саади «Гулистан», давно привлек внимание русских ученых. Первый перевод «Бустана» и «Гулистана» на русский язык был сделан уже в XVII веке с немецкого перевода, приписываемого известному путешественнику Адаму Олеарию.

Интерес к творчеству Саади в России возрос особенно в XIX и XX веках, когда окрепло русское востоковедение.

Сравнительно полный, хотя и прозаический, перевод был опубликован в 1915 году в Петербурге неким Н. Урри. Этот перевод с немецкого языка особой ценности не представлял, он был далек от оригинала.

В. В. Державин, крупный русский поэт, обладающий великолепными познаниями в области восточной литературы и огромным опытом в переводе ее, очень талантливо передал содержание и образную систему этого выдающегося и в то же время трудного памятника классической литературы.

Перевод «Бустана» выполнен с текста, опубликованного иранским ученым М. А. Фуруги, до последнего времени считавшегося самым точным текстом. Текстологическая работа, проведенная мною на основе старейших рукописей, показала, что и текст М. А. Фуруги содержит известное количество интерполяций. Но учесть это в данном издании художественного перевода не представляется целесообразным и станет возможно лишь после опубликования критического персидского текста.

Рустам Алиев.