Подъемли длань в мольбе, о полный сил!
Не смогут рук поднять жильцы могил.
Давно ль сады плодами красовались, —
Дохнула осень — без листвы остались.
Пустую руку простирай в нужде!
Не будешь ты без милости нигде.
И пусть ты в мире не нашел защиты,
Ты помни — двери милости открыты.
Пустая там наполнится рука,
Судьба в парчу оденет бедняка.
Надеждой обездоленные дышат.
Ступай к вратам того, кто всех услышит.
Подъемлю руки, как сучки ветвей,
В безлиственности горестной своей.
Взгляни на нас, источник благостыни!
Грех — от рабов твоих, от их гордыни.
Прости отчаявшегося раба, —
Он верил, что спасет его судьба.
О щедрый! Все мы вскормлены тобою,
Взросли под кровлею твоей живою,
Бедняк за тем, чью милость обретет,
Как верный пес идет, не отстает.
Ты в этом мире сам открыл нам вежды,
И мы на мир другой полны надежды.
Караешь ты... Но раб любимый твой
Униженным не будет пред тобой.
О господи, не унижай меня,
В грехе моем не пристыжай меня.
Творец и повелитель мой единый,
Не ставь ты надо мною властелина.
Да лучше казнь любую претерпеть,
Чем над собой начальника иметь!
Молю тебя с поклоном униженным:
Меня не сделай в мире пристыженным.
Коль тень твоя мне на главу падет,
Моим подножьем будет небосвод.
Пусть ты меня короной увенчаешь,
Но сам ее сними, коль пожелаешь.
Мы — странники несчастные в пути...
Не дай нас диву в бездну завести.
Животный дух, как конь степной, отпрянет,
Его лишь разум высший заарканит.
Взгляни на битву зла с душой живой,
Ведь с барсом муравей не выйдет в бой.
Ты озари мне темную дорогу,
Дай добрести мне к твоему порогу.
Клянусь твоею силой пресвятой,
Клянусь твоею сущностью живой,
Клянусь мольбою ищущих высокой,
Клянусь гробницей светлого пророка,
Клянусь я кровью тех, кто поднял меч
За веру правую на поле сеч,
Клянусь я искренностью юных, нежных,
И старцами в сединах белоснежных,
Клянусь, что мы, попавши в этот мир,
Твердим: ты есть един — создавший мир!
Что жизнь свою твоею мерой мерим,
И что в твое заступничество верим.
Клянусь ведущими меня в пути,
Коль я унизил их, ты мне прости.
Клянусь тебе согбенными в поклонах,
Чьи вежды от стыда в слезах соленых.
Свет от меня молю не закрывай,
Мою молитву дочитать мне дай.
Дай мне в дорогу верный светоч знанья —
И удержи меня от злодеянья.
Не дай мне на запретное смотреть
Иль повели мне прежде умереть.
Я пред тобой, как малый атом, рею.
Так мал я, что значенья не имею.
Одно дано мне: под твоим лучом
Мерцать колеблющимся огоньком.
Вот я осыпан милостями шаха —
Я хуже худших... я исполнен страха.
Обещанную милость вспомяни!
А коль простить нельзя меня, казни.
К твоим дверям прибрел я в униженье.
Не прогоняй меня, даруй прощенье.
Искал я долго след стези твоей;
Не закрывай передо мной дверей!
Я — старец изнуренный, странник слабый.
Ты выслушай мольбу мою хотя бы.
Жалеть богатый должен бедняка,
К тебе моя протянута рука.
И будет бедственная жизнь забыта,
Коль окружит меня твоя защита.
Мы путь предначертанья не нашли,
По небреженыо в сторону ушли.
Все наше зло от нашего сужденья...
За этот малый грех даруй прощенье!
То, что я строил, все пошло на слом,
Нет проку в богоборчестве моем.
И мудрость не от мысли мне явилась, —
Твоею волей мне она открылась!
Раз некто негра чернотой дразнил,
И словом негр ругателя сразил:
«Дал черноту мне сам творец вселенной.
Ты богохульствуешь, глупец надменный!
Пусть внешне безобразен я, как див,
Я сердцем чист, а ты — душою крив!»
Не больше и не меньше не дано мне
Свершить в подлунной, чем предрешено мне.
Ты — море вечных сил, а кто же я?
Перед тобой ничтожна суть моя.
Путь укажи мне, и к добру приду я;
А без тебя в пустыне пропаду я.
Кто даст мне — бедному рабу тщеты —
Для обороны силы — коль не ты?
Дервиш, ночами каясь до рассвета,
Днем нарушал опять слова обета
И молвил: «Слаб я духом... Снизойди,
Раскаянье, как стену, утверди!»
Завесь мне взоры от всего, что тленно,
Спаси! Да, не пожрет меня геенна!
Я пал лицом во прах, тебе молясь,
И к небу пыль грехов моих взвилась.
Пусть облик милости дождем прольется,
Под ливнем благодатным пыль прибьется.
Я в мире славы не завоевал
И в мир иной пути не отыскал.
Но ты читаешь мысль в сердцах безгласных
И льешь бальзам на язвы душ несчастных.
Брахман какой-то, что при храме жил,
Языческому идолу служил.
Но чуть отрекся он от заблужденья,
Ему послал всевышний избавленье.
Пока он в размышлении стоял,
Он голосу таинственному внял:
«Пусть в заблужденьи жил старик несчастный,
Пусть он молился идолу напрасно,
Но коль теперь отвергнем мы его,
Сравним мы бога с идолом его!»
Ты сердцем должен к богу прилепиться —
И сохранит тебя его десница.
Тянись к нему просящею рукой,
И не останется рука пустой.
Так, господи, с пустой рукой пришли мы,
К тебе с надеждою одной — пришли мы!
В мечеть однажды пьяный ворвался
И пал перед михрабом голося:
«Яви, о боже, надо мною чудо,
В небесный рай возьми меня отсюда!»
От мира отрешась, он неустанно
Молился и попал в беду нежданно.
И в прахе капища бедняк в слезах
Упал с мольбой у идола в ногах:
«О боже, помощи подай мне руку.
Я гибну! Сжалься, облегчи мне муку!»
Так он взывал к кумиру своему,
Но облегченья не было ему.
Ведь каменное бога изваянье
И муху отогнать не в состоянье.
И жрец воскликнул, яростью горя:
«Всю жизнь я камню поклонялся зря!
Дай мне теперь в беде моей подмогу,
Не то я обращусь к живому богу!»
Еще он рук от праха не отряс,
Всевидящий его от горя спас.
Искатель истины, что там случился,
Увидя это, духом омрачился.
«Презренный сей невежда, — думал он, —
Еще самообманом опьянен.
Схватил его за ворот муэззин[208]:
«Ты осквернил мечеть, собачий сын.
Взгляни, на что лицо твое похоже?
Не пустят в рай с такою гнусной рожей!»
Заплакал тут навзрыд хмельной буян:
«Не тронь меня, ходжа, пускай я пьян!
Ты милости творца понять не можешь,
Ты грешника надежд лишать не можешь!»
Я не молю прощенья, но открой
Врата раскаяния предо мной.
Мой грех велик в сравнении с прощеньем.
Я пристыжен твоим благоволеньем.
Старик, от слабости упавший с ног,
Без помощи подняться бы не смог.
Я старец ослабевший... о, вонми мне,
Дай руку и подняться помоги мне!
Я не хочу высокий сан нести, —
Ты слабость и грехи мои прости!
Пусть люди, что грехов моих не знают,
Меня в неведении прославляют.
Но ты — всевидящий, и никакой
Завесой не укрыться пред тобой.
Пусть мир людской шумит и суетится,
Дай за твоей завесой мне укрыться.
Коль раб зазнался, возгордится он,
Но может быть владыкою прощен.
Коль ты прощаешь людям щедрой мерой,
Пройду легко свой путь исполнен верой.
Но на суде не надобно весов,
Коль будет суд безжалостно суров.
Поддержишь, к цели я дойду, быть может,
А бросишь, то никто мне не поможет.
Кто сделает мне зло, коль ты мой щит?
Кто помощи твоей меня лишит?
В тот день, когда из праха я восстану,
Направо я или налево встану?
Как могут указать мне путь прямой,
Когда я в мире шел кривой стезей?
Но верю я, что сжалится Единый,
Увидя на Суде мои седины!
Не устыжусь его, как солнце дня...
Страшусь — не устыдился б он меня.
Ведь не Юсуф — зиждитель мирозданья.
Юсуф изведал и цепи и страданья.
Глубокий духом — он прекрасен был,
Великодушный — братьев он простил.
Он им не мстил, в тюрьму не заточил их,
Он одарил — и с миром отпустил их.
Как те, к Юсуфу — брату своему,
К тебе в мольбе я руки подыму.
Лет прожитых я раскрываю свиток, —
В нем сплошь пестрит грехов моих избыток.
Когда б не всепрощение твое,
То я перечеркнул бы бытие.
Пришел я — нищ... Прости мне прегрешенья,
Не отнимай надежды на прощенье!