Зрелище подготовки к обороне впечатляло. Десятки тысяч человек, в основном, женщины, старики, дети, и значительно меньшая часть мужчин, тех, кто сегодня по распорядку был направлен на работы, а не на тренировку.
Люди копали землю, таскали и вкапывали брёвна. Вокруг города рождалась линия укреплений буквально из ничего. Нет, когда-то тут, безусловно, была стена, местами даже каменная. Но за десятки лет это всё пришло в полную негодность.
По площадке бегал и орал, срывая голос, архитектор. Одна из самых больших удач, что в городе подобный нашёлся. Спившийся давно от невостребованности своего труда, сейчас он отбросил бутылку и бегал по всему городу, командуя процессом.
Стены планируются деревянные. Под это дело сейчас разбираются дома, которые ушлые горожане успели построить за периметром стен, и рубится лес вокруг города. Также есть задача освободить несколько десятков метров внутри города от прилегающих к стенам построек.
А всё остальное укреплялось и баррикадировалось, создавая из домов ещё одну линию укреплений. Таких линий будет несколько по всему городу. И если враги прорвутся на стене, это не будет концом битвы.
Но, главное, это, разумеется, стена и ров. Земля вынималась сразу по всей линии стен, кроме места, где сейчас производились основные работы по строительству. Мы должны быть готовы в любой момент перебить перемычки у берега и пустить в ров воду из реки, вне зависимости от степени готовности стены.
Да… Река. В городе есть порт, и береговая линия также окапывается и перестраивается, становясь неприступной. Люди пашут, не щадя себя. Для детей это весёлая игра, а для взрослых борьба за выживание.
— Сегодня чистим благородных, — ещё раз оглядев монументальную стройку, стоя на готовом участке стены, проговорил я, повернувшись к сопровождающему меня Войцеху.
— Чистим, так чистим, — пожал тот плечами. — Но нападения на наших строителей учащаются, мужики не справляются, нужно твоё участие.
— Знаю, но не могу разорваться, — сплюнул я.
Благородные из прилегающих сёл и деревень открыли сезон охоты на бунтовщиков, регулярно совершая набеги. Налетят, постреляют из луков, уйдут. И мы мало что можем против этого сделать. Нет, конечно, у нас есть свои лучники. Все, кто хоть как-то умеет держать лук, охраняют или анклав в городе, или работающих на стройке.
Но этого просто мало. Регулярно проводятся вылазки в городе, в полях, и мы не можем быть везде. Благородные не дураки, за сотни лет действия закона о запрете на ношение оружия простолюдинам — найти людей, умеющих пользоваться оружием, стало практически невозможно.
Вот и сейчас, мы с кузнецом и парой сопровождающих нас ополченцев прошли через собранные на площади шеренги тренирующихся с копьями в строю солдат. На соседней улице тренировали лучников, нашлось даже полсотни арбалетов. Кузницы работали круглосуточно, пытаясь обеспечить всю эту массу людей оружием и стрелами.
Мы прошли мимо обучающихся и спустя пару кварталов оказались возле окружившей часть города трёхметровой стены. Пройдясь ещё немного, можно было увидеть ворота в квартал на той стороне улицы
— Собирайте людей, — приказал я, высунувшись из-за угла, осматривая площадь перед створками.
Стоило мне только показаться, как свистнули стрелы, проносясь рядом. Отшатнувшись назад, я поймал одну и, вздохнув, воткнул в деревянную стену. Пригодится ещё нашим стрелкам.
Тем временем вокруг закипела людская масса, концентрируясь вокруг нас. Две сотни человек, вооружённых и имеющих какую-либо броню. В основном, трофейную от благородных, кого убили на площади.
Из них реальных бойцов — несколько десятков — зависшие в городе единичные наемники с континента, стражники. Всё это сильно уступает выучке благородным. Но что есть, то и есть. Сейчас они все сбиты в отряд, закрытый щитами, ощетинившийся копьями, прикрытый лучниками. Выглядит внушительно, если не знать, что почти все там держат оружие в руках всего несколько дней.
В обычных условиях пускать эту толпу даже на штурм свинарника бабы Нюры нельзя. Но выбора у горожан нет. Те, кто выживет сейчас, получат хоть какой-то боевой опыт, жизненно важный при большой битве.
Я попрыгал, проверяя, как сидит временная броня, взмахнул пару раз булавой, поднял перед собой щит и как выходит из ножен на поясе кинжал. Всё в норме. Повернувшись к бойцам позади, воскликнул:
— Готовьтесь!
Глубоко вдохнул и, выскочив из-за угла, бросился к воротам. Прикрывшись щитом от стрел, напрягся и прыгнул. В полёте в меня влетела стрела, показывая высокий класс местных лучников. Но я уже оказался с их стороны стены.
Размозжив голову булавой, прикрылся щитом от стрелков и выдвинулся в сторону ворот, убивая всех, кто мне встретится. Двое. Пятеро. Десять. Пятнадцать. На этом моменте лезть в ближний бой они перестали, зато мой щит превратился в диковинного дикобраза.
Скинув запорное бревно, я навалился плечом на створку, открывая ворота, а сам рванулся в сторону рассевшихся по ближайшим домам и крышам лучников. Запрыгнув на крышу, убил одного и, не став штурмовать закрывшуюся передо мной дверь, перепрыгнул на другую крышу.
Несколько трупов, и я, всё же, проломил дверь, начиная зачищать дом. Ввалившись в комнату, убил одного, второго, третью. Переступил длинные волосы, лежащие в луже крови и мозгов и, выйдя в коридор, пробился в следующее помещение.
На улице в это время в ворота вливалась стальная стена пехоты, начавшая дробиться на ручейки, входя в дома. Отстреливался каждый дом, из всех окон летели стрелы. Падали на вымощенную камнем дорогу бойцы, а в домах раздавались крики, полные ярости или боли.
Благородные собрались в отряд, и я облегчённо выдохнул, выпрыгивая из окна и бросаясь навстречу полусотне закованных в сталь бойцов. Спешенная тяжёлая кавалерия — лошадей они решили в эту мясорубку не тащить.
Отведя щитом ударившие в меня копья, обрушил булаву на голову врагу, краем щита снизу, ломая челюсть следующего. Меня начали зажимать, норовя воткнуть саблю в бок или ноги, но подоспела наша основная пехота, и по благородным ударили копья.
Стало свободнее, я занял место впереди, проламывая строй аристократов. Экономлю силы, стараясь минимально использовать скверну, давая возможность атаковать бойцам рядом и контролируя особо удачливых или сильных противников.
Мелькнула сабля, отрубая головы двум нашим. Прошлась по ногам ещё нескольких, поражая незащищенные области тела. Тяжёлая сабля отбила копья, и закованный в хороший доспех аристократ, фонящий скверной от эликсиров, отобрал жизнь ещё одного горожанина.
Приняв удар на разлетевшийся обломками щит, я вложил больше силы в удар, и булава смяла шлем, дробя кости под ним, разбрызгивая мозги и кровь.
Общая схватка продолжалась, две толпы давили друг друга щитами и доспехами. Но нас было больше, и пока у меня получалось дать нам побеждать.
Вот одного благородного, подцепив ноги алебардой, роняют на землю и разбивают голову, вот другому втыкают копьё в лицо. В подобной свалке мало становятся значимы навыки фехтования. Лишь опыт, выдержка и стойкость.
На меня вылетела пара очередных, усиленных зельями, бойцов. Отбив несколько ударов, убил сначала одного, а потом и второго. Подкрепления аристократов начали редеть, пока на площади не осталась только несколько десятков ожесточённо отбивающихся благородных.
Подхватив очередной щит, я шагнул ближе, чувствуя, как меня со спины подпирает строй горожан. Удар, ещё один, прорваться в тыл. Ещё два трупа, и, вынужденные отвлечься на меня бойцы, начали падать под ударами остальных. Через две минуты всё было кончено.
Вскинув над головой булаву, я закричал:
— Ар-р-ра-а-а!
За спиной меня поддержал крик сотни глоток.
Это был перелом. Мы быстро добили выживших врагов и отступили назад, унося наших раненных. Обстрел до сих пор продолжался.
— Ищите в домах эликсиры и алхимию, пытайте, если потребуется. Нужно позаботиться о пострадавших, — приказал я, привалившись к стене и пытаясь отдышаться. Сняв перчатку и шлем, протёр лицо ладонью. Бросив взгляд вниз, скривился: рука вся в чужой крови.
Пару минут я немного отдохнул, выпив воды и восстановив дыхание. А потом подошёл один из бойцов со словами:
— Бьёрн, через два дома сильный кто-то засел, мы уже пятерых потеряли, нужно помочь.
Тяжело вздохнув, надел шлем, последовав за ополченцем. Проскользнули дворами через пару домов и, поднявшись на второй этаж в крупном имении, оказались перед сваленной из хлама баррикадой. Раздался звук спущенной тетивы, и я, вскинув руку, выловил стрелу пред лицом сопровождающего меня бойца.
Тот побледнел, присел за баррикаду ниже, спасая голову, и горячо поблагодарил:
— Спасибо! Спасибо!
Я только покачал головой и одним прыжком оказался на той стороне. Принял стрелы на щит, потом же туда пришёлся удар топора, расколов его на куски. Поморщившись, ответил булавой в голову. Но противник увернулся, сам, в свою очередь, атаковав мою ногу. Сдвинувшись назад, обрушил удар сверху, принятый им на треснувший щит.
Очень быстро и сильно бьёт, конечно. Особенно обращал на себя внимание его одноручный топор: толстое, даже на вид плотное древко, широкое лезвие, способное вынести самые сильные удары.
Ну и скверной от аристократа, разумеется, несло знатно. Но затягивать не хотелось, и, улучив момент, составил и активировал программу движения, щедро залив скверны. Ногу стрельнула боль, а отлетевший в стену от удара стопой боец пытался вдохнуть, опустив взгляд на смятую кирасу.
Удар булавы размозжил ему голову, а я выхватил из разжавшегося кулака топор. Отрубить голову ещё одному бойцу, пройти вдоль мелькнувшего копья, ломая грудину ударом ноги женщине. Сзади что-то толкнуло в спину, и, резко развернувшись, взмахнуть топором.
Сглотнув, постарался не смотреть на упавший безголовый труп мальчика лет десяти, сжимающего в руках короткое, почти игрушечное, копьецо. Встряхнулся и бросился дальше, вламываясь в другую комнату. В этом доме сложностей больше не возникло.
За ним последовал другой. А потом ещё и ещё, сливаясь в кровавую карусель из выбитых дверей, раскрытых в криках ярости и страха ртов, и бесконечных ударов топора. Долго. Выматывающе. И страшно от того, что творили мои же люди. И я сам.
Уже темнело, когда мы закончили зачистку. На ногах осталось всего три десятка бойцов, сейчас собравшихся передо мной. Остальные оказались, по большей части, ранены или убиты.
В квартале было тихо, только от домов, где сейчас оказывали помощь нашим раненым, раздавались стоны. Остальных мы убили. Стариков, женщин, детей. Всех.
Окинув взглядом бледных ополченцев, смотрящих на меня, всё, на что меня хватило — это сказать, постаравшись выглядеть уверенно:
— Мы сделали нужное дело! Это то, что постигнет всю эту мразь!
— Постигнет!
— Хорошо.
— Правильно!
Однако голоса не звучали уверенно, кровавое опьянение и адреналин сходил, оставляя понимание содеянного. Вздохнув, я оглядел трупы на земле вокруг и уже намного более искренне, хоть и горько, произнёс.
— Кто, если не мы? Отдыхайте, мужики. Это только начало!
Приложил кулак к сердцу с коротким поклоном и направился к постоялому двору. Перед глазами стояли трупы женщин и детей. Мутило, к горлу подкатывала тошнота. Но дошёл я уверенно и, узнав насчёт купальни, направился туда, встретив по пути Элеонору.
Увидев меня, девушка побледнела и, сделав шаг в сторону, пропустила меня вперёд. Проигнорировав её, я ввалился в купальню и стал сдирать с себя доспехи с одеждой. Плюнув на предварительную помывку, погрузился в ванную.
А вынырнув, не обращая внимания на вошедшую принцессу, стал яростно тереть лицо, смывая кровь. Так погано мне никогда не было. Я убивал много, но к настоящей войне на уничтожение с таким градусом ненависти ничего не может подготовить. Горожане даже не насиловали аристократок, хотя попадались вполне себе красивые, их сразу убивали, зачастую, жестоко.
Бросив взгляд на Элеонору, я махнул рукой, показывая на место рядом с собой в ванне, и тяжело выдохнул:
— К такому меня жизнь не готовила!
Скинув платье, она опустилась в воду и осторожно спросила:
— Вы освобождали квартал знати?
— Освобождали? — скривился я. — Мы вырезали там всё живое. Вообще всех людей.
— Большие потери? — нахмурилась она.
— В основном, раненые, — отмахнулся и, зачерпнув воды, брызнул себе в лицо.
— Всё же хорошо? Ты не пострадал?
Сжав кулак перед собой, я глубоко вдохнул, смотря на подрагивающую руку, и выдохнул. В очередной раз напомнив себе, что нужно разговаривать, объяснять, иначе даже самые близкие люди могут не понять, что у тебя на душе, и придумают себе лишнего.
— Я не монстр, Эля. Убивать женщин и детей для меня перебор.
— Это было нужно? — мягко спросила она, садясь мне на живот.
— Я просто не мог остановить людей, умирающих ради того, чтобы убивать благородных, — поморщился, но закончил: — Это не нужно, но было неизбежно.
Поёрзав, она бросила на меня ожидающий взгляд. Но встретив пустые, полумёртвые от усталости глаза, вздохнула и, слезая с меня, предложила:
— Пойдём отдыхать? Завтра будет легче.
— Надеюсь, — поморщился, вставая из ванны.
Обернувшись простынкой, вышел из купальни, наплевав на валяющиеся оружие и доспехи. Пофиг, уберут. Коридор, удивлённое лицо официантки, моя комната. Ввалившись внутрь, рухнул на кровать лицом вниз. Так и лежал, пока не вошла Элеонора с моим новым топором в руке.
Поставив оружие возле кровати, забралась сверху и стала аккуратно разминать мне спину. Немного расслабившись, отдался на откуп прохладным ладошкам. В голове творилась каша из увиденного сегодня и мыслей о будущем. Как мы собираемся останавливать армию из подобных благородных? Я не могу быть везде.
Но, однако, благодаря её рукам я задремал, а там и крепко уснул. Очнувшись уже под утро, и то, от того, что мне в ухо кто-то сопел. Открыв глаза, увидел на себе руку и ногу. Хмыкнув, обнял девушку и перекатился, нависнув сверху. Она открыла глаза и улыбнулась, я же, поцеловав упругую грудь, лениво подумал:
А, в принципе, всё не так уж и плохо!
Мы не выходили из спальни долго, прошлый раз можно не считать, а сейчас, наконец, оба дорвались до самого сладкого. Так что когда я, ближе к вечеру, вышел, меня встретила пунцовая официантка, да и остальные хихикали, стреляя глазами в мою сторону.
Я, с пустой головой и в совершенно благодушном, расслабленном состоянии, опустился за стол. Все проблемы казались чем-то далёким и неважным, легко решаемым. Передо мной поставили тарелку, кружку, и я, жадно выпив половину, стал неспешно завтракать, иногда посматривая вокруг.
Рядом раздался скрип отодвигаемого стула, и на него опустилась хозяйка постоялого двора.
— Доброго дня. Белла, верно? — спросил я, подняв глаза от тарелки.
— Верно, — степенно кивнула она. — Твои доспехи готовы, отмыты от крови, сейчас должны принести в комнату.
— Вы что-то хотели, кроме этого? — лениво поинтересовался я.
Обычно все бытовые мелочи решала не она, так что наверняка у неё есть другие вопросы.
— Что делать с домами аристократов? Люди уже начали ругаться, пытаясь их поделить.
— Поселить туда семьи из тех домов, которые были разобраны у стены, — пожал я плечами.
Она пожевала губу и, оглянувшись, негромко ответила:
— Прости за такие слова, но… Загадят и сломают они там всё. У стены были не самые богатые районы. Зачем превращать и это в трущобы?
Я постучал пальцами по столу, обдумывая варианты, и, улыбнувшись пришедшей в голову идее, произнёс:
— А давайте поселим там детей, женщин и стариков? Плюс разместим госпитали? Дополнительный, последний рубеж обороны для защиты самого дорогого. Это будет неплохо?
— Интересно… — протянула женщина, положив подбородок на переплетённые пальцы.
— Когда мы отобьём первый приступ, осада затянется надолго. Будет много раненных, а тут о них смогут позаботиться, вдалеке от летящих стрел и камней.
— Я передам остальным. Так будет лучше, чем делить эти дома, — согласилась она. — Вдов с детьми и сирот сейчас очень много.
— Хорошо, если получится без дополнительных сложностей, — вздохнул я.
Женщина задумчиво кивнула, уже в своих мыслях. И, вставая, только и бросила:
— Войцех просил зайти к нему, что-то про примерку доспеха.
— Я не знаю, где его мастерская, — почесал в затылке.
— Витта проводит, когда будешь готов, — кивнула она худенькой официантке.
— Благодарю.
Доев, я сходил, умылся, а после последовал за девушкой, ведущей меня по улице. Не так уж и далеко оказалось, город, всё-таки, не очень и большой. Благодарно кивнув на прощание девушке, вступил в царство жара и огня.
Застыв, стал наблюдать, как под ударами молотобойца правится толстый брусок металла, потихоньку превращаясь в лист. Чья-то будущая броня, может даже моя. Оглянувшись вокруг, стал снимать доспехи, ожидая, пока кузнецы закончат текущую заготовку.
Заготовка переместилась в горн, и, пожав мне руку, кузнец достал рулетку. Вряд ли там что-то точное, но для его целей достаточно. Измерил грудь, руки, ноги, плечи, длину рук и ног. Портные так тщательно не обмеряют, как старался Войцех. А после, хмыкнув, выдал вердикт:
— Не так уж и сложно будет, я опасался худшего.
— Ещё месяц назад я был намного больше. Похудел.
— Это называется — похудел? — хмыкнул он, ткнув пальцем в бицепс.
— Да. И планирую стать ещё меньше, так что хотелось бы, чтобы ты это учитывал.
— Насколько? — прищурился он, снова взяв в руки рулетку.
— Вот настолько, — продемонстрировал я, приложив пару пальцев к мышце.
Он поморщился и начал замерять заново. Мастера несло желание сделать идеально. Хотя, так-то, подобную разницу в габаритах можно в очень широких пределах регулировать стёганкой и одеждой. Но кто я такой останавливать его, особенно, когда подобное делается для меня?
Так что, стойко выдержав очередной раунд замеров, я спросил:
— А что с тесаком?
Войцех только хмыкнул и показал в угол, где, возле шлифовального круга, лежала заготовка.
— Рукоять будет простая, обмотаем пенькой и всё. Дерево у тебя долго не протянет.
Подойдя к тесаку, я подхватил его и нанёс пару ударов. Нелёгкий вышел, тяжелее моего старого. Толстая железка, которая скорее согнётся, чем сломается, что при такой толщине довольно сложно.
— Заточка будет по широкому углу, так что рубить им платки не сможешь, — предупредил меня мастер.
— Зато можно будет проламывать всё подряд и не бояться за лезвие, — понимающе хмыкнул в ответ.
— Именно. Тесак будет готов завтра, но доспехи — не меньше недели. Не раньше, — твёрдо, хоть и с сожалением, сжав губы, произнёс Войцех.
— Это и так очень быстро…
— Были старые заготовки, пошли в дело, — пожал он плечами.
Покивав, я стал надевать доспехи, кидая сожалеющие взгляды на тесак. И, цепляя наручи, поинтересовался:
— А есть щит? В последнее время без него никуда, слишком много лучников.
Усмехнувшись, он отошёл в другой зал, вернувшись через некоторое время с высоким каплевидным щитом.
— Дерево, покрыто бронзой. Пользуйся!
Взяв щит, я покрутил его в руках и, увидев специальный ремень, перекинул за спину. Раз уж я окончательно переквалифицировался с копейщика на меч — щит дело нужное.
— Благодарю! Пригодится.
Чувствуя надёжную тяжесть за спиной, я бодрой походкой отправился сначала на стену, проверить прогресс фортификационных работ, а потом выдвинулся в охрану — гонять отряды благородных. Стоит ещё разжиться арбалетом, и вообще всё станет хорошо.
Я только успел подняться на стену, смотря, как буквально на глазах растёт оборона города, когда ко мне подбежал запыхавшийся мальчик, громко крича:
— Бёрн, Бёрн, там наёмники в порту пристают!
Нахмурившись, спрыгнул вниз и побежал к порту. Наёмники — это может быть как плохо, так и хорошо. Город готов платить огромные деньги за обученных бойцов, особенно с опытом осад. Но если это благородные бросили покупное мясо, чтобы проверить нас на прочность, то может выйти крайне печально.
Я вчера сильно потратился, и к серьёзному бою не очень готов. Но, впрочем, вокруг столько народу, что выдержим.
Тем не менее, в порт я влетел, распугав окружающих, чтобы увидеть, как к одному из немногих оставшихся пирсов швартуется красавец-драккар. Довольно большой, окинув его экипаж быстрым взглядом, я насчитал не менее пятидесяти человек.
Спрыгнув на пирс, увидел, как следом за мной спускается два десятка бойцов, большинство их которых были на вчерашней зачистке. Они выстроились за моей спиной, какой-никакой строй. Я же замер, смотря на запрыгнувшего на пирс представителя отряда наёмников.
Идя к нему навстречу, я скривился, перебрасывая щит на руку. Остановившись напротив, посмотрел в глаза командиру. Маловероятно, что он может быть кем-то ещё в их ватаге.
Тот погладил заплетённую в косички бороду, кинул презрительный взгляд на толпу неумех позади меня и, усмехнувшись, бросил:
— Что-то, парень, тебя занесло далеко от дома, ты так не считаешь?
Я же пробежался пальцами по рукояти топора и, тяжело вздохнув, произнёс:
— Здравствуй, Свен.