Царство Тени

Глава четвёртая

Бреннус сжимал в руке платиновое ожерелье матери. В гранях гранатов, как огонь, блестел отражённый свет сияющих сфер.

— Красиво, — сказали сидевшие на его плече гомункулы.

Бреннус кивнул. Его отец подарил матери это ожерелье несколько тысяч лет тому назад, в ночь, когда она умерла. Той ночью её тело обнаружили в покоях, как будто она умерла во сне, но пропавшее ожерелье указывало на другое — убийство. Несмотря на поиски по всему городу с помощью магических и обычных средств, ожерелье так и не удалось найти.

До сегодняшнего дня.

Бреннус обнаружил ожерелье зарытым в мягкую почву сембийского луга, когда пытался определить местонахождение женщины Эревиса Кейла, Варры. Варра, которую преследовали живые тени, необьяснимым образом исчезла с лица Фаэруна. Бреннус обыскивал луг, на котором она пропала. Подсказок о судьбе Варры он не обнаружил, зато нашёл подсказку о судьбе своей матери.

Эта находка встревожила его. Он вспомнил слова Ривалена о том, что в происходящие в Сембии события вовлечены Маск и Шар. Как и Ривален, Бреннус не верил в совпадения.

Он перевернул ожерелье и прочёл надпись на обратной стороне подвески, слова из другой эпохи, возродившиеся из неглубокой сембийской могилы: «Моей возлюбленной Ашалар».

Про ожерелье он никому не сообщил: ни Ривалену, ни отцу, ни другим своим братьям. Из-за находки снова вскрылась старая рана забытой скорби, вернув воспоминания и чувства, которые он похоронил много веков назад вместе с телом матери. Может быть, поэтому он и не стал делиться своим открытием с братьями или отцом. Не видел причин воскрешать их угасшую скорбь.

Он использовал несколько заклинаний, чтобы подтвердить подлинность ожерелья, использовал его в качестве фокуса для других заклинаний, пытаясь узнать судьбу матери, и не добился успеха. Тысячи лет прошли с её смерти. Бреннус знал, что убийца уже мёртв. Но по-прежнему не знал правды. По крайней мере, он должен был узнать истину ради матери.

Мать была ему ближе, чем любому другому из братьев. Она воспитала в Бреннусе любовь к конструктам, хлопала в ладоши, видя его первые автоматоны из дерева и кожи, которые он строил мальчишкой. Искусство прорицания он освоил позднее, по просьбе отца, чтобы узнать судьбу матери.

Но истина сбежала от него тогда, как и сейчас, и на продолжение расследования не было времени. Ему придётся направить всё своё Искусство на Эревиса Кейла, Кессона Рела и на Бурю Теней. Если они с Риваленом хотят исполнить задание его всевышества и захватить Сембию, превратив её в рабочую лошадку, чтобы возродить Нетерильскую империю, им потребуется информация. Для этого им нужно было королевство, на котором война оставила лишь слабые шрамы.

Но Буря Теней, если не остановить её в ближайшее время, слабыми шрамами не ограничится.

Его лишь немного смущали религиозные последствия того, что два самых могущественных слуги Шар, ночной провидец Ривален и Божественный Кессон Рел, стремятся к противоречащим друг другу целям. Вера Бреннуса в Шар начиналась и заканчивалась просто словами, и существовала в основном для того, чтобы удовлетворить его отца и Ривалена. Вера не сумела пустить корни у него внутри. Какой бы конфликт не разгорелся в сердце церкви Шар, это было заботой Ривалена. Хотя его же заботой станет необходимость отвечать перед его всевышеством, если Ривален не сможет остановить Кессона Рела.

Бреннус положил ожерелье матери во внутренний карман, у сердца. В голове неожиданно вспыхнуло воспоминание — запах её тёмных волос. Вокруг забеспокоились тени. Он вспомнил её смех, чистый, непринуждённый звук…

— Теперь домой? — в унисон спросили гомункулы, вернув его в чувство.

— Да, — ответил Бреннус. Он притянул к себе тьму, нарисовал в сознании круглый зал для предсказаний в его особняке в анклаве шейдов, и шагнул туда сквозь тени.

Почувствовав, как изменился воздух, он улыбнулся. В отличии от влажного воздуха Селгонта, пропитанного привкусом моря, холодный воздух анклава нёс в себе густую, агрессивную сухость великой пустыни, над которой парил город, хотя ей недолго было оставаться пустыней.

Во мраке, приятном сумрачном воздухе дома, возникали и растворялись эфемерные ленты тени. Крышу над круглым помещением, в котором Бреннус совершал самые сложные свои прорицания, венчал купол из дымчатого кварца. Сквозь купол сочился слабый свет звёзд — робкими точками, едва способными проникнуть сквозь дымку.

— Дом, — радостно сказали гомункулы. Они спрыгнули с плеч Ривалена, приземлившись на отполированный пол, и начали принюхиваться, периодически взвизгивая от удовольствия.

— Мышиное дерьмо! — сказал один из них, высоко подняв крошечный шарик мышиного помёта, будто трофей.

Бреннус улыбнулся и покачал головой в ответ на их дурачество. Он прочитал заклинание магического послания и отправил сообщение своему сенешалю, Лаарилу.

Я ненадолго вернулся в анклав, чтобы заняться Искусством. Через четыре часа я буду готов к трапезе.

Я прослежу, чтобы трапезу приготовили. Добро пожаловать домой, принц Бреннус.

Он позволил гомункулам порезвиться какое-то время, а потом ступил в центр прорицательного зала, где стоял куб из потемневшего серебра, высотой с половину человеческого роста, расположенный так, чтобы воспользоваться выгодой незримых линий волшебной энергии, пронизывающих мир. Гомункулы, завершив свой обонятельный ритуал воссоединения с родным домом, вскарабкались по его мантии и заняли своё обычное место на плечах.

Он поднёс открытую ладонь к одной из граней куба. Гомункулы, хихикая, повторили его жест. Из его руки вырвались тени, лизнув куб. При их прикосновении серебряная поверхность приобрела глубину. Тусклость на серебре стала вращаться туманным океаном жидкого металла.

Когда куб наконец пробудился, Бреннус начал своё исследование. Он творил одно прорицающее заклинание за другим, исследовал прошлое и настоящее, обыскивал весь Фаэрун. С его кожи текли пот и тени. Работал он в тишине, и гомункулам скоро стало скучно — они заснули у него на плечах, облокотившись об уши Бреннуса. Их храп не мешал его концентрации.

Несмотря на широту охвата, прорицания Бреннуса заканчивались по большей части ничем. Про Варру он ничего не узнал: она по-прежнему… отсутствовала. Ничего не узнал он и об Эревисе Кейле — ни о том, чем он сейчас занят, ни о его местонахождении. Охранявшая Кейла сила позволяла ему ускользать из хватки любых прорицающих заклятий. Бреннус подозревал, что его может укрывать сам Маск.

Бреннусу удалось узнать о мире, из которого пришёл Кессон Рел: холодный мир, о котором вся его магия смогла узнать лишь название — Эфирас — и обещание тьмы, глубокой, как ничто. Он отступил, не став заходить дальше. Бездна казалась слишком глубокой. Он боялся упасть туда.

Бреннус обратил свои заклинания обратно к Фаэруну. Новое волшебство показало вихрь мрака, Бурю Теней над Сембией, калечащую и преобразующую всякую жизнь, которой касалась Буря. Расширяясь, она набирала силу. Потоки негативной энергии, незримо бурлящие в её сердце, могли выпить из человека душу за считанные часы.

Внутри Бури Бреннус увидел разрастающуюся армию теней, числа их было не счесть. Он увидел отряды огромных, бледных теневых великанов, облачённых во мрак и в серые доспехи, увидел шпиль иномировой обители Кессона Рела, парящий над изломанными, полными теней руинами Ордулина, будто клинок палача, и увидел в измученном небе медленно вращавшийся вихрь тени и зеленоватого мерцания, пасть планарного разлома, изрыгающую прогнившую тьму плана Тени. Между тучами и шпилем сверкали стрелы молний. От этого зрелища Бреннусу стало дурно. Гомункулы беспокойно заворочались во сне, один махнул рукой у лица, как будто пытаясь смахнуть мушку.

Бреннус сдержал желание обратить око своих прорицаний внутрь шпиля. Он не хотел, чтобы Кессон Рел узнал о слежке и удвоил свою защиту. Но в глухом громе, что звучал в Буре Теней, Бреннус периодически слышал его имя, и от колоссальной силы Кессона Рела, даже по ту сторону прорицающего куба, у него ломило зубы. Бреннус знал, что Кессон Рел уже не был человеком. Он был полу-божеством, и земли, которые Шадовар намеревались захватить и использовать, Кессон Рел собирался исказить и уничтожить.

Бреннус ещё немного посмотрел, а затем деактивировал куб. Он был весь мокрый от пота. Тело болело. Усталость туманила разум. Но ему нужно было знать больше. Он знал, что из-за божественной природы Кессона убить его будет проблематично.

Временами в своих расследованиях Бреннус полагался на могущественных экстрапланарных сущностей, бессмертных существ, чьи знания и мудрость зачастую превосходили его собственные. Придётся снова прибегнуть к их помощи, если он хочет оказаться полезным брату. Знания странными течениями струились по нижним планам, и могущественные дьяволы иногда узнавали обрывки важных сведений о богах и людях. Подобная информация в Бездне и Девяти Адах служила такой же валютой, как души смертных.

Он прошёл в дальний конец помещения, где находилась начертанная свинцом на полу фигура: треугольник, вписанный в круг. Его шаги разбудили гомункулов. Они зевнули, причмокнули, заметили тауматургический треугольник и сели прямо.

— Дьявол! — радостно воскликнули гомункулы и захлопали в ладоши.

— Принесите свечи, — сказал Бреннус, и гомункулы спрыгнули с него, чтобы выполнить приказание.

Через несколько мгновений они вернулись со свечами толщиной с запястье. Толстые свечи цвета кости по всей длине были овиты багровыми полосами. Бреннус расставил свечи так, чтобы их основания в точности совпадали с тремя точками, где треугольник касался круга. Он отступил на шаг, зажёг их волшебным словом, и фитили загорелись синим пламенем.

Бреннус очистил свой разум и произнёс слова призывающей магии, которая должна была вызвать одного из самых могущественных дьяволов в Девяти Адах.

После первой строфы в комнате похолодало. Гомункулы задрожали и попытались завернуться в полу его плаща, нервно захихикав, когда их дыхание стало вырываться облачками пара. Края тауматургического треугольника охватил лёд.

Спустя несколько секунд, когда прозвучала третья строфа, воздух похолодел, и над центром треугольника возникло пятно красного света, дыра в Девять Адов. Сквозь неё просочились стоны, затем вопли — этот туннель заканчивался в царстве мучений.

С Бреннуса текли тени, пока он читал слова призывающего волшебства. В помещении скопилась сила, сконцентрировалась в воздухе между его поднятыми руками и треугольником. Воздух стал ледяным, его пальцы и ладони покрылись инеем, холод был словно хватка острых зубов. Он не позволил этому помешать чтению волшебных четверостиший.

После четвёртой строфы сила заклинания достигла своего пика, и Бреннус произнёс имя дьявола, которого хотел призвать.

— Базиель, приди!

Звук имени изверга сфокусировал магическую силу, дал ей голос, и его призыв долетел до Девяти Адов.

В ответ над треугольником призыва возник циклон сверкающего пламени. В центре пламени скопилась тьма, чёрное семя зла, которое начало разрастаться в портал между мирами. Пламя кипело и сверкало вокруг него. Над треугольником заклубился дым, смешиваясь с сумрачным воздухом, затуманивая взгляд. Запах серы заполнил комнату, и Бреннус решил, что что-то пошло не так.

В дыму и пламени из портала возникла фигура, медленно приобретая очертания и форму. Бреннус узнал высокое краснокожее тело и перепончатые крылья изверга. Он закончил заклинание призыва последними словами сковывания.

— Тебя призвали, Базиель, и ты должен ответить на мои…

Дьявол шагнул сквозь портал в треугольник прызва, и Бреннус смолк. Лицо изверга не было звериным, рогатым обличьем Базиеля, вместо этого оно обладало приятными чертами и могло бы принадлежать человеку, если бы не торчащие изо лба чёрные рога, если бы не белые глаза без зрачков, смотревшие из бездонных глазниц, взгляд которых приковал Бреннуса к полу.

Бреннус сразу же узнал изверга — архиизверга. Тени всклубились вокруг принца, отображая его смятение. Архиизверг без особого интереса окинул взглядом зал. Казалось, он занимает слишком много места, слишком тяжёл для этого пола, слишком реален, слишком настоящ.

Гомункулы резко потеряли вкус к магии призыва.

— Не тот дьявол! — взвизгнули они и бросились под укрытие полы плаща Бреннуса, дрожа от страха.

Бреннус изо всех сил старался не отступать под тяжестью взгляда архидьявола. Он облизал губы, попытался взять себя в руки и прокрутил в голове различные защитные заклятья, которыми мог воспользоваться.

Только защитный круг и условия призыва защищали душу Бреннуса от гибели.

По крайней мере, он на это надеялся.

Мефистофель обнажил клыки в улыбке, как будто прочитав мысли Бреннуса. Его голос, который звучал даже глубже, чем голос Ривалена, был пронизан древней даже по меркам Шадовар силой.

— Что за приятное местечко, — сказал архиизверг. Когтем он подцепил ленточку тени из воздуха, обмотал её вокруг пальца и смотрел, как тень рассеялась. — Похоже, в последнее время тени стали моим уделом.

Бреннус прочистил горло.

— Заклинание призывало Базиеля.

Он понял, насколько глупы эти слова, только когда они сорвались с его губ.

— Сейчас Базиель служит мне и находится при моём дворе в Мефистаре.

— Я… я не знал об этом, владыка Кании. В последний раз, когда я его призывал, всё было не так.

Архидьявол посуровел, и это кого-то напомнило Бреннусу, хотя он не смог вспомнить, кого.

— А следовало разузнать, шейдлинг. Вызывая его, ты оскорбил меня. Я здесь, чтобы принять твои извинения.

Две тысячи лет в сопровителях анклава шейдов отбили у Бреннуса всякую привычку к чужим требованиям. Он старался выдержать взгляд архидьявола.

— Я не хотел оскобрить вас, владыка Восьмого Ада, — он взмахнул рукой и развеял оковы призыва. — Вы свободны.

Он ожидал, что Мефистофель исчезнет, вернувшись обратно в Канию. Но архидьявол оставался стоять перед ним, огромный, вещественный, угрожающий.

— Вы свободны, — сказал Бреннус, вложив силу в свой голос.

Мефистофель расправил крылья.

— Я не хочу уходить. Нам есть, что обсудить.

Гомункулы завизжали и попытались ещё сильнее зарыться в плащ Бреннуса. Несмотря на свой трепет, Бреннуса заинтриговали слова изверга.

— Вы желаете…

Дар речи подвёл его, когда Мефистофель потянулся через магический барьер, охватывающий треугольник призыва и охраняющий круг. Магия слабо вспыхнула оранжевым, когда архиизверг пробил её. Все печати Бреннуса против силы архидьявола оказались хрупкими, как паутина.

— Сначала извинения, — сказал Мефистофель.

Бреннус попятился на шаг, активируя кольцо связи на своём пальце. Его сердце колотилось о рёбра. Тени в комнате углубились, почернели.

Ривален, я в своей палате призыва в анклаве. Посети меня с его всевышеством. Я…

— Твоё кольцо не действует, — сказал Мефистофель. Он поднял одну из свеч на вершине тауматургического треугольника, и погасил огонёк большим и указательным пальцем. — Извинения.

Бреннус отступил ещё на шаг, призвал к себе тени, и приготовился переместить их в особняк его всевышества, где он получит помощь в бою с архиизвергом.

— Твои заклинания тебе не помогут, как и твоя власть над мраком, — сказал дьявол, повышая голос. Он взмахнул крыльями, и тёмная сила, темнее и глубже, чем тени, окутала его тело. — Извинения!

От силы в голосе изверга здание содрогнулось, кварцевая крыша зала треснула, и Бреннуса и всё помещение осыпало льдом.

— Приношу свои извинения, Мефистофель, — сказал Бреннус, унизительные слова горчили на языке. Он не стал кланяться даже наполовину. — Я не хотел вас оскорбить. Я лишь хотел задать Базиелю вопросы, которые моё Искусство прояснить не в состоянии.

Сила отступила обратно в тело изверга, и его голос снова стал прежним. Казалось, он уменьшился, убавил угрозу, которую подразумевало само его существование.

— Теперь мы друг друга понимаем, — дьявол улыбнулся и наклонил голову. — Я принимаю ваши извинения, принц шейдов. И дела, про которые вы хотели расспросить Базиеля, я и хочу обсудить. Кессон Рел?

Бреннус поднял взгляд, лихорадочно размышляя. Он знал, что все дьяволы — лжецы. Если Мефистофель хочет ответить на вопросы Бреннуса, это значит, что ответы как-то послужат его целям. Какое дьяволу было дело до судьбы Сембии?

— Почему вы делаете мне такое предложение?

— Меня порадует, если вы будете верно проинформированы.

Бреннус решил сблефовать.

— Мне нечего спросить.

Мефистофель улыбнулся.

— Вы не умеете лгать.

Вокруг Бреннуса закружились тени.

— Вы носите интересную безделицу, — сказал архидьявол, кивком указав на грудь шейда.

Бреннусу потребовалось какое-то мгновение, чтобы осознать, в какую сторону ушёл разговор. Архидьявол имел в виду ожерелье его матери. Он попытался скрыть нетерпение в своём голосе. Ожерелье неожиданно показалось тёплым. Бреннус чувствовал, как рядом с ним бьётся его сердце.

— Вы что-то об этом знаете?

— Теперь вам есть, что спросить?

— Знаете?

Мефистофель сделал пренебрежительный жест.

— Возможно.

Бреннус сделал шаг к кругу призыва, аромат откровения манил его вперёд.

— Кто убил мою мать?

— Кессон Рел.

Бреннус замер.

— Кессон Рел?

— Мы обсуждали Кессона Рела.

Бреннус покачал головой.

— Нет-нет. Мы обсуждали мою мать.

— Разве?

— Да. Да! Расскажите мне о матери.

Мефистофель скрестил свои мускулистые руки на груди.

— Нет. Обо всём по порядку.

Бреннус осознал, что тяжело дышит. Тени вокруг него кипели и кружились.

— Кессон Рел, — сказал он.

Архидьявол кивнул.

— Продолжайте.

— Мы хотим его смерти.

— Он силён благодаря эссенции бога.

— Бога? Не богини?

Мефистофель улыбнулся.

— Кессон Рел украл свою силу у владыки теней. Теперь Шар заявляет на неё свои права. Конечно, как владыка теней дошёл до такого, это… другая история.

Бреннус решил делать выводы из новой информации позже. Он посмотрел на трещину в кварцевом потолке, на ледяной налёт, которым все ещё был охвачен зал, снова на изверга.

— Это возможно сделать? Возможно убить Кессона Рела?

Архидьявол ударил крыльями, один раз, подняв порыв ветра, пахнущего трупами.

— Всё умирает. Даже миры.

Последнего утверждения Бреннус не понял.

— Тогда как это сделать, если он столь могущественен, как вы утверждаете?

От раздражения Мефистофель нахмурил лоб и сощурился.

— Потому что сила не его собственная. Он заполучил её, как любой неверующий вор — с помощью кражи. Он думает, что запер её, но остаётся ключ. Вы найдёте его в Эфирасе.

— В мире, из которого он родом?

Изверг кивнул. Из его ноздрей потянулся дымок.

— Вы тоже хотите его гибели, иначе не явились бы сюда. Почему?

Лицо архидьявола ничего не выражало.

— Чтобы забрать долг.

Бреннус знал, что ничего больше не добьётся.

— Расскажите мне, как это сделать. А потом расскажите о моей матери.

Мефистофель хмыкнул.

— Я расскажу вам только что-то одно. Как убить Кессона Рела или как найти убийцу вашей матери. Какой ответ желаете получить?

Бреннус проглотил свою злость, своё раздражение, переборол себя и наконец сказал:

— Как убить Кессона Рела.

Архидьявол улыбнулся и начал говорить.

Привычки, которых придерживался всю жизнь, умирают медленно и с трудом. Абеляр проснулся перед рассветом, как делал это последние десять лет. Он лежал на шерстяных одеялах, брошенных на холодную, твёрдую землю, в своей палатке. Элден спал в люльке рядом с ним, и звук лёгкого дыхания сына успокаивал беспокойную душу Абеляра. Полежав немного, он натянул штаны, плащ, сапоги, поцеловал сына в лоб и вышел из палатки.

Дождь ослабел, и неверный свет ложной зари разрисовал промокший лагерь оттенками серого. Там и тут среди палаток раздавался кашель и тихие разговоры. Откуда-то доносился запах табачного дыма.

Он посмотрел на восток, на встающее солнце, но увидел там только бурлящие тёмные тучи волшебной бури, чёрную рану, поразившую небо. Она пришла за ними, за всей Сембией.

С вершины возвышавшегося над лагерем холма он увидел мужчин и женщин своего отряда, слуг Латандера, собравшихся на ритуал Встречи Рассвета. Ему было больно от чувства разделённости. Теперь он был их предводителем только в поле, но не в вере. Они смотрели на восток, спинами к Абеляру, глядя на небо, где тени закрывали встающее солнце. В утренней тишине раздались их голоса.

— Рассвет прогоняет ночь и даёт миру новое рождение.

Слова звучали и в голове Абеляра, эхо тысячи рассветных ритуалов, во время которых он говорил их своему богу. Он вспомнил первый раз — тогда он был всего лишь мальчишкой — когда аббат Денрил впервые научил его литургии. Перед лицом Бури Теней слова казались пустыми.

— Да осветит Латандер наш путь, да покажет нам мудрость, — говорили его товарищи, их голоса доносились до него в утренней мгле. Его собственные губы беззвучно повторяли эти слова, но он не произносил их вслух, больше не будет произносить их вслух — никогда.

— Ты должен быть среди них, — раздался голос его отца, заставив Абеляра обернуться.

На Эндрене была надета кольчуга и накидка с лошадью и солнцем Корринталей. Меч тоже был при нём. Абеляру отец казался худым, и под тяжестью недавних событий его волосы полностью поседели. Его всклокоченная борода, которую не подстригали уже много дней, делала Эндрена похожим на пророка или безумца.

Абеляр покачал головой.

— Больше я не один из них.

— Одним из них тебя делал не символ, который ты носил.

Мягкие слова Эндрена удивили Абеляра.

— Раньше ты не высказывал такого уважения к моей вере, отец.

Эндрен положил свою целую руку Абеляру на плечо.

— Я не высказываю уважение к твоей вере. Я высказываю уважение своему сыну. Свет в тебе, Абеляр. Так вы говорите?

Абеляр почувствовал, что краснеет, кивнул.

— Не Латандер поместил его туда, — сказал Эндрен. — И не Латандер сделал то, что было в тебе, ярче. Видят боги, даже не я поместил его туда. Но свет в тебе.

Абеляр не был так в этом уверен, но ответил только:

— Спасибо, отец.

Эндрен хлопнул его по плечу. Латандериты завершили Встречу Рассвета.

— Элден в порядке? — спросил отец.

— Да. Спит.

— Хорошо.

Какое-то время отец и сын стояли рядом в молчании, глядя, как свет солнца воюет с штормом тени, глядя, как серый рассвет уступает место холодному, полному сумрака дню.

— Нужно будет как можно быстрее собрать лагерь, — сказал Абеляр. — Уходить на запад. Эта буря с каждым часом становится всё хуже.

— На западе Оползень. Засуха уменьшила его, но это небо… — Эндрен указал на тучи, — готово наполнить его заново.

Абеляр кивнул.

— Перейдём у Стоунбриджа, обогнём южные отроги Грозовых пиков, направимся к Дэрлуну. Может даже, до самого Кормира. Там мы сможем реорганизоваться, возможно, получить помощь от Алусейр или западного дворянства.

Эндрен смерил взглядом далёкую бурю. Прогремел гром.

— Для этих людей это будет долгое, трудное путешествие. Они — не солдаты, которые приыкли к марш-броскам. И, подозреваю, число беженцев в наших рядах по дороге будет расти. За границами защищённых городов никто не отважится остаться на пути этой бури, какая бы магия её не призвала.

— Что нам известно о местонахождении войска главной правительницы? — спросил Абеляр. — Если нам нужно оставить людей, чтобы задержать их…

Абеляр почти вызвался сам возглавить этот арьергард, но вовремя сжал зубы. Он не оставит сына снова.

— Их поведёт Регг.

Эндрен кивнул. Наверное, он понял, с чем связана заминка сына.

— Разведчики в поле. Этим утром я ещё не получал отчёт. Я начну готовить людей. Потребуется день или два, чтобы привести всё в порядок.

Крик из палатки Абеляра вложил меч ему в руку и придал прыти его ногам.

— Элден!

Абеляр и Эндрен бросились к палатке и обнаружили Элдена сидящим на своей постели, карие глаза широко распахнуты от страха, слёзы чертят дорожку по чумазому лицу. Завидев Абеляра, он протянул к нему руки.

— Папа!

Абеляр обшарил взглядом палатку и тени, но ничего не увидел. Его отец сделал то же самое. Абеляр вложил меч в ножны, поспешил к сыну и взял его на руки.

— Что такое, Элден? Что случилось?

— Плиснились плохие люди, папа. Плохие.

Абеляр обхватил Элдена своими руками. Его сын зарылся лицом в отцовский плащ. Маленькое тельце Элдена сотрясалось от рыданий, и облегчение Абеляра от того, что он не обнаружил никакой настоящей угрозы сыну, сменилось неожиданным приступом ярости, который заставил его пожалеть, что он не заставил Форрина пострадать чуть подольше. Из-за того, что Форрин приказал сделать, его сыну годами будут сниться кошмары.

— Всё хорошо, — сказал Абеляр, гладя сына по волосам, разговаривая одновременно с ним и с самим собой. — Всё будет хорошо.

Эндрен положил руку на Элдена и свой обрубок — на Абеляра. Спустя какое-то время Элден перестал рыдать. Он поднял взгляд, и Абеляр вытер его слёзы и сопли рукавом.

— Ты холоший, папа?

Вопрос застал Абеляра врасплох, отобрал у него дар речи и заставил сердце бешено колотиться. Он посмотрел в карие глаза сына, не в силах найти слова.

— Папа? Ты холоший?

Спас его Эндрен.

— Он хороший человек, Элден. Всегда был хорошим человеком.

Элден улыбнулся дедушке и снова обнял отца.

Абеляр благодарно кивнул Эндрену, покрепче обхватил сына и задумался.

Бреннус поел, отдохнул какое-то время, затем прогулялся по укрытым тенью залам своего особняка в анклаве шейдов. Предстоящий разговор его не радовал, но он всё равно потянулся к Ривалену через кольцо.

Что ты узнал? спросил Ривален.

Бреннус перечислил всё, что Мефистофель рассказал ему.

Есть мир под названием Эфирас, мёртвый мир, где на границе ничто стоит храм, храм, который скоро уничтожит сам себя. Внутри находится Чёрная Чаша, священный артефакт, из которого испил Кессон Рел, чтобы обрести свою божественность.

Бреннус сделал паузу, не зная, стоит ли продолжать. Он чувствовал сквозь связь нетерпение Ривалена.

И?

И глоток из Чёрной Чаши трансформирует выпившего в оружие, которое сможет забрать то, что украл Кессон Рел — судя по всему, часть божественной сущности Маска.

Удовлетворение, но не удивление, просочилось через магический контакт.

Отличная работа, брат.

Ты уже знал, что божественность Кессона Рела происходит от Маска, а не от Шар?

Да, я знал.

Бреннус не удивился. Ривален был таким же скрытным, как и его богиня.

Есть что-то ещё? спросил Ривален.

Бреннус помешкал, взял себя в руки и нырнул с головой.

Только Избранный Маска может испить из Чёрной Чаши. Любой другой умрёт. Этот артефакт священен для повелителя теней.

Молчание. Так Ривален этого не знал.

Бреннус ощутил злость Ривалена. И он его понимал. Еретик Шар угрожал их планам на Сембию. И чтобы помешать ему, похоже, что им придётся просить помощи у врага, врага, который выиграет от такой сделки.

Эревис Кейл, сказал Ривален горячими от ярости словами.

Похоже на то. Поскольку Кессон Рел украл часть божественной силы Маска, она не принадлежит ему. После его смерти, предположительно, она перейдёт к Избранному Маска, который испил из Чаши.

Мы не можем этого допустить, сказал Ривален.

Согласен, ответил Бреннус.

Спустя какое-то время Ривален сказал:

Я договорюсь о помощи Эревиса Кейла. А пока у меня есть для тебя новая задача, Бреннус.

Бреннус ждал.

Когда после смерти Кессона Рела освободится сила, я хочу её получить.

Гомункулы на плечах Бреннуса вздрогнули, наклонились вперёд и посмотрели друг на друга вдоль лица хозяина.

Вокруг Бреннуса всколыхнулись тени.

Ты хочешь эту силу?

Да. Или я хочу, чтобы она была уничтожена, хотя, думаю, скорее всего это невозможно.

Его всевышество об этом знает?

Молчание Ривалена послужило достаточно красноречивым ответом.

Бреннус сложил то, что он узнал от Мефистофеля и то, что Ривален рассказал ему о Кессоне Реле.

Ривален, прорицания утверждают, что божественную силу может забрать у Кессона только Избранный Маска. Если ты…

Мне нужно, чтобы ты нашел способ, Бреннус.

Ривален…

Мы должны убить Кессона Рела, чтобы остановить Бурю Теней, но нельзя позволить, чтобы его место занял Эревис Кейл.

Правда.

Есть способ. Должен быть. Найди его. Какими бы методами ты не воспользовался, используй их ещё раз.

Гомункулы пискнули и нырнули под его плащ. Бреннус покачал головой, вспоминая силу и величие архидьявола. Мысль о новой встрече его не обрадовала.

Ты не знаешь, о чём просишь, отправил брату Бреннус.

Ты видишь другой вариант?

Бреннус покачал головой.

Нет.

Ты узнал, что храм на краю ничто скоро будет уничтожен. У нас мало времени.

Да.

Тогда я буду ожидать скорого сообщения о твоём успехе. Я не забуду твою помощь в этом деле, Бреннус.

Связь затихла, оставив Бреннуса наедине с гомункулами и своими мыслями. Уставший, он решил перекусить. Он шагнул сквозь тени в столовую и нашёл там ожидающее его блюдо из грибов и тушёной говядины. Простая магия сохранила его горячим. Гомункулы спрыгнули со своего насеста и нависли над грибами, вдыхая аромат. Они не нуждались в еде, но любили услаждать свои чувства.

Неяркие сияющие сферы окутывали стол слабым зелёным светом. Густые тени лениво вились в воздухе. Умирающий огонь в большом камине выплюнул последние искры. Над очагом висел в раме портрет его матери, принявшей строгую позу. Он любил этот портрет; смеющиеся глаза и мягкая улыбка в точности передавали её характер.

Она стояла в длинном жёлтом платье, положив руку на спинку кресла. Её тёмные волосы, собранные в узел и подвязанные серебряной нитью с алмазами, заметно контрастировали с бледной кожей. На шее висело алмазное ожерелье — не та гранатовая цепочка, что лежала у Бреннуса в кармане, камнем лежала у него на душе. Портрет был сделан до того, как анклав шейдов сбежал от Глупости Карсуса на план Тени, до того, как Бреннус оставил создание конструктов ради прорицания. Если бы мать выжила, его жизнь была бы совсем другой.

Разыскать убийцу — его долг перед матерью. Если он узнал, как убить бога, наверняка сможет узнать и это. Он должен это узнать. Мефистофель знал имя убийцы. Или притворялся, что знает.

Он взял кубок ночного вина, выпил, но едва ощутил вкус. Бреннус поднял кубок к лицу, тени кружились вокруг, и принялся разглядывать его, пока думал. Его мысли обратились к Чёрной Чаше, и он попытался разобраться в событиях и их значении. Но происходящее было запутанным, тёмным. Он не мог просчитать эндшпиль.

— Бреннус.

Голос напугал его. Гомункулы ахнули, оторвали глаза от грибов, которые держали в руках. С Бреннуса потекли тени.

Из мрака в противоположном конце стола возник его отец, его всевышество Теламонт Тантул. На тёмном пятне лица сияли его платиновые глаза. Тени в комнате слетелись к нему, как железная стружка — к магниту. Теламонт скользнул вперёд, его ноги было не различить в облаке теней, что сопровождало его движения.

Бреннус вскочил со стула, ударился о стол, перевернул вино и напугал гомункулов.

— Ваше всевышество. Это редкая радость.

Его отец практически не покидал дворца. Заговоры и контрзаговоры, и тихая, не стихающая магическая война с Избранным Мистры отнимали всё его время.

— Давно мы не разделяли трапезу, Бреннус, — сказал его всевышество. Глубокий голос отца был сильнее всего похож на голос Ривалена среди всех принцев. Они были похожи во многом.

— Пожалуйста, садитесь, — сказал Бреннус, указывая на кресло напротив.

Вместо этого его всевышество остановился перед камином, разглядывая портрет жены. Тени вокруг него почернели, потянулись, чтобы погладить портрет. Сияющие сферы поблекли ещё больше.

Голос справа от Бреннуса произнёс:

— Леди Алашар была необыкновенной женщиной.

Из темноты выступил Хадрун, главный советник его всевышества. В обеих руках он держал тёмный посох, а вокруг вышитых на его мантии рун плясали тени.

— Хадрун, — сказал Бреннус, не в силах скрыть неприязнь в голосе. Его гомункулы показали советнику неприличные жесты. Хадрун не подал виду, что что-то заметил.

— Принц Бреннус, — сказал советник, наклонив голову.

Бреннус подчёркнуто не предложил советнику сесть.

Его всевышество отвернулся от портрета. В глазах на его узком лице виднелась печаль. Бреннусу редко доводилось такое видеть.

— Она была не просто необыкновенной, Хадрун. Она была моей жизнью.

— Конечно, ваше всевышество, — ответил Хадрун, склонив голову.

— Я часто думаю о матери, — сказал Бреннус.

При его словах Теламонт и Хадрун переглянулись. Оба подошли к нему, и Бреннус не смог отогнать чувство, что вокруг него сжимаются стены.

— Тебе интересно, зачем мы пришли, — сказал его всевышество, будто прочитав мысли сына.

Гомункулы синхронно кивнули.

— Да, — ответил Бреннус. — Это непохоже на простой светский визит.

Его всевышество встал с другой стороны стола напротив Бреннуса, портрет жены виднелся над его плечом. Хадрун остановился во главе стола, его взгляд переходил от его всевышества к Бреннусу.

— Ты обсуждал с принцем Риваленом способ, которым можно убить Кессона Рела и забрать его божественную силу, — сказал Теламонт.

Бреннус не слишком удивился, что отец знал о его разговоре с братом. Его всевышество, в конце концов, был его всевышеством. Но тени и пот всё равно обильно струились по его коже. Гомункулы стояли на столе неподвижно, как статуи, держа на весу грибы.

— Да, — признал Бреннус и рассказал всё, что знал. — Судя по всему, освобожденную силу может забрать лишь Избранный Маска, но Ривален хочет взять её себе. Я должен найти способ это осуществить.

Бреннус ожидал, что его всевышество продемонстрирует гнев, или хотя бы беспокойство, из-за того, что Ривален захотел присвоить божественность себе. Но Теламонт казался безмятежым.

— Ваше всевышество, это возможно? — спросил Бреннус.

— Я считаю, что да, но вскоре мы узнаем наверняка. Ты должен вернуться в свою палату призыва и снова вызвать Мефистофеля.

И снова Бреннуса не удивила глубина познаний его отца. Он хотел было спросить, почему его всевышество не призовёт архидьявола сам, но угадал ответ, не успев озвучить вопрос — Мефистофель ответит Бреннусу, но может не захотеть отозваться на призыв его всевышества.

— Пойдём, — сказал Теламонт. — Давайте зададим владыке Кании второй вопрос.