Царь нигилистов 5

Глава 25

После встречи на вокзале пошли в церковь на службу, и папа́ ни словом не коснулся организации школ. А потом он удалился в свой кабинет с военным министром Сухозанетом.

Ну, и слава Богу!

А Саша поехал в Михайловский дворец в сопровождении Гогеля и камердинера Кошева.

Народу у флигеля собралось раза в два больше, чем в прошлое воскресенье, когда открывали школу Магницкого: под сотню человек.

Учебных пособий не хватало с вероятностью 100%.

Публика (если её можно так назвать) была разношёрстной. По возрасту лет от десяти до сорока. Некоторые бородаты и усаты. В картузах, поддевках или зипунах, холщовых штанах и лаптях. Сапоги — редкость.

Потенциальные ученики сняли картузы и поклонились в пояс.

Запах от толпы шёл не аристократический. Более того, многие сжимали двумя пальцами дымящиеся папироски.

Саша поднял руку и громко сказал.

— Дорогие мои! Прошу не курить! Моя тётя, которая отдала нам этот флигель под школу, если почувствует запах табаку, всех нас без разговоров выгонит в шею.

К его удовлетворению папироски были потушены, правда, окурки брошены на землю и раздавлены лаптями.

Ладно, может не заметят.

Кропоткин с пажами был здесь. Саша обнялся с будущим анархистом, с остальными ограничился рукопожатиями.

— Надо учебники докупать, — сказал Саша.

Присутствующих попросили поднять руки и пересчитали по головам. Кошеву и денщику Кропоткина выдали учебники (в качестве образца) и оставшиеся деньги и отправили к Вольфу с наказом купить 70 комплектов.

На этом деньги кончились.

Саша очень надеялся, что магазин Маврикия Осиповича открыт по воскресеньям.

Зато преподавателей хватало. Саша решил разбить присутствующих на четыре класса. Как раз столько комнат было выделено под школу Магницкого во флигеле.

В толпе стояла девочка лет пятнадцати одетая, как крестьянка: в длинную юбку, поддевку, лапти и белый платок. Довольно милая, с большими глазами и свежим лицом. С ней был мальчик помладше с задорным взглядом, в штопанном зипуне и совершенно драных лаптях: сквозь дыру проглядывала не слишком чистая кожа большого пальца.

Девочка заметила на себе княжеский взгляд, зарделась и на всякий случай ещё раз поклонилась в пояс.

— Подойдите! — сказал Саша.

И тут же засомневался в выбранной интонации: «Не слишком ли по-барски звучит?»

Девочка взяла за руку мальчика, и они подошли.

— Здорово, что вы здесь! — сказал Саша девчушке. — Как вас зовут?

— Меня Настей, — бойко сказала девочка, — а это мой брат Ваня.

Хорошо, что брат. Мог оказаться мужем. Учитывая местные традиционные ценности и национальные скрепы.

Она улыбнулась, и на щеках появились ямочки.

— Я с братом посижу? — спросила она. — Я не буду мешать. Мы на «Веретене» работаем.

— Где? — переспросил Саша. — На «Веретене»?

— Это бумагопрядильная фабрика, — подсказал Гогель.

— Да, — кивнула девочка. — Помогаем ткачам, корзины с пряжей подносим.

— А откуда про школу узнали? — спросил Саша.

— У меня старший брат на механическом заводе работает, — объяснила Настя, — паровозы делает. Он и сказал, чтобы я Ваню сюда привела.

— А сам что не пришёл? — спросил Саша.

— Некогда ему, семейный он.

— Ладно, — сказал Саша, — пусть приходит, как будет время. А просто так сидеть у нас нельзя. Только учиться.

— А можно? — спросила девочка.

— Конечно.

Саша выдал ей и брату Ване по пособию Главинского, Азбуке с картинками, перу с чернильницей и прописям.

Обернулся к Гогелю.

— Григорий Фёдорович, не могли бы вы одолжить мне до вечера 10 рублей?

Гогель с готовностью достал кошелёк и вытащил ассигнацию.

Саша взял и отдал Насте.

— Купите брату сапоги, а то октябрь уже. Не приведи Господи простудится.

Взял Настю за руку и повёл ко входу.

Крикнул остальным:

— Пойдёмте!

Рука его, коснувшаяся девичьей ладошки, была, как и положено, в перчатке, но организм вспомнил, что ему уже четырнадцать с половиной. Это было некоторой неожиданностью. До сих пор на всех представительниц низших сословий Саша реагировал примерно, как дон Румата на дону Окану.

Но от Насти пахло, кажется, ромашками.

Этого ещё не хватало! «У стен дворца она пасла гусей…»

Вряд ли это вариант «барышня-крестьянка», но вариант «бедная Лиза» его тоже не очень устраивал. Он живо представил себе статью в «Колоколе» под названием: «Великий князь Александр Александрович заманил бедную девушку в свою воскресную школу и соблазнил её».

«Наше всё» мог себе позволить переспать со всеми пейзанками в своём имении, а он — уже вряд ли. Колесо времени со скрипом повернулось и остановилось под лозунгом: «Простолюдины тоже люди».

Они вошли в класс, и он отпустил её руку. Пожалуй, с облегчением.

Настя с братом села на первом ряду и смотрела на Сашу, как на икону Спасителя. Глаза у неё были серые, как у Жуковской. Из-под платка выбилась светлая прядь.

Саша пошёл инспектировать классы на предмет всем ли хватило мест и несколько отвлёкся.

Хватило, но впритык. Зато учителей иногда по двое на класс.

Саша взял себе в напарники Кропоткина.

Сел за учительский стол и открыл Главинского. Пропустил «Молитву перед учением» и сразу начал с гласных.

— Петь, у тебя почерк нормальный? — тихо спросил Саша.

— Ну, так…

— Можешь «А» на доске написать?

Кропоткин взял мел и написал довольно приличную «А».

— Это буква «А», — прокомментировал Саша, — давайте произнесём её все вместе.

И класс повторил.

— Теперь откройте ваши «Азбуки» (это которые тоненькие с картинками). На первой странице там та же буква. А птица — аист. Она с этой буквы начинается. Давайте повторим ещё раз.

Это всё был чистый экспромт, но народ внимал и послушно делал всё, что говорили.

Проблема заключалась в том, что в «Азбуке» буквы шли по алфавиту, а у Главинского сначала «А», «Э» и «О». Но Саша придумал выход: сначала писать нужную букву на доске, а потом искать её в «Азбуке». Под рассказы о животных на картинках.

Где-то на середине урока до Саши дошло, что в обоих пособиях отсутствует буква «ё», хотя он смутно помнил, что её ввела, вроде, княгиня Дашкова и начал употреблять Карамзин. Впрочем, Саша предпочитал писать без неё, что ни Грота, ни Эвальда не напрягало.

У Главинского, в отличие от «Азбуки» не было и «и краткого».

После чтения перешли к письму, объяснили, как держать перо, и наблюдали как великовозрастная публика, чуть не высунув языки, выводит палочки и крючочки, покрывая страницы слоем клякс. Хорошо, что тетрадей купили много.

Кропоткин солидно ходил по классу и любовался результатами.

С арифметикой пошло лучше, ибо все деньги в своей жизни считали так что помнили, как пишутся первые пять цифр. Саша затосковал по счётным палочкам, зато вспомнил, откуда взялись двенадцатиричная и шестидесятиричная системы и научил публику считать по фалангам пальцев.

В общем, оттрубили три часа.

Саша пригласил учеников приходить в следующий раз, отпустил всех по домам, а потом ещё час пажи обсуждали преподавательские методики и делились опытом.

— Ну, к следующему разу часть народа отвалится, — предположил Саша, — будет посвободнее и работать легче.

— И тогда царевич взял меня за руку и повёл в класс, — говорила Настя, сидя на завалинке у деревянного барака рабочего общежития фабрики «Веретено».

— А он красивый? — спросила подруга Глаша.

— Спрашиваешь! — хмыкнула Настя. — Царевич же! Курносый, правда. Но, как улыбнётся: что твоё солнышко. И шнуры у него на мундире золотые, так и сияют. И здоровый, на голову выше меня.

— Да ты влюбилась никак?

Настя вздохнула.

— С ума-то не сходи! — одёрнула Глаша, — не ровня он тебе. А потом в петлю полезешь.

— Уж и помечтать нельзя! А вам завидно! Представляете, у него денщик — генерал. И он генералу своему приказывает: дай этой девице 10 рублей — пусть брату своему сапоги купит.

— И дал?

— А то! Только не хочу я Ваньке сапоги покупать, скрадут ведь. Лучше по лаптям нам обоим.

— И то верно, — согласилась Глаша. — Поберечь лучше. Ты теперь девка богатая.

— Вы только не болтайте об этом, — попросила Настя.

— Могила, — пообещала Глаша. — Ты книги-то тоже побереги.

— Да, кому они нужны! Не сапоги же!

— Так продать можно, — заметила Глаша.

— Эти дорого не продашь, — возразила Настя. — Ванька сейчас с ними.

— А второй-то, говоришь, тоже князь? — поинтересовалась Глаша.

— Точно, князь, друг царевича. Только он себя князем называть не велит, а велит Петром Алексеевичем.

— Тоже красавец?

— А то! Князь же.

— Учеба-то трудная? — спросила девушка постарше по имени Таня.

— Да, нет, — улыбнулась Настя. — Буквы запоминать. Представляете, есть такая птица аист, у ляхов живет. Гнёзда вьёт на трубах. И начинается на букву «А».

Саша вернулся как раз к семейному ужину.

Вся семья, как обычно, собралась в купольной столовой.

Присутствовал даже Никса, который в последнее время часто пропадал на взрослых балах и мажорских тусовках с куревом и шампанским.

— Что за затея с воскресными школами? — спросил папа́.

Саша рассказал предысторию с письмом Пирогова и последующие события.

— Значит это правда? — вздохнул царь.

— Что-то не так? — поинтересовался Саша.

— Я понимаю твоё желание заняться благотворительностью и помочь народному образованию, но что за странная идея самому там преподавать?

— Что же тут странного? — удивился Саша. — Наполеон сам водил солдат в атаку.

— Интересные у тебя примеры для подражания, — заметил папа. — И аристократов на фонари.

— Причем тут это! — возразил Саша. — Когда император сам ведет армию, иногда неплохо получается.

— Это не война!

— Ликвидация безграмотности — наше главное сражение.

Папа вздохнул.

— За мной люди идут, — добавил Саша. — Десять пажей в качестве учителей и под сотню учеников. Я и не надеялся на такой интерес. Значит, это действительно актуально, и мы делаем то, что нужно.

— Они приходят поглазеть на великого князя, — заметил папа́.

Никса усмехнулся.

— Очень хорошо, — сказал Саша, — пусть глазеют, если заодно буквы выучат.

— Хорошо? — переспросил папа́. — Саша, зачем им буквы? Ещё вольнодумство какое-нибудь вычитают и не поймут там ничего.

— Потому что неграмотные армии доживают последние десятилетия, — сказал Саша, — ещё немного и они начнут проигрывать войны. Ликвидация безграмотности — это не моя прихоть, это условие выживания страны.

— Ты преувеличиваешь, — поморщился царь. — Но даже если в этом есть доля правды, тебе не обязательно работать учителем. Это совершенно не соответствует твоему статусу. Организуй, находи преподавателей. Ничего не имею против.

— Если ты мне запретишь там преподавать, то и моим пажам отцы тоже запретят, и дело рухнет.

— Не рухнет, — сказал царь. — Ты им не равен. В общем, я не хочу больше слышать о том, что ты сам учишь рабочих.

— Я им обещал, — возразил Саша, — я не могу нарушить слово.

— Мою волю — тем более.

— Вот именно, — сказала Саша, — в такой ситуации самураи вспарывают себе живот.

Царь хмыкнул.

— Ну, ну!

Никса посмотрел обеспокоенно.

— Саша, но ведь отец прав, — вмешалась мама́. — Ты большего добьёшься, если сосредоточишься на организации школ.

— Твоя мать тоже открывает женские гимназии, но ей не пришло в голову идти туда учительницей! — заметил царь.

— Интересная идея, — оценил Саша. — Пошло бы быстрее.

Отец только покачал головой.

— Мне рассказывали, что император Александр Павлович сам принимал экзамены в Пажеском корпусе, — сказал Саша.

— У тебя не Пажеский корпус! — буркнул папа́.

— Мне кажется не будет ничего страшного, если Саша будет принимать экзамены, — сказала мама́.

— Да, — кивнул Саша. — Мне нужно иногда вмешиваться в процесс, сидеть на уроках, смотреть, чему там учат пажи, и нет ли какого вольнодумства.

— О, да! — хмыкнул царь. — Если вдруг нет — то ты добавишь.

— Даже не собираюсь, — возразил Саша, — совершенная пастораль, исключительно про птичек и зверушек. Аисты вьют гнёзда на крышах и начинаются на «А», утка плавает в пруду и начинается на «У». Никакой политологии!

— Политической науки? — переспросил царь. — Этого ещё не хватало!

— Боже упаси, — сказал Саша. — Всё совершенно невинно.

— И без Закона Божьего, — заметил папа́. — И без молитв!

Саша оценил степень осведомленности. Кто донёс?

— Молитвы сложны, — заметил Саша. — Моим рабочим хоть буквы выучить. В пособии Главинского большая часть молитв на церковнославянском. Для учеников это не то, что трудно, это неприподъёмно. Я давно говорил, что канон надо на русский переводить.

— В Школе Магницкого у тебя тоже нет Закона Божьего, — сказал папа́. — Они неграмотные?

— Они-то грамотные, конечно, — согласился Саша. — Но мне казалось, что Закон Божий — это для начальной школы. Зачем он в старших классах?

— Тебе его преподают, — возразил папа́, — и Никсе — тоже. Мог бы понять, что он нужен.

— У нас особый статус, — сказал Саша.

— Закон Божий должен быть, — разделяя слова сказал царь. — А то в гостиных болтают, что мой сын основал совершенно атеистическое учебное заведение.

— Да? — удивился Саша. — Их так волнует школа на 10 человек?

— Их волнует школа, основанная великим князем.

— Саша, — вмешалась мама́, — тебе просто надо добавить Закон Божий. Давай я с Рождественским поговорю.

— Хорошо, — смирился Саша.

И подумал, что богословие в духе Лейбница может и зайдёт любителям задачек от Остроградского.

Сочтя, что взаимоприемлемый компромисс найден, папа́ перевёл разговор на другую тему.

— А кто такой Кропоткин? — спросил он.

— Очень хороший мальчик, — вступилась мама́, — воспитанник четвёртого класса Пажеского корпуса и второй год лучший ученик. Из древнего княжеского рода. Его совершенно не в чем упрекнуть.

— И может наизусть цитировать целые страницы из «Фауста» в оригинале, — добавил Саша.

— Саша, — обратилась мама́ к царю. — Ты его видел у нас на Больших выходах. Очень приятный, воспитанный юноша. Наконец-то Саша нашёл себе друга примерно своего возраста из хорошей семьи.

— А, — сказал папа́, — ну, ладно. Теперь о более приятных вещах. Саша, я приказал выписать вам с Якоби по 10 тысяч рублей серебром из казны за изобретение радио.

— Вот это да! — воскликнул Саша.

И понял, что чёрт с ним, с Законом Божьим!

— Только у нас сейчас банковый кризис, — добавил царь, — так что можем выплатить либо серебром примерно к Рождеству, либо сейчас пятипроцентными облигациями.

— Серебром, — сказал Саша, — я подожду, у меня пока есть.

— А Якоби согласился на облигации, — заметил папа́.

— Он бедный русский учёный, — посочувствовал Саша. — Кстати, он сделал связь с Москвой? А то от меня же всё засекретили.

— С Москвой? — переспросил папа́.

— Да, я ему объяснил, как. Но не уверен, что сработает.

— Я пока об этом не знаю, — сказал царь. — Ты думаешь, это возможно?

— Я уже говорил, что ограничений по расстоянию нет, — заметил Саша, — всё зависит от размера антенны, высоты, на которой она расположена, и мощности источника. Но надо экспериментировать. Может быть, начать с Великого Новгорода, Малой Вишеры или Твери.

— Денег нет, — прямо признался царь.

— Там нужно две с половиной копейки, — сказал Саша. — Я, наверное, столько найду. Только мне нужен допуск к проекту.

— Хорошо, — кивнул царь. — Надеюсь на твою скромность.

— С финансами совсем плохая ситуация? — поинтересовался Саша.

— Да, — вздохнул папа́.

— А можно с цифрами? Я с цифрами лучше понимаю.

— В банках примерно в десять раз меньше рублей, чем могут потребовать вкладчики, — раздражённо объяснил царь. — Теперь понятно?

— Почти, — невозмутимо сказал Саша. — А бюджетный дефицит?

— Двадцать четыре миллиона.

— А внешний долг?

— Больше миллиарда, — вздохнул папа́.

— Теперь понятно, — усмехнулся Саша.

— Ты ещё смеёшься!

— Папа́, у меня есть одна идея.

— Ты нашёл философский камень?

— Не совсем, — проговорил Саша. — И я не знаю, есть ли там 24 миллиона.

— Да? — спросил царь. — Говори!