Царь нигилистов 5

Глава 7

Саша улыбнулся и пожал плечами.

— Наверное, во сне. Но мне нравится.

— Да, «Лоэнгрин» несколько лучше, — примирительно заметил дядя Костя.

И продолжил рассказ о Германии: Гамбург, Лейпциг и Альтенбург. Потом Веймер, Дармштадт…

И всюду по чугунке.

— То есть все немецкие города уже соединены сетью железных дорог? — спросил Саша.

— Большая часть, — кивнул Константин Николаевич.

— А у нас только Петербург с Москвой?

— Саша, Россия несколько больше, — заметил царь.

— То есть Николаевская дорога длиннее всей немецкой сети? — спросил Саша.

— Нет, — признал дядя Костя. — Но даже эту дорогу не хотели строить, пока папа́, твой дедушка, не решил, что дороге быть.

— Теперь есть Главное общество железных дорог, — сказал царь, — построим.

— А что ты думаешь о чугунке? — спросил Сашу Константин Николаевич. — Может, во сне что-то видел?

— Видел, — серьёзно проговорил Саша. — Пока нет самолётов, это лучшее, что можно придумать. Ещё века полтора будет более, чем актуально.

— Чего нет? — переспросил Александр Николаевич. — Самолётов?

— Летательных аппаратов тяжелее воздуха, — отчеканил Саша. — Помните бумажные самолётики, которые я подарил Никсе? Можно построить огромные летающие машины на том же принципе.

— Ты знаешь принцип? — спросил дядя Костя.

— Да, — кивнул Саша. — Закон Бернулли. Восемнадцатый век, по-моему. Чем больше скорость течения, тем ниже давление. Поэтому если скорость движения воздуха над крылом больше, чем под крылом, возникнет подъёмная сила, которая будет поднимать самолёт.

— Как это возможно? — спросил Константин Николаевич.

— Очень просто, — сказал Саша. — За одинаковое время воздух над крылом должен проходить большее расстояние, чем под крылом. Для этого крыло надо сделать выпуклым сверху.

— По-моему, это к Якоби, — заметил царь.

— Борис Семёнович — электротехник, — сказал Саша. — Здесь нужен специалист по аэродинамике и хороший математик, который рассчитает профиль крыла.

— Тогда к Остроградскому, — предположил папа́.

— Буду рад, если Михаил Васильевич за это возьмётся, — сказал Саша. — Я ему напишу?

— Пиши.

— Хорошо, тем более, что мне бы не хотелось загружать Бориса Семёновича ещё и этим.

— Вы ещё что-то затеяли? — спросил царь.

— Да, дело в том, что гальванические батареи дороги. Есть более дешёвый способ получения электричества: с помощью электрогенераторов. Якоби — изобретатель одного из них. Но генераторы несовершенны. Я подал Борису Семёновичу несколько идей, он обещал проверить. Если это сработает, думаю, надо строить электростанцию, которая будет снабжать электричеством телефоны и, возможно, городское освещение.

— Электрическое освещение? — переспросил царь.

— Да. Якоби мне рассказал про трубки Гейслера, которые светятся при пропускании тока. Думаю, они нуждаются в усовершенствовании, но у меня есть ещё несколько идей.

— Хорошо, работайте, — разрешил папа́.

А Саша поймал на себе взгляд девятилетнего Николы. Он смотрел на него примерно, как Женя Лейхтенбергская.

— Вернёмся к твоему путешествию, — обратился царь к Константину Николаевичу. — Продолжай!

— В Штутгарте меня встретила Олли, — продолжил дядя Костя. — Мы с ней смотрели наши детские альбомы.

— Помнишь тётю Олли? — спросил папа́.

Саша на минуту завис, но в памяти всплыла нарисованное Никсой родословное древо.

— Ольгу Николаевну? — спросил Саша. — Очень смутно.

Ольга Николаевна — дочь Николая Первого была супругой наследного принца Вюртенбергского Карла.

— Она несколько месяцев жила в России в год смерти твоего дедушки, — заметил царь. — Четыре года назад.

— Может быть, и узнаю, если увижу, — сказал Саша.

Дальнейшее путешествие дяди Кости по Европе напоминало тур по родственникам с семейными обедами и пышными приёмами царственных особ.

Родственники и домочадцы были примерно везде.

В Карлсруе тетка жены Константина Николаевича маркграфиня Елисавета. В Цюрихе старушка Вольф — бывшая гувернантка тёти Санни. В Женеве — Анна Фёдоровна — бывшая супруга дедова брата Константина Павловича, которая сбежала от него через три года брака и счастливо развелась с ним ещё в 20-м году.

Там же, в Женеве, обед с пятнадцатилетним двоюродным братом тёти Санни принцем Альбертом.

— Он учится в Лозанне, — сказал дядя Костя, — и мечтает служить у нас моряком.

Саша думал о том, что, чувствуя себя в Европе, как дома, в окружении родственников, трудно считать Россию, принадлежащей к другой культуре, например, азиатской или ордынской. Или полагать, что нам ближе всего Китай.

— В конце ноября мы отправились по чугунке в Савойю, — продолжил Константин Николаевич. — Чудные места. Маленький кусок чрез Францию. Встреча сардинцев. Чудные виды.

— Погоди! — остановил Саша. — Дядя Костя, Савойя — это разве не Франция или я что-то путаю? Почему «маленький кусок»?

— Пока Сардинское королевство, — объяснил Константин Николаевич. — Но по Пломбьерскому соглашению прошлого года, говорят, обещана Франции Сардинским министром Кавуром. В обмен на поддержку в войне с Австрией.

— Почему «говорят»? — спросил Саша.

— Соглашение было секретное, — улыбнулся дядя Костя. — Но недолго. Потом пошли слухи о том, что Кавур будет отдан под суд, как государственный изменник, продавший в Пломбьере Наполеону Третьему Савойю и Ниццу.

— Ницца — тоже не Франция? — спросил Саша.

— Пока Сардинское королевство, — сказал дядя Костя. — Я, кстати с ним встречался, с Кавуром…

Папа́ строго посмотрел на младшего брата, и дядя Костя осёкся.

— Отдадут французам, да, Саша? — спросил царь.

— Видимо, да, — кивнул Саша, — я думал, что это уже Франция.

— Австрийцы терпят поражение за поражением, — заметил Константин Николаевич.

И выразительно посмотрел на папа́.

— Увидим, — сказал царь.

— Потом на колёсах на верхушку Мон-Сени, — продолжил Константин Николаевич, — там чудные виды при спуске. Благополучно приехали в Сузу, где отдохнули, переоделись и позавтракали.

— Суза — это тоже Сардинское королевство? — спросил Саша.

— Да-а, — протянул Константин Николаевич. — А ты, думал Франция?

— Нет, — признался Саша. — Италия. Кажется, это на границе.

— На границе между чем и чем? — поинтересовался царь.

— Францией и Италией, — тихо сказал Саша и почувствовал, что краснеет.

— Италией… — задумчиво повторил царь.

И они с дядей Костей переглянулись.

— Саш, а столица Италии в каком городе? — поинтересовался Константин Николаевич.

— В Риме, — сказал Саша. — Где же ещё?

Царь вздохнул.

— Саша, Итальянское королевство действительно существовало при Наполеоне Первом, но столицей был Милан.

— Мне, наверное, нужен курс политической географии, — сказал Саша. — Что куда впадает я примерно помню, а политическая карта совсем другая… то есть странная… непривычная… я совсем плыву.

— Осенью, — пообещал папа́.

Шкодливый Никола, который путешествовал вместе с отцом, с усмешкой смотрел на Сашу. Куда только восторг подевался!

— Из Сузы мы поехали по чугунке в Турин, — продолжил дядя Костя. — Кариньян встретил нас на станции.

— Кариньян? — переспросил Саша.

Имя не говорило ему ровно ничего и вызывало ассоциации с сортом винограда.

— Принц Евгений Эммануил, князь ди Кариньяно, — объяснил папа, — сардинский адмирал и родственник короля Виктора-Эммануила Второго.

«Понятно, — подумал Саша, — что-то вроде дяди Кости».

— Турин — столица Сардинского королевства? — спросил он.

— Да! — обрадовался царь.

— Король ждал нас внизу у подъезда дворца, — продолжил Константин Николаевич. — Потом был обед с семьёй короля и великолепный приём. А спустя два дня мы уже простились с королём и отправились по чугунке в Геную.

— Это тоже Сардиния? — спросил Саша.

— Да, конечно, — кивнул дядя Костя, — главный порт Сардинского королевства. Наша эскадра стояла в гавани: «Ретвизан», «Полкан» и «Баян». Был большой обед с местными властями, после тотчас на корабль. Вышли в море после одиннадцати, почти ночью. Дул очень свежий норд с дождем, но в море было потише и качки никакой. Утро было хорошее и вид берегов прекрасный. В десять часов, мы уже встали на якорь в Виллафранке. Тотчас пошёл дождь.

— Виллафранка — это ещё Сардинское королевство? — полюбопытствовал Саша.

— Да, да, конечно, — улыбнулся дядя Костя. — Пьемонт. Встречать нас приехали власти и Георг Мекленбургский. Потом поехали к Кате в Ниццу, на виллу «Орестис».

Немного поднапрягшись, Саша понял, что Катя — это Екатерина Михайловна — дочка Елены Павловны, а Георг (чаще Жорж) Мекленбургский — её муж и сын герцога Мекденбург-Стрелицкого, государя очередного мелкого немецкого княжества. Жили супруги главным образом в Питере, Жорж состоял на русской службе, и Екатерину Михайловну Саша пару раз даже видел на царских выходах, но не общался, поскольку Катя русский язык знала плохо, предпочитая родной язык своей матери и мужа, который так и не удосужился выучить наречие нового отечества.

То есть в Сардинском королевстве родственники не кончились.

Что они там делали? Ну, жили. Как это периодически случалось и с бабинькой, и с тётей Мэри. Ницца, считай, русский город. Знаменитый поэт Майков, и тот здесь. Сидит на парусно-винтовом корвете «Баян» и читает дяде Косте чудные отрывки из новой поэмы «Сны». Да что, право слово делать в ноябре в Питере?

— Потом визит к королю Виртембергскому, — продолжил дядя Костя, — и длинный разговор.

Ага! Ещё один родственник. Свёкр тёти Олли, король Вильгельм Первый.

— В Ницце мы расположились в отеле «Виктория», — сказал Константин Николаевич, — совсем неплохо, в трех отличных, хотя и маленьких комнатах с чудесным видом на синее Средиземное море прямо перед нашими окнами, на которое я не мог наглядеться и наслушаться.

— О нет! — возразила тётя Санни. — Шум моря ужасно действовал мне на нервы, особенно ночью.

— Большинство людей не выносят шума волн, — примирительно сказал дядя Костя. — Что мне совершенно непонятно.

И влюблённо посмотрел на жену.

— Мы стали совершать прогулки, чтобы познакомиться со всеми чудесными видами, — продолжил Константин Николаевич. — Первый был на горе за Виллафранко, где стоит каменная скамья, откуда открывается чудесный вид на залив, такой голубой-голубой и с кораблями. Когда возвращались пешком по маленьким ужасным улицам Виллафранко, народ окружил нас толпами, меня узнали и начали расспрашивать о Маменьке.

— О бабушке? — спросил Саша.

— Да, — кивнул дядя Костя. — Она же подолгу там живёт. Это нас очень тронуло. Самую первую пешеходную прогулку я совершил к подножию Римского холма, где утесы под древними замками, которые я всегда любил и куда так часто ходил. Я наслаждался Ниццей, где всё напоминало о Мама́.

— Шестого декабря на рассвете мы снялись с якоря, — продолжил рассказ дядя Костя, — и отправились морем в Марсель.

— Марсель — хотя бы Франция? — спросил Саша.

— О, да! Марсель — Франция. Оттуда мы отправились по железной дороге в Париж. Восьмого декабря были в Тюильри. Наполеон встретил в сенях и поцеловал. С ним был довольно длинный разговор. Потом наверх к императрице Евгении. Она так же мила, как всегда.

— С Наполеоном говорили об Италии? — спросил Саша.

Константин Николаевич вопросительно посмотрел на царя.

— О войне, которая сейчас идёт, — объяснил папа́.

И кивнул дяде Косте.

— Император настаивал на нашем участии в боевых действиях против Австрии, — продолжил Константин Николаевич, — но я сказал, что России сейчас нужен покой. Он высказал мысль, что не будет ли полезна у нас война, чтобы дать другое направление народным страстям, возбужденным крестьянским вопросом.

— Только не это! — сказал Саша. — Война может вначале отвлечь внимание от внутренних проблем и вызвать патриотический угар. А потом? Если это затянется? Когда гробы пойдут?

— Мы не вступили в войну, — заметил папа́.

— Слава богу! — воскликнул Саша.

Австро-Итало-французская война началась 15 апреля по юлианскому календарю. Саша не обратил должного внимания на эту далёкую новость.

Ну, да! Он обсуждал Торквато Тассо с Жуковской. И примерно в это же время пришло известие о взятии Ведено.

Дядя Костя продолжил рассказ:

— Чтобы сломить влияние Англии, Наполеон III предлагал противопоставить ей континент единый и нераздельный, состоящий из сильной России, сильной Франции и полу сильной Пруссии со слабой Неметчиной посредине, которую мы вдвоем с Францией всегда можем заставить быть с нами заодно. Он заметил, что в ослаблении Австрии заинтересованы и Франция, и Россия, ибо «первая распространится на юге до Италии, а Россия возвратит себе историческое достояние Галицию или старое Галичское княжество».

— А зачем нужно ослаблять Англию? — спросил Саша.

— Потому что она слишком сильна, — сказал папа́. — В Европе должно быть равновесие сил.

— Как бы нам с Англией не пришлось объединяться, когда немецкие княжества сольются в единый Рейх, — заметил Саша.

— «Когда»? — переспросил царь. — Не «если»?

— «Когда», — кивнул Саша. — Думаю, это неизбежно.

— И скоро? — спросил папа́.

— Думаю, у нас лет десять-пятнадцать.

— За тобой надо записывать, — усмехнулся дядя Костя.

— Записывай, — сказал царь. — Потом посмотрим.

— Хорошо, — кивнул Константин Николаевич. — Десятого декабря в Тюильри мы простились с Наполеоном, потом был обед у Киселёва, а вечером — на чугунку.

— Графа Киселёва? — переспросил Саша. — Нашего посла во Франции?

— Да, — кивнул папа́.

— Ехали всю ночь и полдня, — продолжил дядя Костя. — Что довольно тяжело. Пили кофе в Лионе, завтракали в Авиньоне, приехали в Марсель одиннадцатого декабря в половине четвертого и на «Рюрике» отправились в Тулон. Через два дня вернулись в Виллафранку. А 17-го погрузили вещи на «Громобой» и пошли в Геную, где в королевском дворце завтракали с сардинскими господами. Потом снялись с якоря и пошли вдоль итальянского берега. Была чудесная ночь.

— На юг? — спросил Саша.

— Да, в Палермо. Были там на третий день. Я встал в 6 часов и в сумерках первый увидал мыс Монте-Пеллегрино, мыс Капо-Галло и маяк на нём, и мыс Монте-Зафферано. Все знакомые места. Жаль, что погода была серая и впечатление не то. Выехал лоцман и поставил нас в гавани фертоинг подле «Баяна».

— Фертоинг? — спросил Саша.

— На два якоря, — объяснил дядя Костя. — Тогда судно, разворачиваясь под действием ветра или течения остаётся между якорями. Было очень тесно, так что мы стояли прямо против маяка. На фрегате позавтракали и в 12 часов съехали на берег и поехали в Оливуццу. Там новые пристройки. Санни поместилась в них, а я в своих старых комнатках. Отправился тотчас в сад, по всем любимым местам.

— Ты был там раньше? — спросил Саша. — Что за Оливуцца?

— Да, — кивнул Константин Николаевич, — тринадцать лет назад, когда навещал Маменьку, твою бабушку, которая лечилась тогда в Палермо.

— Оливуцца — это пригород Палермо, — объяснил папа́, — там вилла княгини Бутеро, в девичестве Варвары Шаховской, где жила Мама́ с твоей тётей Олли.

— Там в саду растет все, что есть в Италии: олеандры, пальмы, бамбуки и густые кусты мимоз, а на клумбах — фиалки и розы, — добавила тётя Санни. — Оттуда через цветы и зеленые газоны видно маленькое возвышение со стоящим на нем небольшим храмом, а по правую руку синеет море.

— И любимая скамейка Мама́ по-прежнему стоит под кипарисом, — добавил дядя Костя. — Хотя сад значительно улучшился. В Палермо мы встретили и Рождество, и Новый год, и Крещение.

— А 2 февраля мне исполнилось 9 лет, — встрял Никола.

— Да, — кивнул дядя Костя. — Была обедня на «Громобое». Там же позавтракали и отправились на террасу маяка смотреть съемку с якоря «Палкана» и «Медведя». В начале февраля сицилийцы вдруг взбеленились, что у нас слишком много судов, так что «Медведя» и «Палкана» пришлось отослать в Мессину.

— А вечером был фейерверк, — добавил Никола.

Кораблей Саша насчитал по названиям восемь и не был уверен, что это все: «Медведь», «Палкан», «Ретвизан», «Рюрик», «Громобой», «Баян», «Синоп», который дядя Костя «навещал» в Мессине, и «Цесаревич», который ждал на Мальте. «Я список кораблей прочёл до середины». И подумал, что Герцен до сих пор не тиснул про дядю Костю статейку в раздел «Августейшие путешественники» только из уважения к его прогрессивным взглядам. А, если бы где-нибудь, скажем, в Париже нашлась консервативная вольная русская типография, дяде Косте бы мало не показалось. «Великий князь Константин Николаевич на восьми кораблях осматривал достопримечательности».

Бедных сицилийцев можно было понять. Приезжает русский великий князь любоваться красотами и тащит с собой целую вооруженную до зубов эскадру. Нет, он, конечно, вежлив, обходителен, хорошо говорит по-французски, но всё же дискомфортно как-то, да и гавань тесная.

— Тогда уже все говорили о войне, — заметил Константин Николаевич, — но думали, что она начнётся в марте. Скоро мы ушли в Мессину, надеялись застать карнавал. Маски были на улицах, но глупо и не живо. Снялись с якоря и пошли в Сиракузы.

В Сиракузах Константин Николаевич работал туристом вполне в стиле 21-го века. А в начале марта вместе с эскадрой вошёл в Неаполитанский залив.

— Была чудная погода и чудный вид. В 4 часа встали на якорь в военной гавани. Саш, а Неаполь в какой стране?