Чарли-Чарли-Браво

ВИНОВАТА ВЕСНА

Помню, что это было в марте. Коты не орали, но калифорнийские каланы резвились вовсю, нежно обнимаясь с поднятыми со дна камнями. Грустно было глядеть на морских бобров, лежащих на спине в теплой воде с булыжниками на пузах и работающих волосатыми лапами вверх-вниз, сладостно прикрывая глаза. Было искушение поймать одного из них, чтобы избавиться от упрямо лезущих в голову весенних мыслей, обостренных четырехмесячным пребыванием в море, но вспоминалось старое флотское предание: «Не брать на борт корабля зайцев, поросят и других покрытых шерстью животных, а также священников и женщин, особенно рыжих девственниц, отличающихся дурным глазом».

Так и не стали брать калана, а женщину взять на борт все же пришлось. Рыжую. Когда пресная вода стала подаваться в бачки в каютах все реже и реже, командир вызвал к себе механика и сказал:

— Иваныч, пора заправляться!

— Пора! — сказал Иваныч и ушел в запой.

Командира это не смутило, ибо, когда механик впадал в легкий делириум, его БЧ-5 работала еще эффективнее — будучи пьяным до тременса, дядя Миша становился настолько бдительным, что для контроля мог и в фекальную цистерну сам залезть. Говорят, что даже без противогаза.

Там о весне и ее влиянии на организм как-то не думается, да и мозги прочищаются лучше, чем нашатырем, — главное не дышать. Ну, не более одного вздоха и наверх! Два вздоха — потеря сознания, три — конвульсии и пена изо рта. Так и было однажды: залез матрос без противогаза цистерну чистить да и упал подкошенный, за ним мичман залез в противогазе — снял с себя маску, натянул на матроса и вытащил его, но сам упал рядом, исполняя танец чилийских пастухов, лежа на спине.

Вот что бы мы делали без питерских? А? Без этих алкашей?! Пришел наш док Гена, посмотрел на танцующую зеленую пару чечеточников и спас. Благо что сварочный баллон с кислородом был рядом — надулись как шарики, но порозовели. Слава питерским докторам, лечащим нас! Прозит!

— Николай Прокопович, получена телеграмма от танкера, — сказал старпом.

— Добро, поехали! Ложимся на курс 210,— ответил командир, с сожалением глядя на зеркало Калифорнийского залива, от которого предстояло отскочить на 200 миль, — Дай танкеру «шэ-дэ»[54] в мексиканской экономической зоне. Так мы время и топливо сэкономим.

А почему ж нет?! Кораблей ВМС или Береговой охраны Мексики мы там сроду не видывали — в их водах что топливо качай, что выкачивай — все одно.

Известие о предстоящей заправке экипаж всколыхнуло: все начали доставать пустую посуду и становиться в очередь у каюты старпома для получения давно положенной гидрозарплаты. Получив, вдохновленно стали ожидать от встречи с танкером: а) получения писем из дому, б) свежей картошки, лука, яблок, молока и апельсинов, в) небескорыстного пьянства с гражданскими моряками.

И далее по списку. Все «пришили пуговички ко лбу, пристегнули к ним закатанные губы» и получили все, но наоборот: х) письма из дому, е) кормовые фрукты-овощи, используемые мексиканцами для кормления местных ослов, р) заправку кильватерным способом без долгожданной швартовки борт о борт. И далее по списку.

— Ходовой, «Волге»[55]. Наблюдаю цель по пеленгу 170, дальность 15. Похоже, что лежит в дрейфе.

— Ходовой, сигнальщику. Вижу наш танкер прямо по курсу!

Вот и он, ржавая калоша, валяется «Ванькой с Танькой», обнажая заросшее ракушками днище, то есть занимается любимым делом водо- и жидковозов — кобылу целовать и жену запрягать. Чужую. Ибо состояние танкера соответствовало беспробудному пьянству экипажа, затарившегося дешевым мексиканским спиртом, пробы с которого к моменту встречи с нами снимались уже третьи сутки.

— «Новозалетск», ответь «бугелю»[56]! — зашипел голос старпома на 16-м канале.

И это «ответь» летало над тихим Тихим океаном, отражая эхо «еть-еть-еть» от Луны, еще долгие 30 минут.

— Механики, подать воздух на тифон[57]! — заволновался командир, забыв оставить недокуренную беломорину старпому Смотрящие бакланами на бычок вахтенный офицер и рулевой нервно сглотнули. А там, на танкере, курева было полно и дешево — всего стакан шила за пачку «Мальборо»!

— Ууу-ааа! — заорал тифон, услышанный китами, но не танкером.

— Тащ, у них на мостике… пусто! — ошалело доложил сигнальщик.

— Ууу-ааа-ххх! — орал теряющий голос ти-фон. — Ххх! Ххх! — осип он через полчаса.

— Тащ, на шкафут танкера кто-то вывалился! — крикнул сигнальщик, преданно глядя на дымящуюся самокрутку старшего помощника.

— Вахтенный, дать сигнальную ракету! — рявкнул СПК, оставляя покурить рулевому.

— Ракета тоже сигнальная, как и я, но дымит! — грустно подумал матрос о сигарете, и его острые глаза затупились.

— Ушел, гад! Слил за борт и ушел! Николай Прокопович, может, из пушки очередь дадим? — обессилил старший помощник. В глазах командира появилось сомнение…

— «Бугель», я «Новозалетск». К передаче топлива пока не готов. Есть проблема — пришлите катер, — густо дохнул перегаром 16-й канал радиостанции.

На переговоры уехали старпом и механик, так как первому пить было нельзя, а второму — полезно. Катер возвратился без них и без писем, но забитый доверху долгожданными витаминами. Вскоре командир лично раздавал по два апельсина, четыре яблока и пачке молока каждому члену экипажа. Я помню, что пил молоко из этого 300-граммового пакета два дня. Разбавлял водой и пил, разбавлял и пил, пока не понял, что пью чистую воду. Апельсины мы с соседом по каюте заперли в сейф — их должно было хватить на месяц, а их корки вообще бессрочны. Что им в спирте сделается?

Потом прозвучала команда убрать личный состав с верхней палубы, и пришел вельбот с танкера: в нем лежал механик, а на нем сидел старший помощник, понурив голову. Оказалось, что ему пить тоже можно и полезно.

Пока замполит дезактивировал переговорщиков, на танкер уехал командир. Гостил недолго — всего четыре часа. И опять была команда убрать личный состав с палубы, и пришел катер, и было нам видение: сидит в нем как дед Мороз наш Прокопыч с красным носом, а о его правую руку Снегурочка. Рыжая!

— Ййо..?! — вопиюще проговорился замполит.

— Нет, — ответил кэп, — Лечить буду! Начмеда ко мне!

Прибывший Гена на красноглазого командира дышал смело. Так же смело доложил о готовности провести операцию без дополнительной дезинфекции. Дезинфекцию Гена провел ранее, уединившись с механиком, но ему потребовались сутки, чтобы унять вибрацию в руках, и еще час, чтобы изучить по учебнику предстоящую операцию.

— Гена, что резать будешь? — спрашивали мы.

— Врачебная тайна! Могут у гинеколога быть тайны? — отвечал лукавый док.

А пока Прокопыч лично отвел девицу-буфет-чицу, которую мы даже не успели рассмотреть, в лазарет, запер на амбарный замок и выставил у двери вахтенного — невинного молодого парубка из Киевской школы мичманов.

— Товарищи офицеры, если кто, Ъ, вдруг, Ъ, я, Ъ, тому, ЪЪЪЪ! — порадовал нас командир в кают-компании. Но уже вечером у лазарета был отловлен прикомандированный старший лейтенант Миха, брюки которого подозрительно оттопыривались спереди. В его карманах нашли апельсин и яблоко, которыми этот змей хотел искусить. Искушенная хотя и билась в дверь, но сломать ее не смогла. А потом была успешная операция, в которой участвовал механик. Он что-то потом говорил о передаточном механизме, то есть редукторе, на что доктор, возмущенный незнанием терминологии, возмущенно фыркал, но клятва Гиммлера… тьфу… Гиппократа точный диагноз назвать не позволяла.

И был праздник! У механика и начмеда — командир выдал им премиальную банку шила. А Снегурочку кэп заточил обратно в лазарет. Под замок. На неделю. Гора апельсинов под ее дверью росла с каждым днем, что Прокопыча тревожило безмерно. И Миху тоже.

Через неделю, когда Снегурочка зализала рану и пришла в себя, командир решился вывести ее в свет. Ой, как вспомню! Может, не надо дальше рассказывать, а?

— Народ, сегодня за обедом прошу выражаться… Как бы это сказать? А, по-интеллигентски, Ъ! — огорошил старпом собравшихся в кают-компании офицеров, многие из которых почему-то надели белые рубашки. Их брюки топорщились спереди…

— Николай Прокопович, офицеры приглашают вас на обед! — положил трубку телефона СПК.

Помню, когда ждали, ноги тряслись от нетерпения.

— Софи? Лорен? Марсо? Долорес Ибаррури? — работал мозг. Оба мозга.

Шаги.

— Товарищи офицеры! — крикнул старпом.

— Товарищи офицеры, приятного аппетита! — ответил Прокопыч, держа за руку страшного рыжего мальчика в платьице. За пазухой у мальчика было два апельсина.

— Товарищи офицеры, садитесь! — повторил командир, и все сели, кроме старпома.

Место по правую руку от командира оказалось занятым страшной девочкой! Глаза самурая сузились, стрельнув в командира. Рикошетом выбило из «седла» старшего инженера, который уступил СПК свое кресло и понуро подсел к лейтенантам. Правда, страшно?!

A-а, ясно, вы на флоте не служили… Ну, это — как посадить на место премьер-министра уборщицу на заседании кабинета, а министру дать в руки швабру.

И пытка эта для старпома и для нас, влюбленно смотрящих на сие творение Гойя (пасты, а не художника), длилось еще неделю. Так и апельсины кончились, которых мы так и не попробовали.

Говорят: «Страшных женщин не бывает — бывает мало водки».

А я бы сказал: «В море страшных женщин не бывает!» — и, подняв рюмку, произнес бы тост: «За тех, кто в море 8 Марта!»

А «мальчика» в целости отдали на танкер, от которого и заправились топливом и куревом.