1485 год от Рождества Христова.
— Инквизиция не способна ошибаться, — подумал брат Томас, с ненавистью глядя на полотно Сандро Боттичелли «Рождение Венеры».
— Жаль, что его патронирует Лоренцо Великолепный… Пригрели Медичи всякую ересь: да Винчи, Микеланджело. Поговорю с Папой. Этим красного креста на спину и пешеходной прогулки в Палестину для отпущения грехов будет мало, — недобро прохрипел инквизитор и засеменил к городским воротам вывешивать письменное объявление о своем прибытии как предупреждение для еретиков.
Во Флоренции запахло паленым…
1985 год от Рождества Христова.
Запах гари ударил в нос. В безветренном воздухе дым из фальштрубы образовал гриб, обволакивающий надстройку. На корабле дым в раннюю субботу — это начало банно-прачечного дня, ненавистного для механиков, за недостатком времени предпочитающих сухую стирку[58], и блаженного для остальных.
— Начать помывку первой очереди, — пробасил голос вахтенного по трансляции. Я же поплелся на боевой пост — отбывать еженедельную повинность, надеясь успеть ко второй очереди. Моей барщиной был перевод для Папы (как мы звали командира) и замполита утренних телевизионных новостей Сан-Диего, под которым на расстоянии пяти миль пасся наш корабль. Командира интересовали последние военно-морские новости, замполита — очаровательная ведущая местного ТВ-канала.
Не нарушая рутины, за десять минут до начала новостного блока в помещение вошли Папа и его тень, от которой командир мечтал избавиться. Но разве избавишься от тени? Ее же надо бросать за борт, а это — восстание против партии. Прокопыч сел в приготовленное кресло перед телевизором; его тень встала за спиной в неправильном по отношению к падающему свету ракурсе.
Распаренный в сауне до благодушия и явно принявший «сотку», командир вставил в зубы беломорину и махнул мне: «Включай!»
Телевизор взорвался цветами формата NTSC и заорал: «Через минуту для вас всемирная премьера новейшего суперклипа Мадонны “Like a Virgin”. Оставайтесь с нами!»
Папа затянулся и спросил в мою сторону:
— Что враг сказал?
— Тащ кмндир, ждут премьеру нового песняка Мадонны. Называется «Аки дейка».
— Добро! Мадонна — она оперная певица, что ли?
Тень за спиной знающе пожала плечами. Я не успел дать комментарий, как на экране появилась она, чертовка, в одном боди верхом на стуле. И началось!
После первых же телодвижений злостной нимфоманки глаза командира налились томатным соком, который смешался с ранее принятым шилом. У замполита индикаторы правильного курса партии сначала загорелись, потом вспыхнули и обуглились.
— Блиади… — прохрипел Прокопыч. Глядя в его томатные глаза, я хотел было поправить: «Влади… Влади Мэри, тащ кмндир», но Папа повторил: — Блиади! Все они… она ж со стулом сношается!
Вскочив с кресла, он помчался на ходовой и дальше — на пелорус — хлебнуть свежего воздуха, по пути крикнув заждавшимся сублимации голосом:
— Валерий Ссаныч, наведите порядок с просмотром телевизора!
— Умри-замерзни! — посмотрели на меня угольки глаз замполита, их же хозяин уже ссыпался вниз по трапу для принятия… шила, потом — мер.
XV век
Ловкий политик Лоренцо Медичи сумел-таки примириться с Папой Сикстом IV, послав в Ватикан своих лучших мастеров во главе с Боттичелли. Роспись стен «великой капеллы» Ватикана привела Папу в экстаз. Он так разнервничался от увиденного, что потребовал вывести себя на балкон — вдохнуть свежего воздуха.
На балконе он распорядился:
— Передайте брату Томасу — пусть палит Савонаролу и его последователей-республиканцев. Боттичелли же оставить в покое!
Томас, узнав о воле экселенца, сорвал инквизиторскую грамоту с ворот и запил. Боттичелли же, написавший множество мадонн, подумал:
— Может, создать Madonna sulla sedia — Мадонна на стуле? Нет, пошло…
XX век
В воскресенье офицеры собрались посмотреть телевизор. Их встретила табличка-объявление на двери поста «Список допущенных к просмотру: 1. командир, 2. ЗКПЧ». Убойный список был подписан обеими. Сам же телевизор был завешен плотной шторой, прикрепленной бечевой к столу. На бечеве покоилась пластилиновая печать!
— А как же «Том и Джерри»? — растерянно прошептал один из нас.
«Тома и Джерри» Папа теперь смотрел каждое утро в одиночестве…