Глава двенадцатая

Джеймс понимал: несмотря на все, Эмили любит его. Но ее преданность, ее нежность — то, в чем он так нуждался, — только заставляли его замкнуться.

— Не отталкивай меня, — сказала она. — Не делай этого, не смей.

— Как ты можешь… после всего… хотеть меня?

— А ты думаешь, я должна вынести тебе приговор, Джеймс? Быть твоим обвинителем и судом присяжных? Ты уже расплатился за свои грехи. Ты отбыл наказание. Ты дал показания против преступников.

«И молил Создателя о прощении», — подумал он. Наверное, этого оказалось недостаточно.

— Ты хоть представляешь себе, каково будет провести со мной остаток жизни?

Она пристально посмотрела ему в глаза.

— Я хочу это узнать.

— Тебе не следует этого делать. Остановись и подумай. Посмотри хорошенько, кто я такой. — Словно вдруг обессилев, Джеймс тяжело присел на стул, отхлебнул пива из бутылки. — Моя жизнь полна лжи. Даже сестре я лгал… Когда я виделся с ней в последний раз, я не сказал, что меня ждет тюрьма. Я убедил ее, что Программа защиты свидетелей позаботится о переселении меня на новое место.

— Ты сделал это, чтобы она не волновалась, — убежденно сказала Эмили. — И что тут плохого?

— Все, что я делал в жизни, — сплошная ложь. — Джеймс поставил бутылку под стул, хотя во рту у него пересохло. — Я и жене… даже Беверли не знала, что я был участником убийства. Она видела только, что я хочу уйти из организации ее отца и при этом спасти свою драгоценную шкуру, но у меня не хватило духу признаться, что подтолкнуло меня к этому.

— Значит, ты оберегал ее чувства. Ты…

— Я оберегал свои собственные чувства, — отрезал он. — Я боялся, что она не останется со мной, если узнает правду.

— Но у нас с тобой все по-другому. Со мной ты честен.

— Ты так думаешь? На самом деле, я почти что уехал. Если бы мой инспектор Программы защиты свидетелей согласился, сейчас меня бы здесь уже не было. Я находился бы в безопасном месте, под охраной, и ждал, когда меня переселят.

Эмили отшатнулась, ошеломленная.

— Как ты мог это сделать? То есть… как ты мог даже думать об этом?

— Я боялся, что ты меня разлюбишь. Я боялся, что все равно потеряю тебя.

— Но ты меня не потерял. — Она обвела руками вокруг себя, демонстрируя свое присутствие. — Я здесь. Видишь — я здесь, перед тобой.

— Подумай, Эмили. Представь себе, что ты моя жена. Ну и что случится, если моя безопасность окажется под угрозой и Программе защиты свидетелей придется переселить меня в другое место? Ты должна будешь уехать со мной. Тебе тоже придется изменить имя, стать кем-то другим.

Эмили обхватила плечи ладонями, чтобы прогнать внезапный холодок в груди. В такие туманные дали ей еще не приходилось забредать ни мыслями, ни фантазиями.

А Джеймс все бил в одну точку.

— Потерять имя — да это, может, самая малая из потерь, и ты поймешь это очень быстро! Ты никогда больше не увидишь своих подруг. Кори не увидит Стивена. Черт возьми, ты даже не сможешь навестить могилы родителей! Или хранить у себя их фотографии. Ты расстанешься со всеми любимыми вещами, которые напоминают тебе о детстве.

Эмили не сдавалась:

— Но что если твоей безопасности ничто не будет угрожать? Мы могли бы остаться здесь навсегда. Мы могли бы…

Джеймс оборвал ее.

— Жить в постоянном страхе все потерять… Я недостоин того, чтобы ты так рисковала ради меня. И ты это прекрасно знаешь.

— Так нечестно. — Эмили изо всех сил сдерживалась, чтобы не закричать. Ее трясло как в лихорадке. — Если цена безопасности — ты… Я не могу тобой откупиться от тебя же. Не могу, и ты не сможешь вот так просто взять и разлюбить меня. Отпустить на все четыре стороны. Разве этого ты ждешь от меня?

— Может быть, да, может быть, нет. Но и жить в розовых снах ты тоже не сможешь. Подумай о действительности сейчас, чтобы потом не кусать локти. Подумай хотя бы о том, чем это все может обернуться для Кори.

— Зачем ты так мучаешь меня?

— Мое прошлое когда-нибудь может настичь и тебя. До сегодняшнего дня я хотел только одного: чтобы ты полюбила меня, приняла, простила мне преступления, которые я совершил. Но теперь у меня с глаз будто спала пелена, и я вижу: на карту поставлено гораздо большее, чем мои счеты с совестью. Твое будущее. Благополучие Кори.

— Разве ты не говорил, что Кори мафия не тронет? Ты сам сказал, что ему ничто не угрожает.

— Да, верно. Но что он будет чувствовать, если я погибну? Если в один прекрасный день явится какой-нибудь наемный убийца и всадит мне под ребро нож?

— Не говори так.

— Почему? Ты же не ребенок и понимаешь, черт возьми, что это может случиться. Уже сейчас ты как потерянная. Ты очень плохо спала этой ночью. Еще ничего не случилось, а ты уже потеряла покой и сон. А ведь отдых — тоже твое лекарство.

Это было правдой. Эмили посмотрела в окно, где полыхало закатное солнце. У нее вспотели ладони, и она вытерла руки о юбку.

— Но я только вчера узнала обо всем этом. Думаешь, я могла спокойно лечь в постель и спать, как младенец? Уже сегодня будет проще. Или завтра…

Ему так хотелось обнять ее, крепко прижать к себе и заставить окружающий мир исчезнуть со всеми его лос-анджелесами… Но разве он мог это сделать! Земля и дальше будет вертеться как юла, и на ней будут суетиться люди, одни — как муравьи, другие — как муравьеды.

— Мне кажется, нам лучше какое-то время побыть отдельно друг от друга. Все обдумать, взвесить.

В ее глазах сверкнул гнев.

— Зачем? Чтобы ты в один прекрасный момент с легкой душой уехал отсюда? Исчезнул, ничего мне не сказав?

— Я не уеду.

Пусть Райдер не обвиняет его в трусости: он никогда не сбежит от женщины, которую любит. Но и пользоваться ее слабостью, ее чувствами он не будет.

— Я знаю, Эмили: если мы останемся вместе, ты принесешь в мою жизнь только хорошее. Но ты не можешь положа руку на сердце сказать то же самое о себе.

— Джеймс…

Он прервал ее, не дав возразить.

— Поезжай домой, Эмили. Сходи в гости к друзьям, поболтай с кем-нибудь, полистай свои альбомы с фотографиями, положи цветы на могилы родителей. — Он сделал паузу для большего эффекта. — А потом представь свою жизнь без всего этого.

Эмили вздрогнула, и он понял, что она борется со своими чувствами.

— Что еще я должна себе представить? Что кладу цветы и на твою могилу? Я должна подумать и об этом?

— Ты об этом уже думаешь, — сказал он, когда она пошла к двери. — И ты знаешь, что я прав.

* * *

Кори устало плелся рядом с Эмили, сжимая в кулачках перед собой по букетику цветов. Он явно не мог взять в толк, почему в последнюю неделю на сестру так нахлынули воспоминания, но охотно разглядывал вместе с ней старые фотографии и смеялся над собственными снимками, сделанными, когда он был совсем маленьким. И вот сегодня они приехали на городское кладбище, где похоронены их родители.

Эмили не виделась с Джеймсом целую неделю. Но она все время думала о нем, и спалось ей плохо. Она вновь и вновь убеждала себя, что ни в чем не сомневается, и бегство из Сильвер-Вульфа ее не испугает — она сможет построить будущее с Джеймсом. Но это было неправдой. Сознание того, что мафия приговорила его к смерти, преследовало ее.

— Вот мы и пришли. — Они остановилась у двух мраморных надгробий. Интересно, что сказали бы ее родители о Джеймсе? Об ее любовнике. О бывшем преступнике, участнике убийства…

— Они нас видят, Эмили?

— Кто? Мама с папой? — Она опустилась в зеленую траву. Что, если бы бандиты истязали Джеймса? Что, если бы они оставили его умирать на ее глазах, истекающего кровью? — Да, Кори, они все видят. Они смотрят на нас с неба.

Они знают, как у дочери разрывается сердце из-за любимого человека, и ничем не могут помочь…

Кори положил букеты на могилы и поднял глаза к небу.

— Они видят нас только здесь?

— Нет. Они видят нас везде, где бы мы ни были.

— Я не хотел бы, чтобы они смотрели на меня, когда я плохо себя веду.

Эмили не смогла сдержать улыбку, любуясь братом. Его золотистые волосы трепал ветерок, на курносом носу плясали веснушки.

— А разве бывает, что ты плохо себя ведешь?

— Иногда. В последний день в школе я сказал Сьюзи Лири, что она дура, а потом мы со Стивеном набросали бумаги в унитазы. А учительница сказала, что так нельзя делать — унитазы от этого засоряются.

— Вот как? Почему же ты назвал Сьюзи Лири дурой?

Кори скорчил недовольную гримасу.

— Потому что я ей нравлюсь.

— Как мальчики нравятся девочкам?

— Угу. Это глупо.

Когда вырастешь, поймешь, что это не глупо. Когда вырастешь, это будет приятно. — Эмили вынула ромашку из букета с могилы матери и подумала о Джеймсе. Вот они выросли и, наверное, понимают. Но им страшно заглядывать в будущее. — В следующий раз, когда увидишь Сьюзи, обязательно попроси у него прощения.

Кори обиженно передернулся.

— А унитазы? У них что, тоже прощения надо просить?

Они расхохотались. И Эмили подумала, что родители, наверное, смеются сейчас вместе с ними.

Когда они шли к машине через лужайку, Кори спросил, глядя на цветок в ее руке:

— Что ты с ним будешь делать?

Она расправила лепестки ромашки.

— Подарю Лили Мэй.

— Это тетя, у которой Джеймс работает?

— Да, она самая.

— Ты и Джеймса тоже увидишь?

— Нет, не сегодня. — Она знала, что он будет избегать общения с ней. — Мы с Лили Мэй едем на пикник. Она меня пригласила.

— Будь осторожнее на солнце, Эмми.

Тронутая его заботой, она взъерошила ему волосы.

— Я уже нанесла защитный лосьон. А в машине у меня лежит соломенная шляпка. И вообще, мы постараемся выбрать место где-нибудь в тени.

Усевшись на сиденье рядом с Эмили, мальчик сказал:

— А мы со Стивеном будем сегодня помогать его маме печь печенье. Его мама думает, что вам с Джеймсом надо пожениться. И я тоже так думаю. И Стивен. На вашу свадьбу мы хотим одеться в строгие костюмы и галстуки, и кушать торт, и все такое.

— Ты считаешь, что нам с Джеймсом обязательно надо пожениться, чтобы вы со Стивеном получили законное право испачкать галстуки в креме?

— Нет. — Кори помолчал, видимо, взвешивая свои слова. — Я хочу, чтобы он был мне как папа. Или как брат. Или… — Он озадаченно запнулся. — Кем он будет, если ты за него выйдешь?

«Моим мужем, — подумала она. — Моим спутником жизни. Человеком, за которым охотится Семья Западного Побережья. Боже, боже, боже…»

Так и не ответив на вопрос Кори, Эмили высадила его из машины у дома Стивена и поехала к Лили Мэй. Ее владения с домом, построенным в фермерском стиле, были последним островком цивилизации перед лесистым склоном горы. Возможно, его пожилая хозяйка охраняла гору от посягательств города, а может, охраняла и город от посягательств горы.

Лили Мэй встретила ее с большой бутылью свежеприготовленного лимонада в руках. Эмили вручила ей цветок, и Лили Мэй, подрезав стебель, воткнула ромашку в волосы.

Им не пришлось отъезжать далеко, чтобы найти во владениях Лили Мэй уютный уголок для пикника на опушке леса. Эмили достала из корзины еду, Лили Мэй удобно расположилась на подстилке.

— Я как будто снова чувствую себя молодой, — сказала она.

— Здесь так тихо, спокойно. — Эмили смотрела на густые кроны деревьев, смыкавшиеся над ними. — Я так долго не была на природе.

— А ты хорошенькая в этой шляпке. — Лили Мэй разлила в стаканы лимонад. — Тебе идет соломка.

Эмили улыбнулась. Она знала Лили Мэй с самого детства. Иногда поведение этой теперь уже пожилой женщины казалось немного эксцентричным, но она отличалась честным и трезвым взглядом на жизнь. Разложив по бумажным тарелкам жареную курицу, нарезанные кубиками фрукты и картофельный салат, они с аппетитом принялись за еду.

— Ты ничего не хочешь спросить о нем? — спросила Лили Мэй, когда они утолили первый голод.

— О ком?

— О Джеймсе.

Эмили поперхнулась лимонадом. Всю эту неделю она думала о нем. И, как ни странно, после посещения кладбища ее перестала волновать мафия в далеком Лос-Анджелесе. Сейчас, например, Эмили представляла себе, как Джеймс работает на конюшне. Как блестит от пота его кожа под палящим солнцем. Ее Джеймс…

— Как у него дела? — спросила она.

— Много работает. Но все время ходит какой-то задумчивый. Наверняка у вас с ним размолвка. Я угадала?

Она не могла рассказать Лили Мэй, в чем дело. Об этом тоже предупреждал ее Джеймс. Поддерживать с ним отношения означало хранить секреты, причем вести себя так, словно никаких секретов и в помине нет.

— А я-то думала, что мы поговорим о Харви…

— Харви? — Лили Мэй попыталась изобразить искреннее удивление. — С чего это ты хочешь поговорить со мной об этом старом чудаке?

— Я видела, как на прошлой неделе вы танцевали на вечеринке.

— Подумаешь, всего-то один танец. Это ничего не значило.

— Разве? — Эмили взяла с тарелки немного салата. — А я слышала, в тот вечер вы отправились с ним на прогулку.

— Ну и что? Прогулялись немного, и все.

— Джеймс думает, вы с Харви когда-то были влюблены друг в друга.

— Вот как? — Лили Мэй снова притворилась удивленной, но потом вздохнула, не в силах скрыть свои чувства. — А я-то думала, никто не знал…

— Вряд ли кто-то знает об этом. Джеймс сам догадался.

Пожилая женщина с минуту смотрела на свои руки, обтянутые так быстро увядающей кожей, затем сказала:

— Я была богатой наследницей, а у семьи Харви не было ни гроша. Он улыбался мне всякий раз, когда мы встречались на улице, и сердце у меня стучало часто-часто. Как дождь по крыше.

Эмили кивнула. Теперь она и сама кое-что знала о том, как это бывает.

— Мои родители смотрели на сельских жителей свысока. Они подыскали мне богатого жениха — довольно интересного молодого человека.

— И вы согласились выйти за него?

— Согласилась. Я не решилась пойти наперекор родителям. Особенно матери. Она была требовательной женщиной. За месяц до свадьбы я поехала на машине к реке. Было поздно, уже за полночь, и я хотела побыть одна. Но случилось так, что Харви тоже оказался там.

Эмили попыталась представить этих двух стариков молодыми, но вместо них видела только себя с Джеймсом. Ее вдруг озарило:

— И вы занимались с ним любовью!

— Да. И после этого мы продолжали видеться. Мы встречались у реки. И мы, конечно, очень боялись, что кто-нибудь об этом узнает.

— Что было дальше?

— Я ничего не сказала родителям. Не смогла… И я вышла замуж за человека, которого они для меня выбрали. Харви был в отчаянии. Он записался в армию, а когда срок его службы истек, вернулся в Сильвер-Вульф и стал работать на почте. Ну, а я развелась с мужем и вышла за другого. Если хочешь знать, я три раза была замужем.

— Но никогда за Харви, — добавила Эмили.

— Да, за ним — никогда. Когда и третий мой брак распался, я поставила на мужчинах крест.

— А сейчас?

Лили Мэй покраснела, как школьница.

— А сейчас я тайком бегаю на свидания с Харви. Можешь себе представить? Два старых дурака целуются при луне.

У Эмили сжалось сердце.

— Я думаю, это романтично.

— Правда? А мы, как и тогда, в молодости, стыдимся признаться, что встречаемся.

— Этого не стоит стыдиться. Вы заслужили право быть счастливыми. И Харви тоже заслужил. — Эмили знала, что старик всю жизнь оставался холостым. — Наверное, вы жалеете о многом в своем прошлом?

— Да, жалею. Так жалею, что и сказать не могу. Ничего нет хуже разлуки с любимым человеком. Ничего, Эмили…

* * *

Эмили появилась, словно видение, сотканное из дымки хлопка и кружев. Джеймс стоял в крытом проходе между конюшнями, и Эмили направилась прямо к нему. Она сняла шляпу и распушила волосы. Медово-русые пряди волной упали на ее лицо, и его пальцы заныли от желания дотронуться до них. Но он остался стоять, держа руки по швам, как солдат, которому не сказали «Вольно!».

Рядом, за стеной, заржала лошадь. Он и этого не услышал. Снаружи камень, внутри пламень, этот могучий чероки жаждал поцеловать свою избранницу, раздвинуть языком ее губы, упасть на колени и снять с нее джинсы, заставить ее голову откинуться, а тело изогнуться в судороге наслаждения. Но его сексуальные порывы лишь усиливали в нем нервное напряжение, и без того невыносимое, и он проклинал свою необузданную страстность.

Он тосковал без Эмили. Господи, как ему было плохо без нее!

Они смотрели друг другу в глаза. Эмили ничего не говорила. Джеймс решил, что примет все, что ему уготовано Создателем. Счастье или горе — что бы там ни было. Уже ничего нельзя изменить.

— Ради тебя стоит рискнуть, — сказала Эмили.

— Ты уверена?

— Я сделала все, о чем ты просил. Я все обдумала и взвесила.

— А что Кори?

— Мой брат любит тебя.

— И если в один прекрасный день нам придется уехать? Твой дом здесь, в Сильвер-Вульфе.

Она была готова ответить и на этот вопрос:

— Дом там, где твое сердце, Джеймс. Не зря кто-то придумал эту пословицу.

— Возможно, на этого «кого-то» не охотилась мафия. Ни о чем не волнуясь, он наслаждался себе сердечными победами, сочинял пословицы и в ус не дул…

— Пусть так! — повторила Эмили. — И я это хорошо понимаю!

— Но что, если меня все-таки найдут и убьют… Ты останешься ни с чем. Только разбитое сердце…

— Не надо, — оборвала его Эмили. — Не говори так.

— Я не хочу притворяться, что этого не может случиться. У тебя тоже не должно быть иллюзий на сей счет. Где иллюзии, там слабость, значит, туда и ударит враг.

— Я знаю. Но, Джеймс, нельзя и слишком много думать о смерти. Кто зовет бурю, тот притянет ее.

— Но ты же боишься. — Он читал страх в ее глазах, видел выступающие на них слезы.

— Конечно, боюсь. И, наверное, всегда буду бояться. Но я должна верить, что ты надежно защищен. Эту Программу защиты свидетелей выдумали не трусливые девчонки, она работает… Лили Мэй… я так зло когда-то шутила над ней… она сказала, что нет ничего хуже, чем жить в разлуке с любимым. Я слабее Лили Мэй, и я… я просто не вынесу этой разлуки. Я хочу, слышишь, я хочу, чтобы ты всегда был со мной, и неважно, что случится.

Джеймс шагнул к ней, и они упали друг к другу в объятия. Из глаз ее хлынули слезы — слезы счастья. Эмили шептала:

— Все позади, Джеймс, все позади. Я знаю это. Верь мне, как я тебе верю. Люби меня, люби, мой родной… Ведь ты все еще любишь меня, Джеймс?

— Ты знаешь, что да.

— Так покажи мне.

Других слов было не нужно. Он взял ее за руку и повел за собой в свой фургон. Но не в спальню. Он привел ее в ванную и сам раздел ее, нежно целуя постепенно открывающееся тело любимой. Потом разделся сам, а она смотрела на него. Она молча изучала его взглядом — его высокую, мощную фигуру, широкие и крепкие плечи, плоский и мускулистый живот, пальцы, расстегивающие «молнию» на джинсах. Она видела, что он охвачен желанием так же сильно, как и она сама.

Раздевшись, они залезли в ванну и включили душ. Они еще никогда не принимали душ вместе, никогда не ласкали друг друга под теплыми струями воды. Но плескаться в мыльной пене у них не было времени.

Джеймс сразу же опустился на колени.

Он ненасытно ласкал ее языком, посылая в ее тело волны жаркого, ослепительного восторга. Эмили чувствовала: это нечто большее, чем прелюдия, — Джеймс по-настоящему овладевал ею и овладевал не как возлюбленный, а как хозяин ее тела… как муж.

Словно корабль в бурном море, она раскачивалась вверх и вниз в такт его прикосновениям, подставив лицо под струю воды. Его язык глубоко проникал в ее плоть, дразня ее, двигаясь резкими толчками в сладостном, обжигающем ритме.

Сдавленный стон сорвался с ее губ, и вот уже наслаждение взорвалось в ее теле, затем постепенно оставило его, полностью обессилив.

И снова Джеймс, уже встав с колен, целовал ее, нетерпеливо прижимая к стене. Он натягивал презерватив, оставленный на краю ванны.

Все его тело в брызгах воды было воплощением любовной страсти. И возбужденный член блестел, твердый, как камень, и жаждущий прикосновения к ее плоти. Эмили всего на секунду взялась за него обеими руками. Всего секунда головокружительного пожатия, и вот Джеймс снова прижал ее к себе.

Затем он вошел в нее, стремительно и глубоко. Эмили ощутила, как сокращаются ее мускулы, охватывая его плотным кольцом. Ее сердце оглушительно отзывалось на каждый толчок, на каждую мощную встряску. И все тело ее двигалось вместе с ним, отвечая ударом на удар, и кровь ее кипела от необузданного желания, и столь же сильную жажду она видела в его глазах.

А потом он излился внутри нее, и в этот миг у Эмили перехватило дыхание, и все замерло для нее в этот миг — даже вода, бьющая из душа. Эмили отчетливо увидела арку из соединившихся струй, повисшую над его головой. Затем эта лента рассыпалась в мириады капель, и пришло острое, сладостное и, увы, ускользающее ощущение любовного наслаждения…

Когда вершина страсти осталась позади, Джеймс прижался лбом к ее лбу, а Эмили обхватила руками его спину.

— Выходи за меня замуж, — прошептал он, касаясь губами ее губ.

— Когда?

— Сейчас.

— Прямо сейчас? — Она покачала бедрами, и он улыбнулся.

— Ну, может быть, не прямо сейчас. Но скоро. Как только мы сможем это устроить. — Он теснее привлек ее к себе, заполняя собой ее тело, проникая в самое сердце. Эмили знала: ее любимый чероки, ее странник, занесенный судьбой в эти края, чтобы покорить ее тело и душу, — он сдержит свое слово.

Загрузка...