Чарующий странник

Глава третья

Эмили жила в семи милях от городка. Ее коттедж, окрашенный желтой и белой краской, напомнил Джеймсу пряничный домик из детской сказки.

Припарковав свой только что купленный грузовик, он не спешил покинуть машину. Джеймс не видел Эмили уже несколько дней — с той минуты, как вышел из закусочной, не попрощавшись. Но сегодня в скобяной лавке он случайно повстречал Харви Осборна, и старикан кое-что ему рассказал.

И вот он приехал.

К девушке, которую он едва знал.

К девушке, которая больна раком.

Джеймс разглядывал декоративный фонарный столб перед ее домом. Он спрашивал себя: почему Создатель послал ему Эмили? Была ли встреча с ней частью какого-то высшего замысла?

Да уж… Создателю на него наплевать! Разве он достоин какого-то там замысла!

Бывший заключенный, непрощенный соучастник убийства — что у него может быть общего с такой девушкой, как Эмили? Джеймс чертыхнулся про себя и все-таки вышел из машины. Несколько слов и все. Неясно только, как начать.

Джеймс негромко постучал в дверь. Один тревожный удар сердца, второй… На пороге появилась Эмили. Ее волосы были распущены, светло-золотистой гривой обрамляя лицо. Ее глаза, зеленые, как освещенный солнцем луг… Это глаза Беверли, подумал он. Женщины, которую он любил.

— Джеймс?

Наваждение исчезло. На самом деле ее сходство с Беверли не так уж велико. Правда, еще болезнь…

— Харви сказал мне, где ты живешь.

— О, наш Харви… Ему просто цены нет! Он лучший в мире почтальон из когда-либо заслуженно отдыхавших на пенсии! Без него мы бы тут все очень быстро забыли свои адреса! Передай ему привет и скажи, что я никого не ждала, — сказала Эмили довольно сердито. — Я недавно вернулась с работы. Харви наверняка расписал все мои смены на месяц вперед, но, возможно, Харви забыл сказать, что я устаю на работе…

Джеймс, не ожидавший такого отпора, насупился.

— Почему ты не сказала, что у тебя рак?

Эмили заметно побледнела. Ей расхотелось продолжать в том же тоне.

— Когда именно я должна была тебе это сказать?

— Например, в тот вечер, когда мы познакомились.

— Это все пустяки, — сказала она.

Нет, рак не кажется ему пустяками. И этому есть веская причина: Беверли умерла от рака легких. Она была так же молода и красива, как Эмили. И так же упряма, кстати. А перед такими болезнями все равны. Сегодня ты президент, а завтра лежишь на самом зеленом склоне холма под мраморной плитой с глупой эпитафией.

Беверли лежит в могиле, и Джеймс не может ее навестить.

— Эмили, я хочу знать все о твоем состоянии.

— Разве Харви не выложил все вплоть до результатов биопсии?

— Он сказал только, что у тебя рак кожи и про операцию.

Эмили подняла голову, стараясь казаться гордой и неприступной.

— Этого достаточно. Даже слишком… Больше, чем тебе нужно знать, и… я вовсе не обязана отчитываться перед тобой.

Но Далтон буквально атаковал ее.

— Пять дней назад ты была согласна, чтобы я пустил сок из твоей вишенки. И не потому, что ты устала ждать! — Борясь с приступом ярости, он выругал себя за эти слова, сорвавшиеся с языка. Но какое ему дело до приличий? И какое ему дело до чести женщины, с которой он едва знаком? — Да у тебя просто крыша поехала из-за рака. Признайся, что так и было. Вот почему ты подцепила незнакомого парня в баре!

— Ну, допустим. А какое оправдание у тебя? — парировала она.

«Моя умершая жена, мать моего потерянного ребенка», — хотел он сказать, но сказал совсем другое:

— Мужчинам не нужны оправдания. Мужчины…

Он замолчал. Боже милосердный, как он груб с ней! Джеймс понимал это как нельзя лучше. Пусть у него и было трудное детство и пути преступника тоже не устланы лепестками роз, но он знал, как вести себя с леди.

— Что «мужчины»? — спросила Эмили.

— Ничего, — сказал Джеймс, отступая на шаг и ненавидя себя за ту неприязнь, которую увидел в ее глазах.

Он боролся с желанием рассказать ей все, признаться, почему ведет себя как сумасшедший из-за ее болезни.

— Я прошу прощения, Эмили.

— Неужели?

— Да, да, да! — И Далтон поднял руки, как загнанный преступник, пытающийся остановить предназначенную ему пулю. — Я просто волнуюсь за тебя.

Она прикусила нижнюю губу. Эту нервную привычку Далтон замечал у нее и раньше.

— Ладно. Я расскажу тебе то, что ты хочешь знать, — произнесла она наконец.

Далтон молча ждал, пока она сделает следующий шаг. Эмили жестом пригласила его присесть на перила веранды.

А на что он надеялся после всего? Что она пригласит его зайти в дом? В этот сказочный домик с кружевными занавесками и затейливо разукрашенными наличниками, где такому, как он, нет и не может быть места?

Эмили присела рядом с Джеймсом. Она явно не знала, с чего начать. Он чуть задел ее плечо, и это прикосновение вызвало в ней приступ внезапной слабости. Ее тело не забыло, как он целуется, натиск его губ, влагу с его языка.

А теперь вместо всего этого он хочет кое-что разузнать об ее раке. Подумать только!

Джеймс глядел на нее в упор из-под низко сидящей шляпы. Их лица были так близко. Слишком близко друг к другу. Пожалуй, ей следовало выбрать более удобное место для разговора о раке, чем эти перила, где так тесно.

Эмили еще не знала ни одного из его секретов. В сущности Далтон все еще оставался для нее незнакомцем, в то время как она со своими тайнами была у него как на ладони.

— Ты что-нибудь знаешь о раке кожи? — спросила она.

Далтон отрицательно покачал головой.

— У меня меланома (самая опасная форма рака кожи, подумала она). Меланома начинает развиваться в клетках, которые называются меланоциты. Ты успеваешь запоминать? Учти, Харви не простит тебе, если ты что-то забудешь… Меланоциты вырабатывают меланин. Тебе, правда, интересно?

— Это такой пигмент в нашей коже? — спросил Джеймс вместо ответа.

— Именно. Люди со светлой кожей и светлыми или рыжими волосами больше рискуют заболеть, потому что в клетках их кожи меньше меланина.

— Такие, как ты?

— Ты очень догадлив. Есть разные виды меланомы. Ну, ее стадии. И когда ставят диагноз, обязательно определяют стадию, о которой под большим секретом сообщают родственникам больного. Все зависит от того, какой толщины опухоль и как глубоко она проникла в кожу. У меня вот, если хочешь знать, всего-навсего первая стадия. Жаль, если Харви будет разочарован…

— Когда у тебя операция? — спросил Далтон, пропуская сарказм мимо ушей.

Рука Эмили дрогнула на колене, чуть выше которого по-хозяйски расположилась меланома и вскоре появится операционный шрам.

— В следующую пятницу.

Джеймс молчал. Эмили продолжила.

— Очень важно не умереть в восстановительный период. Тут все зависит от сложности операции и от твоей работы, ну, ее специфики, что ли. Я, например, беру отпуск по болезни на месяц. Мне предложили несколько недель оплачиваемого отпуска, и это очень кстати — я все равно хотела отдохнуть этим летом (провести несколько беззаботных дней у реки, подумала она, погреться на солнце, теперь все это уже не для нее). Времени больше чем достаточно.

— Твои родственники будут о тебе заботиться?

— Моих родителей нет в живых.

— Сожалею, — сказал он.

— Спасибо. — В такое трудное для себя время Эмили действительно чувствовала себя незащищенной без поддержки матери и отца. Особенно сейчас, когда Джеймс так пристально на нее смотрел.

Он смущенно откашлялся, потом спросил:

— Кто отвезет тебя в больницу?

— Подруга. Она и потом будет за мной присматривать.

— Я могу помочь, — искренне сказал Далтон. — Правда, Эмили. Я могу приезжать, когда твоя подруга будет занята.

— Не беспокойся. Я справлюсь.

— Ты уверена? — Далтон нерешительно дотронулся до ее щеки.

— Думаешь, меня придется возить в коляске? — Эмили улыбнулась, удачно спрятав волну возбуждения, подаренную этим прикосновением. — Не волнуйся, я не буду прикована к постели.

Дрогнувшими пальцами Далтон провел по ее щеке.

— Если вдруг… Если вдруг тебе понадобится моя помощь, ты просто позвони.

После прикосновения его жесткой ладони кожа на щеке Эмили слегка зарделась. Слишком чувствительная, подумала она, а какая будет на шраме после операции?

На дороге показался желтый школьный автобус. Он остановился на своем обычном месте, и с подножки спрыгнул белобрысый мальчуган лет шести с тяжелым ранцем, оттягивающим узкие плечи.

— Мой брат приехал! — Как могла она забыть о Кори! Он приезжал домой ровно через двадцать минут после того, как их отпускали с продленки.

Улыбающийся до ушей первоклашка зашагал к дому. Водитель автобуса, включив красные сигнальные огни, дождался, когда мальчик ступит на дорожку, ведущую к крыльцу.

Джеймс поправил шляпу, чуть приподняв поля.

— Этот малый — твой брат?

— Да, и я его законный опекун.

У Эмили чуть было не сорвалось с языка, что она уже растолковала малышу, почему больше не может играть с ним на солнце, как раньше.

Сестра спустилась с крыльца и развела руки, чтобы обнять Кори, но мальчик не бросился в ее объятия, как обычно. Он смотрел на сидящего на перилах высокого темноволосого незнакомца.

— Ты кто? — удивленно спросил мальчик, мгновенно оказавшись рядом с ним.

Мужчина опустился на корточки, чтобы быть с Кори наравне.

— Я друг твоей сестры.

Малыш перевел изумленный взгляд на Эмили.

— Ого! У тебя уже есть парень, Эмили?

— Нет… Ну ты даешь, братец… Я… То есть он…

— Разве друг — это обязательно парень? — пришел ей на выручку Далтон.

Кори скинул ранец на крыльцо. Чтобы побыстрее разобраться с незнакомцем, он решил пойти обходным путем и перескочил на новую, ничуть не более приятную тему:

— Здорово! Значит, ты знаешь, что у Эмили будет операция?

Далтон не растерялся. Этот малыш явно его забавлял.

— Еще бы! Мне даже известно кое-что о меланине, ну, ты понимаешь, о чем я… Кстати, сам-то как думаешь помочь сестре поправиться?

— Я уже подумал. Я буду ночевать у Стивена, чтобы Эмили хорошенько отдохнула. Я целых четыре дня там буду жить.

— Стивен — это твой друг?

— Угу. У него в комнате есть кровать двухэтажная и все такое. — Кори умолк, придумывая, что сказать, если незнакомец вдруг спросит, не является ли Стивен еще и его парнем по жизни, и ловко перевел разговор:

— Меня зовут Кори. Когда Эмми злится, она называет меня Корбин. А тебя как звать?

— Меня зовут Джеймс, — очень серьезно ответил Далтон, улыбаясь как если бы знакомился со взрослым человеком. Впрочем, по его глазам было видно, что ему, как минимум, не до шуток.

Эмили с удивлением наблюдала за обоими. Братишка был явно симпатичен Далтону, похоже, болтовня мальчугана чем-то его растрогала.

— Хочешь поиграть со мной в видеоигры? — спросил Кори.

— Я бы с удовольствием. Но сейчас мне надо ехать на работу. — Джеймс показал на свой пикап — мощный «Форд», нагруженный досками. — Веришь, этим надоедам надо кое-что починить на конюшне…

— Ты ковбой? — спросил Кори, разглядывая широкополую шляпу Джеймса и его сапоги со скошенным каблуком.

Джеймс снова улыбнулся.

— Я родился с лассо в правой руке. Вот в этой, — Далтон показал мальчику открытую ладонь. — Все жутко удивлялись, но это факт. А ты любишь лошадей?

— Да, очень люблю. А ты к нам сегодня обедать придешь? — Кори вопросительно посмотрел на сестру: — Можно, он пообедает с нами, Эмми?

Прежде чем она успела ответить, Джеймс поднялся… Его глаза могли обмануть ребенка, но не Эмили. В этих глазах стояла мука.

Эмили, конечно, пригласила. Любая воспитанная девушка из маленького городка поступила бы так же.

— Это будет обычный обед, ничего особенного, — сказала она, все еще не отводя своего взгляда. — Но мы будем рады, если ты придешь.

Далтон пообещал быть к обеду, Кори даже запрыгал от радости.

Джеймс открыл свой одежный шкафчик. Он поселился в одноместном жилом фургоне, уютно обставленном и довольно-таки комфортабельном. Если проживешь год в тюремной камере, такой фургончик придется очень даже по вкусу.

Джеймс озабоченно осмотрел свой гардероб. Если не считать нескольких недавно купленных футболок, все его вещи оставляли желать лучшего.

Он схватил одну из футболок и выругался. Нервы ни к черту. Это не свидание. Ему не надо наряжаться, душиться дорогим одеколоном и укладывать с помощью лака влажные после душа волосы. Не нужно и покупать розу на длинном стебле или бутылку коллекционного вина.

Нет, это не свидание. Он просто едет обедать к женщине и ребенку. Ну, допустим, они не совсем обычные женщина и ребенок, но в самом по себе обеде, пожалуй, нет ничего сверхъестественного.

Джеймс натянул футболку и заправил ее в протертые до дыр джинсы. Он долго не мог застегнуть молнию — задумавшись, он дергал замок вниз. Все же, наверное, не следовало принимать приглашение… Помочь в чем-то — это другое дело, а помочь съесть их обед… Просто он не смог отказать малышу, вот и все. Не хотелось обижать мальчугана.

Джеймс провел расческой по непослушным волосам. Обычно дети относились к нему с недоверием — их отпугивал его мрачный вид. Но, видно, Кори его раскусил. А может, это ему хотелось, чтобы Кори его раскусил… Пора ехать.

Направляясь к машине, Джеймс решил, что только неотесанный болван может явиться на обед к женщине и ребенку с пустыми руками. Он заехал в супермаркет и купил букет цветов и игрушечную машинку.

И вот он уже на знакомой уютной веранде. И когда Эмили появилась на пороге, одетая в очаровательную блузку в весенних тонах и едва уловимо пахнущая духами, он сразу забыл, что приехал на обед, а не на свидание. Ему захотелось поцеловать ее в губы, насладиться запахом ее груди…

Впрочем, вместо всего этого он только сказал: «Привет!» — и протянул ей цветы.

— Спасибо. — Она понюхала выступающую из букета маргаритку и пригласила его пройти в дом.

— Представляешь, Кори уснул. Он так ждал тебя, что переутомился. Но я разбужу его перед обедом.

— А, это хорошо. — Джеймс нервно сжимал в руке игрушечную машинку. Дом Эмили и внутри был радостным и веселым: деревянный пол, яркие коврики, плетеная мебель — все тот же пряничный домик из сказки.

Кори сладко сопел на диване. Далтон, не колеблясь, направился к мальчику.

Он был совсем не похож на его сына. Кори значительно старше. И все же, глядя на Кори, Далтон подумал о своем потерянном ребенке.

Джастину было всего десять месяцев, когда Джеймс видел его в последний раз. Теперь мальчик, наверное, уже ходит и говорит и называет папой другого мужчину.

— Детишки во сне такие милые, — сказал он.

Джеймс, бывало, баюкал Джастина, напевал ему колыбельную, когда они ночевали в машинах, мотелях и кемпингах. Его сын родился в те самые полтора года, которые он, его жена и сестра провели в бегах, скрываясь от бандитов.

Заметив пристальный взгляд Эмили, он едва удержался, чтобы не погладить мальчугана по голове. Он оставил красную гоночную машинку на журнальный столик и постарался принять беззаботный вид.

— Правда, в детишках я совсем не разбираюсь…

Эмили все еще держала в руках букет из супермаркета — композицию из желтых, розовых и голубых цветов в целлофане.

— А вот Кори ты определенно нравишься.

Они не знали, как продолжить разговор.

Джеймс сунул руки в карманы, затем вынул их и взял со стола машинку, покрутил черные колеса и сообразил наконец:

— Тебе помочь с обедом?

— А ты умеешь готовить?

— Так, чуть-чуть. Чтобы обходиться одному.

На кухне пряничного домика было тесновато, но уютно. Шеренга жестяных банок на буфете, портрет пожилой цыганки на стене. Из духовки чем-то аппетитно пахнет.

— Что в плите? — спросил он.

— Жаркое. — Эмили развернула букет и поставила его в вазу, раскрашенную всеми цветами радуги.

На столе уже стояли желтые и зеленые тарелки.

Джеймс присмотрелся к увешанной монистами женщине, изображенной на картине. В ее рыжевато-каштановых волосах серебрились нити седины, а шаль, накинутая на плечи, блестела, как накидка танцовщицы. Руки с узловатыми пальцами, покрытые коричневыми старческими пятнами, лежали на колоде карт Таро. Но самой выразительной деталью портрета были глаза цыганки. То, как она смотрела. Пронзительный вороний взгляд, подумал он.

— Это мадам Мирра, — сказала Эмили, заметив, что его заинтересовала картина. — Она проезжала через город с каким-то бродячим балаганом.

— У нее гипнотический взгляд, — сказал Джеймс.

— Мне тоже так показалось. Поэтому я и попросила ее позировать.

Он обернулся к ней, ошеломленный.

— Это ты рисовала?

— Не волнуйся так. Это просто хобби.

— Нет, не думаю. — Джеймс покачал головой. — Это нечто большее. Это часть тебя.

Они встретились глазами и долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Это уже случалось однажды — в тот вечер, когда они познакомились. Эта магия взгляда, поглощающая все без остатка. Она отрезает пути назад.

— Мадам Мирра кое-что нагадала мне, — наконец сказала Эмили, сбрасывая оцепенение. — Но я подумала, это так, понарошку…

— Почему? Что она тебе сказала?

— Что я… — Она сделала паузу, как бы сомневаясь, что об этом вообще следует говорить. — Словом, что я встречу высокого темноволосого мужчину. Но это ведь так банально. Это…

Они снова посмотрели друг другу в глаза. Гадание цыганки уже витало вокруг Джеймса, как стих из старинного заклинания племени чероки. Приворотное заклинание, подумал он. Оно околдовывает, заставляет исполнить предначертанное.

Быть может, Создатель действительно захотел, чтобы Джеймс приехал сюда, в Сильвер-Вульф. К Эмили. К женщине, борющейся с раком — болезнью, убившей его жену.

— Когда ты поедешь на операцию… Я хочу отвезти тебя в больницу, — сказал он. — Я хочу быть там, когда тебя будут оперировать.

— Что? Нет, нет! — Эмили резко отвела глаза и занялась плитой.

— Тогда я хочу навестить тебя на следующий день. Ты должна пообещать, что позвонишь мне и разрешишь приехать, как только тебя выпишут домой.

— Зачем, Джеймс? Почему это для тебя так важно?

Из-за заклинания, подумал он. Из-за колдовства. Из-за цыганки с пронзительным вороньим взглядом.

— Мне нужно знать, что с тобой все в порядке. А ты нуждаешься…

— В чем? — спросила она. — В чем я нуждаюсь?

— Во мне, — сказал Джеймс неожиданно хриплым голосом. — Ты нуждаешься во мне.