Чарующий странник

Глава шестая

Эмили проснулась перед рассветом, в час, когда бледный свет уже просачивается сквозь шторы, наполняя комнату приглушенными красками и тенями. Всю оставшуюся часть ночи она спала в объятиях Далтона и теперь прислушивалась, как он дышит ей в волосы, тяжело и чуть хрипло. Наверное, раньше он курил, подумала Эмили. А она раньше никогда не просыпалась обнаженной в одной постели с мужчиной. И одетой вообще-то тоже.

Далтон что-то пробормотал и теснее прижал ее к себе, глубже зарывшись лицом в ее волосы. Она знала, что они ему нравятся. Он сказал об этом в тот день, когда они познакомились.

— Ты проснулся? — спросила она.

— Нет.

— А голос у тебя такой, будто у тебя во рту уже пол-эклера.

— Значит, я проснулся только наполовину. Как ты спала?

— Как во сне…

Эмили перевернулась, чтобы смотреть ему в лицо. Так, глаза сонные, подбородок покрылся черными точками щетины, волосы на голове торчком, грубо очерченные, угловатые линии лица — это ее Джеймс.

— Мне надо встать, — сказал он. — Хочу отлить…

Эмили рассмеялась. Такой непосредственный… Далтон выбрался из постели и, спотыкаясь, направился в ванную, причем забыл закрыть за собой дверь, но тут же, правда, вспомнил, что не один, и закрылся.

Интересно, жил ли он когда-нибудь с женщиной, подумала Эмили.

Да, ответила она сама себе. Та загадочная блондинка, та женщина, которую Эмили ему напомнила, — она спала с ним и наверняка оставалась на ночь. Может, Джеймс до сих пор ее любит.

Эмили села на постели, нахмурилась. Что если спросить его о бывшей любовнице? Просто узнать о ней побольше, что здесь такого! Или сразу после их первой ночи это будет глупо?

— Что-то случилось?

Голос Далтона заставил ее очнуться. Эмили подняла на него глаза и вдруг поняла, что сидит в обнимку со своей подушкой. Может, он подумал, что она баюкает ее, крепко прижав к груди.

— Ничего.

— Ты хмуришься.

Эмили попыталась улыбнуться, но вышло у нее как-то не очень.

— Все нормально. Мы уже встаем или поспим еще немного?

Джеймс посмотрел на будильник.

— Давай останемся в постели. — Он забрался под одеяло и улегся рядом с ней, нежно прижав к себе и прильнув бедрами к ее ягодицам.

— М-м-м. — Эмили растаяла от чувства щемящей близости к его мощному телу. Никогда она не испытывала такого блаженства, такого спокойствия, такой защищенности. Она поерзала, устраиваясь поуютнее.

Он издал болезненный стон.

— Так нечестно, Эмили!

— Что? Ах! — Она улыбнулась, — кажется, тебе придавила кое-что… Ну прости.

— Ладно, не извиняйся. — Далтон ткнулся носом ей в шею и обхватил ладонями ее груди, потер большими пальцами соски. Удовольствие, сладостное и густое, разлилось по всему ее телу. Эмили попыталась повернуться, чтобы поцеловать его, но Далтон не позволил:

— Не надо, детка. Оставайся так.

— Джеймс, но…

— Тс-с-с…

Его рука проскользнула между бедер Эмили и принялась ласкать ее, раздувая трепетный огонь желания. Он что-то шептал ей на ухо. Она не могла разобрать, да и не пыталась. Ее глаза подернулись поволокой. Она задыхалась и стонала, и за какую-то минуту почти дошла до вершины наслаждения. Она желала одного — целовать его, ненасытно впиваясь в его язык. Но не могла. Рот Джеймса был занят совсем другим — он покусывал ее в затылок. Эмили и не думала заниматься сейчас любовью, но уступила натиску. Она чувствовала, как его член налился силой, как отвердел, как возбудился до предела, демонстрируя ее телу свою готовность вонзиться в цель. Джеймс взял ее руку и направил ей между ног, заставляя растереть влагу, пока он надевает презерватив.

Затем Джеймс обхватил бедра Эмили, согнул ее тело под нужным углом и глубоко в нее погрузился. Эмили изогнулась назад, чтобы поцеловать его, и вот их губы слились, даря друг другу пьянящий и острый вкус — вкус плоти.

Они схлестывались языками, скрипели зубами, естество бушевало в них, как ураган.

Эмили мучительно хотелось, чтобы он вошел в нее сильнее, проник в самую глубь, где истекала блаженством ее душа. О, если бы он всегда, как сейчас, умело подталкивал ее к вершине… Джеймс провел языком по ее уху, укусил за мочку, шепнул что-то непристойное.

Оргазм полыхнул в ее голове, словно вспышка разноцветных искр. Серебряных, золотых, красных. Она вцепилась в его руки, обвившиеся вокруг ее талии, крепко прижалась к мужчине, питающему огонь ее самых глубоких, темных фантазий.

Джеймс издал хриплый, животный стон, и Эмили поняла, что он изливает в нее свое семя, освобождается от тяжести в чреслах. Она снова обернулась к нему для поцелуя, и он жадно приник к ее губам, заполняя рот невыразимым вкусом своей страсти.

Когда все закончилось, Джеймс рухнул на нее всем своим скользким от пота телом, придавив к кровати. Эмили простонала, и он, невнятно пробурчав что-то, подвинулся, освободив ее от своей тяжести.

— Прости.

— Ладно, не извиняйся. — Эмили взяла главного героя их интимного свидания, но он выскользнул у нее между пальцами. — Нам надо заняться этим опять.

— Прямо сейчас? — спросил Джеймс, прикусив губу, невольно копируя привычку Эмили.

— Прямо сию секунду, — ответила Эмили, прежде чем они нашли в себе силы засмеяться.

Наконец Джеймс с трудом поднялся и направился в ванную. Выбросить презерватив, решила Эмили. Когда же он вернулся и прилег к Эмили, зазвонил будильник. Джеймс чертыхнулся и, став на колени, прихлопнул его, заставив замолчать.

— Поверить не могу, что уже пора вставать, — сказал он разочарованно.

Эмили увидела, что он снова возбужден.

— Я вижу, кое-кто уже встал.

Джеймс шутливо дернул ее за нос.

— Вредная, смешная девчонка.

Гадкий мальчишка, подумала Эмили, припоминая жаркие непристойности, которые он нашептывал ей на ухо.

— Завтракать будешь?

Она еще не была готова расстаться с теплом его постели. Неужели пора? Она оглянулась, ища свою ночную сорочку: одеваться в дневную одежду ей тоже совсем не хотелось.

— А ты приготовишь завтрак? — спросила она с надеждой.

Джеймс натянул трусы.

— Готовить? В такую рань! Я предпочел бы чашку кофе и пирожное с кремом. Или какой-нибудь наполеон… Ну, не знаю, как называются эти штуки, которые мы вчера принесли.

Она не удержалась от смеха.

— Отличный получится завтрак, Джеймс!

— Еще бы! Ничто так не взбадривает, как сахар с кофеином.

И они устроили пиршество на постели. Вряд ли Эмили могла бы вспомнить, когда в последний раз она так радовалась жизни. Да она и не вспоминала. И забыла даже об операции. Она была просто женщиной. Женщиной Джеймса Далтона.

— Когда мы увидимся снова? — спросил он.

Облизывая шоколадную глазурь с пальцев, она представила, как сладко-сладко целует его.

— Когда ты захочешь.

— Так и запишем. Дала слово — держи!..

Было утро субботы. Джеймс зашел пригласить Кори на «Конюшни Тэнди», пообещав разрешить хоть целый день смотреть, чем он занимается, ну и поиграть в ковбоев, конечно. Но восторг Кори сменился воплями протеста, когда Эмили потребовала смазать кожу солнцезащитным лосьоном.

Джеймс наблюдал за развитием скандала.

— Не хочу-у-у! — хныкал Кори. — У него запах дурацкий!

— Ничего подобного. — Эмили попыталась мазнуть его щеки, но мальчик ловко вывернулся. — Ах так, тогда ты останешься дома!

— Я же не купаться иду!

— Неважно. Все равно ты весь день будешь на солнце.

Мальчик хлюпнул носом и сел за стол, спрятав лицо в ладонях. Эмили понимала: сколько ни ворчи и ни кричи, ничто не заставит Кори относиться к ней как к матери, и он это тоже знал.

Далтон решил вмешаться:

— Если бледнолицый ковбой слишком долго пробудет на солнце, ему может не поздоровиться.

— А мне поздоровится, — упрямо стоял на своем Кори.

— У Эмили скоро будет операция, Кори. А ведь она заболела из-за солнца. У тебя светлая кожа, ковбой, как у нее. И ты ее брат. С этим не шутят, как не шутят с койотами. И этот лосьон — согласен, он зверски пахнет, но потом запах уйдет — он защитит тебя лучше кольта вот такого калибра…

И Далтон развел руки во всю ширь, показывая подходящий случаю калибр.

Эмили пристально вглядывалась в своего любовника. Прошло всего два дня после ночи в его фургоне. Два дня, подслащенные поцелуями украдкой и безнадежно пересоленные рабочим графиком, который ставил им подножки, а также приперченные чересчур любопытными взглядами не по годам догадливого Кори…

Она могла бы и признаться брату, что встречается с Далтоном, но все как-то не выкраивалось время для разговора по душам. Наверное, она не была готова к такому признанию, как совсем недавно была не готова спать с мужчиной, который еще не пригласил ее к алтарю.

— И все-таки эта штука для девчонок, — сказал Кори. Его не сбил с толку даже мужчина, которым он открыто восхищался. — Она и пахнет по-девчоночьи.

Далтон взял у Эмили флакон и понюхал его содержимое. Он ни словом не упоминал о ее болезни с их первой ночи, но эта тема всегда кружила рядом, как голодный стервятник над беспечными курами.

— А по-моему, терпимо пахнет, — возразил Далтон.

— Вот и мажься сам! — отрезал упрямый мальчуган.

Не вдаваясь в дальнейшую полемику, Далтон закатал рукава своей джинсовой куртки и нанес лосьон на руки и лицо. Он проделал это с очень серьезной миной, и только глаза его смеялись.

Кори расправил узкие плечи, видимо подчеркивая свое мальчишеское достоинство.

— Ну, ладно, давай сюда эту дурацкую дрянь!

Мальчик размазал жидкость по коже, вылив из флакона гораздо больше, чем следовало, и вытер ладошки о штанишки. Надо, чтобы рядом с ним был взрослый, подумала Эмили. Ему нужен пример, подсказка настоящего мужчины, да, именно такого, как Джеймс Далтон.

— Теперь ботинки! — сказала Эмили. — Ты не можешь поехать на «Конюшни Тэнди» без ботинок.

— Эх, ну и возня. Не верю, что ковбои так мучаются…

— Ничего не поделаешь. — Эмили растроганно обняла брата. — Я должна беречься от солнца, и ты тоже.

— И Джеймс?

— Да, и Джеймс, и вообще все люди — кто больше, кто меньше, но рискуют все.

Кризис миновал. Кори решил, что пора обуваться, и понесся в прихожую, оставив взрослых наедине друг с другом.

С видимым отвращением закрутив колпачок флакона, Далтон сказал:

— Малышу не по себе.

— Я знаю. Кори приходится трудно. — Эмили окинула взглядом свою кухню. Здесь только кое-что сохранилось от обстановки их прежнего дома. Тот дом, где она выросла и где родился Кори, Эмили продала, чтобы начать новую жизнь. — Он очень чувствительный, но многого не понимает.

Джеймс погладил ее по голове.

— Как ты?

— Все в порядке. Просто эмоции.

— Еще бы, до операции всего пять дней…

Эмили намотала на палец прядь волос, недовольная тем, что их разговор принял такой оборот. Потом спросила:

— А ты будешь там?

— Ты уже хочешь этого?

Эмили тут же отругала себя за проявленную слабость. Да, она хотела, чтобы он отвез ее в больницу и оставался рядом, но напрашиваться…

— Хочу, не хочу… Я не маленький ребенок. Ручку в огонь не суну. В воду не упаду.

— Мы нужны друг другу, Эмили.

— Разве? Скажи еще: и не только для секса…

Далтон улыбнулся.

— Ну, не знаю. Мы занимались этим только один раз.

— Два раза! — поправила Эмили и шлепнула его по руке. Он засмеялся, про себя проклиная свою неловкость. — Да, чуть не забыла: только что хотела тебе сказать, что этой ночью я не закрою окно в свою комнату, но…

— Что?

— Я передумала.

— Ты уверена? — осторожно спросил Далтон, затем вдруг прижал к ее себе и поцеловал.

Кажется… она пригласила его в свою постель.

Только молодой месяц тускло освещал небо, когда Джеймс проскользнул через двор перед домом Эмили и подкрался к окну, укрываясь в тени. Этой ночью он был одет не как ковбой. Он выбрал темный пуловер, черные брюки и туфли на мягкой подошве. Он чувствовал знакомый прилив адреналина.

Может быть, прилив возбуждения? Джеймс беззвучно выругался. Какого дьявола он здесь делает?

Проникает как вор в чужое жилище — так подсказывал ему рассудок. Вор остается вором, сколько ни ешь пирожных.

Джеймс снова выругался. В спальне Эмили нечего было красть.

Нечего, кроме ее сердца. Впрочем, сердце можно только разбить…

Да что он, спятил? Рассудок потерял? Кто он такой, чтобы разбивать ее сердце?! Никакого такого Джеймса Далтона в природе нет. Это вымысел, иллюзия, дешевый трюк веселых дядек из ФБР… Если Эмили и влюбилась в кого, то этот счастливчик совсем не тот человек в маске, ставший невольным участником мистификации.

Так что правильнее, человечнее было бы убраться отсюда, подальше от ее постели.

Стоп… Но ведь это была ее идея! Если Эмили влюбилась в этого человека и оставила открытым окно, она вправе ждать, что он придет, если оставить открытым окно, и ей, может быть, все равно, какую из масок он сейчас примеряет.

Почему же, почему же он чувствует себя преступником?!

Он ощупал кирпичную кладку. Можно было бы заглянуть к Эмили и без приглашения. Кое-какой опыт по этой части имеется… Правда, сейчас не нужно обезвреживать сигнализацию, прятаться от камер наблюдения, сбивать со следа собак. Ничто не преграждает путь. Если не считать преградой незапертое окно. Да это просто забава для ребенка. А он взрослый мужчина, стремящийся быть со своей женщиной, обнимать и любить ее обнаженное тело.

Руками преступника, подумал он. Его отпечатки пальцев хранились в полицейских досье. Джеймс знал, кто он. Он затевал мордобой и ввязывался в потасовки в барах подчас лишь для того, чтобы почувствовать вкус собственной крови. Интеллект сделал его наглым и самонадеянным. Став солдатом мафии, он стал соучастником убийства.

Сейчас он явно притворяется кем-то другим. Выбора-то не было. Без помощи Программы защиты свидетелей ему пришлось бы на свой страх и риск скрываться от мафии. Или с пулей в спине лежать лицом вниз в наспех выкопанной яме. Небольшая разница, если разобраться. Ему все равно незачем жить. Его жена умерла, а сестру и сына он никогда больше не увидит. Сейчас его малыш даже не помнит его. У него нет никого. И ничего.

Кроме Эмили.

Дрогнувшей рукой он тронул раму, она подалась бесшумно…

В комнате слабо мерцали две ароматических свечи. Клубничный дымок усиливал предвкушение их близости… У Джеймса закружилась голова.

И вот он уже в комнате — высокая безмолвная тень в сумраке. Он был уверен, что Эмили ничего не слышит. Свернувшись калачиком, она лежит на кровати в одной коротенькой рубашке размером с почтовую марку. Вот она глядит на часы на ночном столике: гадает, когда же придет ее возлюбленный Джеймс Далтон…

А Джеймс тут как тут. Подзадоренный своим успехом, уже не как вор, а как искусный воин, он одним махом оказался у постели, обхватил Эмили за плечи и накрыл ее губы своими прежде, чем она успела вскрикнуть. Эмили прильнула к его рту, и Джеймс сильно всосал ее язык, заставив глухо простонать.

Когда Эмили начала задыхаться, Джеймс отпустил ее. Еще никогда, черт возьми, он не был таким возбужденным. В его жилах бешено пульсировала кровь.

— Джеймс! О господи, Джеймс! Как ты это сделал?

— Шел мимо. Вижу — а окно-то не заперто…

— Но я даже не почувствовала, что ты здесь. И вдруг это…

— Я всего лишь поцеловал тебя. Случись это впервые, я бы обязательно извинился и спросил разрешения.

— Ты целовал, но… не так… — Эмили пыталась подобрать нужное слово, — … волшебно.

Нет, подумал Далтон, волшебство тут ни при чем, — профессиональная работа, ничего больше. Он потянул за ленточку на ее легком одеянии, и распустил бантик.

В глазах Эмили мерцали отблески пламени свечи. Свободной рукой Далтон приподнял коротенькую комбинацию и обнаружил, что под ней ничего нет.

— Ты без трусиков?

— Представляешь, забыла надеть…

Далтон улыбнулся, увлекая ее на постель, и они обнялись так страстно, что он разорвал полупрозрачную ткань, едва прикрывающую ее тело, а она сломала молнию, нетерпеливым рывком расстегивая ему брюки. Потом она стащила с него пуловер и потянула за кольцо в его соске.

Джеймс прикусил губу в мучительном наслаждении, подавляя стон. Здесь не «Конюшни Тэнди» — где-то в глубине дома спит Кори.

Поцелуи Эмили опустились к его бедрам, и он почувствовал на члене горячую влагу ее языка и губ. Ее ласки были такими глубокими, такими невыносимо сладкими, что он вцепился в ее волосы, шепотом умоляя о пощаде. Когда-нибудь это убьет меня, подумал он. Сладкая, нежная, невинная убийца. И если она не остановится…

Он потянул ее за волосы вверх, потом снова пригнул, позволив пососать себя еще раз. Затем она отпустила его уже сама и поцеловала его пупок, провела языком по груди до самого соска.

— Тебе надо проколоть и второй, — сказала Эмили.

— То, что ты вытворяла сейчас со мной, надо объявить вне закона.

Эмили опустила руку к его бедрам, стиснула член пальцами.

— У меня в этой области побольше опыта.

— Ты опять за свое! Напомни мне, чтобы я сказал спасибо твоему дружку-однокласснику — Далтон обнял ее, прижал к себе, после того, как я выбью из него все дерьмо.

Эмили улыбнулась.

— Ревнуешь?

— Чертовски.

— Ты не забыл взять презерватив?

— Спрашиваешь! — Он показал ей пакетик, блеснувший серебряной фольгой.

И снова поцелуи, ласки, немыслимые ощущения заструились по их телам… Когда Джеймс вошел в нее, Эмили приподняла бедра, глубоко впуская его в себя, принимая каждый удар, каждый сладостный толчок. Они сплели пальцы рук, и Джеймс оседлал ее, чувствуя, как все его тело накрывает теплая волна.

Великолепная борьба. Опасная борьба… Джеймс принялся губами хватать губы Эмили, чтобы продлить близость и оттянуть развязку, но его жажда была слишком сильна. Их схватка перешла в отчаянные содрогания и горячечную лихорадку жарких, сплетенных тел.

Они оторвались друг от друга с бешено бьющимися сердцами. Сладкая, невинная Эмили дотронулась до его щеки.

— Тебя в детстве называли Джимми?

Джимми? Опять это… Он зажмурил глаза. Его звали Рид. Рид Блэквуд.

— Нет. Меня всегда звали Джеймсом.

— Тебе подходит имя Джеймс. Как Джеймс Дин. Какой сексуальный ты был парень! — Эмили гибко потянулась. — А Джимми тоже хорошо звучит. Джимми Дин. — Она фыркнула и тут же расхохоталась. — Так зовут парня из рекламы сосисок, скажешь, нет?

Он тоже рассмеялся. Пока что Эмили легко удается выбивать из него Рида Блэквуда!

— Ты выбрала не самое подходящее время, чтобы обсуждать сосиску Джимми Дина.

— Правда? Хорошо, поговорим о его сардельке…

Он повалил ее и принялся щекотать, а она, заливаясь смехом, называла его Джимми.

За дверью послышались шаги, и они замерли. Эмили приложила палец к его губам. Джеймс и не собирался разговаривать. Должно быть, ее братишка идет в туалет, проснувшись среди ночи по нужде.

Они ждали, казалось, целую вечность. Наконец скрипнула дверь, и шаги затихли в глубине коридора.

— Мы были на волоске от гибели, — улыбаясь, сказала Эмили.

— Это точно. — Джеймс привлек ее к груди, и она удобно устроилась в его объятиях. Он провел пальцем по ее телу, остановившись у бедра, но это прикосновение не было сексуальным, и ей показалось, что она чувствует его беспокойство. — Где он, Эмили?

— Рак? Мой рак? — догадалась Эмили. — Там же, где твоя татуировка.

Джеймс помолчал, переваривая сказанное.

— Это могло бы меня удивить. Но не удивляет. — Далтон не верил в случайные совпадения и сейчас он подумал о судьбе. — Сколько тебя продержат в больнице?

— Двадцать три часа. Это самый большой срок, на который я могу рассчитывать как амбулаторный пациент.

— Я буду там, с тобой. Я хотел поехать с самого начала, как только узнал.

— Но тогда меня это не очень грело. А теперь я рада, что ты хочешь там быть.

— Потому что я нужен тебе?

— Да. — Эмили приникла к нему. — Ты мне нужен.