Выходит, уже две точки соприкосновения — брейк Рокпайл и вот теперь спортзал. Две такие точки — и любой коп или частный сыщик становится подозрительным. Две точки соприкосновения — удивительное совпадение, в которое веришь примерно так же, как в пасхального кролика. Ты, конечно, поглощаешь с превеликим удовольствием шоколад, конфеты и жвачку, но верить в кролика от этого все равно не начинаешь.
— Кори Блезингейм, — ответил Бун. — Снова. Странно, что вчера ты не упомянул о спортзале, Майк.
Странно, да не очень, подумал Бун. Вполне объяснимо: если заправляешь местом, где парень, вероятно, и научился наносить смертельные удары, распространяться об этом не захочешь.
— А ты не спрашивал.
— Ну, так сейчас спрашиваю, — улыбнулся Бун.
Майк улыбнулся в ответ, но по глазам было видно, что все это ему чертовски не нравится. Не нравится, что Бун сюда приперся, не нравятся вопросы о Кори.
— Разве мне здесь не рады? — спросил Бун.
— Рады, — ответил Майк. — Но тут тебе не океан, ясно?
Бун его прекрасно понял. «В воде ты, может, царь и бог, но здесь — моя территория».
— Значит, Кори был одним из твоих учеников, — протянул Бун.
— Не совсем, — покачал головой Бойд. — Он просто тут тусовался. Кори был… как бы это сказать. В общем, его больше волновал антураж, чем сами занятия. Я понятно объясняю?
— Вполне, — кивнул Бун. Таких людей и в сёрфинге полно — напялят гидрокостюм, купят доску и давай торчать в океане якобы в ожидании волны. А когда волна приходит, в ужасе сбегают на пляж.
— Кори не нравилось, когда его бьют, — продолжал Бойд. — А здесь мы все время друг друга колошматим. Тебя бьют, колотят, нос могут сломать. Нужно быть идиотом, чтобы ловить от всего этого кайф, а Кори идиотом не был.
— Я просто пытаюсь понять, в чем тут фишка, — объяснил Бун.
— Где? — не понял Майк.
— Ну, в смешении стилей единоборств.
В ответ Бойд, словно защищаясь, разразился речью, явно уже заученной наизусть. Смешение стилей требует отточенной техники, высокого уровня подготовки и долгих часов практики. Конечно, со стороны выглядит довольно кроваво, но статистика утверждает обратное — в отличие от американского футбола или профессионального бокса, в истории разрешенных ЧАЕ схваток не было ни одного смертельного случая.
— Если хочешь размяться, могу тебе кое-что показать, — предложил Бойд. — Я знаю, ты человек дисциплинированный.
— В этом я не особо уверен.
— Ты ведь что-то вроде шерифа в «Вечерней рюмке», верно? Я слышал, ты прекрасно справляешься с неприятностями. Ты и твоя команда.
— У меня нет никакой команды.
Бойд ухмыльнулся:
— А как же этот спасатель, а еще жирный островитянин и коп-япошка?
«Спасатель» — это ничего, подумал Бун. Но «жирный островитянин» и «япошка»?
— У меня действительно есть друг-самоанец, довольно крупный. И друг-японец.
— Я не хотел тебя обидеть, — все еще улыбаясь, произнес Бойд.
— А по-моему, хотел, — без тени улыбки ответил Бун.
В глубине помещения прекратили тренировку — занимающиеся почувствовали, что назревает конфликт. На такие вещи у них нюх что надо, настоящий встроенный радар на любую вспышку насилия. Им ужасно хотелось посмотреть, как их тренер отделает этого малого.
— Ну и что мы будем с этим делать? — спросил Бойд, чувствуя, что на него смотрят все его ученики. Он понимал, что не имеет права дать слабину. Если он уйдет от конфликта или проиграет бой, половина его преданных последователей тут же найдут себе другую школу. Вторая половина останется и съест его заживо — тут действуют законы стаи.
У Буна таких проблем не было.
— Нам вовсе не обязательно с этим что-либо делать, — пожал плечами он.
Позади него какой-то парень прошептал: «Слабак». Остальные заулыбались и согласно закивали. Бойд это почувствовал и решил не упускать момент.
— Ты ведь на мою территорию зашел, друг.
— Я тебе не друг, — откликнулся Бун.
— Вот что я тебе скажу, — заявил Бойд. — Раздевайся и иди со мной на ринг. Я тебе покажу, «в чем фишка» нашего стиля.
То ли оттого, что у него сегодня был такой паршивый день, то ли оттого, что он злился, что ничего в этой жизни не исправить, то ли даже оттого, что какой-то молокосос у брейка Рокпайл на него наехал, но почему-то Бун решил, что вовсе не прочь поразмяться.