Сош не удивился, увидев меня.
— Ты все знал, не так ли? — спросил я.
Он говорил по телефону. Прикрыл рукой микрофон.
— Присядь, Павел.
— Я задал тебе вопрос.
Он закончил разговор, положил трубку на рычаг. Потом увидел в моей руке конверт из плотной бумаги.
— Это что?
— Материалы из личного дела отца. Достали в архиве КГБ.
Его плечи поникли.
— Нельзя верить всему, что там пишут. — Однако слова Соша прозвучали очень уж неубедительно.
— На второй странице написано, что сделал мой отец. — Я пытался изгнать дрожь из голоса.
Сош молча смотрел на меня.
— Он сдал властям моих бабушку и деда, так? Он тот самый человек, который предал их. Мой родной отец.
Сош молчал.
— Отвечай, черт побери!
— Ты не понимаешь…
— Мой родной отец сдал властям моих бабушку и дедушку? Да или нет?
— Да.
У меня перехватило дыхание.
— Твоего отца обвинили в том, что он допустил ошибку при родах. Я не знаю, правда ли это. Государство хотело добраться до него. Я рассказывал тебе, как тогда могли надавить на человека. Они бы уничтожили всю вашу семью…
— Он предал родителей моей матери, чтобы спасти собственную шкуру?
— Государство все равно расправилось бы с ними. Да, Владимир решил спасти своих детей, пожертвовав стариками. Он не думал, что все закончится так ужасно. Рассчитывал, что режим чуть прижмет их, ограничится легким внушением. Они побудут за решеткой несколько недель — не больше. Зато ваша семья могла начать новую жизнь. Твой отец предпочел дать шанс своим детям и внукам. Разве ты не понимаешь?
— Извини, не понимаю.
— Потому что ты богат и все у тебя хорошо.
— Не дури мне голову, Сош. Люди не продают членов своей семьи. Уж ты-то должен это знать. Ты пережил блокаду. Жители Ленинграда не сдавались. Что бы ни делали нацисты, вы все выдерживали с гордо поднятой головой.
— И ты думаешь, это мудро?! — рявкнул Сош. Его пальцы сжались в огромные кулаки. — Господи, какой же ты наивный! Мои брат и сестра умерли от голода. Ты это понимаешь? Если бы мы сдались, если бы отдали мерзавцам этот чертов город, Гавриил и Алина могли остаться в живых. Нацисты все равно проиграли бы эту войну, а брат и сестра выросли бы, завели детей, у них появились бы внуки, они дожили бы до старости. А вместо этого… — Он отвернулся.
— Когда моя мать узнала о том, что он сделал?
— Чувство вины не отпускало его, твоего отца. Думаю, твоя мать подозревала его с самого начала. Отсюда и ее презрение к нему. Но после той ночи, когда исчезла Камилла, он подумал, что она мертва. И сломался. Во всем признался жене.
Что ж, это укладывалось в общую картину. Жуткую картину. Мать узнала, что натворил отец, и не могла простить ему предательства своих родителей. Она заставила его страдать, не сказав ему, что их дочь жива.
— Значит, мать прятала мою сестру. Ждала, пока придут деньги Айры Силверстайна. А потом собиралась сбежать вместе с Камиллой.
— Да.
— Но без ответа остается главный вопрос, так?
— Какой вопрос?
Я воздел руки вверх:
— Как насчет меня, ее единственного сына? Как мать могла бросить меня?
Сош молчал.
— Всю жизнь я думал, что матери наплевать на меня. Что она убежала, даже не оглянувшись. Почему ты позволил мне в это верить, Сош?
— Ты думаешь, правда лучше?
Я подумал о том, как шпионил за отцом в лесах. Он рыл и рыл землю в поисках дочери. Я думал, он перестал рыть, потому что сбежала мать. Я помнил последний день, когда он поехал в лес, как он велел мне не шпионить за ним.
«Не сегодня, Пол. Сегодня я поеду один».
В тот день он вырыл последнюю могилу. Не для того чтобы найти мою сестру. Чтобы похоронить мать.
Как это сентиментально — мать там, где вроде бы покоилась моя сестра. Или дело в другом? Кто будет искать тело там, где уже обследован каждый кустик?
— Отец узнал, что она собирается сбежать.
— Да.
— Как?
— Ему сказал я.
Сош встретился со мной взглядом. Я промолчал.
— Я узнал, что твоя мать сняла сто тысяч долларов с их общего счета. В КГБ все следили друг за другом. Я сообщил об этом твоему отцу.
— И он спросил ее, что это значит.
— Да.
— И моя мать… — У меня перехватило дыхание. Я откашлялся, моргнул, попытался снова: — Мать не собиралась оставлять меня. Она хотела взять меня с собой.
Сош выдержал мой взгляд, потом кивнул.
Правда могла хоть в малой мере утешить меня. Не утешила.
— Ты знал, что отец ее убил, Сош?
— Да.
— И это все? — Он не ответил. — И ты ничего не сделал?
— Мы еще работали на государство. Если бы власти узнали, что он убийца, опасность нависла бы над всеми нами.
— Стало бы известно, какая у тебя настоящая работа.
— Не только у меня. Твой отец знал многих из нас.
— И ему все сошло с рук.
— Так мы тогда работали. Шли на многое ради высокой цели. По словам твоего отца, мать пригрозила выдать нас всех.
— Ты в это поверил?
— Разве важно, поверил я или нет? Твой отец не собирался убивать ее. Он впал в состояние аффекта. Представь себе, Наташа собирается уйти от него и спрятаться. Собирается забрать детей и исчезнуть навсегда.
Я вспомнил последние слова отца, на смертном одре…
«Мы все равно должны ее найти».
Он говорил про тело Камиллы? Или про саму Камиллу?
— Отец узнал, что моя сестра жива.
— Все не так просто.
— Что значит «не так просто»? Выяснил он это или нет? Мать сказала ему?
— Наташа? — Сош фыркнул. — Никогда. Ты говоришь о храбрости, о способности противостоять трудностям. Она ничего бы ему не сказала, что бы он с ней ни делал.
— Даже если бы задушил?
Сош промолчал.
— Так как он узнал?
— Убив твою мать, отец просмотрел ее бумаги, телефонные счета. Сложил два и два… так что подозрения у него возникли.
— Он знал?
— Я же сказал, все не так просто.
— Не понимаю тебя, Сош. Он искал Камиллу?
Сош закрыл глаза. Посидел так немного, потом поднялся из-за стола.
— Ты спрашивал меня насчет блокады Ленинграда. Знаешь, чему она меня научила? Мертвые — ничто. Они ушли. Ты хоронишь их и двигаешься дальше.
— Буду об этом помнить, Сош.
— Ты вот все роешь. Не оставляешь мертвых в покое. И чего добился? Убили еще двоих. Ты узнал, что любимый отец убил твою мать. Стоило ради этого стараться, Павел? Стоило тревожить призраки?
— Все зависит…
— От чего?
— От того, что случилось с моей сестрой.
Я ждал. Мне вспомнились самые последние слова отца: «Ты знал?»
Тогда я думал, что он обвинял меня, что прочел вину на моем лице. Но он спрашивал о другом: знал ли я о том, что в действительности случилось с моей Камиллой; знал ли, что он собственными руками убил мою мать и похоронил в лесу.
— Что случилось с моей сестрой, Сош?
— Вот это я и имел в виду, говоря, что не все так просто.
Я молчал.
— Ты должен понимать. Уверенности у твоего отца не было. Он нашел какие-то улики, это так, но точно он знал одно: твоя мать собиралась убежать с деньгами и взять с собой тебя.
— И что?
— Он обратился ко мне за помощью. Попросил разобраться с собранными уликами. Попросил найти твою сестру.
Я смотрел на него.
— Ты это сделал?
Он обошел стол, шагнул ко мне.
— Я все проанализировал, а потом сообщил твоему отцу, что он принял желаемое за действительное.
— В каком смысле?
— Я сказал, что твоя сестра умерла в ту ночь в лесу.
Я уже ничего не понимал.
— А она умерла?
— Нет, Павел. Она не умерла в ту ночь.
Мое сердце чуть не разорвало грудь.
— Ты ему солгал. Ты не хотел, чтобы он ее нашел.
Он молчал.
— А теперь? Где она теперь?
— Твоя сестра знала, что сделал отец. Разумеется, она никому ничего не могла сказать. Не было у нее никаких доказательств его вины. Да и власти заинтересовались бы причиной ее исчезновения. Разумеется, она боялась отца. Как она могла вернуться к человеку, который убил ее мать?
Я подумал о семье Перес, об обвинениях в обмане и прочем. В том же могли обвинить и нашу семью. У Камиллы хватало причин не возвращаться.
Но надежда затеплилась.
— Так ты ее нашел?
— Да.
— И?..
— Дал ей денег.
— А еще помог ей спрятаться от него.
Он не прокомментировал мое замечание. Да и зачем?
— Где она теперь?
— Все контакты оборвались давным-давно. Ты должен понять: Камилла не хотела причинять тебе боль. Она думала о том, чтобы забрать тебя с собой. Но поначалу такой возможности просто не было. И она знала, как ты любил отца. Позднее ты стал публичной личностью и ее появление могло сильно тебе навредить. Видишь ли, если бы она вернулась, все детали вашей семейной трагедии стали бы достоянием общественности. И твоя карьера закончилась бы.
— Ты прав.
— Да. Мы это знаем.
«Мы», — сказал он. «Мы».
— Так где Камилла?
— Она здесь, Павел.
Из комнаты словно выкачали весь воздух. Я не мог вздохнуть. Покачал головой.
— Мне потребовалось время, чтобы найти ее после стольких лет, — продолжил Сош. — Но я нашел. Мы поговорили. Она не знала, что ваш отец умер. Я ей сказал. И вот это, само собой, все изменило.
— Подожди. Ты… — Я замолчал. — Ты говорил с Камиллой? — Я не узнавал собственный голос.
— Да, Павел.
— Не понимаю…
— Когда ты вошел, я говорил с ней по телефону.
Внутри у меня похолодело.
— Она остановилась в отеле в двух кварталах отсюда. Я попросил ее прийти. — Сош посмотрел на двери лифта. — А вот и она. Уже поднимается.
Я медленно повернулся, наблюдал, как на индикаторной строке загораются числа. Услышал звонок, возвещающий о прибытии кабины. Шагнул к дверям. Я не верил Сошу. Думал, что он разыгрывает меня, пусть это и жестоко. Но надежда толкала меня вперед.
Двери открылись. Они двигались медленно, со скрежетом, словно не хотели выпускать пассажира. Я застыл. Сердце готово было выскочить из груди. Я не отводил глаз от расходящихся дверей.
И вот, через двадцать лет после исчезновения в ночном лесу, моя сестра Камилла вернулась в мою жизнь.