Человек из тени

16

…Веранда «Фламинго» оказалась в нижнем этаже высокого нового здания на широком бульваре с рядом пальм посередине. Даже после того, как я не раз бывал в Калифорнии и Флориде, не говоря уже о великом Юго-Западе, все-таки никак не мог свыкнуться с тем, что в США растут пальмы. Все равно они кажутся мне экзотическими и чужими и мнится, что я вот-вот услышу, как бьют в барабаны туземцы и рычат в кустах львы. По ту сторону улицы была стоянка. Я поставил «рено» в свободную ячейку и обошел машину, чтобы помочь своей жене выйти из нее.

Между нами возникла скованность. Вынужденный альянс уже не был только игрой, но и не превратился в подлинный союз. Наши отношения стали искусственными и нелегкими и, полагаю, оба мы сознавали, что после выполнения задания нам предстоит во многом разобраться, если, конечно, останемся живы, да и вообще будем в состоянии в чем-то разбираться.

На ней было другое, модное и достаточно дорогое одеяние, которое помогло бы увеличить тираж журнала мод, но не очень-то было ей к лицу. Это была туника из темно-коричневой шерсти. Я осмотрел ее, пытаясь обнаружить выпуклость, но так и не заметил ничего неестественного.

— Так где же он? — спросил я.

Она рассмеялась и показала на свой бок, где туника лежала свободно.

— Я его засунула под пояс нижней юбки, — сказала она, — и молю Бога, чтобы он не вывалился и не ударился об пол в самый неподходящий момент, — она скорчила гримасу. — Примите к сведению, что бюстгальтер — не самый удобный тайник для женщины, сложенной не как дойная корова, а чулок — совсем новый — я порвала, пытаясь засунуть в него револьвер.

— Хорошо, прибыли мы вовремя, но не мешало бы… А, черт, — сказал я.

— Что случилось?

Мы покидали стоянку. Я привычно оглядывал машины. Увидев низкую красную гоночную машину-кабриолет с большими колесами, я невольно притормозил. Конечно же, узнал ее я сразу. Она мчала нас в Новый Орлеан. «Вы узнаете его при встрече», — загадочно сообщил голос по телефону.

— В чем дело, Поль? — спросила Оливия.

— Ничего, — сказал я, — ничего, но лучше бы детям играть в классы и оставить грязную работу для нас, взрослых. Пойдемте!

В двадцать минут шестого на улице было еще светло, но во «Фламинго» уже царила темная, безлунная ночь. Нам пришлось минутку постоять, пока глаза привыкли к темноте.

— Нет, — вдруг сказала Оливия. Ее пальцы вцепились в мою руку.

— В чем дело? — спросил я.

— Эта блондинка за стойкой…

— Итак, за стойкой сидит блондинка. Вы думаете, я сходу приволокнусь за ней? — я не повернул головы.

— Это медсестра, которая работает у Хэролда. В приемной. Ну, та самая, я о ней вам рассказывала. Та, что смеялась.

— Вы же сказали, что по соседству находится его кабинет. Может быть, она просто заглянула сюда, чтобы выпить перед обедом. Вероятно, захотелось освежиться после того, как весь день напролет отвечала по телефону нетерпеливым дамам, что доктора «Страстная любовь» в городе нет.

Пальцы Оливии судорожно впились в мою ладонь:

— Я не смогу находиться с нею в одном помещении, Поль. Мне или станет смертельно плохо, или я с ней сцеплюсь.

— Только мужчина может напасть на женщину, — сказал я, — по крайней мере, в известном смысле. И вы притворяетесь, док. Никто не может никого так ненавидеть, чтобы не суметь находиться с ним в одном месте.

— Дорогой, неужто я не могу немного преувеличить, — рассмеялась она через секунду.

— Только не при исполнении. Скажите-ка еще что-нибудь о ней.

— Она, должно быть, заглянула сюда по пути домой, она все еще в своей форме.

— Белой, прозрачной, нейлоновой?

— С просвечивающим нижним бельем. Не говоря уже о тех местах, которые без оного. Сидит с красивым парнем — настоящая телевизионная модель: приятный загар, вьющиеся темные волосы, сверкающие белые зубы. Он в штатском — спортивном пиджаке и брюках, но носит их, как форму. Я думаю, летчик с военной базы в увольнительной, скорее всего. Морские летчики выглядят несколько иначе, нежели обычные моряки. Прожив некоторое время в Пенсаколе, вы их легко узнаете. Хэролд позеленел бы от ревности, если бы знал, что маленькая королева его кабинета появляется в обществе с юными мужчинами.

Я небрежно повернул голову. Разумеется, это был Брейтвейт. Все сходилось. В конце концов, я ведь запросил дополнительную информацию о Муни. Пусть раскопают какую-нибудь грязь, сказал я. Изучите его прошлое, дом, врачебный кабинет.

Как летчику поручили задание сходу взяться за медсестру Муни, не было понятно, но их встреча едва ли случайна.

Она молоденькая и весьма миловидная, это я заметил. Такой ей и следовало быть, учитывая репутацию Муни. Едва ли он нанял бы старую клячу, чтобы пялиться на нее целый день. Вспомнилось, что мне сказали — он часто меняет сестричек.

На нынешней была форменная шапочка, водруженная на зачесанные наверх пепельные волосы. Похоже, ей приходилось долго возиться с прической каждое утро. Она чуть-чуть пышнее, чем полагалось бы, с богатым бюстом, тонкой талией, да и руки очерчены очень красиво, что заметно и сквозь полупрозрачный нейлон униформы. Белые чулки и тяжелые туфли на низком каблуке не помешали отметить, что ее округлые ноги и аккуратные ляжки одобрил бы любой конкурс.

— У вас наметанный глаз, док, — сказал я. — Он действительно офицер морской авиации.

— Вы смотрите вовсе не туда, — сухо ответила Оливия, — но раз вы знакомы, то, наверное, именно с ним и предстоит встретиться.

— Может быть. Однако он уже определенно при деле. Посмотрим, может, его и ко мне определили, — я незаметно взглянул на циферблат. — Давайте-ка займем одну из кабинок. Наверное, вы не захотите стоять столбом, когда природа призовет меня в другое место спустя сто сорок секунд.

Я усадил ее за боковой столик. Она снимала перчатки, разглядывая молодую пару за стойкой:

— Я не понимаю… А… Он пытается, полагаю, выведать у нее что-нибудь о Хэролде для вас. Ну что ж, он попал по адресу. У нее может оказаться много захватывающе интересной информации.

— Будем надеяться, — сказал я. Мне пора уже было идти. Я поднялся и произнес уверенным тоном супруга: — Закажи мне бурбон, дорогая, когда появится официант. Я сию секунду вернусь.

В сторону бара я и не смотрел, но почувствовал, что Брейтвейт все еще увлечен беседой с блондинкой в белом. То ли он забыл обо всем, то ли не ему следовало выходить на связь, а может быть, у кого-то из нас сплоховали часы, или же ему велено выйти спустя минуту-другую после меня. Я пробыл в кабинке некоторое время, а когда отправился мыть руки, он оказался уже там, за тем же занятием. Мы были одни.

— Выкладывайте, — сказал я.

— Команда допроса уже в городе. У меня записаны адрес и телефон.

— Никогда не оставляйте никаких каракулей на бумаге. Дайте-ка сюда.

Он вырвал листок из записной книжки и передал мне. Я взглянул на него и смыл в ближайшем унитазе.

— Вы посвящены во многое?

— Я думаю, в достаточной мере, сэр. Вы уже обнаружили свой объект?

— Да, опознал. Отдан приказ брать. Но сейчас о другом. Вы заметили ту даму, что со мной? Хотя, наверное, вы знаете ее по кораблю. Доктор Мариасси.

— Да, сэр.

— Если я буду очень занят и дело осложнится, придется поручить ее опеку вам. Нельзя допустить, чтобы с ней что-то стряслось. Она должна остаться живой и невредимой, пусть вам даже придется прикрывать се от пули или удара ножа собственной грудью. Понятно?

— Да, сэр.

— Вы вооружены?

— Да, сэр.

— Стрелять, надеюсь, умеете?

— Да, сэр.

Наверное, это означает, что не слишком хорошо, подумал я, кисло посмотрев на него, а если и неплохо, то разве только по бумажным мишеням. Во флоте мало уделяют внимания личному оружию — полагают, что за них будут стрелять пушки, и такого калибра — не приведи Господь. Ни один человек, который действительно умеет стрелять, не ответил бы на этот вопрос, не упомянув калибра оружия. Но делать нечего — в данный момент рассчитывать на другую подстраховку я не мог.

— Как вас отыскать, если потребуется сегодня? Надеюсь, живете не на судне?

— Нет, сэр. Временно остановился на базе, в офицерском доме.

— Телефон?

— В комнате телефона нет, но если вы позвоните коменданту…

— Какого черта, я не могу проделывать все эти манипуляции, и не сумею прислать даму, чтобы она навестила вас в доме для офицеров-холостяков, — нахмурился я. — А что эта сестричка? Живет одна?

— Полагаю да, сэр!

— Как далеко зашло у вас? Можете надеяться на ее приглашение к себе, если правильно поведете дело? Раз уж вам все равно некуда ее пригласить?

Он слегка покраснел:

— Наверное, да, сэр, я… надеюсь. Она хороший друг. Я как раз собирался вас спросить. Хочу сказать, что я уже не ребенок, но не знаю, в какой степени волен… Хочу сказать, что меня не инструктировали, следует ли.

— Я хочу, чтобы вы провели ночь у нее, чтобы можно было знать, где вы находитесь, если потребуетесь. Это предоставит вам и возможность осуществлять свою непосредственную миссию, то-есть, как я полагаю, сбор информации о ее работодателе. Что вы еще там делаете или же не делаете — это на ваше собственное усмотрение, при условии дружелюбных отношений и отсутствия у нее подозрений.

— Да, сэр, — помедлив, ответил он неохотно.

— Имеются возражения?

— Полагаю, что у меня нет выбора, сэр. Но в общем-то все это как-то слишком цинично.

Вспомнилось, что час-другой назад Оливия говорила примерно то же самое. Наверное, должен бы радовать тот факт, что есть люди, для которых секс не самое важное, но, признаться, все эти сантименты сейчас вызывали только раздражение.

— Бог ты мой! — сказал я. — Моряк с угрызениями совести по дамскому вопросу? Мне казалось, у вашего брата по девочке в каждом порту.

— У меня хватало девчонок, сэр! Дело не в этом Она кажется по-настоящему приятной девушкой.

Похоже, в этом деле набирается слишком много разных хороших девиц.

— Вы думаете, что она приятная барышня, но опять же норовите залезть к ней в постель, — сказал я. — Ладно, подскажу, как поступить, если вам так претит мысль переспать с ней под ложным предлогом, — просто притворитесь пьяным и отключитесь прямо на полу. Если она хорошая девушка, и даже если не очень, то, скорее всего, дотащит вас до дивана и уложит, чтобы вы проспались. Она, может быть, даже подаст вам утром кофе. Идет?

— Да, сэр. Извините, я не имел в виду…

— Она уже успела рассказать что-нибудь интересное о докторе Муни?

— Да нет. Я пока не осмелился выкачивать из нее информацию. Мы здесь только познакомились… во время ленча. Из ее слов явствует, что доктор любвеобилен, как Дон Жуан, и ей приходится увиливать, избегая его притязаний. Ее предшественница уволилась, по словам Дотти, потому что подметки стерла, задавая от него стрекача. Муни рассказывает Дотти о своих романах с другими дамами, намекая, что готов и ее осчастливить, пожелай она только. Она говорит, что этого отнюдь не жаждет, но настойчивость его возрастает. Ей хотелось бы найти другую работу, но платит он хорошо.

— Это совпадает с полученной информацией точнейшим образом, — сказал я, — с тем лишь исключением, что ее отношения с Муни не столь уж невинны, как вы пытаетесь представить. Но информация могла быть и предвзятой.

— Я думаю, Дотти говорит правду, — решительно покачал головой Брейтвейт. — Она… Она действительно кажется замечательной девчонкой, сэр. Мне было бы неприятно втянуть ее во что-то… — он замолчал.

Я посмотрел на него и подумал о чудной девушке, которую сам втянул в это дело. Я спросил:

— Как вас зовут, мистер Брейтвейт?

— Как… Джек, сэр.

— Послушайте, Джек, — сказал я, — боюсь, что в один прекрасный день вам придется стрелять из этих ваших больших морских пушек или сбросить эти огромные бомбы, и, наверное, пострадает тот, кто не очень-то виноват. Может быть, и люди, которые не виноваты вообще ни в чем. И это ужасно, Джек.

— Да, сэр, — быстро сказал он.

— Как втянули вас в это дело? — спросил я.

— Меня не втянули, — возмутился он. — Я вызвался добровольно, сэр. Вы сами мне сказали, что это возможно. Я позвонил по тому номеру в Вашингтоне, который вы мне дали. Они мне перезвонили почти немедленно. Они собираются послать меня на специальное обучение — вам об этом больше известно, чем мне, сэр, — но это дело разворачивалось очень уж быстро, и у них под рукой никого не оказалось. К тому же, я уже был немного к нему причастен. Я знал вас в лицо.

— Разумеется, — сказал я. — В армии мы имели обыкновение различать три вида дураков: круглый дурак, чертов дурак и доброволец.

Холодно уставившись на него, я заметил, как сжимаются его челюсти, но злые шутки были для него не в новинку. Он из дисциплинированных. Он не перечил. Он хороший парень, но я не собирался ему выкладывать, что о нем думаю. В трудной ситуации он будет незаменим.

Я продолжил:

— Сестру зовут Дарден, не так ли? Где она живет?

Он опять достал записную книжку. Я вырвал страницу и поступил с ней так же, как и с первой, после того, как запомнил текст.

— Если бы девица вдруг это увидела, — сказал я, — ей бы показалось довольно странным, что вы записали адрес до того, как она сама дала его.

— Да, сэр.

— Я вовсе не собираюсь вам выговаривать, Джек.

— Понимаю, сэр.

— Я не думаю, что можно оказаться у штурвала без солидной подготовки, но именно ее вам сейчас и не хватает. А ошибка в нашем деле может оказаться такой же непоправимой, если не страшнее.

— Да, сэр.

— Хорошо. Задержитесь здесь еще на минуту.

Я поправил, глядя в зеркало, свой галстук и вышел. Еще из коридора я увидел Дотти Дарден, оживленно беседующую с Оливией, лицо которой было бледным и враждебным. Девушка явно хотела что-то объяснить, а Оливия не хотела слушать.

— Пожалуйста, — говорила Дотти, когда я подошел, — мне хотелось бы, чтобы вы поняли, доктор Мариасси. Я знаю, что вы очень дурного обо мне мнения. Я не виню вас, но поймите, ведь он мой хозяин. Я обязана выслушивать его россказни и притворяться, что веселюсь. Приходится потакать ему, делать приятное.

— Еще бы, я уверена, что у вас это превосходно получается, — отвечала Оливия. — Я даже убеждена, что вы делаете его счастливым.

— Если вам приятнее ревновать меня, извольте, — отшатнулась девушка. — Таких, как вы, много. Добрая половина женщин в городе готова выцарапать мне глаза, но самое смешное, что этот потаскун в резиновых перчатках мне противен. Честное слово, — она глубоко вздохнула. — Вы, конечно, не верите. Простите, я только хотела извиниться.

Она быстро повернулась и чуть не врезалась в меня. Пришлось схватить ее за руку, чтобы поддержать. Дотти удивленно посмотрела на меня. Очень милой и юной выглядела она на слабо освещенной веранде со своей смехотворно официальной прической и в простой белой униформе.

— Ох, извините, — выпалила она, освобождаясь.

Брейтвейт уже возвращался. Она быстро подошла к нему и ответила на его озадаченный вопрос смехом, взяв себя в руки. Я сел. Оливия уставилась в свой стакан.

Я сделал глоток и сказал:

— Вы были слишком строги к этой девушке, не правда ли?

— Девушке? — взорвалась она. — Они вам все кажутся девушками, Поль? Но будь эта столь уж невинна, как изображает, то зачем ей так выпячивать свое холмистое возвышение, если оно настоящее, и тем более, если оно накладное?

— Холмистое возвышение… — повторил я. — Мне следует запомнить это выражение. Когда я был еще юнцом, мы просто говорили «сиськи». «Холмистое возвышение» — это звучит очень изящно.

Оливия взглянула на меня. Спустя секунду она рассмеялась.

Брейтвейт уже выходил, с медсестрой и своей чистой совестью. У меня тоже некогда была совесть, но я умудрился где-то ее утратить. В нашем деле совесть может разве только привести к беде.