Человек из тени

8

Комната Оливии Мариасси находилась на третьем этаже, двумя этажами ниже моей. Я воспользовался лестницей. Похоже, никого не интересовало, куда я иду. Никто не торчал и в коридоре, рядом с номером 310. Казалось, слежки нет, но времени окончательно убедиться в этом не было. Я постучал. Женский голос незамедлительно спросил: «Кто там?»

От сердца отлегло. Наверное, я действительно разволновался. Но тут же меня охватила злость. Наша ученая дама была жива и здорова и, судя по спокойному тону ее голоса, ни о чем не догадывалась, но, очевидно, полагала, что я выкрикну свое имя и изложу дело через дверь, какого же черта тогда она велела не беспокоить ее по телефону?!

— Это плоская площадка, — прошептал я пароль, — как на авианосце.

— А!..

Последовала пауза, затем дверь распахнулась. Она все еще была при полном параде, в своем твидовом костюме. Единственная уступка позднему часу — распахнутый жакет. Стоя у двери, она поспешно застегнула его наглухо. Она оказалась даже в туфлях, хотя я мог бы побиться об заклад, что обулась наш доктор только что. Ни одна женщина, какой бы интеллектуалкой до мозга костей ни была, не способна поздней ночью сидеть за книгой в туфлях на высоких каблуках.

Именно этим она и занималась, когда я постучал, — читала. В углу над большим креслом горела лампа, а в руке у нее была толстая книга, заложенная указательным пальцем. Я заметил название: «Алгебра бесконечности» — что бы это могло означать?

Я подумал, что, стоя так, лицом ко мне, она похожа на достаточно привлекательную библиотекаршу — старую деву, которая вот-вот строго взыщет с вас за несданную в срок книгу.

— Что вы делаете тут? — не замедлила она спросить. — Я хотела сказать — разве так положено? В конце концов, считается, что мы еще не знакомы, не так ли? Эта прерванная встреча в баре едва ли могла послужить поводом для знакомства.

— С вами ничего не случилось? — спросил я, наблюдая за ее лицом. — Вы тут одна?

Она сначала удивилась, затем возмутилась:

— Одна? Разумеется, одна. На что вы намекаете?

По ее поведению стало ясно, что никто не угрожал ей оружием из укрытия, и говорила она не под чужую диктовку. Я прошел вперед. Комната, а также шкаф и ванная были пусты. Я запер входную дверь.

— Итак, — спросил я, — в чем дело?

— Я вас не понимаю.

— Я имею в виду телефон. Мы пытались к вам дозвониться. Бесполезно. Кто-то сказал оператору, чтобы вас не беспокоили. Естественно, мы были озадачены, зная, что при сложившихся обстоятельствах, особенно после сцены в баре, вы едва ли стали бы отключать телефон, как раз наоборот, ждали бы от меня звонка.

Ее рука невольно поднялась к губам — странный для женщины ее строгой внешности девический жест смущения и растерянности.

— Боже мой! Я и не подумала! Наверное, из меня вышел никудышный агент секретной службы, мистер Коркоран. Очень прошу, извините. Я… в общем, это личное дело. Я не хотела, чтобы кое-кто ко мне дозвонился.

— Личное, — повторил я. — Чертовски удобное время выбрали вы для личных дел, док.

— Мистер Коркоран! Ученым-медикам, редко нравится обращение «док», — она опять сделалась и холодной, и сдержанной. — И не вам критиковать меня после того, как вы сегодня сами сорвали наше задание, увлекшись этой барышней в розовом, оставив меня, я должна это подчеркнуть, в унизительном положении. Помню, на корабле вы заявили, что ухлестываете за женщинами, но я и не предполагала, что столь спонтанно!

Я уставился на нее:

— Неужто выдумаете, я увязался за этой барышней, чтобы поразвлечься, черт возьми?!

— А что мне еще думать? — ее голос был холоден. — Я должна признаться, что разочарована в вашем вкусе, мистер Коркоран. Это сверкающее маленькое платье, слишком узкое и короткое, ничего не закрывающее. Почему эти маленькие шлюшки любят так заголяться, выставляя напоказ и руки, и ноги, и плечи?

— Оставим в покое мой вкус, да и ее тоже, — парировал я.

— Эта шлюшка, как вы окрестили ее, только что из-за нас избита и изнасилована. Рекомендую учитывать это, когда в следующий раз вам придет на ум отключить телефон по личным причинам. Это не партия в бридж между друзьями, учтите. Наконец, что это за личные причины?

— Я уже вам сказала. Просто не хотелось, чтобы меня беспокоили телефонными звонками.

Она не задумывалась над тем, что говорит. Она в ужасе смотрела на меня, не желая верить:

— Изнасилована?!

— Это общепринятое наименование полового акта, осуществляемого вопреки желанию. Так чьих звонков вы избегали?

— Не имеет значения, — уклончиво ответила она. — Это мое личное дело. К вам никакого отношения не имеет. Почему… изнасиловали эту девушку?

— Очевидно, в знак презрения к нам, в знак вызова, — сказал я. — Я воспользовался ею для отвлекающего маневра, это раскусили и дали знать таким образом, что думают о моих действиях. Это одно из возможных объяснений. Могут быть и другие.

Оливия нахмурилась:

— Тогда вы бросили меня не потому, что… — она остановилась.

— …что мне приглянулась эта барышня? Отнюдь нет, — сказал я. — За нами наблюдали, док. Некто не захотел поверить спектаклю. Казалось, я смогу его провести, а он меня все-таки обскакал.

— Тогда… тогда я должна извиниться перед вами.

— Лучше проинформируйте о том парне, что домогался вас по телефону.

Она покачала головой.

— Поверьте, ни малейшего касательства к делу это не имеет. Так вы говорите, что за нами наблюдают? Но, кажется, на это мы и надеялись? Ведь именно для того предпринимались все эти театральные усилия. Так вы уже распознали человека, который нам угрожает?

— Да, — ответил я достаточно резко. — Беда лишь в том, что и он меня распознал. Однако ведет себя он очень странно, поэтому пока не удается понять, в чем дело. Станем разыгрывать прежний сценарий.

Ясно, что она не собиралась отвечать на вопросы, и мы попросту теряли время. Поэтому я продолжил:

— Чем скорее я уберусь отсюда, тем лучше. Может быть, еще сохранился шанс спасти наш первоначальный план. Заприте дверь и немедленно позвоните, чтобы вас соединяли со всеми телефонными вызовами. Затем предоставьте мне двадцать минут, чтобы проверить как обстоят дела и заняться потом вашей охраной вплотную. Если за это время я позвоню и скажу, чтобы вы сидели взаперти, так и поступите, чтобы вокруг ни происходило. И никому не открывайте, если не постучат условным образом, вот так — я легонько ударил по спинке стула три раза и два. — Вы не выйдете из этого номера, кто бы ни давал инструкций по телефону, за кого бы себя он ни выдавал. Пусть пройдет хоть неделя, вы будете сидеть у себя безвылазно, пока кто-нибудь не подойдет к двери и не подаст условный сигнал. В ванной есть вода, а без еды люди могут обойтись хоть месяц. Вам понятно все?

— Хорошо, мистер Коркоран, — она облизнула губы. — А если вы не позвоните через двадцать минут, что тогда делать?

Я объяснил. Это, конечно, понравиться не могло, но неожиданная новость и неправильная оценка моих действий явно ее сломили, и протест был слабым. Я вышел и дождался, пока щелкнул замок. Затем спустился вниз, к телефону, чтобы сообщить Маку: с ученой дамой ничего не стряслось. Я объяснил, как обстоят дела. Затем проверил помещение и никаких признаков Кроха не обнаружил, что, однако, еще ничего не значило. Ему удавалось ловко заметать следы, когда он этого хотел.

Оливия вышла из номера ровно через двадцать минут по часам. Стоит воздать должное точности ученых, в этом смысле с ними работать хорошо. Я наблюдал, как она спускалась по лестнице и пересекала фойе, а потом, выждав минуты две, последовал за ней.

Она заняла тот столик у стены, за которым раньше сидел я.

— Ну как — выяснили вы, сколько времени уходит на один оборот?

Она посмотрела озадаченно и нахмурилась:

— То есть как — сколько времени?

— Чтобы бар совершил полный оборот.

— А… — поспешно ответила она. — Вы тот самый мужчина… Я было вас не узнала.

— Извините, что я так быстро ушел, но неожиданно встретился со знакомым, и не подозревал даже, что он может оказаться в этом городе. Не возражаете, мадам, если я сяду за ваш столик?

— Отчего же? Разумеется, нет. Не возражаю.

— Можем засечь сейчас время, — сказал я. — Гляньте вон на того толстяка. Мы заметим, когда он опять окажется перед нами. Что вы будете пить?

С этого все и началось. Стандартное знакомство было разыграно, как по нотам. Я рассказал, что родом сам из Денвера, работаю репортером, а она в ответ, что из Пенсаколы и занимается наукой по секретному проекту, который разглашать нельзя. Однако может рассказать о некоторых явлениях, с которыми столкнулась в своей работе, они не секрет. Например, невесомость…

Пропустив по рюмке-другой, мы все еще говорили о невесомости.

— Разумеется, теперь, когда люди летают в космос, у нас нет необходимости воспроизводить это состояние, мы можем изучать его в натуре, — сказала она. Затем о чем-то вспомнила и быстро подняла глаза: — А, черт. Наш толстяк уже ушел. Боюсь, эксперимент не удался, мистер Коркоран.

— Давайте попытаем счастья с рыжеватой блондинкой, той, что с чернобуркой. Она больше похожа на завсегдатая. Может, задержится на полный круг. Что если заказать еще выпить?

— Боюсь, с меня достаточно, — произнесла она уверенно.

— Я все о делах и о делах и ужасно вам, верно, наскучила. Впрочем, выпью еще рюмку, если вы считаете, что после не захмелею. Доверяю вам проследить, чтобы я не оплошала. Хотя я вовсе не убеждена, что вы тот человек, которому можно довериться, мистер Коркоран.

Теперь Оливия куда лучше справлялась с ролью. Она оживилась, разрумянилась, глаза сияли, у нее был вид неискушенной женщины, которая не рассчитала дозы. Любому, кто посмотрел бы на нее, стало бы ясно, что она взволнована. Мы продолжали весело и подробно обсуждать, можно ли мне довериться. К столику подошел официант.

— Еще по одной, — сказал я, отодвигая пустые рюмки в его сторону.

— Извините, сэр, — он указал на стойку: бармен подсчитывал выручку. Мы в зале остались одни.

— Боже мой! — воскликнула Оливия. — Они уже закрывают? Пора идти? А мы так и не узнали время одного оборота.

— Стойки, мадам? — спросил официант. — Примерно пятнадцать минут, мадам.

Я рассчитался, поднялся и помог Оливии выбраться из-за столика.

Она взяла меня под руку, чтобы не потерять равновесия:

— Боюсь, я немного пьяна, мистер Коркоран. Интересный получился эксперимент. Я давно собиралась его осуществить, в интересах науки, разумеется, но всегда опасалась показаться глупой. Я уже поглупела, да?

— Поглупели? — вторил я. — Пока еще нет, док, но надежды я пока не теряю.

— Теперь-то я точно знаю, что доверяться вам нельзя! — рассмеялась она и неожиданно остановилась. — Как я выгляжу? Волосы не растрепались? Я похожа на ведьму, когда распускаю волосы. Когда они причесаны, я тоже не красавица, не думайте, что на этот счет заблуждаюсь. Очень мило с вашей стороны, что… — она замолчала, не закончив предложения. Мы вышли в фойе, и двери карусельного зала за нами заперли. Оливия поправила волосы и облегченно вздохнула, посмотрев на меня. Когда она заговорила, голос ее снова стал деловым, отрывистым и трезвым.

— Вы были очень участливы, мистер Коркоран, прислушиваясь к утомительному вздору одинокой женщины. Нет, не стоит провожать меня до номера. Все в порядке.

Я откашлялся:

— Понимаете ли, речь идет о моем номере, мадам. Было бы просто глупо расстаться сейчас. У меня есть бутылочка в чемодане. Мы могли бы продолжить научный эксперимент… Э-э… без свидетелей.

Получалось забавно. Мы по-настоящему играли, вино этому помогало. Мы разыгрывали допотопную церемонию знакомства на тот случай, если кто-то наблюдал за нами. Однако же молчание и смущение, которые последовали за моим предложением, казались вполне натуральными. Оливия выдержала долгую паузу, прежде чем рассмеяться, и смех ее был натянутым.

— О, дорогой мой, — прошептала она. — Дорогой мой! Вы собираетесь польстить непривлекательной интеллектуалке, сделав ей такое предложение. Не слишком ли вы вошли в роль доброго самаритянина?

— Нам следует вместе преодолеть ваш комплекс неполноценности, док. Когда привлекательные женщины умаляют свои достоинства, это смахивает на лицемерие.

— Вы видите, что хмельная дурочка в сладком опьянении, и умело пользуетесь ситуацией… Хочу ли я, чтобы вы меня совратили, мистер Коркоран?

Я промолчал. Некоторое время мы смотрели друг на друга, затем она снова рассмеялась, очень мягко, но отчаянно:

— Ну что же, почему бы и нет? — спросила она, опять беря меня под руку. — Почему бы и нет?

В лифте мы стояли совсем близко друг к другу, чтобы лифтер обратил на это внимание, молча — разговаривать необходимости не было. Вышли на пятом этаже, повернули налево и, обнявшись, подошли к моей двери. Я отпер дверь и переключил внимание на спутницу.

Кое-что сделать я все-таки забыл. Я подумал, не забыла ли она. Нам полагалось разыграть еще одну сцену влюбленности — на публику, если таковая имелась, до того как мы могли укрыться от чужих глаз в уединении гостиничного номера, чтобы опять сделаться чужими друг для друга, холодными профессионалами.

Я заметил маленькую искорку в ее глазах и понял, что она удивляется, как я мог упустить эту маленькую деталь. Я протянул руку, осторожно снял очки, сунул их в верхний карман ее костюма. Она стояла не шевелясь. Тут я ее поцеловал. Труда это не составило. Она не сопротивлялась, а я был тоже в легком подпитии. Ее нельзя было назвать неуклюжей. По крайней мере, она знала, куда повернуть нос.

Я был несколько удивлен. Она отнюдь не производила впечатления дамы с богатой практикой, скорее наоборот. Тут я почувствовал чье-то присутствие за спиной. Отпустив Оливию, я живо повернулся и перехватил взгляд мужчины, которого можно бы назвать красивым, не будь его лицо перекошено от ярости. Я не видел этого лица раньше.

Это резко изменило всю картину. Я ожидал появления Кроха. Следовало молниеносно принять решение, и я его принял. Вместо того, чтобы начать действовать, я стоял, не двигаясь с места, позволив заехать себе в челюсть, и ударился о дверной косяк. От второго удара в живот я сложился пополам. Третий удар — не знаю, может, я плохо рассчитал, думая, что он не способен на такое, — снова пришелся по голове и свалил меня наземь.