Человек из тени

20

— Поль, — твердил кто-то, задыхаясь, — Поль, очнитесь. Пожалуйста, очнитесь!

Я открыл глаза. Оливия склонилась надо мной.

— Крох? — прошептал я.

— Он мертв. Простите меня, Поль.

Да, извиняться было за что. Убить человека, которого другой поклялся прикончить своими руками… Но я постарался прийти в себя и понял, что она извиняется совсем по другой причине. Она не знала, что мы преследовали мнимую цель. Она думала, что испортила все дело тем, что отправила Кроха туда, где тот не заговорит уже никогда.

С опозданием вспомнилось, что я был агентом секретной службы, а не ангелом мести. И существовал еще один человек, которого предстояло обнаружить, — мерзкий седой старикашка. Я ничуть не ближе к цели, чем раньше. А может, все-таки нет? Я взглянул на Оливию.

— Какого черта вам здесь надо? — спросил я.

— Да вы не очень-то благодарны! — возмутилась она. Не дождавшись ответа, она продолжила: — Я не могла позволить прикончить вас. Это самоубийство — идти на встречу с вооруженным и обученным человеком со шприцем наперевес. Это безумие! Я заставила Джека Брейтвейта привезти меня сюда, — сказала она с подавленным смешком. — Я направила на него ваше оружие и заставила везти, прямо как в кино. К черту Эмиля Тауссига! Мне плевать, если даже его вообще не найдут!

— Не ругайтесь, док, — сказал я. Чуть погодя я спросил: — Каковы потери?

— У вас в ноге застряла пуля 22 калибра. Ее придется потом извлечь. Я только уняла на время кровь.

— Вот свинство, только в прошлом году из нее вынули осколок. Каждый раз достается все той же ноге. А что с головой?

— Возможно, легкое сотрясение мозга, — она протянула ладонь и показала сплющенную пулю. — Именно от нее вам и досталось. Не думала, что они так будут стукаться и отлетать. Мне показалось, что я убила вас.

— Где Джек Брейтвейт? — спросил я.

Сил сесть и оглядеться у меня все еще не хватало.

— Я здесь, сэр.

Он появился в моем поле зрения и не один — с маленькой медсестрой-блондинкой под руку. Она по-прежнему была в униформе, с нелепо торжественной прической, но уже не выглядела столь свеженькой и сияющей, как на веранде «Фламинго». Вдосталь насмотрелась она с тех пор насилия и смерти.

— Вы, кажется, не поняли моих инструкций, мистер Брейтвейт, — сказал я. — Это не та дама, за жизнь которой вы отвечаете, не считаясь со своей собственной.

— Сэр, она была вооружена.

— Ну и что? Она стреляла в вас? Вы что-то не похожи на истекающего кровью. А какого черта здесь делаете вы? — спросил я Дотти Дарден.

— Почему вы меня спрашиваете об этом? — возмутилась она. — Можно подумать, я имела выбор! Я буду весьма признательна, если мне объяснят, что все это значит, когда у кого-нибудь найдется время! — ярость придавала ей смелости. Она оттолкнула Брейтвейта: — Кончайте лапать меня… паршивый Ромео! Пользуетесь моей квартирой и притворяетесь… Уберите руки!

— Я не могла оставить ее у телефона, Поль, — сказала Оливия. — Не думаю, что вы заинтересованы во вмешательстве полиции. Пришлось заставить ее идти с нами.

— Я не помню, чтобы просил о чьем-либо вмешательстве до 12 часов 33 минут.

Выражение ее лица изменилось.

Я сказал устало:

— Да ладно, не будем об этом, док.

Она все еще смотрела на меня с укоризной. Видимо, я не отвечал ее представлениям о человеке, чью жизнь спасли в последний момент. Что ж, может быть, я и не справился бы с Крохом. Кто теперь может знать это? Спорить здесь не о чем.

— И не беспокойтесь, Крох оказался не тем, кого мы искали. А где же ваш прирученный котенок, док? Где Аполлон от медицины? У меня есть к нему вопрос, как только он оправится после своих мучений, или может даже чуть пораньше.

— Хэролд? — она все еще хмурилась, но уже иначе. — Что вы хотите спросить у Хэролда?

— Я хочу спросить, — сказал я, — почему он еще жив?

Она умолкла, а я продолжил:

— Я сказал вам, как все произойдет, сказал, что Крох убьет их обоих. Так вроде бы и должно было случиться, но убил-то он только Тони Вайль.

— Я знаю. Я… Мне очень жаль, Поль.

— Я хочу понять, что за петушиное слово знал доктор Хэролд Муни, чтобы остаться в живых. Он, вероятно, говорил очень быстро и много, нашел какие-то аргументы. Он, вероятно, сослался на своих друзей с громкими именами, там, наверху, если Крох его не прикончил, — я имею в виду не торговую биржу Пенсаколы или Ассоциацию медиков США. Я хочу знать, что именно он сказал. Я хочу знать, как такая гнида, как Муни, выторговал себе жизнь, тогда как Тони… — я заставил себя остановиться. Остальное к делу не относилось.

— Успокойтесь, Поль, — сказала Оливия. — Вам нельзя столько говорить и расстраиваться.

В ответ я рассмеялся:

— Помните, в какой-то момент нам показалось, что Крох и Муни — сообщники. Что ж, мы ошиблись, но только наполовину, как теперь мне представляется. На Кроха он не работал, но тем не менее чьим-то сообщником является. Когда же дело дошло до разоблачения, а пистолет Кроха был приставлен к виску, он воспользовался чьим-то именем, чтобы себя спасти. Смог рассказать нечто достаточно интересное, и Крох вместо выстрела взял его на заметку. Чтобы навести справки — то есть продать эту информацию после того, как разделается со мной.

— Не могли… — Оливия замешкалась. — Не могли Хэролд просто предложить деньги?

— Это он так утверждает? Не будьте наивны, док. Таких людей, как Крох, не купить, во всяком случае, не за ту сумму, которой располагает Хэролд. Но иногда можно пробудить любопытство, подключив к своей игре. Это единственное, на что Муни был способен, и ему, очевидно, пришлось сказать все, что известно. Но раз уж он мог выложить всю подноготную Кроху, то может рассказать и мне.

— Нет, — скупо ответила Оливия.

Я не мог понять, что означает выражение ее лица. Я быстро перевел взгляд на двух других, стоящих надо мной, — и они смотрели как-то странно. То ли виновато, то ли просто им было не по себе.

— Что значит «нет»? — спросил я резко. — Где он? Вы же не отпустили его просто так?

Я попытался подняться, но Оливия остановила. Она хотела было что-то сказать, но затем передумала. В ее глазах застыло странное выражение — словно сдерживает слезы. Ответила блондинка:

— Доктор Муни не… Я хочу сказать, что он мертв.

Я уставился на нее и на Оливию, которая отвернулась, кусая губы. Я опять посмотрел на Дотти:

— Черта едва он мертв, мисс Дарден! Каким образом? Он достаточно сильно трепыхался, когда я сюда попал.

— Когда мы появились, он был без сознания, — покачала она головой. — Джек и я бросились к нему, пока доктор Ма-риасси занималась вами. Джек помог развязать его и вынуть кляп. Но он не подавал признаков жизни. Пульс был, но очень слабый. Я позвала доктора Мариасси, и мы попробовали применить искусственное дыхание, но это не помогло. Привести в чувство не удалось.

Наступила тишина. Я посмотрел на Оливию.

— Нет, раны не оказалось. Он просто скончался. Причина, вероятно, — сердечный приступ, усугубленный страхом и частичным удушьем. Кляп был очень уж плотным.

— Сердечный приступ, — повторил я медленно и поймал себя на том, что смеюсь. Это был нехороший смех. — Док, вы шутите. Вы хотите, чтобы я поверил — единственный человек, с которым следовало поговорить, взял вдруг да и скончался от сердечного приступа. Вы неисправимый романтик, если так думаете, — я окинул взглядом всех. — Или что-то еще?

Вдруг в этом бетонном тупике наступило молчание. Все уставились на меня. Оливия пыталась воспротивиться, когда я поднимался, но передумала. Она помогла мне встать. Нога болела, но я все же мог как-то на нее опираться. Я огляделся. Здесь становится тесновато, решил я. Еще парочка тел, все равно мертвых или живых, и придется отклонять заявки на экскурсии.

— Вы лучше скажите, Поль, на что вы намекаете? — тихо спросила Оливия.

Секунду я изучал ее лицо — похоже, Оливия собирается разозлиться. Я посмотрел на других. Брейтвейт выглядел озадаченным, Дотти — испуганной. Я ее понимал. Для непосвященной юной девушки она попала в очень уж крутой оборот, если только и впрямь столь неопытна. Сейчас я не доверился бы и ангелу в белом, который только что спустился с небес и предъявил чистое досье, гарантирующее полную непричастность к секретным службам.

Я проковылял в угол, где лежал Муни. Это оказалось не так уж сложно. Куда труднее было опуститься на колени. Где-то же должна она находиться. Я обнаружил ее на шее у самых волос.

— Говорите, нет раны, да? — сказал я Оливии, указывая на маленькую красную точку.

Она опустилась на бетон рядом, не обращая внимания на свои нейлоновые чулки. Уход за ранеными уже стоил им нескольких дырок и еще одна спущенная петля уже никакого значения не имела. Легче смотреть на драные чулки, чем на бледное лицо, пытаясь угадать, что она думает.

— Как же это? Как?.. Это похоже на инъекцию!

— Подумать только! — прошептал я в ответ. — Док, вы просто сразили меня наповал!

— Поль, что… — начала было она.

— Я передал вам для Брейтвейта, что могу воспользоваться иглой и определенным составом. Вы известили об этом Джека, когда попали в квартиру?

— Да, — сказала она. — Разумеется.

— Очень хорошо. Значит, все присутствующие — все, кто еще жив, — знали, что здесь есть шприц. Ясно, что кто-то воспользовался этим, чтобы в этой суматохе заставить Муни замолчать.

Оливия молча изучала мое лицо. Никто не решился возразить. Напряжение стало почти физически ощутимым. Я чувствовал, что кого-то вот-вот прорвет или он попытается скрыться. Муни убили, чтобы тот не выдал одного из трех присутствующих. Убийца ждал, что я сейчас укажу — на нее или на него. Я быстро обыскал одежду Муни, но не обнаружил того, что искал. Тони была следующей. Неприятно, но пришлось это сделать. У нее я тоже ничего не нашел.

Я с трудом поднялся и проковылял к Кроху, туда, где он лежал вниз лицом в луже крови. Убивали его изрядно, и он некрасиво распрощался с жизнью. Я проверил карманы пиджака — моя коробочка с лекарствами была тут. Но шприца, как я и предполагал, не оказалось. Решившись на обыск мертвеца, убийца едва ли рискнул бы еще и вернуть шприц на место.

Недоставало еще кое-чего — с пол-ампулы того состава, которым мы пользуемся, когда не хотим, чтобы человек очнулся. Видимо, в суматохе, пока другие были заняты раненым и умирающим, убийца выпустил из иглы снотворный состав, который я приготовил для Кроха, и набрал смертельную дозу яда.

Что ж, наши приемы и оснащение достаточно хорошо известны противнику, впрочем, это обоюдно.

Все внимательно наблюдали за мной. Я специально осмотрел и коробочку, и тело Кроха. Шприца нигде нет. Проблема очерчена четко: четыре бетонных стены и такой же пол, трое людей, один шприц. Я схватил пистолет Кроха, который лежал на полу в луже крови, и направил на Брейтвейта:

— Ты сказал, что у тебя есть оружие, салага? Выкладывай!

— Но…

— В твоем распоряжении пять секунд. При счете пять тебя уже не будет.

Конечно же, я брал его на пушку. Убивать я никого не собирался. Один человек, который что-то знал, уже безвозвратно потерян. Терять еще одного не следовало.

— Да, сэр, — Брейтвейт громко сглотнул слюну. Он проворно вынул из кармана револьвер, такой же, как у Оливии. Не знаю, отчего Вашингтону полюбились эти маленькие уродцы, но их раздают направо и налево, как образцы жевательной резинки.

— Положи на пол и отойди в сторону, — сказал я. — А вы, док, поднимитесь. Встаньте там, рядом с ним.

Оливия медлила. Ее глаза были широко распахнуты, в них застыл новый вопрос, возможно, она уязвлена, но промолчала. Оливия заняла место рядом с моряком. Она могла быть такой нежной, и вдвоем нам хорошо, но сейчас я ничего не хотел знать. Я не собирался рисковать, не имел права.

— У вас где-то есть нож, — сказал я. — Сам вам его дал Для метания не годится — летит плохо, поэтому и не пытайтесь. Патроны же у вас кончились. Что же касается вас, мисс Дарден, — станьте рядышком с ними. Я не знаю, чем вы вооружены, поэтому не шевелите руками, даже если где-то и очень зачешется.

Я вновь исхитрился подняться. Сменил на минутку руку, в которой держал пистолет, вытер ее о штаны. Неизвестно, будет ли этот маленький пистолет Кроха стрелять вообще, обойма могла кончиться, но ведь и они этого не знали. Я махнул рукой. Они отошли. Я прошел вперед и изловчился поднять оружие Брейтвейта, не растянувшись на полу. Оказалось, что он заряжен. Испанский пистолет 22 калибра я сунул в карман пиджака. Я был в порядке, если мог еще держаться вертикально.

— Поль, вы перетруждаете свою ногу, Вы ведете себя как сумасшедший, — сказала Оливия. — Да и этот удар по голове…

— Давайте не торопиться с диагнозом, мадам, — сказал я. — С лечением тоже. Со мной все как полагается. В медицинской помощи не нуждаюсь. Мне нужно только найти шприц. Всего лишь один маленький шприц, и все мы отправимся по домам.

— Я не понимаю, — пожаловалась было Дотти Дарден. — Я ничего не понимаю…

— Вы все поймете, — сказал я — Вот с вас-то мы и начнем Раздевайтесь.

Это всех ошеломило. Оливия ахнула и посмотрела на меня изумленно. Брейтвейт уставился с явным возмущением. Маленькая блондинка тоже явно считала меня чудовищем.

— Что? — переспросила она.

— Вы же все слышали, — сказал я. — И не пытайтесь доказывать, что вы не в счет, потому что считаете себя сторонним наблюдателем. Вы, может, и невинны в каком-то смысле, но к этому делу уж точно причастны. Вы работали на доктора Хэролда Муни, независимо от того, спали с ним или нет.

— Разумеется, нет! Такое может утверждать только грязный лжец! И если вы думаете, что я разденусь в присутствии всех вас…

— Не надо притворяться, дорогая, — усмехнулась Оливи».

— Вы же знаете, что разденетесь с удовольствием, вот только бы еще все зрители были мужчинами.

— Оставьте, док, помолчите! — попытался я урезонить Оливию. И обратился снова к блондинке: — Давай, Дотти. Не заставляй меня быть грубым.

— Сэр, — произнес Брейтвейт. — Сэр, я не думаю…

— Давай же, — сказал я угрожающе, — выполняй приказ, Дотти!

Она помедлила, затем гордо откинула голову, отчего меня пронзило воспоминание об Антуанетте Вайль, живой еще так недавно. Еще одна барышня, которая поневоле ввязалась в игру, что ей не по зубам. Дотти бросила укоризненный взгляд на Брейтвейта, явно обвиняя его в этом унижении, его, а не меня. Она быстро расстегнула сверху вниз свою униформу, сбросив ее, как пальто, и передала мне. Розовая нейлоновая комбинация взвилась над головой и тоже оказалась в моей руке. Ничего я не обнаружил. Оставшееся не имело смысла снимать, разве что белые туфли.

Она с вызовом стала расстегивать лифчик. Она уже упивалась собой, ситуация доставляла ей какое-то извращенное, противоестественное удовольствие — она стояла перед нами почти нагая, а все на нее смотрели, хотя и пытались отвести взгляды.

Лифчик был таким, что в нем ничего не скроешь, кроме того, чем одарила природа. Я откашлялся.

— Необходимости в этом нет, — сказал я. — Снимите только туфли и переверните их подметками вверх. Отлично. Приношу свои извинения, мисс Дарден. Когда мы отсюда выйдем, можете дать мне пощечину. Мистер Брейтвейт, ваша очередь.

Он покраснел — ему и так трудно было не коситься на ладно сложенную девушку совсем рядом с ним. Очень спокойно и раскованно, даже с легкой улыбкой, она принялась одеваться, словно в своей спальне. Словно на милю вокруг не было ни одного мужчины, не говоря уже о том молодом человеке, с которым она, выражаясь старомодным языком, уединилась этим вечером.

— Мистер Брейтвейт, — повторил я.

— Что, сэр? — испуганно спросил он.

— Жду вас, сэр, — сказал я.

— Твоя очередь, Джеки, — захихикала Дотти, — раздевайся, любовничек. Развлеки нас, девочек.

— Сэр, вы не можете подозревать… — глаза его метнули молнии и в нее, и в меня. — Вы не можете подумать, что я…

— Сынок, ты наш временный помощник. Насколько мне известно, тебя как следует еще и не проверили. Тебя завербовали прямо с улицы, чтобы справиться с текущей проблемой. Так или иначе, пока неясно, почему ты решил распрощаться с мягкой морской койкой. Разумеется, и ты у меня под подозрением. Кто-то из присутствующих всадил в Муни иглу. С равным успехом это мог быть и ты.

Для острастки я направил на него револьвер. Разделся Джек очень быстро, как подобает военному. Он был атлетически сложен, с красивым загаром, хотя и малость худощав. Дотти без зазрения совести уставилась на парня и с нарочитым восторгом присвистнула, чтобы смутить его. Я сомневался, считает ли еще он ее такой приятной девушкой. Однако заботы о нравственности не вызывали у меня головной боли. Да и вообще я находил такое поведение более естественным, нежели румянец от смущения. В конце концов, она профессиональная медсестра, а времена королевы Виктории давно уже канули в Лету.

В одежде Брейтвейта шприца не было. Я бросил ее ему назад и глубоко вздохнул. Мы вдоволь посмеялись. Мы налюбовались вволю двумя прекрасными юными телами и уже достаточно откладывали этот момент.

— Что ж, док, — сказал я, — теперь ваш черед.

Оливия скованно смотрела на меня. Она уже съела всю непривычную для себя помаду. Выглядела она непривлекательно и даже довольно вульгарно, как та женщина, которую я встретил на авианосце несколько дней назад. Она вернулась к своему изначальному облику. Казалось, что между нами ничего не было, хотя и не совсем. В ее глазах светилось воспоминание о том, что нас связывало, — так мне, по крайней мере, казалось. Можно было прочесть в них и смущение — она, как и я, была несколько старше других. Я мысленно просил ее пренебречь своим достоинством взрослого человека, отбросить его вместе с одеждой перед лицом этих двух юных, хоть это нелегко. К тому же у нее имелись основания девицу ненавидеть.

— У меня его нет, Поль, — сказала она напряженно. — Это абсурд. Зачем мне убивать Хэролда?

— Я могу сказать, зачем, — рассмеялась Дотти.

— Помолчите, — сказал я и обратился к Оливии. — Может быть, Муни вы убили не для того, чтобы заставить его замолчать. Может быть, вы обнаружили возможность взять реванш и воспользовались ею. Вы доктор, а значит, знаете, как пользоваться шприцем, и, вероятно, даже можете отличать смертоносный состав от иного — по запаху, вкусу или как-то еще. Может быть, убийство не имеет ничего общего с тем, до чего я пытаюсь дознаться, но виновного мне надо найти.

— Только не я! — выпалила она. — Вы должны поверить…

— А что если все эти личные отношения между вами и Муни — чистой воды камуфляж и существуют вещи, в которые я не посвящен, — продолжил я. — Вы однажды уже намекали на нечто совсем загадочное. В любом случае, черт с ними пока, с мотивами. Вы сказали, что Крох мертв, док. Это значит, что вы его осмотрели. По словам Дарден, вас также позвали к Муни. Игла перешла от Кроха к Муни. Где же она?

— Я вам сказала — шприца у меня нет.

— Извините. Вам еще придется доказать это, как и другим.

— Я не буду раздеваться при вас, Поль, — тихо произнесла она. — Вам придется… снять с меня одежду силой.

— Я справлюсь с этим, — ответил я. — Но зачем так все осложнять, если скрывать вам нечего? Вы же врач. А до этого были студенткой-медиком. Какая для вас тайна в человеческом теле? Мне нужен этот шприц, док. Или я хочу знать, что он не у вас. Вам будет легче, если я попрошу: ну пожалуйста!

Она отрицательно покачала головой, едва заметно. Выжидающе выпрямилась. В ее глазах был панический страх, и я вспомнил, что, хотя мне было позволено ею овладеть, я никогда еще не видел Оливию обнаженной — она или оставалась в комбинации, или же просила разрешения переодеться в соблазнительную ночную рубашку. Может, у нее на то свои причины, пусть так. Может, дело в этом. Но если ей есть что скрывать, то оставался лишь один способ это выяснить.

Я, прихрамывая, ступил вперед. Оливия ожидала не шевелясь, но когда я протянул руку, чтобы взяться за ворот платья, она судорожно вздохнула и схватила меня за запястье.

— Нет! — закричала она. — Поль, не надо! Пожалуйста, у меня его нет. Клянусь! Вы не можете… — она помедлила и, заглядывая мне в глаза, твердо произнесла: — Вы не можете так поступать со мной, Поль!

Я ответил резко:

— Вы хотите все для меня усложнить?

— Да, — сказала она яростно, — да, и когда вы напрасно посрамите меня, не найдя того, что вы ищете, то, надеюсь, будете до конца своих дней вспоминать, как я клялась вам — шприца у меня нет.

— Я буду помнить, — я вырвал руку и снова взялся за ворот платья. В ее глазах я прочел признание поражения.

— Подождите, — задыхаясь, вдруг сказала она. — Подождите! Я разденусь сама, — она замялась. — Позвольте мне… дайте только одну вещь, Поль. В качестве любезности.

— Пожалуйста, но что вам нужно?

Она протянула руку. Я быстро отступил.

— Стойте, что вам?

— Расческу, — сказала она.

— Расческу?

— Да, расческу из вашего нагрудного кармана. Всего лишь дешевую маленькую расческу. Вы можете внимательно осмотреть ее, прежде чем дадите. Я не хочу, чтобы вы рисковали, — в ее голосе звучали горькие нотки.

Я машинально пялился на нее, соображая какое-то время, что у Оливии на уме. Затем пожал плечами и протянул расческу.

— Что же дальше?

— Теперь, — сказала Оливия и резко повернулась к Дотти Дарден, — теперь прошу разрешения расчесать ее волосы.

Наступила гробовая тишина. Дотти подняла руки, защищая свое роскошное золотое руно, чуть поникшее, но все же высящееся на ее голове, как корона. Любая женщина-полицейский заставила бы ее распустить волосы при самом обычном осмотре. Я же сплоховал.

Оливия ступила вперед с расческой наготове, и Дотти рванулась к двери. У меня хватило ума для подножки. Раненая нога подвернулась, и я грузно рухнул рядом с ней. Но успел увидеть, что она делает, и схватить за руку, прежде чем Дотти поднесла ее ко рту. Пришлось прибегнуть к грубой силе, чтобы вырвать смертоносную пилюлю.

Затем я с трудом поднялся и посмотрел на капсулу в моей руке и на хорошо сложенную маленькую девушку в больничной белой форме, теперь уже растрепанной и пыльной, сложная прическа всклокочена — Дотти показалась вдруг куда старше и совсем не столь уж привлекательной.

Над ее ухом, как экзотическое украшение, торчал стержень из металла и стекла среди спутанных прядей. Она нащупала его и запустила в меня. Прицелилась плохо — шприц вдребезги разлетелся о бетонную стену.

— Я никогда вам ничего не скажу! — она тяжело дышала. — Вы не заставите меня заговорить!

Все они так утверждают.