Черная молния

Глава 16

Долгий весенний день постепенно сменился сумерками. Город за окном больничной палаты все глубже погружался в темноту, и Гленн почувствовал, что его охватывает беспокойство. Весь этот день он находился в каком-то жутком промежуточном состоянии между тревожным сном и не менее тревожным бодрствованием. Когда он наблюдал за людьми, сновавшими взад и вперед по тротуару, и за огнями, постепенно загоравшимися в доме через улицу, у него появилось ощущение, что время каким-то странным образом отклонилось от своего привычного ритма. Весь мир вокруг него замирал в ощущении приближающейся ночи, а он только сейчас окончательно проснулся. Он был уверен, что будет бодрствовать всю ночь напролет, если, конечно, не уговорит медсестру дать ему какое-нибудь снотворное.

Вечером его навестили жена и дети.

Все было прекрасно, но с того момента, как они ушли, Гленн не мог избавиться от странного ощущения: близкие показались ему какими-то чужими, словно порвалась невидимая ниточка, которая раньше прочно связывала его с семьей. Скорее всего это ощущение было связано с действием многочисленных медикаментов. Как только он перестанет принимать их, все станет на свои места. Но сегодня, когда дети прибежали к нему после школы, он поймал себя на мысли, что не может сосредоточиться на их болтовне — на том, что Кевин в очередной раз подрался с Джастином Рейнольдсом, а Хэдер купила себе новый компакт-диск. Как же называется эта группа? «Искалеченные цыплята»? Да, что-то вроде этого.

Пока он перебирал в уме безумные названия современных рок-групп и медленно ковырялся в еде, которую принесли дети, в палату вошла Энн. Гленн всеми силами старался сосредоточиться на разговоре с женой, но его мысли почему-то уносились в другую сторону и возвращались к жуткому утреннему кошмару.

Этот кошмар весь день стоял у него перед глазами, не оставляя его в покое ни на минуту. Как только он начинал дремать, жуткие картины сразу же оживали, доставляя ему адскую боль.

Час назад к нему зашел Горди Фарбер, и Гленн немедленно поделился с ним теми ощущениями, которые появлялись у него во время сна. Не мудрствуя лукаво, Фарбер мгновенно нашел нужное объяснение.

— Разумеется, я не психиатр, — сказал он, но у меня есть большой опыт общения с людьми, у которых были те же проблемы. Вы перенесли сердечный приступ и в силу этого ощущаете себя совершенно беспомощным. А что может быть более красноречивым символом беспомощности, чем образ маленького мальчика, укрывшегося в темном подвале от жестокого отца?

— Но мой отец никогда не угрожал мне! — возразил Гленн. — Он был очень добрым человеком и никогда не поднимал на меня руку! Он всегда говорил, что порка — это анахронизм, что она унижает и оскорбляет не только ребенка, но и родителей!

Брови Фарбера поползли вверх в гримасе невероятной зависти.

— Господи, если бы мой отец придерживался подобных взглядов, — мечтательно произнес он. — Отец лупил меня без всяких колебаний, хотя, по правде говоря, я больше боялся его крика, чем побоев.

Затем доктор стал серьезным и произнес:

— Понимаете, ваш отец не имеет к этому кошмару абсолютно никакого отношения. Мы же говорим не о реальности, а о ваших снах, в которых главную роль играют определенные символы, — взгляд Фарбера скользнул по многочисленным проводам и приборам. — Вы сказали, что во сне ваш отец прикреплял к вашему телу электроды и пускал ток. А вот сейчас посмотрите на эти приборы и провода. Не кажется ли вам, что все это могло найти свое отражение в вашем кошмарном сне? — Фарбер самодовольно ухмыльнулся, обрадовавшись удачному объяснению. — А я вполне мог преобразоваться в вашего отца. Ведь доктор всегда выполняет роль отца по отношению к своему больному, разве не так?

Гленн понимал, что в подобных рассуждениях, безусловно, есть здравый смысл. Да и сам кошмар можно было легко объяснить, так как нет ничего страшнее сердечного приступа. Он до сих пор с ужасом вспоминал те тугие обручи, которые сдавливали его грудь, и ту ужасающую темноту, в которую он внезапно погрузился в машине «скорой помощи». Но несмотря на всю разумность объяснений, Гленна не оставляло чувство, что в случившемся с ним есть что-то необъяснимое и загадочное, нечто такое, что выходит далеко за пределы того, как выражается Горди Фарбер, «случая», который произошел с ним на верхнем этаже небоскреба.

Несчастный случай. Он часто вспоминал подробности происшедшего — ведь он не все время был в бессознательном состоянии и прекрасно помнил отдельные слова и фразы людей в машине. Он слышал и видел их! Даже сейчас он помнил их слова:

— Поставь триста джоулей и вруби еще раз.

— Вот так!

— Давай еще раз. Поставь триста шестьдесят!

«Джоули». Ведь это термин из области электротехники. Кто-то сказал: «Поставь триста шестьдесят и вруби еще раз».

Когда он почувствовал электрический удар, то это вызвало у него ощущение «момента истины». Это было похоже на волну, разбившуюся о гранитную скалу.

Он не был тогда в сознании.

Он был мертв. Он умер, а врачи предпринимали отчаянные попытки вернуть его к жизни.

Гленн почувствовал, что его тело покрылось холодным потом и вот-вот начнется новый приступ. Его рука машинально потянулась к кнопке вызова медсестры, но волна страха стала постепенно убывать и он устало опустил руку на одеяло.

Нет, он не умер тогда и вместе с тем был близок к смерти. Очень близок. Теперь он понимал, что был к ней намного ближе, чем ему казалось раньше.

Возможно, именно поэтому он чувствует себя сегодня несколько странно и отчужденно. Вероятно, именно этим следует объяснить его отстраненность от жены и детей.

Он откинулся на подушку и посмотрел в окно. Несомненно, он чувствует себя не так, как всегда. Да это и понятно. Как еще он может себя чувствовать после инфаркта, едва не отправившего его на тот свет…

Движение его мыслей неожиданно прервалось, когда он увидел на мокром от дождя тротуаре какого-то человека. На мгновение ему показалось, что он знает этого прохожего, но когда тот поднял голову и посмотрел на Гленна, словно почувствовав на себе его взгляд, Гленн сообразил, что обознался. Теперь он был абсолютно уверен в том, что никогда прежде не видел незнакомца, стоявшего на тротуаре.

В следующее мгновение незнакомец отвернулся от окна палаты и быстро исчез в темноте.